Говори со мной (гет)

— На, держи.

— Мм?

— Твои бутерброды, Рон, не будь дураком.

— Никто и не собирается, — пробурчал Рон, беря протянутый сверток.

Гермиона вздохнула, вытерла промасленные ладони о мантию и села рядом с Роном. Была суббота, погожий октябрьский денек, мелкие воды озера, на берегу которого они сидели, ровно подкатывались к подошвам их кроссовок, и в общем и целом жизнь казалась прекрасной. Кому-нибудь другому.

— Рон, поговори с ним.

— Ты опять? Сказал же, не буду, надо, пусть сам подходит, — Рон развернул сверток и придирчиво оглядел скомканные куски хлеба, пропитанные майонезом, горчичным соусом и еще Мерлин знает чем, сиротливо развалившуюся ветчину и пожухлые листики салата. Пожал плечами и принялся есть.

— Послушай, он ведь хочет подойти, хочет поговорить… — Гермиона с некоторым оторопением проводила взглядом исчезнувшую во рту Рона порцию того, что с натяжкой можно было назвать «хогвартским сэндвичем, улучшенным мастерством Рона, истинного сына своей матери». — От Гарри все отвернулись, и ты не должен был поступать, как эти все.

— А он мог мне сказать? — отозвался Рон. — Раз я его друг, мог мне сказать, что подбросил свое имя в Кубок Огня? Как-то обманул эту штуковину Дамблдора, придумал способ, а мне не сказал. Какой он мне друг после этого?

Гермиона раздраженно передернула плечами.

— Вот сколько можно об одном и том же? Мы ведь обсуждали это, договорились даже, что верим Гарри. Не стал бы он кидать свое имя в Кубок Огня, да и не сумел бы он. Ему вовсе не хочется таким образом популярность себе завоевывать, Рон, хватит чавкать в конце концов!

Рон зачавкал громче. В демонстрациях только так — идти вперед до упора, не поддаваясь на провокации.

— Если вот ты мечтаешь популярным быть, взял бы и был, — рыкнула Гермиона, с силой толкнув Рона в плечо.

Как же он ее бесил! Раздражал неописуемо, заставлял думать о себе, даже на уроках, даже на любимой нумерологии, постоянно ее отвлекал! Рыжий, нескладный и наглый. И выражение лица-то все время такое… такое… ну словно он ни в чем не виноват, а ведь виноват, еще как виноват, о чем прекрасно знает! Рыжий, наглый, нескладный, вредный… ух!

— Да с чего ты взяла? — оскорбился Рон, торопливо дожевывая бутерброды. — Никем я не мечтаю, я сам по себе хорош. Вот. И вообще — иди к Гарри и ему мораль читай. Ко мне пристала, видишь ли, словно я…

— Ах, я пристала, значит? — Гермиона чувствовала, что щеки заливает краска. Еще немного — и она придушит Рона его же собственными кривыми лапами. К Гарри? К Гарри! — Я ходила к Гарри!

Рон подавился куском ветчины.

— Ходила? — просипел он. — Ты ходила к нему? Предательница!

— В отличие от тебя с Гарри хоть поговорить можно. Он не размахивает руками как ветряная мельница, не орет, не жует постоянно, не бормочет себе под нос всякую ерунду и не заглядывается на вейл! Гарри — мой друг.

— А я тебе не друг, получается?

Гермиона осеклась. Внезапно, как бывает в минуту смутного озарения, в душе возникло томление. Черты ее лица разгладились, гневная линия рта смягчилась, а взгляд устремился на горизонт.

— Ты мне не друг, — нараспев сказала она. — Нет, я думаю.

Сердце Рона сделало кульбит. И ужасная идея, что испуганной птицей металась по его сознанию, идея, что нужно притянуть Гермиону к себе за тонкие запястья, показалась вдруг такой настоящей идеей, такой правильной… просто блестящей.

— То есть… ну, конечно же, друг… — удивляясь себе, пробормотала Гермиона.

Она увидела выражение лица Рона и залилась краской.

— Такой же, как Крам? — мягко спросил Рон.

Гермиона зачарованно следила за его пальцами, которые накрывали ее ладонь.

— А? Крам… Виктор… ты что? — она со сдавленным смешком спрятала руки под коленками. — Он-то здесь при чем?

Рон молчал, не сводя с нее серьезного взгляда. Гермионе стало стыдно.

— Рон… — беспомощно сказала она.

Он улыбнулся. Собрал остатки своей, за неимением лучшего слова, трапезы, покидал их призывно махавшему щупальцами кальмару, отряхнул ладони и, вытянув ноги, откинулся на траву.

— Гарри, может быть, и ни при чем, но мириться он должен подходить, — заметил он. — Нечего мне за ним бегать.

— Рон!

— Да-да, и не спорь.

— Ты невыносим.

— Вот послушай…

И Рон стал рассказывать о своей несчастной жизни, а Гермиона стала скептически вскидывать бровями, передергивать его и возражать.

Вскоре ее ладошка робко нашла его ладонь. Он погладил ее пальцы, сжал их. И все было хорошо. Они продолжили спорить.