Мой небесный судья. Последнее письмо. (гет)

"Да, я предвижу страданья, кровь и смерть. И думаю, что

трудно расстаться телу с душой. Но, Прекрасная, хвала тебе!

Страстная хвала и тихая любовь. Да святится имя Твое!"

А.И. Куприн "Гранатовый браслет"

В подземельях было также темно и мрачно, как и всегда. Факелы на стенах слабо освещали коридор, по которому шли Гарри и Гермиона. Эта часть замка пострадала во время битвы несколько меньше других, потому не заметно было особых следов разрушения — только кое-где осыпались камни и стены были покрыты копотью. Несмотря на это, под ноги то и дело попадались осколки, щепки, отколовшиеся куски мрамора...Здесь было настолько пусто, что все шаги гулко отдавались. Повсюду царила призрачная тишина, как будто все дыхание жизни, что еще оставалось здесь, стеклось в Большой Зал, где выжившие оплакивали своих мертвецов. Там давно уже собрались все преподаватели и ученики, а также прочие участники битвы. С минуты на минуту должна была начаться траурная церемония. Гарри и Гермиона, взявшись за руки шагали по длинному коридору. Душой оба были там, рядом со своими друзьями и близкими, рядом с просто занкомыми и даже совершенно незнакомыми им людьми. Со всеми, кто собрался сейчас, чтобы проститься с погибшими. Наконец, подходя к концу коридора Гарри и Гермиона замедлили шаг. Они подошли к хорошо знакомой обоим двери. Двери кабинета, который у большинства учеников Хогвартса, а особенно у Гарри, был связан с самыми неприятными чувствами, хотя причина такого отношения заключалась не в самом кабинете, а в человеке его занимавшем...

Трудно было представить себе, что еще только чуть больше суток назад профессор Северус Снейп, последний директор Хогвартса, был для них врагом, изменником и узурпатором. Правда о нем, рассказанная Гарри, вызвала очень неоднозначную реакцию. Да, те слова, которые сказал Гарри Волдеморту во время их поединка, слышал весь Орден Феникса, все ученики и учителя, все кто в тот момент находился в Зале. Но подробная история тайной неразделенной любви, история жизни, ошибок и обращения этого человека, шокировала волшебников и волшебниц. Слагхорн, например, разохался и разахался, а потом неразборчиво пробормотал что-то вроде того, что, якобы, в душе он никогда не сомневался в своем бывшем ученике. Макгонагалл, Флитвик и Спраут слушали рассказ Гарри с напряженным вниманием и во взглядах их сквозило искреннее уважение и благодарность. Другие члены Ордена были более сдержаны в выражении чувств, хотя кое-кто из женщин не мог сдержать слез, когда Гарри поведал им о разгадке Патронуса и письма. Хотя некоторым это не помешало остаться при мнении, что мера добрых дел, сделанных этим человеком была прямо пропорциональна тяжести его вины, и он всего лишь честно искупил зло, сотворенное им в годы юности. Тем не менее никто не возразил, когда Гарри объявил, что считает его заслуживающим таких же почестей, как и прочие доблестные бойцы, героически погибшие в бою. Тело его, вместе с телами других убитых, должны были сегодня торжественно предать земле.

Но в вопросе с письмом Гарри занял твердую позицию. Этот листок и фотография принадлежат ему по праву. Поступок Снейпа являлся, по его мнению, ничем иным, как кражей его законного имущества. Поэтому он вознамерился найти и то, и другое. Воспоминания Снейпа не дали юноше никакого ключа к тому, где покойный профессор мог хранить вещи, похищенные им на площади Гриммо на память о возлюбленной. В кабинете директора? Едва ли. Туда в любую минутут мог войти кто-то из учителей, или отчаянные головы вроде Невилла, Джинни и Луны, чудом вызволенных Снейпом из лап Кэрроу, после попытки стащить фальшивый меч Гриффиндора. Подумав, Гарри вспомнил о его старом кабинете, которым сейчас никто не пользовался. Как узнал Гарри — он весь год оставался запертым и туда никто не входил. Впрочем, ни у кого не возникало особого желания посещать бывшее логово предателя и убийцы. Так что если и искать — то именно там. Гермиона долго уговаривала Гарри подождать до конца церемонии, но он настоял на своем. Тогда она предложила пойти с ним и помочь ему обыскать кабинет, уверяя, что вдвоем они смогут быстрее найти письмо и фотографию, чтобы не задерживаться чересчур долго...

Гарри толкнул дверь и она неожиданно легко поддалась. Он на мгновение удивился этому, но потом понял в чем причина. "Я запечатываю свой кабинет заклинанием, которое может снять только волшебник". Эта фраза возникла в памяти Гарри сама собой и на него вновь накатило ощущение невозвратимости потери — совсем, как после смерти Дамблдора.

Внутри все было также, как запомнил Гарри. Стоял такой же тусклый полумрак и такой же пронизывающий холод. На полках, правда, уже не было столь знакомых банок со склизкими существами, а книги в шкафах и столы были покрыты толстым слоем пыли. В углу грудой громоздились ящики со старой картотекой Филча, которую Гарри разбирал в прошлом году, камин выглядел так, словно его не зажигали уже много месяцев, а стрелки часов застыли в каменной неподвижности. Гарри медленно двинулся вперед, осторожно касаясь руками разных предметов. Гермиона робко следовала за ним. Подойдя к столу, он зажег палочкой единственную наполовину сожженную свечу. Гермиона взяла ее и отошла с нею в угол. Пока Гермиона со свечой в руках рылась в коробках, Гарри открывал и закрывал ящики столов. Вдруг он обратил внимание, что на письменном столе почти нет пыли. Присмотревшись к перу и чернильнице, Гарри, к своему изумлению, обнаружил, что и тем и другим совсем недавно пользовались. Повинуясь какому-то странному наитию, он раскрыл лежавшую рядом толстую книгу в ветхом черном переплете. Сердце его пропустило удар: перед ним лежал сложенный вчетверо листок. Подозвав Гермиону, Гарри развернул его...

Листок был исписан мелким почерком, но это не был тонкий, слегка закругленный почерк его матери. Эта рука была ему хорошо знакома. Он видел этот почерк столько раз, что сбился со счета, но это не помешало ему в прошлом году не узнать его в учебнике Принца-Полукровки. И вот сейчас Гарри видел его снова. Затаив дыхание он побежал глазами по строчкам. Через плечо его заглядывала потрясенная Гермиона.