Отдых по-магловски (гет)

Вода в реке прозрачно-зеленая. Сквозь призму водной толщи серебрит боками рыба, от мальков, до вполне приличного размера взрослых особей. Жарко. Лето в этом году выдалось необычайно засушливым, и река обмелела, но на её берегу, в тени раскидистых ив, вплотную подступающих к воде, можно отдохнуть от непереносимого пекла.

Я люблю здесь бывать. Это место для меня особенное. Несколько лет назад именно тут я узнала, что такое любовь. Хотя нет, здесь я ПОНЯЛА, что такое любовь. Поняла, что это умение отпускать, умение жить лишь знанием о здравии и счастье любимого человека… Здесь я научилась прощать. Не предательство, нет. И не боль… Это я научилась прощать уже давно. Здесь я сумела простить трусость любимого…

Он сейчас живёт в Лондоне. Вернул себе то, что было у него отнято в наказание. Не скрою, я сделала всё от меня зависящее, чтобы так случилось, и дорогой мне человек, наконец, смог жить своей жизнью. А потом я исчезла. Как там, «Мавр сделал своё дело. Мавр может уходить»? Вот я и ушла…

Канада — волшебная страна, спасавшая меня столько раз… Первый раз она спасла меня во время войны, спрятав на своих просторах моих родителей. Второй — вернув мне способность радоваться жизни после Победы. Тогда мне казалось, что душа моя навсегда разучилась чувствовать что-то, кроме боли потерь, страха, отчаяния.

Третий раз она спасла меня после разрыва с Роном, заставила обрести новый смысл жизни и помогла простить предательство мужа. Тогда мне было двадцать, и наш брак с Рыжим, казавшийся таким перспективным и счастливым союзом, развалился едва начавшись. Мы всё же слишком разные люди, но я его любила… Я знаю, он испытывал ко мне настолько же сильные чувства, но в нашей любви не было главного, не было родства душ, как бы высокопарно это не звучало. Да, мы ценили друг друга, но оказалось, одних эмоций мало. Это Канада помогла мне остаться с бывшим мужем друзьями.

Это Канада спасла меня, когда я захлебнулась одиночеством в окружении близких людей. Я виделась с друзьями чуть ли не через день. Джинн, счастливая в замужестве с моим зеленоглазым другом, на пару со своей матерью пыталась меня засватать, словно чувствуя вину из-за того, что мой с Рональдом брак оказался неудачным. Невилл и Луна то и дело подкидывали мне, понянчиться, своих близняшек. Нет, это мне не мешало, я люблю своих крестниц, ребята просто не хотели оставлять меня одну. Гарри не давал скучать на работе, атакуя еженедельно новыми загадками, благодаря чему я стала ведущим специалистом Отдела Исследований Черномагических Проклятий. Согласитесь, немало в двадцать три года. Но работа со временем превратилась в рутину. Красивый особняк, подаренный нам с Роном Министерством, как героическим новобрачным, обещавший стать прекрасным родовым гнездом, и оставленный мне Рыжиком после развода, был пустым и холодным. А поделиться своим одиночеством было не с кем, несмотря на огромное количество людей дорогих и близких мне. Просто они бы не поняли. И, в конце концов, я уехала к родителям. И эта страна спасла меня в четвёртый раз.

Мне было двадцать четыре года, и за моими плечами была война, неудачное замужество, головокружительная карьера. И одиночество. Я устала от друзей, устала от работы. Я взяла длительный отпуск и уехала к родителям, воспитывавшим моего младшего брата, рожденного в день нашей Победы. Я гордилась тем, что мой брат тоже оказался магом, это было исключительной редкостью: два ребенка волшебника в магловской семье. У родителей, спустя почти месяц моего отпуска, во время которого я училась получать удовольствие от своей грусти, меня нашла сова Джинн. Ребята приглашали провести с ними несколько недель, обещали сюрприз.

Я не хотела принимать в этом участие, но неожиданно согласилась. Просто на берегу, возле самой воды росла ромашка, и я загадала: если выпадет ехать, поеду.

Вот и случилось так, что, спустя две недели, я брела по раскалённому асфальту под нещадно палящим солнцем и грязно материлась, проклиная Джинн с её совой, дуратскую ромашку, хотя уж растение вряд ли было в чем-то виновато, Гарри с его затеей обратиться в «Бюро экстремального отдыха» и само «Бюро», придумавшее для нас столь сомнительное приключение. Название данной потехи звучало: «Отдых по-магловски». И я даже сперва восприняла эту идею весьма положительно, с воодушевлением окунувшись в подготовку.

Добирались поодиночке, устроив своеобразное соревнование: кто первым окажется на месте, то есть в небольшом коттедже на берегу Эгейского моря, в деревушке с приятным, но трудно произносимым названием. Я ни грамма не сомневалась в своей победе, учитывая происхождение и уровень интеллекта. В назначенный день, попрощавшись у «Дырявого котла», мы двинулись в путь.

Меня хватило ровно на неделю. В понедельник, преодолев Ла-Манш, я села на Автобус до Парижа, не удержавшись и решив посетить так любимый мною город. Но времени было мало и пришлось ограничиться лишь вечерней прогулкой по ярко освещенным романтичным улочкам. Утром вторника, опять же автобусом, я отправилась в Берн, пересев там, в среду, на поезд до Вены. Всё бы ничего, вот только для меня оказалось неприятной неожиданностью то, что я стала чужой в мире маглов. Я настолько привыкла к магии, что, лишившись её, почувствовала себя инвалидом, мало на что способным. В четверг меня ждал Будапешт, в который я приехала автобусом, распрощавшись со строгой Веной. В пятницу я была в Белграде, а в субботу в Софии, где с трудом удержалась от встречи с Виктором. За Софией меня ждала Греция!

Ах, страна мраморных Аполлонов и Афродит! Страна, родившая Гомера, который подарил миру Одиссея и Ахиллеса! Славная Эллада, куда не гнушались спускаться боги со своего Олимпа! За что, о чудесная страна, ты так возненавидела меня в воскресенье?

Стоило только мне пересечь границу Болгарии и Греции, как на меня посыпались неприятности. Сначала меня обокрали. Вместе с деньгами я потеряла возможность добраться до места автобусом. Пришлось, тщательно сверяясь с картой, передвигаться автостопом. Часть пути я преодолевала пешком. На одном из таких «пеших» участков, меня настиг проливной дождь, в считанные минуты промочивший меня и весь мой багаж до нитки, хорошо, что документы и другие необходимые влагонестойкие вещи были надежно упакованы в целлофан.

А с наступлением вечера меня атаковали комары. И если москитная сетка худо-бедно спасала от укусов, то противный, раздражающий писк не давал уснуть, и я всю ночь проворочалась, совершенно не отдохнув. Утро встретило меня тишиной и долгожданной прохладой. Как прекрасна Греция утром…

И как отвратительна она днём! На небе не было ни облачка, укрыться от палящего солнца в жалких придорожных кустиках не представлялось возможным. Запас минеральной воды подходил к концу, да и то, что осталось, стало теплой чуть солоноватой бурдой, совершенно не утоляющей жажду.

Волосы, собранные в кривой хвост, прилипли к мокрым от пота спине и лицу, раздражая и ухудшая и без того паршивое настроение. Топик, бывший когда-то, белым, напоминал грязную половую тряпку. В одной из пройденных мною деревушек на последние магловские деньги я купила жуткого вида бейсболку, оказавшуюся бесполезной при таком солнце, только голову натирала. Босоножки на стильном каблучке, таком удобном для недолгих прогулок по городу, стали моим наказанием. Ноги нещадно ныли, я ежеминутно спотыкалась о рассыпанные на обочине дороги камни. Но идти босиком было невозможно, асфальт так нагрелся от солнца, что казалось, будто идешь по раскалённым углям.

В очередной раз, налетев на коварный «булыжник», я подвернула ногу и упала, угодив задом, обтянутым белым хлопком шорт, в придорожную пыль.

Сил ругаться уже не было. Беглый осмотр повреждений показал ссадину на икре и оторванный ремешок босоножки. Я заплакала.

Моё отчаяние было столь велико, что красный кабриолет я заметила лишь, когда он с истошным визгом затормозил прямо перед моими ногами. Запоздало охнув, и поджав колени к груди, я с ужасом внимала гневному голосу, костерившему меня на незнакомом языке. Это, кстати, тоже стало неожиданным препятствием на пути к коттеджу — я не знала греческого! Даже на уровне туриста, а английский, хоть и имеет статус международного, но на нем говорит, всё же, не весь мир… Пока я вслушивалась в журчащую речь, пытаясь хоть что-то понять, водитель покинул машину и нарисовался в поле моего зрения. Мда. Судьба, за что? Ну что я тебе сделала?

Видимо последнее я произнесла вслух, ибо молодой человек глумливо улыбнулся и на чистейшем английском, до боли знакомо растягивая слова, произнес:

— Какие люди, Грейнджер! Прости, что без цветов и ковровой дорожки, никак не ожидал подобной встречи. А то бы непременно подготовился.

И я ему верила. Он бы обязательно приготовил какую-нибудь гадость.

— Малфой! Что ты здесь делаешь?

— Встречный вопрос. А ты?

По-моему парень получал неподдельное удовольствие от созерцания грязной меня, распластавшейся в пыли — самое место для грязнокровки.

— Не твоё дело, — раздраженно огрызнулась я.

— Ты права, Грейнджер, не моё, — ответил слизеринец и, развернувшись ко мне спиной, двинулся обратно.

Подойдя к дверце, Малфой холодно обронил:

— Ноги подбери.

И сел в машину. А я вдруг поняла, что он единственный, кто может помочь. За шесть часов по трассе не проехало ни единого автомобиля, и не факт, что появится ещё хоть один. Наступить на горло собственной гордости оказалось сложным делом, поэтому я окрикнула его, когда парень уже включил зажигание и готов был тронуться. Мне даже показалось, что он не слышал, и сейчас кабриолет рванёт с места, обдав меня пылью и выхлопными газами.

— Чего тебе?

А сколько участия в голосе!

— Малфой, подожди. Помоги мне.

— С чего бы?

Он явно наслаждался ситуацией, и это бесило откровенно, но в зоне досягаемости был только один автомобиль, и он принадлежал слизеринцу.

— Пожалуйста, Малфой. За весь день ты первый, кто проехал здесь, а я чертовски устала и очень хочу добраться хоть до какого-нибудь жилья.

— По-твоему это должно меня разжалобить?

От холодного взгляда прошел мороз по коже, мне вдруг стало зябко, несмотря на окружающую жару. Я уже поняла, что помощи не дождусь, но решила попытаться ещё раз:

— Прошу тебя…

— Нет.

Резкий ответ эхом отозвался в ушах. Я отошла от машины, к которой приблизилась во время разговора, вернулась к брошенным вещам и закашлялась, подавившись смрадным облаком, выпущенным кабриолетом. С диким ревом автомобиль скрылся из глаз, оставив меня одну.

Я вновь опустилась в пыль, уже не заботясь о состоянии одежды. Странно, но я не испытывала злобы в отношении Малфоя, так неласково со мной обошедшегося. Действительно, неужели я ожидала, что он поможет?

Рык мощного двигателя заставил меня поднять глаза. Кабриолет возвращался задом на той же скорости. Притормозив в паре метров от меня, машина остановилась. Несколько мгновений я глупо хлопала глазами, а потом, подхватив свой скарб, бросилась к ней. Закинула огромный рюкзак на заднее сидение, села рядом с парнем, тихонько прикрыв дверцу и получив злой взгляд в ответ на робкое благодарное: «Спасибо».

Это было незабываемо. Малфой гнал на бешеной скорости, и меня буквально вжимало в мягкое замшевое кресло. Я украдкой разглядывала парня, отмечая произошедшие в нем перемены. Он возмужал. Его худоба никуда не делась, но из костлявого, немного нескладного подростка он превратился в стройного поджарого мужчину. Волосы, едва прикрывающие уши, оказались на тон светлее прежнего цвета, хотя я и не думала, что такое возможно. Должно быть, они выгорели на солнце, а может мне лишь казалось это изменение из-за непривычного загара на когда-то болезненно бледной коже. Спокойное лицо с редкими едва заметными морщинками. Длинные светлые ресницы.

— О, Мерлин, Грейнджер, как же ты пыхтишь! — возмущенно проворчал молодой человек и движением руки включил магнитолу.

Из динамиков раздались до боли знакомые звуки, и я узнала в них любимый трек «Ricchi&Poveri» — «Mamma Maria». Удивлённо взглянула на парня, но он, казалось, совершенно не замечал меня, поглощенный дорогой, отсчитывал ритм, в такт мелодии, перестукивая пальцами по рулю. «Mamma Maria» сменила композиция «Cosa sei». Под песни любимой группы я размышляла о сидящем рядом человеке. Магловская машина. Магловская одежда. Магловская музыка. И всё это настолько было не похоже на Малфоя, что я, невольно, задалась вопросом: что с тобой случилось, слизеринец?

Мда… Похоже мне пора заканчивать размышлять вслух…

— Я тебя умоляю, Гриффиндорка, не делай вид, будто не считаешь, что я должен быть благодарен за оставленную жизнь. Что плата за мои злодеяния не так уж и высока! — Голос молодого человека прозвучал спокойно, но я заметила тщательно скрываемую горечь.

— О чем ты, Малфой?

Я действительно не понимала. Я знала о Малфоях только то, что Нарциссе и Драко удалось избежать Азкабана, и отделались они лишь конфискацией имущества, принадлежащего магическому миру. Меня не сильно заботила судьба бывшего Пожирателя смерти и его семьи, со своей бы жизнью разобраться. Он яростно взглянул на меня.

— Не притворяйся, что тебе не известен мой приговор!

— Прости, Малфой, но у меня были иные проблемы, поважнее заботы о твоих перспективах!

Его взгляд стал удивлённым.

— Хочешь сказать, что Поттер не поставил тебя в известность о том, чем кончилось дело о семьях Пожирателей смерти?

— Гарри тоже было не до этого, самим бы жить научится, мы вообще старались не говорить о том, что связано с войной, слишком больно было, а потом стало как-то не до этого…

Я не оправдывалась, и голос мой был спокоен, вот только противно засосало под ложечкой, словно я и правда была виновата, что не поинтересовалась судьбой слизеринца.

— Хм…

Он некоторое время молчал, словно решая про себя что-то, а потом убавил громкость и заговорил, и голос его был тихим, треснувшим.

— Мы должны были принять это с благодарностью, ведь нам дарили жизнь. Вот только идти на все четыре стороны, нам позволили после наложения на нас жесткого ограничения: никакой магии. Ни палочек, ни артефактов, ни-че-го. И мы приняли это, слишком хотелось жить. Но не у всех были сбережения в магловской валюте, не все смогли легко отказаться от волшебства, не все смогли забыть тот мир, а уж приспособились жить в мире маглов и вовсе единицы. Пару лет назад, встав на ноги, я пытался найти кого-нибудь из своих, только это оказалось чертовски сложно, не прибегая к магическим способам, и затея моя с треском провалилась. Поэтому мне известно только то, что у матери всё хорошо, она тихо и спокойно живёт на небольшой вилле на юге Франции, и я периодически навещаю её. Сам же я решил отдалиться от того мира максимально возможно дальше, поэтому выбрал Грецию. Это хорошая страна. И люди здесь добрые…

Я переваривала сказанное Малфоем. И постепенно до меня доходило, что я совершенно не знала своего врага. Что я зря считала его трусом и слабаком. Я оказалась беспомощной, на время и по собственному согласию лишившись возможности колдовать, а у него её отняли. И он нашел в себе силы жить дальше и, судя по всему, даже преуспел в этом.

— Чем занимаешься?

— У меня небольшая плантация оливковых деревьев. И ферма, где я выращиваю коз и делаю сыр.

— САМ?

— С ума сошла? Я грамотно руковожу. Каждый человек должен делать то, что умеет.

Я ухмыльнулась. Не всё в жизни меняется…

Раздался резкий хлопок, машина вильнула, норовя слететь в кювет. Молодой человек, закусив губу, с силой вывернул руль, выравнивая автомобиль и останавливаясь.

— Твою ж грешную мать!

Малфой вышел и зло сплюнул под ноги.

— Что случилось?

— Случилось то, что мы приехали! Какой-то мудак разбил на дороге бутылку. Колесо пробило, а запаски нет.

Он вернулся в автомобиль, достал из кожаной барсетки мобильный телефон, заставив меня удивлённо присвистнуть. И зажурчал на греческом. Потом чертыхнулся, повесил трубку, ударил кулаками по рулю, и, не глядя на меня пробормотав «Вылезай», вышел из машины. Я последовала его примеру, нерешительно замерев у кабриалета и наблюдая за действиями слизеринца. Он, тем временем, открыл багажник, достал оттуда объёмистую сумку, обернулся ко мне и плюхнул её у моих ног.

— Садись за руль.

— Что? — не поняла я.

— Садись за руль, надо откатить машину с дороги. Эвакуатор сможет подъехать только утром, так что мы здесь застряли на всю ночь, а дорогой этой редко пользуются, она объездная, длинная. Есть куда более короткие пути в Аргаласти.

Я села за руль. Малфой медленно толкал автомобиль вперед, и он плавно катился к обочине. Наконец, припарковав, таким образом, свого стального коня, он дождался пока я выйду, поднял верх машины, запер её и поставил на сигнализацию. Затем поднял сумку и двинулся прочь от дороги, но пройдя пару метров, остановился и недовольно оглянулся.

— Так и будешь там стоять, как вкопанная? Я не против лишней охраны моей собственности, только кричи громче, когда эвакуатор подъедет.

Я встрепенулась и поспешила за ним. Малфой ухмыльнулся и покачал головой.

Тропинка была неровная и шла под уклон. Я старалась идти как можно аккуратнее, вот только все мои старания пошли прахом: порванная босоножка, решив, видимо, что с неё достаточно, вывернулась из-под ноги и заставила меня растянуться на жесткой неласковой земле. Я кое-как приняла сидячее положение, поморщившись от резкой боли в ноге. За это время Малфой прошёл значительное расстояние, но, услышав мой крик, оглянулся. Ругнувшись сквозь зубы, блондин сбросил сумку на землю и двинулся в мою сторону.

Я тоскливо на него взглянула, изо всех сил стараясь не заплакать. Парень посмотрел на мои босоножки и перевёл на меня ехидный взгляд, голос прямо таки сочился ядом:

— Вот скажи мне, женщина, какой идиоткой надо быть, чтобы одеть в дорогу подобную обувь?

— Малфой! Я не предполагала длительных пеших прогулок! Я думала воспользоваться транспортом, но случилось так, как случилось. Не думаю, что в этом есть моя вина.

— И каким же транспортом ты собралась передвигаться?

— Автобусом! — огрызнулась я, проигнорировав удивленно приподнятую бровь блондина.

Молодой человек присел рядом со мной на корточки и строго произнес:

— Руки убери.

Я не послушалась, сжимая ладонями икру болевшей ноги, тогда Малфой несильно, но ощутимо ударил меня по непослушным рукам, повторив голосом, не терпящим возражений:

— Я сказал: убери руки!

Убрала. Парень принялся ощупывать мою конечность, осторожно касаясь и слегка нажимая на неё. Добившись моего болезненного вскрика, когда пальцы его обнаружили больное место, он с легкостью поднял меня и понёс вперед по тропинке, минуя сумку. Чуть поплутав по извилистой тропке, он вынес меня на берег небольшой речушки и бережно опустил на траву возле небольшого кострища. Затем развернулся и пошёл за оставленной сумкой, что-то бурча себе под нос на греческом.

Малфой не выглядел силачом, а я, хоть и считала себя хрупкой девушкой, отнюдь не являлась пушинкой, во мне было как минимум добрых шестьдесят килограмм, но у молодого человека даже дыхание не сбилось, пока он нес меня, а путь был не такой уж и близкий. Пока я сидела и обдумывала произошедшее, слизеринец вернулся и начал разбирать сумку, даже не глядя в мою сторону. Перво-наперво он вынул сложенную палатку, спальный мешок и два шерстяных пледа, один из которых расстелил на земле, куда и перенёс меня, обращаясь со мною, как с фарфоровой. Далее из недр сумки была извлечена аптечка и небольшой чемоданчик, оказавшийся чем-то вроде походного холодильника. Покопавшись в аптечке, он достал пластмассовый пузырёк, а так же бутылочку минералки из «холодильника». Подошёл ко мне, присев на корточки передо мною, протянул пару таблеток и минералку, я послушно употребила анальгетики, запив их горьковатой водой.

Молодой человек, сочтя свой долг по оказанию первой помощи исполненным, вернулся к сумке и достал из неё два небольших полена. Глаза мои были готовы вылезти из орбит, а Малфой сноровисто развел огонь, и принялся собирать палатку.

— Кхм… Можно вопрос? — прочистив горло, произнесла я. — Тебе же запрещено использовать магию и зачарованные предметы? — Парень непонимающе взглянул на меня. — Как же ты тогда смог уложить столько вещей?

Он некоторое время тупо смотрел на меня, а потом засмеялся, так искренне и весело, как, наверно, никогда не смеялся в школе. Ну, я, по крайней мере, не слышала.

— Грейнджер, тебе кто-нибудь когда-нибудь говорил, что ты — потрясающее существо? Вот уж никогда не думал, что я — чистокровный волшебник — окажусь более приспособленным к миру маглов нежели ты, рожденная в этом мире! Всё очень просто, и магия тут не причем, просто надо УМЕТЬ собирать багаж!

Я молчала, отчасти пораженная его смехом, отчасти обдумывая его ответ, а он продолжал, уже не глядя на меня:

— Это искусство, Грейнджер, расположить как можно большее количество вещей в ограниченном пространстве.

Закончив с палаткой, он вернулся к сумке, достал оттуда женские тапки на шнуровке и кинул их мне на плед. Ещё немного повозившись, Малфой достал эластичный бинт и вновь подошёл ко мне. Туго перетянув мою больную конечность бинтом, он аккуратно надел на неё тапок, проверил, не мало ли, буркнув что-то похожее на: «Сойдет» и отошел, оставив меня разбираться со здоровой ногой и другим тапком самостоятельно.

— Предупреждая твой вопрос, хотя вовсе не обязан отвечать, это обувь одной молодой дамы, с которой я имел счастье рыбачить однажды.

Я, отрешенно смотря в огонь, кивнула.

Малфой покопался в «холодильнике» и извлёк из него два бутерброда, один протянув мне. Я благоразумно не стала отказываться, с утра во рту не было и маковой росинки. Два ломтика ароматной ветчины, переложенные салатовыми листами и прикрытые с двух сторон сдобной булочкой с тмином, разрезанной пополам, источали такой умопомрачительный запах, что у меня закружилась голова, а рот моментально наполнился слюной.

Я не спеша смаковала бутерброд, запивая его оставшейся минералкой, и исподтишка разглядывала слизеринца. Бежевая, свободная, льняная рубаха, расстегнутая на первых три пуговицы, светлые же брюки, элегантные кожаные босоножки спортивного типа. Он сидел у самой реки, боком ко мне и смотрел на воду, сжимая в руке нетронутый сандвич, то ли забыв про него, то ли передумав есть. Я вдруг поняла, что сижу с совершенно незнакомым мне человеком, нет в чем-то, он остался всё тем же Малфоем, каким был в школе, но в основном сильно изменился, стал мягче, что ли. Или повзрослел, пересмотрев свои ценности.

Я закашлялась, подавившись минералкой. Малфой встрепенулся, умял всухомятку бутерброд и поднялся, отряхнув несуществующие крошки. Затем достал из сумки не большой топорик и скрылся в кустах.

Он вернулся, когда солнце уже почти опустилось за горизонт. Я сидела на пледе, обхватив руками колени и тихонько напевая «Cara Mia» группы «Baccara». Когда точно он подошел, я не знаю, я не слышала, как он вышел к реке. Настолько увлеклась видом заката, легким шипением, почти прогоревшего костра и собственным мурлыканьем, что пристальный взгляд в спину почувствовала лишь, когда за лопатками начало слегка свербить. Обернулась. Малфой поспешно отвел глаза и подошел к костру, сбросив возле него приличную охапку сухих веток. Подкинул несколько в огонь, присел напротив, и задумчиво посмотрев на меня.

— Откровенность за откровенность, Герейнджер? Что привело сюда тебя?

Я долго молчала под испытующим взглядом, не в силах ни ответить, ни отвести глаза от серых внимательных очей слизеринца. Свет от костра, в наступившей после заката темноте, сделал их выражение почти мягким.

В сущность он был прав, Малфой ответил на мои вопросы, да и мне ничего не мешало посвятить его в свою проблему, кроме, разве что, страха быть осмеянной. Наконец, решившись, я перевела взгляд на огонь и заговорила.

— Я путешествую без магии. Дурацкая идея Гарри разнообразить, ставшую пресной жизнь. Черт его знает, зачем я ввязалась во все это. Может, тоже приключений захотелось? Словом, мой зеленоглазый друг, его жена — Джинн, Рон, Невилл, Луна и я решили отдохнуть от колдовства на берегу моря недалеко от Аргаласити, где находится коттедж, предоставленный нашим «Бюро». Добираемся своим ходом, как видишь, у меня это плохо получается…

— Сумасшедшие… — прошептал парень. — Ну и вот как Уизел тебя одну-то отпустил, я вообще думал, что вы счастливо женаты с Рыжим?

В этот раз я молчала дольше. Ответить на вопрос значило раскрыть душу, а это было очень сложно, во многое я даже друзей не посвящала. Но, странно, я ощущала потребность выговорится, и то, что слушателем будет Малфой, нисколько не пугало. Наоборот, была в этом своеобразная прелесть. Не зря бытует мнение, что откровеннее всего мы говорим с попутчиками. Малфой и был попутчиком, да ещё и почти незнакомым, как выяснилось.

— Мы поженились после окончания седьмого курса. Вернулись в Хогвартс после победы, отучились положенное и сыграли пышную свадьбу на три пары: Я и Рон, Гарри и Джинн и Луна с Невиллом, — я грустно улыбнулась.

— Вот только наш с Роном брак закончился слишком быстро, чуть больше года продержался. Нет, сначала всё было очень хорошо, Рональд романтик, умеет красиво ухаживать, если захочет. Медовый месяц был просто сказкой. А потом учеба — его и моя, необходимость работать, чтобы жить независимо от родных. Внезапно я поняла, что мы стали отдаляться друг от друга, но все мои попытки наладить быт, ни к чему не привели. И вот однажды я застала его с Лавандой в нашей постели. Тогда я думала, что умру. Это так больно, черт возьми. Мы с Браун, конечно, никогда не были подругами, но общались всегда хорошо. И тут такое. Я тогда к родителям уехала. Они у меня теперь в Канаде живут, в тихом таком месте с очень красивыми пейзажами. Мне всегда помогала природа. В тот раз тоже. Вернулась в Лондон. Экстерном закончила Академию и устроилась в Министерство в Отдел Исследований Черномагических Проклятий. Гарри работает в Аврорате и не оставляет без работы меня. Словом, отсутствие семейной жизни сыграло мне хорошую службу, я сделала неплохую карьеру и являюсь теперь ценным сотрудником, которому предоставили бессрочный оплачиваемый отпуск для решения личных проблем. Я, знаешь ли, устала…

Он слушал не перебивая. Сидел напротив и внимательно наблюдал за мной из под упавшей на глаза челки. Ждал, но я лишь улыбнулась, извиняясь, что продолжения не последует. Какое-то время мы молча смотрели на пламя костра, а потом он встал и подошел ко мне.

— Сама до палатки дойдешь?

Я кивнула, осторожно поднялась и, аккуратно ступая на больную ногу, двинулась к палатке. Она была тесная, одноместная. Малфой расстелил спальник, скатал один из пледов, приспособив его под подушку. Проследив за тем, как я медленно приняла лежачее положение, он самолично укрыл меня вторым пледом и вышел. Мне не спалось, несмотря на усталость, только поэтому я услышала, как парень тихо вернулся в палатку и осторожно прилёг рядом, стараясь не разбудить меня. Ещё долго я слушала его ровное дыхание.