Мать (джен)

Почтенная Вальбурга Блэк вот уже около получаса занималась одним и тем же: рвала на мелкие кусочки свежие номера газет, начиная с правительственного «Пророка». Потом посылала Кричера за новыми и снова рвала. Судя по быстроте, с которой тот доставлял очередной экземпляр, он сразу купил несколько пачек. Или украл. Или просто дублировал их с помощью магии. Вальбургу это интересовало меньше всего. Её сейчас вообще мало что интересовало из происходившего вокруг.

Вальбурга была в бешенстве. Хотя должна была бы, кажется, радоваться. Вот только непонятно, чему именно: что наглый мальчишка достукался-таки до Азкабана или что наследник Блэков выбрал-таки правильную сторону? Хотя... поди теперь, пойми, какая из них правильная.

Но даже если скупить и изорвать все тиражи сегодняшних газет целиком — кричащие заголовки из памяти не вырвешь. «Грязное предательство», «Жестокое убийство двенадцати маглов и волшебника», «Сириус Блэк — убийца своих друзей», «Ещё один пособник Того-кого-нельзя-называть отправлен в Азкабан».

Отправлен. В Азакабан. Мерлин и все Основатели, сколько раз при очередном скандале она кричала ему: «Твои дурацкие штучки доведут до тюрьмы!»

Выходит, напророчила.

Старший сын. Наследник. Дерзкий взгляд из-под полуопущенных ресниц, длиннющих, позавидовать впору, и очень чёрных, отчего глаза — по контрасту — кажутся ещё светлее и ещё нахальнее. Руки в карманах штанов. Штаны — магловские, синие, чуть ли не из дерюги, клетчатая рубашка, ремень какой-то дурацкий... откуда только взял, денег же не давали? Смотрится грубо, но не вульгарно, а неожиданно стильно, и эта мысль злит её ещё больше, чем вызывающий наряд сына. Вызывающий наряд, гриффиндорские флаги на стенах спальни — на первых каникулах сорвала, к следующим он умудрился освоить Вечное приклеивание... Голос, неожиданно спокойный: «Я ухожу. Не пытайся вернуть — будет только хуже». «Ты смеешь угрожать?! Матери?!» «Нет. Просто говорю: будет хуже».

«Убирайся к своим грязнокровкам, ты, предатель семьи, предатель крови!» — в спину, как нож, чтобы побольнее... чтобы одумался.

Яростный прищур через плечо: «Я. Никого. Не. Предаю. Просто — ухожу» Хлопок двери. Мальчишке шестнадцать, он ещё не получил право на аппарацию...

Предатель крови...

Предатель.

Предатель?!

Ну уж нет! Отступник — да, наверное. Но предательство — это же другое. Это — чтобы доверяли, и — обмануть. Это — ложь, скрытность, камень за пазухой, нож в спину... Это — тайна, притворство, это — зваться другом и быть врагом... нет, не быть — стать!

Это — не Сириус.

Он бы если ударил — то в лицо. Он бы сказал: «ухожу и не удержите», и не удержали бы, а, может, и удержали, но всё равно — сказал бы. Как ей тогда. Как — всегда.

Вальбурга посмотрела на очередной — неведомо какой по счёту — газетный лист и швырнула его в кучу обрывков на полу.

— Кричер!

— Да, госпожа.

— Убери это и сообщи Андромеде, что я ... что мне надо с ней поговорить.

Этот... Тонкс — целитель, у него наверняка есть знакомые в Аврорате. Она должна узнать, на основании чего обвинили её сына. И потом можно будет предметно поговорить с этим старым интриганом, который, по слухам, был у молодёжи руководителем — он член Визенгамота в конце-то концов, пусть исполняет прямые обязанности! А если Крауч попробует размахивать своими «особыми полномочиям»...

Вальбурга мысленно пробежала взглядом по веткам и веточкам родословного древа и удовлетворённо кивнула. С Бартемиусом и его женой найдётся кому поговорить по душам. И найдётся о чём ему напомнить. Род Краучей достаточно стар, чтобы у них в шкафах накопилось изрядное количество скелетов, и достаточно связан с роднёй Блэков, чтобы о некоторых ей было известно. Род Дамблдоров, кстати, тоже.

Мальчишка, конечно, сто раз заслужил доброй порки, но сидеть за то, чего не совершал, он не будет.

В том, что не совершал, она уверена.

Блэки не предают.

* * *

Так она и сказала Дамблдору. К чёртям интриги! С гриффиндорцем, пусть даже давно бывшим, говорить надо прямо. Интриговать он, много лет — она-то знает! — посвятивший политическим играм, умеет не хуже, а то и лучше неё. А вот лгать в глаза не обучен. Недоговаривать — да, сколько угодно, лгать — нет. Этим и надо воспользоваться.

— Но миссис Блэк, свидетели...

— Магглы? Которых даже толком не допросили?

— Вас так смущает, что они магглы? — тон Дамблдора вежлив до отвращения, и только где-то на самой границе уловимого проскальзывает презрительное «ну да, понятно, с вашими-то взглядами...»

— Нет, меня смущает, что их допрашивали несколько... непрофессионально. — Вальбурга тоже умеет играть интонациями, и её собеседник чуть заметно морщится.

— Поверьте, мадам, я первый бы обрадовался невиновности Сириуса. Но факты...

— Вам ли не знать, что некоторые вещи стороннему взгляду могут показаться совсем не тем, чем являются на самом деле?

Взгляд голубых глаз непроницаем, но она уверена: намёк понят.

— Однако Джеймс Поттер сам сказал мне, что Хранителем будет Сириус.

— Будет?

— Вы полагаете, он мне соврал?

«Мне» едва уловимо выделено интонацией. Надо же, как он самоуверен! Хотя, надо признать, основания у него есть. Авторитет и слава легилимента в придачу...

— Я полагаю, что он мог передумать. Почему бы вам самому не поговорить с Сириусом? — ей приходится сделать неожиданное усилие, чтобы на имени сына голос не дрогнул. — Вы же член Визенгамота, не так ли?

— Рядовой член, всего лишь. — Ах, какое восхитительно искреннее сожаление! Якобы относящееся к недостаточности полномочий, ну конечно, кто бы сомневался! — Для беседы с узником Азкабана требуется санкция совсем другого ведомства.

— Ну что ж, благодарю за содержательную беседу. — Вальбурга величественно поднялась. — Надеюсь, как только санкция упомянутого ведомства будет получена...

— Разумеется, мадам! Я ведь уже сказал, что никто более меня не будет рад, если выяснится, что ваш сын невиновен!

На лице миссис Блэк не дрогнул ни единый мускул. Но она уверена, что собеседник понял: стрела попала в цель. Ну что ж, это даже хорошо. Пусть считает, что отомстил — гриффиндорцы милостивы к поверженным противникам. А для себя она сама решит, за кем осталось последнее слово.

Тем более что оно ещё не сказано.

* * *

Явиться к Краучу в Министерство было бы со стороны Вальбурги ошибкой. Причем двойной: во-первых, этим она поставила бы себя в положение обычной просительницы, а во-вторых, попытка давления на официальном уровне могла вызвать его резкое противодействие. Бартемиус достаточно упрям, чтобы закусить удила и пренебречь всеми разумными доводами, если заподозрит, что может быть задет его имидж. Но принадлежность к одному кругу давала ей определённые преимущества. Если в кабинете Главы ДОМП она была бы всего лишь матерью арестованного преступника, то в гостинной особняка Краучей всё ещё являлась достопочтенной мадам Блэк, уважаемой представительницей одного из древнейших магических родов Британии. И как удобно, что в их кругу в моде поздние визиты! Хотя Крауч и имел привычку подолгу засиживаться на работе, Вальбурге пришлось всего лишь полчаса поболтать о пустяках с его женой, старательно делавшей вид, что не догадывается об истинных намерениях гостьи.

— Дорогой, миссис Блэк была так любезна, что скрасила мне вечер...

— Очень мило с её стороны. Это единственная цель вашего визита, мадам?

О, какие мы суровые и высокомерные, подумать только! Ну как же, первый кандидат в новые Министры магии и вообще главная шишка на ровном месте, коим является наше уважаемое Министерство. Но с ней эти штучки не пройдут.

— Если вы не слишком утомлены своими многочисленными обязанностями, мистер Крауч, то я желала бы посвятить некоторое время беседе в приватной обстановке. — Немногим дано уловить ту тонкую грань, что существует между тоном человека, не привыкшего, чтобы в его просьбах отказывали, и тоном, не предусматривающим отказа. Тонкую, но исключительно важную, особенно в разговоре с таким человеком, как Крауч. Человеком, давно привыкшим отказывать тем, кто не привык к отказам.

— В таком случае прошу в мой кабинет.

Пользуясь правом дамы, Вальбурга опустилась в кресло, не дожидаясь специального приглашения. Эта игра, несмотря ни на что, даже доставляла ей некоторое удовольствие. В последние годы светская жизнь стала весьма странной, да и отошла она от светской жизни с некоторых пор, и старая добрая интрига вызвала чувства почти ностальгические.

— Я действительно несколько устал, так что если можно, просил бы вас быть краткой, мадам. Итак, чем обязан?

Ах так? Ну что ж, можно и снизойти к просьбе.

— Мне хотелось бы узнать, на каком основании мой сын без суда отправлен в тюрьму.

— Его виновность не подлежит сомнению. Он был арестован на месте преступления.

— Разве нахождение в определённом месте непременно означает совершение определённого действия? — Вопрос звучит слегка недоумённо и только совсем чуть-чуть иронично. Главное — не переборщить. Грань, тонкая грань во всём! В данный момент её даже не слишком интересовало, поймёт ли собеседник намёк, — основной козырь Вальбурга пока приберегала. По зрелому размышлению выяснилось, что для разговора с Краучем не нужно беспокоить старые скелеты в фамильных шкафах. Похоже, в их семействе имелся такой, о котором оно само пока не подозревало.

— Послушайте, мадам, чего вы всё же хотите? Чтобы я вот так просто взял и выпустил на свободу человека, чьи преступления известны всей Великобритании?

Раздражение — не лучшая тактика в таком разговоре. Оно слишком явственно выдаёт смущение. Похоже, Бартемиус и впрямь сильно устал, если позволяет себе показать раздражение. Вальбурга тонко улыбнулась:

— Разве вы должны отвечать за писанину безответственных журналистов? Впрочем, я вовсе не прошу, чтобы вы его «вот так просто взяли и выпустили». Альбус Дамблдор — член Визенгамота, и он хочет заняться этим делом. В рамках, так сказать, своих профессиональных обязанностей.

— И вы так уверены, что результаты будут... хм... положительными для вас?

— Я уверена, что они будут справедливыми.

— И чего же вы хотите от меня?

— Вы как можно быстрее подпишете необходимые бумаги. В частности — предписание перевести Сириуса в какое-нибудь, скажем так, менее отдалённое место. Было бы невежливым заставлять столь уважаемого волшебника отправляться в Азкабан для допроса подозреваемого, не так ли?

— Хорошо, мадам, я подумаю.

— Зачем же откладывать решение? Подпишите всё прямо сейчас. А когда закончите — я, пожалуй, дам вам полезный совет. С которым, насколько я понимаю, тоже не стоит особо тянуть.

— А если я спрошу, откуда у вас информация для того, чтобы давать... советы?

— Светские сплетни, мистер Крауч. Исключительно светские сплетни и голова не плечах.

Как ни смешно, но это абсолютная правда. Белла всегда была недостаточно воздержана на язык. И некоторые её обмолвки в последнем разговоре, на которые Вальбурга тогда просто не обратила внимания, будучи обдуманы и сопоставлены как раз и давали право кое-что... ну, скажем осторожно, предположить. С высокой долей вероятности. Достаточно высокой, чтобы эти предположения имели цену.

О том, что если они сейчас не договорятся, то завтра эти «сплетни» могут оказаться в газетах, Вальбурга упоминать не собиралась. Не стоит опускаться до шантажа. Тем более что Бартемиус и сам это прекрасно поймёт.

Крауч подошёл к столу и, не присаживаясь, набросал несколько документов. Коснулся волшебной палочкой, подтверждая подпись.

— Раз уж вы так спешите, мадам, то, несомненно, избавите меня от необходимости доставлять эти бумаги адресатам.

Ну что за дурной тон — так откровенно язвить! Всё же работа накладывает свой отпечаток. Впрочем, грубость хороша тем, что на неё можно ответить тем же.

— Разумеется, сударь, я охотно окажу вам эту маленькую услугу. А то ещё запамятуете за делами...

Вежливый поклон. Шаг к двери. Интересно, напомнит об обещанном совете? Нет, молчит. Ну что ж, хоть на это вкуса хватило.

Уже открыв дверь, она обернулась:

— Я не стану выяснять, почему вы не захотели расспрашивать моего сына, мистер Крауч. Но зато дам совет: расспросите своего. Как следует.

Реакции на свои слова она дожидаться не стала. В конце концов, это не её дело.

* * *

Сириус уже пять лет не был в доме, который даже по привычке не называл родным. И совсем недавно был уверен, что никогда больше не переступит его порога. Но, как говорится, человек предполагает...

Не прийти было бы свинством. Хотя пришёл он не поэтому.

Дом не изменился даже — поблёк. Словно пылью всё покрылось, хотя на самом деле никакой пыли, конечно же, не было.

И не только дом.

— Добрый вечер.

— Добрый вечер.

Они стояли напротив друг друга — словно на дипломатическом приёме. Сириусу мучительно, до дрожи в пальцах, вдруг захотелось сделать что-то... родственное. Подойти, обнять... или хотя бы сказать что-нибудь такое, глупо-сентиментальное. Но он каким-то сто шестым чувством понимал — нельзя. Сейчас по крайней мере. Сорвутся, начнут выяснять отношения... нет, лучше уж так — холодно.

— Я пришёл поблагодарить.

— Благодари этого своего... директора.

Ну вот, извольте видеть. Чёрт-чёрт-чёрт, не будет он заводиться! Взрослый мужчина, не школьник сопливый!

— Поблагодарю и его. Мама... я не знаю, почему именно ты не поверила в мою вину. Но в любом случае — спасибо.

По этикету подобные слова следует сопровождать поклоном. Но сейчас это выглядело бы... почти издевательски. Просто повернуться и уйти, не дожидаясь ответа — и то лучше.

Так он и сделал. Точнее, попытался.

— Сириус!

Оклик прозвучал, когда он уже взялся за ручку двери. Обернулся. Мать стояла на том же месте — высокая, очень прямая, очень бледная. Наверное, даже бледнее, чем он.

— Один вопрос. Скажи, Регулуса — ваши?

Голос всё же дрогнул. Сириус сунул руки в карманы — чтобы не видно было, как впились ногти в ладонь.

— Нет. Я думал — Волдеморт.

— Нет. — Вальбурга произнесла это с абсолютно такой же интонацией. Словно эхо. — Белла клялась, что они ничего не знают. Он просто... пропал.

Молчание повисло между ними — как погребальный саван.

— Сириус... ты можешь — узнать?

— Я узнаю.

Он быстро закрыл за собой дверь. Сбежал по лестнице под недоумёнными взглядами портретов, выскочил на крыльцо и остановился, уставившись невидящим взглядом на до оскомины знакомый пейзаж площади Гриммо.

Значит, вот как? Белла клялась... хотя она и соврёт — недорого возьмёт, впрочем, это смотря как спрашивать... Значит — просто пропал?

Он должен узнать, что случилось с братом. Должен. И узнает.

Чего бы ему это не стоило.