Текила для мертвых (джен)

В дверь стучат, уже давно и очень настойчиво. Но Снейп стоит без движения — ноги не идут. Никто не должен знать, что он здесь. Что он жив. Минерве можно доверять — она болтать не будет, а больше никому. Но за дверью явно не Макгонагалл: через узкую щель виден чей-то заросший щетиной подбородок.

В лунном луче, исходящем от окошка наверху, роится пыль. Здесь она повсюду — бороться с ней бесполезно.

Снейп громко чихает и, чтобы удержать равновесие, опирается на ручку. К его недовольству дверь открывается. В свете убывающей луны, привалившись спиной к стене, на пороге стоит Люпин. Вполне живой, с бумажным пакетом в руках.

— Минерва… — произносит он вместо приветствия, прежде чем Снейп что-либо успевает сказать, и замолкает.

Одно это имя объясняет многое. Вот и доверяй после этого женщинам.

Снейп молча захлопывает дверь прямо перед носом Люпина.

В голове мелькает: не может быть. Минерва говорила, что Тонкс и Люпин погибли вместе. Но все-таки, без сомнений, это тот самый Люпин.

Пять лет, целых пять лет почти полного одиночества. Он уже стал забывать их лица. Очень старался забыть. А теперь вот оно, прошлое, стучится в дверь.

Нехорошее, тошнотворное ощущение охватывает Снейпа, то самое, когда ёкает под ложечкой и подгибаются ноги. Он, в тоскливом предчувствии, приоткрывает дверь, совсем чуть-чуть. Люпин по-прежнему на пороге, даже не собирается уходить.

— Зачем пришел?

— А это… У меня тут текила, — Люпин торопливо показывает пакет. — Выпьешь со мной?

— Почему я?

Выпить Люпин мог с кем угодно, но почему-то притащился именно сюда. Сейчас бы Legilimens, потом Obliviate — и нет проблем. Пусть только посмотрит в глаза.

— Мы вроде как оба мертвы, — Люпин, как назло, отводит взгляд и носком ботинка подпирает дверь. — Не пить же одному.

Хоть в его рассуждении изначально есть логическая ошибка, всё равно звучит убедительно. Наверное, у Дамблдора этому научился. Жалкое подобие.

— Северус, слушай, никто не знает, что я жив. Впусти, а? Понимаешь, Дора была бы рада, если бы мы… ну если бы мы выпили за нее. Кто-то ведь должен…

Снейп пожимает плечами и отходит в сторону. Люпин расценивает это как приглашение. Вопреки его ожиданиям дом изнутри выглядит вполне прилично, хотя снаружи смотрелся порядочной развалюхой. По крайней мере, не настолько плох, как он представлял. Комнатка небольшая, мебели почти нет, кроме дивана и стола. Книги лежат прямо на полу, зато в аккуратной стопке.

Закрыв дверь, Снейп опирается на нее спиной и складывает руки на груди. Теперь пути к бегству отсечены. Снейпа что-то привлекло и явно не текила в бумажном пакете. На его лице опасное выражение: интерес исследователя напополам с азартом. И оно точно не сулит ничего хорошего.

— Я тебя слушаю, — он с видимым усилием подавляет зевок. — Пока еще.

— У тебя же где-то есть кухня?

— Где-то есть, — он снова неопределенно пожимает плечами.

— Accio рюмки, — произносит Люпин на свой страх и риск.

Рюмки находятся — как раз две. Только одна из синего стекла, пузатая и с толстым дном, а вторая — прозрачная с огромной царапиной на боку. Обе пахнут подозрительно. Evanesco немного исправляет ситуацию, но в синей все равно остается запах йода.

Люпин с пакетом в одной руке и двумя разномастными рюмками выглядит очень нелепо. Впрочем, как всегда.

— Я не буду с тобой пить, — бормочет Снейп. — Ни за что. Либо говори, зачем пришел, либо проваливай.

— Подожди.

Люпин достает из пакета текилу и разливает по рюмкам. Что-то еще добавляет сверху: что именно — разглядеть не удается.

— Бум, — произносит он. Зачем-то оглядывается, ударяет рюмкой о стол и выпивает залпом, даже не поморщившись. — Вот. Только обязательно скажи «бум».

— Зачем? — Снейп тут же жалеет, что спросил.

— Так Дора пила. Хотя бы один раз попробуй, хотя бы ради нее. Стукни хорошенько и «бум».

Да мало ли кто как пил. Хорошая попытка разжалобить, но мимо. Сплошное недоразумение, всегда был им и будет. Ввалился в дом, без объяснений, без предисловия — пей, и все тут. Хотя с Люпином лучше соглашаться — быстрее уйдет. Снейп принимает рюмку, накрывает ее ладонью и стучит о стол. Не ради Тонкс, а для себя — только так и никак иначе.

— Бум, — он выдыхает и залпом выпивает содержимое — пузырьки ударяют в нос. Через несколько мгновений Люпин уже больше не кажется таким назойливым и неприятным, а во рту кисло после текилы. — Если тебе больше нечего сказать, не вижу смысла продолжать дальше.

— Сказать? — повторяет Люпин и растерянно опускается на диван. Он смотрит перед собой, видимо, собирается с духом. Сейчас выдаст какую-нибудь длинную и, может быть, даже нравоучительную фразу. — Ты один тут живешь? В смысле совсем-совсем один? Глушь такая, еле тебя нашел. А знаешь что?

— Один. В глуши. Не знаю, — чеканит Снейп.

— Пойдем к ним, а? Пусть узнают, что мы… есть. Мне когда Минерва про тебя рассказала, я сразу понял. Одному страшно, а вдвоем уже не так, — у Люпина почти безумный взгляд. И рука дрожит, мелко трясется, будто у алкоголика со стажем. Неужели спился?

Снейп принюхивается — от Люпина, кроме текилы, пахнет еще шиповником и имбирем. Точно Минерва, ее любимый жаропонижающий чай. Значит, Люпин был у нее совсем недавно, и у него повышенная температура. Вот почему у него руки трясутся, вот почему он так сутулится и вздрагивает.

— Хочешь идти — иди, тебя никто не держит. Слушай, Люпин, а ты случайно не болен?

— Да… Нет… Сейчас это неважно. Я не могу оставить тебя тут, тебя нужно спасать, — он проводит ладонью по лбу. — Голова кружится, извини.

— Как интересно, — бормочет Снейп. — Ты пришел «спасать» меня? Я-то зачем тебе нужен?

Вопрос остается без ответа. Люпин прижимает к груди бутылку, запрокидывает голову, опираясь на спинку дивана, и смотрит вверх.

— У тебя паутина на потолке, — сообщает он, и в его голосе разочарование. — Я без тебя не уйду. Не встану, пока ты не согласишься.

Интуиция подсказывает, что лучше выкинуть его за дверь прямо сейчас, иначе неприятностей и хлопот не избежать. Но Люпин ведь не успокоится, пока своего не добьется. Здесь нужен особый подход.

Снейп настежь открывает входную дверь, по ногам тянет холодом.

— Я иду спать. Дверь открыта, тебя никто не держит. И твои идеи мне не интересны.

Люпин не реагирует. Кажется, он собирается спать прямо здесь. Ну что ж, когда-нибудь ему придется встать — из открытой двери сильно дует.

Снейп поднимается по лестнице в спальню и запирается на ночь. Он забирается под одеяло с головой — вдруг Люпину вздумается шуметь — и обхватывает руками колени. Его немного мутит, то ли от текилы, то ли еще от чего. И ноги совсем замерзли.

* * *

Душно, как же душно и жарко под одеялом. Каждый вздох дается с трудом, будто на груди лежит что-то тяжелое. А в горле так сухо, что даже глотать больно. Он откидывает одеяло в сторону. Кажется, оно падает на пол.

Он пытается дышать через рот, и выдох почему-то получается с хрипом. Снейп задерживает дыхание и закрывает глаза. С каждой секундой стук сердца все отчетливее. Сейчас бы заснуть и больше не просыпаться — перед глазами уже плывут красные пятна — но он выдыхает. Сдался.

Очень хочется пить. Снейп в темноте пробирается к выходу, а на лестнице его останавливает отрезвляющий холод. Люпин, видимо, так и не закрыл дверь за собой. Выругавшись вслух, Снейп спускается вниз и, к своему удивлению, обнаруживает, что Люпин даже не собирался уходить. Он лежит теперь не на диване, а на полу, и глаза его открыты.

— Я упал, — едва слышно произносит Люпин.

Снейп аккуратно обходит диван. Люпин хмыкает, и Снейп спиной чувствует его взгляд. Но поворачиваться боится, что бы это сейчас ни значило.

Вода не помогает, Снейп делает огромные глотки, почти захлебываясь. Он чувствует, как она, холодная, почти ледяная, стекает по подбородку, по шее. От этого только хуже, и дыхание снова перехватывает.

Возвращаясь, он закрывает входную дверь и будто бы невзначай оставляет недопитый стакан воды возле Люпина. На всякий случай, мало ли, зачем зря совесть будить. Снейп опускается на кровать и вытирает замерзшие ноги о коврик. Постель уже остыла, и от холода мурашки бегут по спине вверх к затылку.

* * *

Утро. Люпин все там же, вода в стакане не тронута — так и пролежал всю ночь на полу. Очень глупо с его стороны.

— Люпин? — произносит Снейп очень нерешительно. Что сказать дальше, он не знает. Лучше бы Люпин просто исчез, растворился, пропал — что угодно. Снейп даже на несколько секунд закрывает глаза: нет, не помогает. — Что ты здесь делаешь? Что тебе вообще надо?

— Я хочу, чтобы ты вернулся вместе со мной. Я хочу забрать тебя отсюда. Чтобы мы вместе… ну понимаешь, вместе вернулись.

— А я не хочу, — пожимает плечами Снейп. — Зачем? Не вижу смысла.

— Я сильно болен, — слишком спокойно, как кажется Снейпу, говорит Люпин.

— Да, на всю голову, — перебивает Снейп. — Я вижу.

Люпин садится, это движение дается ему с трудом.

— Я, наверное, умру. Ты не можешь отказать умирающему в его последней просьбе.

— Могу, очень даже могу. Тем более на умирающего ты совсем не похож.

— А Дора говорила …

— А мне плевать, что там говорила Тонкс! Мне плевать на Тонкс! Да что ж это такое… — Снейп осекается и не верит своим глазам: Люпин смеется, заливается хохотом. Истерика у него, что ли?

А Люпин всё смеется. Он вспомнил, как Дора сказала, что Снейп плюет на всех, но иногда всё же делает исключения. Сделает сейчас или нет? Вероятность маленькая, но есть. Он не может оставить Снейпа. Но и сам не может больше находиться среди мертвых.

Люпин пытается подняться на ноги — и приступ кашля. Да, не стоило бы сейчас лежать на холодном полу. Вчера вечером его одолела такая слабость, что не было сил даже встать, не то что дверь закрыть. А Снейп был там, наверху. Люпин пытался его позвать, но тщетно: наверное, заглушающие чары, что вполне в духе Снейпа — не слышать, не видеть, закрыться от всех.

Хотя раз не прогнал до сих пор, значит, надежда еще есть. Значит, стоит остаться, пусть и рискуя здоровьем. Больше всего Люпину сейчас хочется горячего имбирного чая. И в туалет. Но Снейпу об этом лучше не знать.

— Дамблдор бы тебя уговорил, — Люпин, сам того не ведая, бьет по самому больному. — Он вряд ли бы хотел, чтобы ты себя губил.

— Да сдохни ты уже!

Снейп молча дышит на ладони, пытаясь согреться. Чертов Люпин! Да как только он посмел вспомнить о Дамблдоре? Стоило Люпину появиться, как все сломалось, все изменилось — нарушился привычный образ жизни. Из-за него здесь так холодно. Из-за него он тогда, давно, сильно поссорился с Дамблдором. До криков, до взаимных обвинений. Люпин того не стоил.

А вспоминать вдруг оказывается очень увлекательно. В то Рождество Дамблдор в знак примирения подарил шарф. Дурацкий, желтый шарф. Снейп и не носил его ни разу, но все равно странное теперь ощущение, даже в чем-то приятное. Найти бы сейчас этот шарф…

— Северус, помоги мне, — произносит Люпин.

Снейп поднимает глаза: Люпин обеими руками держится за спинку дивана, привалившись к нему, и мелко дышит через рот.

— Мне нужно… но голова… и…

— И что? — Снейп пожимает плечами. — Твои проблемы.

И уходит. Люпина стоило вышвырнуть за дверь вчера, а сейчас уже поздно. Как бы Снейп не хотел, теперь его что-то останавливает. Что-то совершенно иррациональное, непонятное.

* * *

Люпин просыпается на диване, под головой мягко, но это не подушка, явно не подушка.

— Пей, — на ладони что-то очень теплое и гладкое, кажется, кружка. Запах имбиря щекочет ноздри. Люпин поднимается на локте, после первого глотка становится легче, и он замечает Снейпа.

— Ты заснул в ванной, — сообщает Снейп.

— Спасибо за чай.

— Не увиливай. Зачем ты заснул в моей ванной? — упрямо повторяет Снейп.

— Я не помню, — сознается Люпин. — Случайно получилось.

— Все у тебя случайно! Случайно приперся, случайно заболел, случайно заснул. Не человек — сплошная случайность.

Люпин замечает, что под головой у него свернутое одеяло. Неужели Снейп позаботился? Или оно здесь и раньше лежало?

— Ты сделал мне чай, подложил одеяло под голову, — осторожно начинает Люпин. — А мог просто не впускать. Тебя ведь что-то интересует?

— Заткнись, — Снейп говорит слишком тихо, слишком неуверенно, и Люпин убеждается в своей догадке.

— Я для тебя что-то вроде воспоминания о той жизни, да? О той, когда ты был живым.

— Я и сейчас жив, — возражает Снейп. — А вот ты бредишь.

— Мне можно, я болею.

Снейп безмолвно разводит руками: действительно, и не поспоришь.

— У меня там сын, понимаешь? — продолжает Люпин. — Я хочу его увидеть, прежде чем умру по-настоящему.

— Иди, — Снейп указывает пальцем на дверь. — Иди и смотри. Или тебе надо разрешение? Пинок под зад? Пять лет скрывался, а теперь, видите ли, посмотреть желает. А раньше не хотел?

— Хотел, но если бы не узнал, что ты жив, не решился бы.

— То есть вот как?! Трусливая сволочь! Раньше прятался за Блэком, за Дамблдором, за Тонкс. А теперь решил прикрыться мной, так, что ли, получается?

— Я прячусь? Да неужели?! Скажи еще, не ты отсиживался в Хогвартсе, у Дамблдора за пазухой! И в глуши этой прячешься не потому ли, что боишься?

Снейп машинально хватается за палочку и наставляет ее на Люпина.

— Еще одно слово, и посмотрим, кто тут трус.

— А ты совсем не изменился. Джеймса всегда очень веселила именно эта твоя фраза.

— Люпин, я тебя предупредил, — Снейп крепко сжимает палочку, липкие пальцы скользят по дереву.

— Помнишь, как я тебе нос разбил? Четвертый курс или пятый? Да-да, точно, ты разлил мое экзаменационное зелье и…

— А я тебе в тыквенный сок тогда чихательного порошка насыпал. Весь гриффиндорский стол в соплях, у тебя кровь носом, Помфри бегает — как сейчас помню.

— Да, а потом тебя Джеймс Конфундусом огрел, и ты травологию провалил.

— Не провалил! — злится Снейп и подходит ближе. — Ничего у вас не получилось!

— Мистер Снейп, ваши познания в травологии поверхностны и отвратительны, пойдите вон, — произносит Люпин, демонстративно повышая тон голоса, и смеется.

— Зато мне не приходилось раз в месяц на луну выть и прятаться от людей! — выкрикивает Снейп.

Воодушевление Люпина сразу как-то меркнет, и он сутулится, закутываясь в одеяло.

— Допьем? — предлагает он, кивая в сторону недопитой бутылки.

Снейп мнется: к такому повороту он не был готов. Люпин поднимает бутылку и откупоривает ее. Долго смотрит куда-то в сторону, а потом делает несколько глотков, немного запрокинув голову.

— Без рюмок? — спрашивает Снейп. Палочка в руке кажется лишней, но и прятать ее вроде как рано.

— А что, слабо? — ухмыляется Люпин, нахально и с азартом.

— Да пошел ты! — Снейп выхватывает у него из рук бутылку. Текила обжигает горло, и он судорожно переводит дыхание.

Они молча передают друг другу бутылку — она постепенно пустеет. Снейпу уже нелегко стоять на ногах, и он присаживается на диван, на самый краешек, подальше от Люпина.

— Лечиться тебе надо, — замечает он, глядя, как того снова одолевает приступ кашля.

— Я только вылечусь, и опять полнолуние. Зимой всегда тяжело, — тяжело дышит Люпин.

— Текилой лечишься?

— Нет, это я так… про Дору вспомнил.

Снейп кладет палочку на стопку книг, но по-прежнему держится на расстоянии от Люпина.

— Я сам не смогу, не решусь. Я даже не знаю, что им сказать. Я не хотел, чтобы Тедди знал про отца-оборотня? Да, не хотел, но это глупо… Так глупо.

Снейп морщится: опять Люпин о своем, умеет испортить момент. Придется слушать его нытье, вместо того чтобы просто посидеть в тишине.

— Скажи, как есть. Ничего уже не изменишь.

— Если бы ты пошел со мной, мне было бы легче…

— А мне нет! — обрывает его Снейп. — Ни малейшего желания.

— Тогда я тоже не пойду.

Снейп косится в сторону, не поворачивая головы. Люпин молча сопит и пальцем сосредоточенно выводит узоры на одеяле. Он почти весь седой, и на лбу у него отчетливые залысины.

— А помнишь, как тебя старостой назначили? Тебе Дамблдор тогда руку пожал, — спрашивает Снейп. Он бы точно не забыл. Если бы такое, конечно, случилось в его жизни.

— И пользы от меня никакой не было, — подавленно отвечает Люпин. — Тоже мне староста-оборотень, одно издевательство.

— Дамблдор так не считал.

Люпин сдержанно фыркает, а Снейп все больше вдохновляется.

— Только представь, что из всех он выбрал старостой именно тебя. А там были гораздо более достойные кандидатуры. Значит, верил.

— Ты действительно так думаешь?

Он готов поверить, ему только нужно дать неопровержимое доказательство. Чтобы не смог увильнуть, чтобы получил тот самый свой «пинок».

— Ты и сам справишься, — убежденно говорит Снейп. — Без меня.

— Что-то я сомневаюсь.

Люпин ерзает на диване. Нельзя оставлять его в таком взвешенном состоянии. И в голову приходит почти безумная идея, Снейп молча вскакивает и поднимается наверх, в спальню. Люпин что-то бормочет вслед, но Снейп не разбирает слов. Где-то там, среди старого барахла, желтый шарф с кривым узором из шишечек. Может быть, Дамблдор связал его сам — с него станется.

Снейп в спешке копается в хламе — стоило бы уже разобрать его, да руки не доходили. Шарф обнаруживается между старой хогвартской мантией и справочником по драконологии. Снейп отстраненно удивляется справочнику — откуда только взялся? — и вытаскивает шарф. Немного помятый и пылью пахнет, но это не имеет значения.

В гостиную Снейп возвращается почти бегом и держит его за спиной.

— Что, убивать будешь? — встает Люпин.

— Вот, — само вырывается у Снейпа, и он протягивает шарф. — Бери и уходи.

Люпин беззвучно трясется от смеха, почти сгибаясь пополам. Уж очень забавно сочетание Снейпа в черной мантии и желтого шарфа.

— Откуда это у тебя?

— Дамблдор подарил, — мрачно бросает Снейп. — Но, думаю, тебе он нужнее, чем мне. Ты же туда идешь… пригодится.

— Да, пожалуй, — соглашается Люпин и забирает шарф. — Знаешь, я, наверное, пойду. Ты точно со мной не хочешь?

— Уберешься ты когда-нибудь уже?! Надоел.

Люпин явно хочет что-то добавить, но Снейп отворачивается. Злости нет, осталось безразличие.

Скрип двери, и Снейп носком ботинка пинает пустую бутылку. Все правильно: его место здесь, а Люпину не идет быть мертвым.