Бессмертник (гет)

Я опять забыла перчатки, и руки замерзли, пришлось спрятать их в карманах мантии. Дорога передо мной петляла, как пьяный заяц, ноги то и дело увязали в снегу, но я упрямо продолжала идти вперед. Еще немного, и замок. Там тепло, и вкусно пахнет свежей выпечкой. Я ускорила шаг, стараясь поскорее миновать заметенный двор. Дверь, окованная металлом, не хотела открываться, и пришлось с нею изрядно повозиться, прежде чем я попала внутрь Хогвартса.

Здесь действительно было по-домашнему уютно. Я на миг довольно зажмурила глаза, как кошка, нежащаяся под лучами летнего солнца. Вот оно счастье! Не то, что там, снаружи, где мороз обжигал кожу ледяным дыханием и забирался под одежду невесомыми пальцами, заставляя вздрагивать и сильнее закутываться в бесполезную мантию.

На обед я безнадежно опаздывала, поэтому сразу направилась в Большой зал, по дороге раздеваясь и поправляя очки. В школе на зимние каникулы осталось от силы полтора десятка учеников, большинство учителей тоже уехали, чтобы отпраздновать Рождество в кругу семьи. Не было ничего удивительного в том, что стол, ставший на время общим для всех факультетов, оказался почти пуст. За ним сидели лишь несколько незнакомых ребят с второго-третьего курса и староста Слизерина.

Повесив мантию на спинку стула, я села. Мерлин, как же все вкусно пахнет! Я взяла в руки чашку и вдохнула пьянящий аромат гвоздики и корицы. Озябшие пальцы медленно отогревались, но пить глинтвейн я не спешила. Еще язык обожгу. Нет, лучше не буду спешить.

К старосте подсел тощий мальчишка и, наклонившись к нему, что-то быстро зашептал. Риддл лениво ковырял вилкой в тарелке, и, казалось, не обращал на него внимания. Его собеседнику это надоело, и он сказал:

— Все готово. Нужно сделать это сегодня.

Слова прозвучали довольно громко, и несколько учеников бросили в их сторону любопытные взгляды. Я же сделала вид,что меня разговор не заинтересовал. Потом во всем разберусь, благо времени до начала праздничной трапезы хватало. Кивнув своим мыслям, я глотнула, наконец, пряной жидкости. Напиток действительно оказался восхитительным.

* * *

Том Риддл имел в школе безупречную репутацию. Но, вместе с тем, о нем ходили разные слухи. Порой глупые и невероятные, они все же заставляли задуматься. Раньше я не обращала на них внимания, но в этом году кое-что изменилось. Риддл стал старостой Слизерина и получил власть. Пусть ограниченную и в некотором смысле формальную, но все же власть. Будь моя воля, я бы ни за что на свете не назначила его старостой. Ученики боялись Тома. И младшие, и старшие. Во мне же он вызывал противоречивые чувства. С одной стороны — любопытство, с другой — презрение. Я никак не могла понять, почему меня так задевают его, по сути, невинные замечания, граничащие с насмешкой. Ведь я старше, умнее, опытнее. В чем дело?

«В соперничестве», — шептал мне разум. Он был гением. Злым гением, который почти все получал с помощью хитрости и врожденных талантов. Мне же приходилось много трудиться, чтобы добиться успеха в той или иной области магии. Иногда я ему банально завидовала, хотя и понимала, что это глупо и мелочно.

Вечером я прокралась в облике кошки в коридоры подземелья. Тихая, как вода, незаметная, как тень, хитрая, как змея, я по-прежнему была собой. Лишь чувства обострились до предела. Миг, и взорвутся, вопя об опасности. Я понимала, что Риддл не обрадуется, если узнает, что я следила за ним, но и отступать не хотела. Дразнить зверя, дергая его за усы, оказалось безумно увлекательно.

Я притаилась за поворотом и осторожно высунула мордочку из-за угла. Никого. Только запах, густой, как патока, и терпкий, словно вино с медом, витал в воздухе. Я жадно вдохнула его и сделала шаг вперед, потом второй, третий... Я шла за ним, как слепец за поводырем, — настолько сильным и притягательным он был.

Мой путь закончился в тупике. Аромат продолжал звать меня, но я не могла следовать за ним. Впереди была сплошная каменная стена, старая и надежная. Наверное, даже призрак не просочился бы сквозь нее. Я досадливо фыркнула, потом села на задние лапы и стала терпеливо ждать. Рано или поздно кто-то должен был сюда прийти. Вечеринка организована, лакомства, судя по запаху, поданы, не хватает лишь гостей. Нужно набраться терпения.

* * *

Не знаю, сколько я здесь просидела, но мое ожидание принесло свои плоды. Сначала раздался шорох, потом скрип. Камни кладки пришли в движение, то высовываясь из ниш, то поворачиваясь на сто восемьдесят градусов вокруг своей оси. Минута, две, и передо мной возник огромный квадратный лаз. Из него выбрался тот самый ученик, который во время обеда подходил к Риддлу. Он настороженно обвел взглядом закуток и замер, удивленно разглядывая меня. А потом улыбнулся, робко и радостно, присел на корточки и протянул ко мне руку. Я, помедлив — не стоило забывать об осторожности — подошла к нему, громко мяукнула, выгнулась и распушила шерсть. Совсем по-кошачьи, но, кажется, ему понравилось. Мальчик ласково почесал меня за ухом и проговорил:

— Красивая. Жаль, что не могу забрать тебя себе. У такого чуда наверняка есть хозяин.

В его голосе слышалась печаль и толика досады. Ну, надо же, какой он милый. Никогда бы не подумала, что ему нравятся животные.

Еще раз мяукнув, я ловко прошмыгнула мимо него. Прежде, чем ученик сумел меня остановить, я оказалась по ту сторону лаза. Здесь запах трав чувствовался сильнее. Он проникал в каждую клеточку моего тела и настойчиво звал за собой. Это было наваждением, болезненной необходимостью добраться до цели. Если сумасшествие существовало — то оно там, в десятке метров от меня. И еще, оно материально. Без сомнения.

Я легко преодолела оставшийся путь. Впереди осталась лишь приоткрытая дверь, из-за которой пробивался тусклый желтый свет. Не раздумывая, я вошла. Стоило мне только переступить порог, как все завертелось перед глазами в бешеном хороводе. Не выдержав, я зажмурила глаза и, прижав уши к голове, опустилась на пол. Тошнота накатывала волнами, и съеденный накануне обед настойчиво просился наружу. Я сглотнула, пытаясь избавиться от гадкого привкуса во рту. Помогло, вот только сознание стало куда-то уплывать...

Пришла я в себя неожиданно. Кто-то бесцеремонно тряс меня за плечо и окликал по имени. Открыв глаза, я увидела перед собой недовольное лицо Риддла. Тонкие губы были плотно сжаты, а темные глаза глядели на меня с плохо скрываемым раздражением. Почему он так на меня смотрел? Я же кошка. Обычная полосатая кошка. Он бы ни за что не смог меня узнать. Я опустила голову вниз и рассеяно посмотрела на свои руки, сжимавшие подол мантии. Они были испачканы чернилами. Значит, я обратилась назад в человека. Теперь-то понятно, почему я потеряла сознание, и отчего Риддл злой, как дюжина пикси.

— Что ты здесь делаешь, МакГонагалл? — требовательно спросил он.

Да ничего особенного, всего лишь слежу за тобой.

— Я заблудилась, — солгала я, хмуро взглянув на него.

Обычно те, на кого я так смотрела, вмиг теряли всю свою смелость и нахальство и старались оказаться как можно дальше от меня. Что поделать? Свое прозвище — Ледышка — я получила не зря.

На Риддла это не произвело никакого впечатления.

— Врешь, — припечатал он.

Встав на ноги, Том повернулся ко мне спиной и отошел в дальний угол. Я последовала за ним, с любопытством осматриваясь. В комнате царил уютный полумрак. Под потолком парили гирлянды и снежинки, а с каминной полки свисали разноцветные носки. Сверху, рядом с разбросанными пергаментными листами, сиротливо ютилась открытая бутылка огневиски. Я недовольно поджала губы. Распитие алкоголя учениками на территории школы было запрещено. Риддл не мог об этом не знать.

— Чего кривишься? — невежливо спросил он меня.

Я молча указала пальцем на бутылку.

— Ах вот оно что! Нашей честной и правильной старосте не нравится, когда нарушают правила. Замечательно, просто замечательно, — пробормотал он, вновь отворачиваясь.

Мне на миг стало стыдно. Какая разница, как ученики Слизерина празднуют Рождество? В конце концов, оно бывает только раз в году. Пусть развлекаются, раз уж не делают ничего плохого. Отчего-то я не сомневалась в правильности моих выводов.

Успокоив себя этими мыслями, я развернулась с намереньем покинуть комнату. И каково же было мое изумление, когда я увидела, что дверь исчезла. Передо мной находилась только сплошная стена с веселенькими полосатыми обоями.

— Риддл, это твои проделки?

— Нет, — возразил он. — Эта магия была заложена здесь изначально.

— Что за магия?

Мне стало любопытно, что это еще за волшебство такое, которое заставляет исчезать двери.

— О, так ты не знаешь, — протянул Том, глядя на меня с неким превосходством.

Я поправила сползшие очки и сказала:

— Конечно, не знаю. Эти чары наверняка запрещены и...

— Это рождественские чары, — перебил он меня. — В эту комнату приходят только один раз в году и загадывают желание. Оно обязательно сбудется, но только если тебе действительно необходимо то, что ты попросишь. Мартин вот попасть сюда не смог.

— Не смог? Я видела, как он выбирался из лаза! — заметила я.

— Выбирался, — подтвердил Риддл. — Но дверь, ведущую сюда, он так и не нашел. А как сюда попала ты?

— По запаху, — призналась я, прикрыв глаза. Странно, но тот дразнящий аромат исчез. Осталось только ощущение чего-то волшебного и безумно нужного.

* * *

За полчаса, проведенных в обществе Риддла, я узнала много интересного. Комнату желаний, оказывается, когда-то создала группа учеников, которые хотели подарить маленький кусочек счастья тем, кто в нем нуждался. Попасть в нее могли не все. И выбраться отсюда можно было только по окончании волшебной ночи. Иными словами, мне предстояло провести все это время в компании Тома. Открытие не вызвало у меня восторга. У моего собрата по несчастью, судя по кислому выражению лица, тоже.

Праздничный ужин прошел спокойно. Мы почти не разговаривали. Лимонный пирог был теплым и кисло-сладким, а мясо сочным и пахнущим специями. Блюда появлялись и исчезали сами, мы могли полностью расслабиться и получить удовольствие от трапезы. Чем я собственно и занималась. Том же казался чем-то обеспокоенным и почти не притронулся к еде. Я, привыкшая к хорошему аппетиту у мужчин, посматривала на него с толикой жалости. Худой, с бледной кожей и тонкими чертами лица, он разительно отличался от привычных для меня канонов красоты. Там, где я выросла, ценились сила и выносливость. Мужчина должен был иметь крепкие руки и проницательный ум. И бороду. Или, на худой конец, усы, пышные и рыжие.

Мой отец был именно таким, и я искренне верила, что никого лучше него на свете нет. Может, поэтому Риддл никогда не вызывал у меня тех ярких эмоций, что у остальных девчонок.

Заметив, что я смотрю на него, Том поинтересовался:

— В чем дело, МакГонагалл?

— Ты не выглядишь счастливым, — сказала я, откинувшись на спинку стула.

— Объясни, — староста заинтересованно склонил голову вперед.

— Ты сам рассказывал, что комната желаний приносит счастье тем, кто в нее попадает. Ты же, скорее всего, разочарован и зол.

Он хмыкнул, услышав мои слова, и едко заметил:

— Чему радоваться, если я заперт в одной комнате с Ледышкой?

— Тому, что заперт вместе со мной, а не с профессором Дамблдором, — парировала я невозмутимо.

Все знали, что Риддл недолюбливает нашего обожаемого декана, поэтому я рассчитывала вывести парня из себя. Не получилось. Том лишь снисходительно покачал головой и вновь замолчал. Я недовольно поджала губы. Плохой из меня шпион получился. Просто отвратительный.

Аппетит пропал. Я отодвинула тарелку и, встав со стула, приблизилась к камину. Пламя завораживало, танцуя замысловатый танец вместе с тенями. Я усмехнулась, бросив мимолетный взгляд в сторону старосты Слизерина. Что ж, раз у меня не получилось его разговорить, придется выбрать другую тактику.

* * *

На моей ладони лежало несколько четырёхгранных семян бессмертника, цветка солнца. Именно за ними я сегодня делала вылазку в теплицы. Последний месяц я хотела воплотить в жизнь давнюю детскую мечту. Заклинание я нашла, исходный материал тоже, вот только никак не получилось вырастить цветы с помощью магии.

Когда мне было пять лет, я сильно заболела. Зима в то время была ранней и холодной. Я банально простыла и спустя несколько дней не смогла подняться с кровати. Меня знобило, жуткий сухой кашель раз за разом расцарапывал мне горло изнутри, я задыхалась. Казалось, пытка продолжалась вечность. Мой дедушка — в ту пору он еще был жив — вылечил меня. Не заклинаниями и зельями, нет. Словами.

Он сказал, что я не имею права сдаваться. Я МакГонагалл. Я сильная. А чтобы мне было легче поверить в это, он пообещал подарить своей любимой внучке солнце. Несмотря на ужасное состояние и боль во всем теле, я рассмеялась. «Солнце нельзя подарить, оно ничейное», — сказала я. Дедушка ничего не ответил. Положил несколько семян мне на ладонь и, направив на них палочку, что-то пробормотал. Я с восторгом смотрела на зарождение новой жизни, хрупкой и прекрасной. Прошло не больше минуты, и в моей руке оказался стебель, увенчанный яркими желтыми головками.

Дедушка рассказал, что это цветок-легенда, мудрый и удивительно стойкий. Что он говорит о скрытом, и достаточно только прислушаться, чтобы донеслась его песня. Что его голос — голос солнца, и когда оно исчезает, отдавая власть в руки зимы, остаются эти мелкие и невзрачные цветы. Потом он сжал мою ладонь своими горячими руками и прошептал:

— Вот твое личное солнце. Держи его крепко и не отпускай. И помни: нет ничего невозможного.

Я запомнила. С того времени прошло много лет. Я выздоровела, выросла. Дедушки давно не стало, как и тех цветов, но волшебство затаилось где-то глубоко внутри моего сердца. Я хотела вновь ощутить в руках гладкий стебель, перебрать пальцами яркие лепестки, ощутить их слабый аромат и прикоснуться к своему солнцу.

* * *

Риддл с интересом наблюдал за моими манипуляциями. У меня не получалось. При всем своем таланте в области трансфигурации, я не могла пробудить жизнь в спящем семени. На второй попытке я лишь досадливо закусила губу. На пятой раздраженно провела рукой по волосам. На одиннадцатой стащила с носа мешающие мне очки, усилием воли сдерживаясь, чтобы не забросить их куда подальше.

— Дай я попробую, — нетерпеливо произнес Том. Наверное, ему тоже надоело наблюдать за моими неудачами.

Он сжал своими пальцами мое запястье, мешая выполнить необходимые движения волшебной палочкой. Я хотела, было, возмутиться, но не успела. Прозвучало заклинание, палочка взметнулась вверх и указала на семя. А оно... проснулось. Медленно, словно нехотя проросло, и улыбнулось нам яркими цветами.

Я взяла в руки это чудо, едва касаясь кончиками пальцев нежных лепестков. Вот оно, мое солнце. Настоящее, волшебное и такое необходимое в эту суровую зиму. Риддл смотрел на меня, как на чудачку.

— Бессмертник? — в его голосе отчетливо звучали нотки презрения.

— Нет, — возразила я. — Солнце.

— Ты его искала здесь? — поинтересовался он.

Я кивнула и с интересом посмотрела на старосту. Он был озадачен внезапной вспышкой моих эмоций. Я ведь всегда была такой сдержанной, холодной, рассудительной. И совершенно не напоминала сидящую перед ним девчонку, что так трепетно прижимала к груди пучок травы.

— А что искал здесь ты? — полюбопытствовала я, на несколько мгновений став обычным человеком, не отягощенным долгом и обязанностями.

— Бессмертие, — с усмешкой признался он.

Я так и не поняла, шутит ли Том или говорит правду.

* * *

Было уже далеко за полночь. Мы сидели на полу возле камина и изредка перебрасывались ничего не значащими фразами. Чужие люди, разные интересы. Нас ничего не связывало. Даже странно, что мы так долго смогли вынести общество друг друга.

Меня полностью устраивало, когда Риддл молчал. Тогда он был почти нормальным. Обычным. Без привычной маски заносчивости и лжи. Таким он почти нравился.

Я украдкой наблюдала за ним. За тем, как он слегка прищуривал глаза, рассматривая пламя в камине. Как расслабленно лежали его руки на коленях. За развязанным галстуком, небрежно брошенным рядом. И за тем, как изредка шевелились его губы, тонкие и упрямые, будто он хотел что-то сказать, но не мог решиться озвучить свои мысли.

А я сжимала в руках бессмертник и думала, думала, думала. Жизнь по сути своей — интересная штука, только, порой, скучная. Дни проходят за днями, и ничего не меняется. Все те же уроки, все те же стандартные фразы, когда ты встречаешься с друзьями и знакомыми и уже заранее знаешь, чем закончится ваш разговор. Заколдованный круг, порочный.

Сегодняшняя ночь была не похожа на другие уже тем, что к ней не подходил ни один из ранее сочинённых сценариев. Я не знала, чего можно было ожидать от Риддла, не знала, как поведу себя через пять, десять, пятнадцать минут. Я ничего не знала и ни в чем не была уверенна. И осознание этого приносило своеобразную эйфорию, липкую и душистую, как дикий мед.

Я неуверенно улыбнулась, вдыхая аромат моих солнечных цветов. Сегодня неизвестность не пугала. Она окрыляла и делала меня другой: смелой, беспечной и дерзкой.

— Том, а тебе интересно жить? — неожиданно задала я вопрос.

Староста посмотрел на меня чуть рассеянно, а потом усмехнулся. Снисходительно так, мерзко.

— Да.

Мне не понравился этот короткий ответ, поэтому я решила поспорить с ним.

— Не верю.

— Мне все равно, — Риддл отвернулся, игнорируя меня.

— Ты врешь, — уверенно произнесла я, и, не дождавшись ответа, продолжила: — Если бы тебе было интересно, то ты бы не искал бессмертия в комнате желаний. Жить вечно хотят те, кто не боится упустить момент, чувство, улыбку. Для них это неважно. Как трава на обочине. Есть она или нет — ее просто не заметят.

Я помахала рукой с зажатыми в ней цветами бессмертника перед его лицом, наглядно демонстрируя то, о чем только что говорила.

— На что ты намекаешь?

Кажется, Том заинтересовался моими словами. Я мысленно улыбнулась, празднуя маленькую победу.

— На то, что тебе скучно жить. В гораздо большей мере, чем мне или профессору Дамблдору. Или самому древнему и заплесневелому волшебнику в мире. Поэтому ты хочешь остановить время. Или законсервировать себя, чтобы дождаться того самого момента, когда все изменится. Когда станет интересно и появится цель.

— Ждать можно долго. Никто не захочет провести вечность среди травы на обочине.

Он нахмурился, протянув руку, аккуратно взял у меня бессмертник, сжал его бледными пальцами, пробуя стебель на прочность, а когда тот не сломался, усмехнулся и довольно прищурил глаза. В его жестах чувствовалось одобрение, и это было странно.

— А может быть, только трава по-настоящему ценна?

— Это бессмысленно. Ты переворачиваешь все с ног на голову, — Риддл чуть скривил губы.

— Что такое бессмертие?

— Вечная жизнь. Неуязвимость. Бесконечность.

Слова повисали в воздухе, словно осколки драгоценного хрусталя. Ужасное, но, по-своему, завораживающее зрелище.

— А для меня бессмертие — смех детей и теплые руки матери. Рокот волн в шторм и сладкий аромат полевых цветов. Это мир, где нет одиночества. Понимаешь?

— Не совсем.

Он наклонился вперед, так, что наши лица почти соприкоснулись. Я чувствовала его свежее дыхание, видела лихорадочный и жадный блеск глаз. Безумец! Самый настоящий безумец! Но я ни за что на свете не хотела бы сейчас быть в другом месте.

— Кто-то увековечил свое имя добрыми делами, кто-то — мудрыми словами. А кто-то тем, что прожил достойно свою короткую жизнь. Это не значит, что о нем помнят все. Нет! О нем помнят лишь единицы. Это не плохо и скучно, отнюдь. Это нормально! — воскликнула я, молча умоляя понять меня. Почему Том отрицал очевидное? Почему он был так слеп и так непрошибаем?

— Замолчи, — не то попросил, не то приказал Риддл, а потом наклонился и поцеловал. Легко, едва касаясь сухими губами моих губ. Эта мимолетная, еле ощутимая ласка выбила почву из-под моих ног. Я словно вернулась на много-много лет назад и стала прежней, той маленькой девочкой, верящей в силу слов и в то, что можно подарить солнце. А почему бы и нет? Вот же оно! Надо только набраться смелости и обнять его...

Все закончилось слишком быстро. Том отстранился и вновь сосредоточил все свое внимание на увядающих цветах пламени в камине.

Оставшееся до рассвета время мы провели в молчании, тягостном ли, сладком ли — не знаю. Но, оно было естественным и правильным, как лужи после грозы.

Мы касались друг друга плечами, и это мучило сильнее объятий. Мерлин, о чем я думала? Не было никаких «мы» и не могло быть. Я все придумала. И только бессмертник в моих ладонях напоминал, что эта ночь — не сон.

А потом, когда погасло пламя в камине, появилась дверь. Та самая, через которую я попала в комнату желаний. Сначала я удивилась, потом обрадовалась, а потом мне захотелось расплакаться. Неужели все закончилось?

Да. Об этом свидетельствовали напрягшаяся спина Риддла, мимолетное пожатие моей ладони и тихое:

— Спасибо.

— Пожалуйста, — прошептала я в ответ.

После того, как за ним закрылась дверь, я еще некоторое время просидела в комнате, бессмысленно улыбаясь и до боли сжимая солнечные цветы, а, уходя, оставила их в комнате. Ведь это бессмертник. Он растет там, где живут легенды. Он рассказывает о том, что скрыто. Так пусть молчит.