Седые волосы (гет)

Я подошла к туалетному столику и села напротив зеркала.

— Ну, Гермиона Уизли-Грейнджер, поздравляю с семидесятилетием! — улыбнулась я самой себе, и в голове тут же всплыл голосок из прошлого: «Разговор с самим собой — первый признак сумасшествия». Хотя в таком возрасте в этом нет ничего странного. Спасибо еще, что не стала маразматичкой и сохранила, надеюсь, ясный и живой ум.

Сегодня мне исполняется семьдесят лет… Если уж быть точной, то ровно в двадцать минут седьмого. Отметят со мной эту дату только родственники и самые близкие друзья.

Вы подумаете: «Скромный праздник». Не в моем случае. Не тогда, когда ты являешься частью одной из самых больших семей магической Британии — семьи Уизли. Не тогда, когда семья Поттеров лишь немного отстала от Уизли. В общем… почти восемьдесят человек… Вот такая "маленькая компания" самых близкий людей.

Я нашла на туалетном столике красивый резной гребень из драконьей кости. Его мне на пятилетие совместной жизни подарил Рон. Даже представить страшно, как давно это было.

Безделушка была не просто красивой расческой — свойства кости дракона позволяли мне приводить в порядок не только свои волосы, но и мысли.

Внизу послышались голоса первых гостей. Наверняка Хьюго — он всегда приходит раньше всех.

— Привет па! А где мама? — я не ошиблась — это действительно был сын.

— Наверху, скоро спустится, — ответил ему Рон, и в следующую секунду его спокойный тон изменился на воркующий и ласковый дедушкин голос. — Кого это я вижу?! Неужели это моя Эмма!?

— Дедуля! — наша самая младшая внучка обожала деда, что было неудивительно — этой малютке мы прощали всё.

Улыбаясь, я расчесывала волосы. Удивительно, но они по-прежнему оставались пышными и сохранили теплый каштановый цвет — ну, за исключением всего двух седых прядей. Каждая из них — страница моей жизни, и я их никогда не прятала, хотя первая появилась всего-то в восемнадцать…

Утром 3 мая 1998 года ей хотелось только одного — спать. Очень долго. Очень крепко. Где-то на задворках сознания чувствовалось невероятное облегчение от того, что все закончилось. Чуть громче было ощущение боли от потери друзей. Словно откололи кусок души.

Кусок души… Даже сегодня, спустя полвека, она содрогалась от сочетания этих слов — «осколок души». Как же она тогда мечтала о сне без сновидений, но вместо этого истощенное, измученное сознание подкидывало ей кошмары и не давало проснуться, словно желая засосать во тьму, в безнадежность, в тоску и боль.

…Ее окружали зеленые лучи смертельных проклятий. И друзья падали, как подкошенные, под звуки безумного смеха Беллатрисы. Фред, Люпин, Тонкс, Колин Криви… а вслед за ними и Джинни, и Невилл, и Луна. Мертвые тела усеяли землю. А она не могла вымолвить ни звука. Ни одного. Стояла по колено в крови и молчала. Откуда-то в голове взялась глупая мысль: «Авада Кедавра не оставляет ран на теле, почему здесь кровь?» А красная вязкая жидкость все прибывала и прибывала — река крови закружила ее в водовороте. Как же она хотела проснуться, чтобы не утонуть, не захлебнуться в этой крови. Хотела, но не могла.

А потом окружающая ее действительность изменилась, и она очутилась недалеко от озера. Вокруг была кромешная тьма. Где-то впереди она увидела холодное белое сияние. Спустя несколько шагов она поняла, что это гробница профессора Дамблдора. Еще три шага… У нее помутнело в глазах — на белом мраморе гробницы, словно жертва на алтаре, лежала знакомая худощавая фигура темноволосого мальчика. Бледное лицо, разбитое стекло в одной из линз круглых очков, знаменитый шрам на лбу. Его зеленые глаза закатились, в них больше не было жизни, не было света, тепла. Ничего не было.

— Гарри… — прошептала она и тут увидела, как по белому надгробному камню стекает ярко-алая кровь. — Нет… Нет… — шептала она. — Это же сон! Это не может быть правдой, это сон! Нет! — ее голос сорвался на крик, но она снова не могла проснуться.

— Гермиона!

«Живой!» — мелькнула в голове мысль, и она кинулась в ту сторону, откуда послышался знакомый голос.

— Рон!

— Гермиона! — из-за деревьев показалась рыжая шевелюра, и через мгновение родные, теплые руки заключили ее в объятия.

— Рон! — она подняла на него полные ужаса глаза. — Все мертвы! Все!

— Держись, родная! — он схватил ее за руку и помчался сломя голову к развалинам, которые когда-то служили им вторым домом.

«Даже Хогвартс мертв» — подумала она в отчаянии. Она не знала, куда они бегут и что их ждет дальше. Ей хотелось только одного — чтобы Рон всегда держал ее за руку, ей хотелось больше никогда не видеть крови и застывших глаз, но тут со всех сторон их окружили Пожиратели Смерти. Не меньше десятка заклинаний полетело в их сторону…

— Нет! — заревел Рон и повалил ее на землю, закрывая своим телом

«Что он делает! Мерлин Всемогущий, что он делает?!» — лихорадочно думала она, но тут все звуки резко стихли, и она поняла, что Пожирателей больше нет.

— Рон! — она выбралась из-под него. — Рон, очнись!

Он открыл глаза, невыносимо яркие и светлые среди окружающей их тьмы.

— Гермиона, — прохрипел он, едва шевеля губами.

— Не умирай, Рон! Не оставляй меня! Пожалуйста, — тщетно молила она.

— Прости, — прошептал он и его голубые глаза замерли. Еще секунду назад в них была боль и любовь, а сейчас — только смерть.

Ее начали душить рыдания… От крика саднило горло, она не знала сколько прошло времени, но вдруг почувствовала, как чьи-то руки крепко схватили ее.

— Проснись! Гермиона, слышишь! Проснись! — кто-то очень сильно тряс меня за плечи... хотя почему — «кто-то»? Я узнала этот голос, и шок заставил меня открыть глаза.

— Рон, это ты? Правда ты? — в комнате было темно: плотные шторы не позволяли лучам солнца проникнуть сюда, поэтому я не могла четко видеть силуэты людей, находящихся рядом.

— Да, милая, это я, — ответил он мягко, прижимая меня к себе. — Гарри, пожалуйста, открой шторы, чтобы она убедилась в этом!

Через несколько секунд в комнату ворвался яркий свет, и я увидела родное веснушчатое лицо. Рон потрясенно смотрел на меня

— Мерлин! Гермиона! — воскликнул Гарри, подойдя к кровати.

— И ты живой! — вздохнула я с облегчением, не обращая внимания на взгляды мальчиков.

Рон протянул руку к моим волосам и дотронулся до них.

— Что такое?

— У тебя седые волосы… — прошептал он.

Вскочив с кровати и подбежав к большому зеркалу, я увидела широкую, в два пальца, седую прядь в своих волосах...

— Но вчера ничего не было! Гермиона, когда ты уходила в спальню — ничего не было! — изумлялся Гарри.

Некоторое время я молчала, вглядываясь в свое новое отражение, а потом ответила:

— Вчера вы были живы, а сегодня ночью… — я замолчала.

— Гермиона! — Рон подошел ко мне и обхватил мое лицо ладонями. — Это был страшный сон. Я здесь, я живой. И поверь мне, Грейнджер, я тебя никогда не оставлю. Так просто ты от меня не отделаешься!

— Вот и хорошо. Я хочу всегда быть с тобой, — я обняла его и тихо заплакала. Гарри подошел к нам и положил свою руку на плечо Рона. Мы были вместе. Мы были живы.

Прошло уже полвека, а я до сих пор помню каждую деталь того кошмара. Кровь и пустые глаза друзей, тело моего лучшего друга, нет — брата — возложенное на алтарь победы, и голубые, мертвые глаза Рона…