С Хэллоуином, Азри (джен)

СБРОС?

♡ Да

Нет

Вы вновь обретаете сознание.

Нет… Пожалуйста…

Пожалуйста… Путь в этот раз…

Пусть в этот раз получиться…

П у с т ь в э т о т р а з б у д е т л у ч ш е, ч е м т о г д а. . .

* * *

Знакомый шелест листвы.

Флауи открыл глаза. Не от света, как это и бывает, если ты живёшь в подземелье. Он снова ощутил то же чувство слияния своего стебля с корнем, сырую землю, запах знакомой травы. Его лицо не отражало более никогда улыбки, какой бы повод для этого ни был. Он снова тут, снова ощущает эту пустоту и потерю конечностей. Как в первый раз.

Шелест становился громче. Раненное от падения дитя шло к нему, чтобы увидеться… Второй? Десятый? Тридцать первый раз?..

Не лги.

Тебя невозможно ранить.

И ты не дитя. Ты дьявол.

Новый скачок страха. Хоть какое-то, животное чувство. Что-то, в мгновение заполняющее эту мучительную пустоту. Как наркотик в море красной крови слепой решительности.

Флауи молниеносно юркнул под траву. Немое дитя, немного постояв на месте, прошло через него, растоптав зелёный кусочек травы.

* * *

Прошу… Не повторяй это снова.

Дитя повстречала Ториэль. Робкие движения руками, отведение твоего бесчувственного взгляда. Что, так это правда? Ты стыдишься? Ты стыдишься того, что видел её когда-то мёртвой? Ты сожалеешь, о мерзкий человек с душой, такой, кой не было у меня?

По мере того, как дитя продвигалось далее по Руинам, я заметил нечто удивительное. Пауки, видимо, совсем ума решились на своей идее накопить на мини-автобус до этого места. Паутина стояла везде, причём её было определённо больше, чем обычно. Пауки перетаскивали пончики, кусочки тыкв, мётлы…

Руки.

Что это было? Откуда у этих… Относительное безобидных созданий человеческая плоть? Уж не память ли о шести павших до этого чудовища дала о себе знать после стольких…

Дитя стояло неподвижно. Ториэль только что отпустила его. Пошла по делам, оставляя маньяку время на исполнение плана.

Я видел, как сзади него прыгал ничего не подозревающий Фроггит. Не испытывая ни к одному из них малейшего сочувствия, я не мог снова допустить их смерть… После того, как моя память сохранилась навечно… Истинного сброса более не произойдёт.

— Беги, — прошептал я ему. — Тот, что сзади. Это… Человек. Пожалуйста, уходи. Он убьёт тебя.

Но к несчастью дитя уже обернулось навстречу к монтро-лягушке. Зажмурившись, сжав покрепче в руке палку, оно… Ушло прочь.

Сколько таких трюков я видел. Это сейчас ты так думаешь. Ты даже не вступил с ним в бой. Ты будешь бежать от каждого, чтобы только не пощадить по-настоящему.

* * *

Я появлялся в каждом уголке, с усилием пробиваясь сквозь толстую паутину, что облюбовала почти каждую лужайку с опавшими листьями. Но человек проходил дальше. Он ничего не делал. Он останавливался около каждого монстра — на минуту или две, будто бы просто чтобы его рассмотреть — и молча уходил.

Он не подобрал нож, не ходил кругами по комнатам. Даже попытался мило пообщаться с Напстаблуком... А тот просто растворился в воздухе. Без слёз и разговоров.

* * *

Пришло время биться с Ториэль. Я уже привык без страха находиться на поле битвы, не гадая, где тебя в следующий раз обожжёт огненный шар. Вот до сегодняшнего тебя и хватит. Ты ещё не повстречал на пути ни одного, кто захотел бы тебя атаковать. Встретив того, кто сделает тебе больно, получая удар за ударом... Ты не станешь терпеть.

И всё же человек терпел. Он поднял взгляд на Ториэль, и глаза его наполнились слезами. Тонкие струи текли по его щекам, на котором то и дело промелькивал знакомый румянец.

Получая невыносимую боль огненными шарами, он прикрывал пульсирующее, уже чёрное больное место рукой. Но ни разу не упал. Не произнёс ни звука. Его здоровье восстанавливалось так же быстро, как у настоящего привидения, у которых присутствуют не все компоненты человека: нет тела, а есть одна душа. Проходя дальше и дальше по дороге к своей приёмной матери... Он...

Он вонзает нож.

Реальность плывёт. Перезагрузки глючат. В моих глазах рябь и мелькание.

Это... Всего лишь видение? Медленный топот ног, словно бы на пути к бесповоротному наказанию, казни, узнаётся уже по каменному полу. А посреди комнаты стоит Ториэль. Она плачет.

* * *

Сноудин. Так холодно... Совсем не охота вылезать из-под земли. Не верилось, но на выходе из Руин у человека был Уровень 1. Я знал, что ему было идти страшнее. Ведь был же всегда кроме меня кто-то, кто всё помнит. И он боится его.

Смешно, но... Походу, я снова ошибся. Человек, в чьей голове заведомо играл страх, оглядывался по около-лесной дорожке, точно как и я. Деревья были украшены явно не как на Рождество. Я не мог припомнить, что это был за праздник...

На деревьях висели бумажные поделки. Среди них проглядывались черепа, косы, гробы, летучие мыши... Сплошные предзнаменования смерти, что ждала всех их впереди.

Кто это развешал? А главное... Кто знал, что всё было именно так?

Уверен, это так же был Санс. Он умело подготовился к новой встрече. Некогда предзнаменовавший, что человек так никогда и не станет счастливым, он знал, что дитя вернётся, чтобы отомстить. Стало ясно, кто стал новой его целью.

— Сладость или гадость? — грозно произнёс он позади человека.

На непробиваемом лице дитя впервые показалась эмоция. Он вскочил, попятившись назад и начав выставлять перед собой руки.

— Хм... Странная реакция на такой простой вопрос. Эм, у всех свои странности. Готов поспорить, ты отлично это помнишь, — завершил он с погаснувшими в глазницах огоньками.

* * *

— Нье-хе-хе! Флауи! Смотри, какие прекрасные украшения я подготовил для своего дома! Разве не здорово?

— Это ужасно, — безвкусным тоном произнес я.

— О чём таком ты говоришь?! Это же просто Хэллоуин! Праздник, чтобы повеселиться и насладиться конфетами! Ничего страшного не произойдёт, я уверен! Неужели, ты ни разу не слышал про Хэллоуин?!?!

— Нет, Папирус. Ни разу, — ответил я, не потрудившись соорудить на своём соцветии улыбку.

— Как ты мог не знать!!! Хэллоуин это... Это... Это когда очень весело и сладко!!! Особенно скелетам!!! Ньях! — он встал в благородную позу. — Иначе и быть не может, когда устраивают праздник в честь меня!

— Чего?

— А ты думал! Если ты не заметил, в каждой школе монстров нынче делают поделку в виде моего лица!!! — он увидел, как я сжал лепестки. — Эй, послушай. Я, Великий Папирус, никогда не позволю, чтобы кому-нибудь причинили вред. Обещаю! Просто… просто попробуй расслабиться и насладиться праздником. Доверься мне, Флауи.

Хэллоуин, значит? Отлично мне помнится его самоуверенная натура, но... Мог ли это действительно быть праздник в честь Папируса? Не думаю, что в этом месте стали бы когда-то чествовать смерть.

* * *

Пока я останавливался у единственного монстра, который считал меня «другом», дитя продвинулось до самого Водопадья.

В Водопадье было сыро и темно. Я не мог видеть ту сказку, что видел Папирус. Каждый раз, когда человек проходил мимо тёмной пещеры, огибал сверкающий водопад, делал шаг в непроглядной комнате кристаллов фонарей, я словно бы слышал звук убийства. Он всегда останавливался на долго именно здесь. Именно здесь он, став улыбаться каждой жертве, почувствовал это на вкус.

Я трясся с каждым появлением его низкого, но такого высокого чёрного силуэта, тонущего в абсолютной пугающей тьме. Каждый раз будто бы прижимающей к груди чужую рваную тетрадь, он бродил мимо бесчисленного количества тыкв с жутким вырезом глаз и рта, которые ничем не отличались от его физиономии тогда; он двигался, словно заказной киллер, проникая меж тёмных уголков, поджидавший со знакомым оружием свою новую жертву.

Тыквы на каждом, ваши пестики, углу. Вылезая из под земли, я через раз встречался лицом к лицу с этой страшной вырезанной пародией на беспощадного маньяка. И всякий раз первой мыслью было одно: это он пришёл, чтобы вновь расчленить меня.

* * *

Андайн пришла из-за воды в себя.

Те секунды, когда открылись её глаза, и они просто разошлись — оба несостоявшиеся на этот раз убийцы — были сакральными. Тогда я отлично понял.

Фриск... Пытается исправиться. У него действительно есть цель пощадить. Есть цель пройти новый путь пацифистом.

В голове эхом отзвучало: «В этом мире... У Б И В А Й И Л И Б У Д Ь У Б И Т».

* * *

Они с Андайн посидели очень... Неплохо.

Рану, которую причинило его прошлое, уже, наверное, ничто не залечит.

Рыба не стала предлагать ему дружбу. Она смотрела на него. Смотрела, не веря. Не было в её словах узнаваемого трепета борьбы, прежней заинтересованности, жажды к вызовам. Она рассказала ему об Азгоре, попытках его сразить. Улыбнулась, понастольгировала. Затем... Спалила хату. Всё как обычно.

Но нет. Это было по-другому.

Она сканировала его на потенциальную опасность, с трудом поверив, что ныне Фриск безопасен; а в этом мне, вероятно, стоило доверять Андайн. Они разошлись вроде как на дружбе... Но что-то оставалось витать в воздухе. Часть недоверия. Подозрения. Стражница не излечилась от людской ненависти. Ничего не будет, как могло быть.

* * *

Здесь он пытался завести дружбу с Альфис.

Я наблюдал, постепенно удовлетворяя любопытство, с какими флэшбэками осталась она. Именно Альфис спасла монстров Жаркоземья, когда пришлось действовать.

Она была всё так же приветлива, как было всегда. По каким-то причинам... Он не мог убить её ранее. Человек так её и не увидел, когда его встретил в лаборатории Меттатон. Сейчас же он рассматривал Альфис с любопытством и, я готов был поспорить, куда более глубоким молчанием.

* * *

31.10

— Спасибо тебе за эти моменты, правда... Примерка этих остроконечных шляп... Эм... Прости меня, если странно вела себя на свалке. Там действительно было немало полезных вещей. Как мы прогулялись с Маффет... В этот день она была той ещё милашкой. Не понимаю, почему ты так расстроился... Ещё та ролевая переписка... В метре друг от друга. Пожалуй, ты убедил меня в том, что мне действительно подходит роль преподавателя зельеварения. Совместное выпрашивание конфет... Ха-ха... Если бы не ты, я век бы не подошла к другим монстрам. Ранее я общалась с другими только по монстрнету.

Она описывала события наконец наступившего праздника, к которому подземный мир готовился неделю.

— Благодаря тебе я... Стала уверенней, — дрожала Альфис.

Опять этот тщательно заготовленный сценарий. Удивится ли человек, когда узнает, какую роль она играет в своём героическом спектакле?

— Как она.

...

— Ты знаешь... Андайн однажды спасла меня, когда, казалось, моя жизнь готова была навсегда оборваться. Я стояла на свалке, у самого высокого водопада. Никто оттуда не выбрался бы. В этот момент проходила она. Она нашла эти допотопные диски с аниме и... Если бы она умерла... — она надолго замолчала. — Когда я увидела по камерам, что сюда пришел человек... Я так боялась... — Фриск трясущейся рукой опустил телефон и завершил звонок.

* * *

Ну что же.

После всего этого... Пришло моё время?

В тот же день... Когда я не успел толком налюбоваться всеми этими атрибутами... Маффет, царица праздника, за которой наблюдать со стороны было одно удовольствие. Кладбищем в Новом Доме. Отменными шутками братьев-скелетов. О мой Бог, даже мне зашли некоторые из каламбуров про актуальные сегодня для каждого дома черепа, к которым присоединился Сноудрейк. То, как веселились Альфис с Фриск...

Пришла пора разорвать оковы начертанного бездействия, как их разорвал Фриск, словно нить судьбы, которая вела его, как марионетку, к Азгору. Это было предначертанно. И одновременно это был его выбор.

В Подземелье царила особая атмосфера. Жители, несмотря на заточение, старались создать иллюзию праздника. И даже те тыквы... Какими бы они ни были... Они были отражением моей природы. Злобная гримаса, которая должна нести смех и радость. Или наоборот — невинная улыбочка, несущая в себе зло и нечисть. И пусть я не мог насильно вызвать в себе эти чувства, нужно освободить дорогу тому, кто поможет мне это сделать, чтобы претворить то, что нужно. Истинную концовку.

Скоро маска будет сброшена. Скоро я стану самим собой, Азриэлем, богом Гиперсмерти, разрушителем барьера.

Но сперва... Азгор умрёт. И я снова стану этим чудищем?...

Но я не хочу.

Я не хочу усложнять процесс. Как бы ни был я бесчувственен, я не стал бы вновь мучать Фриск. В этом нет необходимости. Пускай я оправдывал себя за отсутствие души... Я не такое чудовище.

Андайн. Альфис. Санс. Все они избавлялись от бездействия, чтобы предотвратить Геноцид.

Я не пешка в этой игре. Я почти единственный, кто помнит истинные события этого места. Я должен упростить это. Хэллоуин — идеальный день для революции... Сама тьма гуляет по улицам, занимая на этот день главенство. И моими усилиями можно удачно завершить её царствование, сменив на свет.

Может...

Во всяком случае, одного сейчас не понимает никто, кроме меня. Фриск не исправится. А седьмая душа нужна мне не для могущества. Если я не могу его убить, нужно помешать умереть Азгору. Его душа — седьмой и последний ключ, который нужен мне любой ценой.

* * *

— Человек... Было приятно познакомиться с тобой... Прощай.

Его, как и меня когда-то, опалило знакомое пламя...

Что?

* * *

— Дитя, я думаю, тебе придётся остаться тут на какое-то время. Но посмотри на всех тех, с кем ты подружился! Мне кажется... Что здесь ты будешь счастлив...

* * *

— Скажем так... Маленький цветок помог мне.

— Маленький... Цветок?...

Мой выход.

— Ты ИДИОТ. Пока вы все тут мило болтали, я получил доступ к человеческим душам. Но не переживай. Я-то использую их во благо, не так ли? Я долго наблюдал за тобой. И мне хочется тебя отблагодарить. Попытка исправить ошибки прошлого это, конечно, благородно. Но я тебе не верю. Есть пятна, которые не смываются. Ты всех пощадишь, и что дальше? Снова нажмёшь на СБРОС и вернёшь рывком сознание всех на прежнее место? Отныне ты перестанешь быть хозяином временных линий. С новой силой... Мне придётся стереть то, что есть... И создать новую.

Фриск, впервые за столько лет, улыбнулся. Что-то в его глазах сверкнуло, будто передавая мне привет.

* * *

Поверхность.

Все... Сдружились?

Я снова Флауи. Вернулся ровно к тому, чем был меньше часа назад.

Я незаметно вылез из-под земли, встав позади большой тени друзей, чтобы не мешать им смотреть на солнце. Этим питаются здешние цветки. Ветер на горе Эббот непривычно обдувал мои, казалось, неуязвимые лепестки. Впервые я чувствовал высоту. Маленький цветочек, стоящий на вершине около нового, предстоящего, неопознанного мира.

Все они молчали. Ториэль сложила руки. Азгор, как всегда, стоял прямо и непреклонно. Папирус и Санс. Альфис и Андайн. Они все стали друзьями. Но что-то витало здесь, посреди чистого воздуха. Ложка дёгтя в бочке мёда, отрава, внедрённый неисправный код сбоя. Не было понятно, что именно. Но над всей этой сценой... Царствовали флэшбэки, иллюзия, искажение.

Плевать на золотую концовку. Их отношения не будут, как раньше.

Каждый по отдельности начал уходить. Совершенно холодно, без слов.

— Чара, ты с нами?

Упавший человек молчал.

Чара?...

Ториэль, оставшаяся последней, осмотрела дитя напоследок. Затем тоже удалилась, будто вопрос, останется ли она с ней, был риторическим.

Человек остался один, глядящий, как искушённый самоубийца, вниз, на подножие горы. Внезапно... Так, словно чувствуя сердцем красоту этого места, дитя сжало сине-розовый свитер в области сердца рукой. Рука затряслась. На человеческом лице показалась боль. Завсегда нейтральное лицо вновь выдало редкую эмоцию.

Губы затряслись, оголились сжатые от сдержанного крика зубы. Ноги подкашивались, и создавалось ощущение, что мне достаточно было на них подуть, чтобы они рухнули. Но человек, преисполненный решительностью, стоял. Вдруг человек поднял голову вверх, и связки впервые выдали его детский ор. Резко его грудь сжала вторая рука, а глаза, обращённые к небу, начали открываться, выдавая красные зрачки. Непонятно откуда из них потекла кровь, оставляя на всём лице красные потёки, а глаза словно заполнила тьма. Две круглых, как блюдца, чёрных дыры.

Человек не своей волей улыбнулся. Теперь уже его рука плавно коснулась левой груди, на которой появилось, высветившись, алое сердце. Одновременно с этим он замелькал, как один сплошной глюк, и с каждой секундой зелёный свитер и до ужаса знакомая жёлто-кремовая полоса посередине оставались на теле всё дольше.

Неуловимо на лице человека сменялись кричащая, умоляющая физиономия Фриск и улыбающееся выражение первого упавшего.

Мелькание остановилось. Красные зрачки вновь вспыхнули в чёрных глазницах. Новый человек в жёлто-зелёном одеянии выпрямился, сжав в кулаке чужую душу, в которой, точно в тюрьме, был заточён неуслышанный крик восьмого дитя.

— Сколько бы я не рассказывала... Никто не слышал о моём любимом дне там, у вас. Я помню, как страстно ты хотел однажды отпраздновать его вместе...

Она обернулась ко мне, выплюнув изо рта кровь. Знакомое лицо, всё же казавшееся почему-то куда более страшным, чем навсегда заточенный в его сердце настоящий монстр.

— С Хэллоуином, Азри.