Из одного корня (джен)

Рука касается оледенелого камня, и Локи специально не защищает её магией, чтобы согреться. Он хочет убедиться, просто проверить. Последнее дело для мага обманывать себя. Особенно, если это маг огня и иллюзий.

За спиной мерцает портал-времянка, такие, что сотнями то появляются, то исчезают во всех Девяти Мирах, соединяя их в обход Радужного Моста. Этот — относительно стабильный, он исчезнет на завтрашний день, а потом снова появится через несколько недель-дней-месяцев.

Локи опускает руку на обледеневший камень, и ничего не происходит: он успевает выдохнуть и потешить себя надеждой, что в тот момент ему просто показалось или его магия в очередной раз спасла его от обморожения в бою с йотуном. Но вот поднимается ледяной ветер, толкает в спину, забирается под одежды… и кожа на руках постепенно начинает синеть, проступают узоры…

И не остаётся сил даже ругаться.

А какая хорошая была “шутка”… Мелькает тоскливая мысль.

Так просто, пустить объёмную иллюзию йотунов в сокровищницу, спровоцировать пробуждение стража, сорвать коронацию…

Ну залезет Тор в Йотунхейм, ну устроит там беспорядки с товарищами, ну так для того он с ними и идёт, чтобы эти горячие головы кто-нибудь не притушил до скончания вечности…

Вот так и узнаёшь о себе… интересное.

Сюрприз, Локи! Ты, оказывается, снежный великан!

Он в таком раздрае, что не сразу понимает, что ветер, пробудивший его кровь, не естественный. Он магический.

— Твоя кровь сильна, — раздаётся голос за спиной.

Ну, замечательно…

Локи поворачивается и совсем не удивляется, увидев там йотуна. Лафея. Вот личность “дозорного” для него сюрприз. Но было бы глупо думать, что он один такой умный, знает, где “гуляет” времянка. Залезая в Йотунхейм, стоит быть готовым, что тебя поймают не на той, так на этой стороне. В данном случае, правда, вопрос в том, как кто-то разглядел сквозь его иллюзии… Раньше таким могла похвастаться только Фригга.

— На меня не действуют твои иллюзии, мальчик, — подтверждает его мысли царь ледяного мира.

Локи честно прикидывает, успеет ли он сбежать в портал и треснуть по нему неоформленной магией, чтобы спровоцировать преждевременное закрытие или нет? Как ни посмотри, выходило, что нет. Потому что Лафей стоит как раз между ним и выходом из этого обледеневшего мира.

Если йотун в самом деле видит сквозь его иллюзии…

Наверное, самое время начать паниковать.

Локи не питал ложных надежд о том, что ему удастся победить Царя Йотунхейма. Если уж он смог пройти через его чары и сделать это незаметно — вариант со сражением лучше сразу отбросить. В отличие от Тора, стиль Локи был заточен именно на взаимодействии с иллюзиями.

— Я не буду с тобой сражаться, — говорит Лафей прежде, чем Локи открывает рот, собираясь заговаривать зубы. — Я хочу поговорить.

Не то, что бы он верил йотуну, но выбора как такового нет. Если он сейчас попадёт в плен, проблем будет выше крыши — потом он, конечно, сбежит, возможно, даже останется цел, но вот то, что об его прогулке узнает Один… в свете нынешних обстоятельств, не самое лучшее, что может произойти.

— Это радует, — усмехается Локи, просчитывая варианты. — Полагаю, сейчас Вы начнёте с чего-нибудь на тему преданности крови?

Чего ещё ожидать от йотуна, узнавшего, что среди асов затесался полукровка? Да ещё и в ближайшем кругу цесаревича! Даже надежда на то, что Лафей не смог сложить два и два и не понял, что Локи второй принц Асгарда, пусть и нелюбимый, практически нет. Вот это он влип. Хуже Тора.

Надо, надо было просто сходить в сокровищницу и проверить на Ларце бурь! Это и проще, и безопаснее. Нет же, приспичило сунуться в Йотунхейм, да ещё и не выждав, пока всё утихнет.

Ну, не дурак ли он?

Лафей смотрит на него, и в глазах у него что-то странное.

— Ну, почему же, — спрашивает он, и вокруг фигуры великана поднимается вихрь снежинок. — Кровь, есть кровь, это правда. Но крови в тебе две, и преданность им ты выбираешь сам.

Снежинки опадают, ложась ровным покрывалом к ногам уменьшившегося йотуна. Ставшего не отличимым от аса или вана.

Локи вздрагивает.

У этой личины повелителя ледяных великанов бледная кожа, глубокие тёмные глаза, длинная коса полуночно-синих волос до пояса, узкие плечи и бёдра. И сам он, гибкий и тонкий, как энхерийский лук.

А ещё они чертовски похожи чертами лица. И Локи это не нравится. Вот совсем. Он не дурак и не наивный глупец, но по-детски надеется, что это иллюзия. Мало ли.

Лафей больше не нависает над ним, но в одеждах Йотунхейма выглядит почти обнажённым. На него даже смотреть холодно. Исключая то, что Локи не холодно. Вообще. И это в Йотунхейме-то!

Здесь даже Один ходит, кутаясь в три зачарованные шкуры, магические доспехи и заговоренные одежды, которая Фригга лично ткет и заклинает.

Лафей смотрит на него задумчиво. Очень спокойным, ровным взглядом. Не равнодушным и не подозрительным. Просто обычным взглядом.

Как давно на Локи не смотрел так никто, кроме матушки? И смотрел ли кто-то кроме нее? Локи не помнит. И не может сейчас вспомнить.

— Йотуны, — говорит Лафей, — всегда преданы тем, кого выбирают. И не важно, полукровка ты или нет.

Вскидывается трикстер.

— Я ас!

— Возможно, — соглашается царь ледяных великанов, плавно шагая вперёд, заставляя напрячься каждую жилу в теле. — Тебя им воспитали. И ты сам им хочешь быть. Это не так уж плохо, в конце концов, у всех нас один корень. Асы, ваны, йотуны и многие, многие другие из старших рас, все мы начали из одного истока. Это не меняет того, что твоя преданность уже принадлежит твоим близким.

У Лафея, по-прежнему, совсем не злой взгляд. От уголков глаз разбегается тонкая паутинка морщинок — он, когда-то, кажется, очень любил улыбаться. А ещё он выглядит моложе Одина, хотя Локи знает, что они примерно ровесники.

Лафей отходит в сторону, освобождая путь к порталу.

— Возвращайся домой, маленький ас, — со вздохом говорит он. — И больше не гуляй в одиночку. Льды суровы даже к тем своим детям, что выросли среди них.

Локи не слушает дальше. Стремительным рывком юзом проносится мимо йотуна, ныряет в портал, разрушая его за собой.

Лафей не смотрит ему в след. Вздыхает.

— Я же говорил, что не получится. Он испугался.

На заснеженном камне проявляется ещё одна фигура. Это тоже Локи. Он старше, на лице и руках отчётливо виден след времени, да и одет он совсем не так, как молодой асгардский принц.

Его на самом деле здесь нет. Он — всего лишь проекция восседающего на троне между реальностями Хранителя Великого древа вероятностей.

— Вы оба очень похожи на мать, — вместо споров говорит ему Лафей, снова окутываясь ворохом снежинок и принимая истинный вид.

Он подходит к сидящему сыну. Этот Локи тоже его сын. Просто где-то, в другой реальности всё сложилось также и немного иначе.

— Нас обоих воспитала Фригга, — возражает ему тот.

— И я благодарен ей за это, — соглашается царь ледяных великанов, останавливаясь рядом. — Но не говори мне, что вы оба не были бы счастливее, живя среди своего народа.

Локи грустно усмехается.

— Не знаю. Я ещё не видел таких вероятностей.

— Но где-то же они есть?

— Наверное, — Локи вздыхает. — Когда он предложит вернуть Ларец Бурь набегом и убить Одина — не ведись, ладно?

Лафей склоняет голову.

— Один умрёт и без меня, но спасибо.

Хранитель временных линий отворачивается.

— Мне просто интересно, повлияет ли это хоть на что-нибудь. Не воображай себе слишком многое.

— Конечно.

На ладони Лафея вырастает ледяной цветок. Цветок сияет силой льдов и холодом Йотунхейма. Царь протягивает его гостю.

— Возьмёшь? В качестве благодарности.

Локи смотрит на тонкое произведение искусства. Красиво. И очень дорого. Ледяные цветы йотунов продавались на чёрном рынке Девяти миров за баснословные деньги, по весу мастера, изготовившего их.

Локи создавать их так и не научился. Сначала было не до того, чтобы даже подумать об этом. Потом он отчаянно бежал от себя и своего наследия, а затем... ну, да, только этому ему сейчас и учиться...

— Меня здесь нет, — напоминает он с грустью, проводя бесплотными пальцами по тонким лепесткам. — Но... — он замирает в замешательстве. — Наверное, я смогу кого-нибудь за ним прислать. Не замораживай его сразу, хорошо?

Лафей соглашается.

— Разумеется.

* * *

Когда Локи падает с Радужного моста, его ловит не Танос, а Лафей.