Запретный Лес (джен)

Должность лесника — не просто традиция. И уж точно не милость, данная тому, кого несправедливо лишили возможности развиваться, подобно всем остальным.

Это и не привилегия, и не «отдушина в жизни», как считал его предшественник. И уж точно не дар, как когда-то давно он пытался убедить себя…

Это необходимость.

Потому что Лес — живой. Он помнил, когда впервые подумал об этом — с тех пор всё стало понятней и легче. С тех самых пор, как не верящий до конца в случившееся человек плакал у остывающего камина, запершись в покосившемся, обветшалом деревянном домике на окраине леса. А ранним, туманно-холодным утром вышел на порог и побрёл прочь, веря лишь в то, что такая жизнь — не для него. Но, пройдя лишь несколько шагов, услышал за спиной шорох мягких лап, быстро ступающих по опавшей листве.

И в тот же миг перед глазами мелькнуло видение: он сам, с разорванным горлом, лежит на холодной земле, пытаясь отогнать смерть немеющими руками, а над ним стоит огромный волк, не отводя гордого взгляда жёлтых глаз, подёрнутых серой пеленой старости. Смотрит спокойно и грустно, будто пытаясь что-то сказать, объяснить…

Лишь миг, и он обернулся, хватаясь за арбалет, подаренный бывшим лесничим, и выстрелил, не задумываясь, не помня себя от страха. А потом стоял, преклонив колени, над телом волка, и смотрел ему в глаза, видя в них — только гордость и благодарность.

И он понял, что это Лес позвал его, это Лес — помешал уйти, поделившись тем дорогим, что у него было — возможностью дать старому зверю ту смерть, которой волк жаждал больше всего.

Годы идут, осыпаясь листьями, хрустя морозом в ветвях деревьев и проливаясь дождями, а он — всё так же ходит по Лесу. Он идёт, и Лес тянется к нему, открывая что-то новое, или просто — красивое, и преподносит неожиданные подарки. Иногда это мелькающее сквозь ветви крошечное, тёмное, незамерзающее озеро, в котором никогда не видно полной Луны — только дерзкий, льдисто-мерцающий месяц пляшет среди звёзд, отражаясь в студёной воде. Иногда — это пение небывалых, давно уже не существующих птиц, но Лес помнит их голоса, и плачет, вспоминая, как они были прекрасны… а один раз он видел звездопад, и Лес тоже любовался им — он чувствовал.

Годы идут, а он всё так же ходит по Лесу, и тот всегда идёт рядом с ним, мягко ступая по земле лапами огромного волка с жёлтыми, гордыми глазами, или играя в прятки с кентаврами среди тёмных стволов и на залитых звёздным светом полянах.

Порой Лесу становится скучно, и он прячется в причудливых, изломанных тенях кустов, отбрасываемых светом старинного ручного фонаря, или дремлет на ложе изо мха в тёмных распадках, куда никогда не заглядывает солнце.

Но проходит несколько дней, или недель, или лет — и он возвращается к своему другу, снова идя рядом и благодарно заглядывая в чёрные глаза своими янтарно-светящимися очами, мягко шурша опавшей листвой и совсем не оставляя следов на влажной земле…

Или, просыпаясь ранней весной, играет лёгким ветерком со свежими, клейкими листочками на ветвях деревьев таких высоких — что кружится голова, если взглянуть на них, стоя внизу.

А он — просто идёт, улыбаясь, потому что знает, отчего Лес всегда рядом с ним. Он знает, почему они стали друзьями.

«Потому, что дружить могут только равные…»

Он знает это, потому что так сказал ему Лес. Ведь он — может говорить.

Нужно только уметь слышать.