Дорога в ад (джен)

Мэгги Райт не принимала поспешность. Спешка в ее понимании была синонимом расхлябанности, потому Мэгги Райт развила в себе счастливую способность договариваться со временем и никогда не спешить.

Поставив сковороду на плиту и бросив на нее пару ломтиков бекона, она взглянула на кухонные электронные часы. Восемь двадцать две. К девяти она успеет позавтракать, вымыть посуду и проверить содержимое своей сумочки.

В девять утра Мэгги аккуратно захлопнула за собой дверь. Копы потом, конечно, определят, что тут пользовались отмычкой, в замке царапины все равно остались, но в любом случае два дня форы у нее есть. Пока сюда не приедут из Лондона, местная полиция будет в уверенности, что доктор Генри Споррок, плотно позавтракав, отправился на свою обычную утреннюю пробежку и пропал без вести.

Тело доктора, со всей возможной неспешностью упакованное в плотный целлофан, покоилось в багажнике автомобиля Мэгги. Мэгги, накрасив губы светло-розовой помадой, вывела машину с дороги, закрытой с обеих сторон мощными кустами рододендронов.

Джонни Райт любил свою работу. Нельзя сказать, что она была интересной, как работа его жены. И все же Джонни получал удовлетворение от трудов, честно уставал к концу дня, веря, что день не был прожит зря, а еще его работа приносила неплохой доход. Не сравнить, конечно, с доходами Мэгги.

Клиентами Джонни становились, как правило, люди уважаемые, может быть, не самые богатые, но уважаемые, из таких, которые в случае беды собирают вокруг себя сознательный народ. Полисмены в отставке, скажем, королевские адвокаты, доктора, тихонько ведущие практику на две-три забытые деревушки. Священники. Хорошие садовники. В общем, люди имевшие вес в обществе. И Джонни приятно было с ними работать — не торопясь, не волнуясь, со знанием дела провожать приятных людей в мир иной. Порой, сняв мерки с какого-нибудь господина или госпожи, он колотил гробы для них,сознательно оттягивая момент сдачи готового скорбящим родственникам. Просто так, для души. Уж больно не хотелось расставаться с плодом рук своих, простым и, несомненно, удобным, который вместе с приятным клиентом погрузится в грязь, чтобы сгнить в ней через пару десятков лет. Джонни, правда, не увлекался, все же бизнес важнее, а трупы ни дома, ни в областном морге никак больше трех сутокне держат.

Джонни мог и о себе сказать — он уважаемый человек. И сам себе он стал бы привлекательным клиентом. Однажды в вечер пятницы, мирно качаясь в кресле-качалке в компании с бокалом неплохого бренди, он даже начертил эскиз собственного гроба и остался им доволен. Гроб себе он сколотит из ясеня, дерева крепкого и красивого, а ложе обошьет черным бархатом, который очень даже неплохо оттенит светлую древесину. На гладкой, старательно отлакированной крышке он вырежет вензель «Д.К.Р&М.Х.Р», Джонатан Керт Райт и Магдала Хелен Райт, несомненно, ведь Мэгги с ним вместе будет упокоена, в лучших традициях. Может быть, затуманенное парами бренди сознание Джонни слегка повело руку, которая чертила эти буквы на вырванном из старой записной книжки листке, и потому они вышли кривыми и некрасивыми, но в реальности все выйдет очень хорошо, а двойной гроб станет его, Джонни, лучшей работой.

Иногда, как например сегодня, сама Мэгги поставляла ему клиентов. Ими становились те, кого по ряду причин нельзя было оставить на месте их безвременной кончины. Мэгги, пусть на многое и смотревшая иначе, все же старалась временами преподносить Джонни маленькие сюрпризы, убивая порядочных людей, с какими ему было по душе работать.

Доктор Генри Споррок вел тихий образ жизни, взяток не брал, врачебными ошибками не грешил. Но человек, столь сильно желавший его смерти, что не пожалел денег на наем Мэгги Райт, нашелся, и теперь тело Генри Споррока лежало на деревянном столе в подвале их уютного домика. Джонни сам устроил там свою мастерскую, устроил и оборудовал со всеми возможными удобствами, чтобы работать можно было в спокойствии и с благом для собственного самочувствия. Мэгги знала, что мастерская мужа — это его храм и личные покои; без особой надобности она не спускалась в подвал. Джонни в свою очередь никогда не ворчал, если она пропадала на несколько дней и он оставался без завтраков и ужинов. Их семейную жизнь можно было назвать идеальной.

Сколотив для доктора Генри Споррока гроб — хороший гроб, по готовому шаблону — Джонни тем же днем отвез его в единственный в округе крематорий.

Старый Мак вопросов никогда не задавал. Он и Джонни были людьми одной профессии, не профессии даже... они оба зарабатывали себе на жизнь верой людей в смерть, и это накладывало свой особый отпечаток. Если бы люди не придавали такого значения смерти, не сопровождали уход ритуалами, в их работе не было бы нужды. На фоне общего почитания смерти Джонни и старый Мак сами себе казались богохульниками — еслибы оба однажды взяли да задумывались о подобных вещах. Они были отличными от остальных, были членами тайного кружка безбожников, которые в смерти не видели ничего особенного. Смерть стала их рутиной; можно сказать, люди, считавшие их ненормальными слегка, были в чем-то правы. Ненормальность — это ведь отличие немногого от большинства, но никак не ненормальность. Как бы то не было, Джонни и старый Мак отлично понимали друг друга.

Местная газета, выходившая дважды в неделю, запестрела заметками о пропавшем докторе, а Мэгги Райт, добропорядочная домохозяйка, жена почтенного мистера Райта, проживающих в доме номер четыре, Сосновый переулок, Годрикова впадина, получила свой заслуженный гонорар.

В конце августа на имя мистера и миссис Райт пришло первое письмо.

Мэгги, задумчиво кусая губы, смотрела на мятый тетрадный лист. Дешевый конверт, штемпель деревенской почты — не похоже, чтобы отправитель особо утруждал себя в сохранении анонимности. А письмо было анонимным. И Мэгги, несмотря на свой профессионализм, вторую неделю не может вычислить, кто его отправил, равно как и остальные два письма. Содержания они были одинакового, написаны одним и тем же мелким, словно даже крадущимся почерком, бумага всегда пользовалась дешевая, как и чернила. Письма слабо пахли одеколоном и сильно — спиртным, предположительно, пивом. На них можно было не обращать внимания, если бы не ненавязчивость, с которой ей демонстрировалось, что она, Мэгги Райт, не сможет найти отправителя, если только тот сам не захочет себя проявить. Даже слежка за зданием почты, куда заходят полтора человека в месяц, не принесла результатов.

«Дорогие мистер и миссис Райт!

Спешу сообщить вам, что я знаю, где сейчас доктор Генри Споррок.

С пожеланиями дальнейшего сотрудничества,

доброжелатель».

Обращение написано от руки, как и имя доктора, а вот «спешу сообщить» и пожелания вырезаны из какой-то рекламной открытки или чего-то подобного, неаккуратно и криво. Мэгги, впрочем, определила откуда — из рекламных листовок пылесосов, что не далее, чем месяц тому назад, наводнили Годрикову впадину.

Мэгги встала из-за стола и, сдвинув кружевную занавеску тонкой рукой, уставилась в окно — осень в этом году наступила рано, навалилась дождем и непогодой как-то безоговорочно и сразу, срывая листья с деревьев и запихивая их в большие черные мешки, совсем такие, в какие Мэгги обычно упаковывала клиентов. Кто бы ни был этим доброжелателем, он, несомненно, понимал, в какие опасные игры играет. Что же он хочет предложить ей и Джонни? Это кто-то из местных, даже Джонни сразу догадался. Мэгги вздохнула. Несмотря на то, что она любила свою работу и принимала некие условности, что так или иначе эта работа накладывала на ее жизнь, потребность определиться наконец с гнездышком, с местом, куда всегда можно возвращаться, никуда не исчезла. Мэгги с детства хотела иметь свой дом. Хотела жить в нем с дорогим мужем и даже, возможно, через пару лет, скопив достаточно денежек на безбедную старость, родить в этом доме, в гнездышке, ребенка. Семь лет назад, когда она только вышла замуж за Джонни, Годрикова впадина показалась ей идеальным вариантом. Тихая, маленькая деревушка, со всех сторон скрытая холмами — здесь можно жить до старости, покупая в местной лавке сыр и масло, общаясь с соседскими кумушками и выращивая кудрявую герань на подоконнике. Джонни очень быстро освоился, открыл свое дело, продолжил традиции семьи, в которой и отец, и дед с прадедом были гробовщиками. И все у них было ладно и спокойно, и Мэгги уже присматривалась к чудесному голубому одеяльцу с вышитыми кроликами и барашками в костюмчиках, увиденному в лавке миссис Эндрюс... как пошли эти письма.

Мэгги была уверена, что ошибки она допустить не могла. Никак. Что сработано было все аккуратно и чисто, не зря она считалась крупнейшим в северной Англии специалистом. Доктора Генри Споррока признали без вести пропавшим, спустя месяц появились слухи, что его видели где-то на континенте в компании с сомнительными особами, а в Годриковой впадине так и вовсе сошлись на мнении, что Генри Споррок сбежал из налоговых соображений. Глэдис Мейл, поденщица, дважды в неделю приходившая убираться в его доме, после двух рюмок хереса так прямо и сказала на собрании в пабе «Кошка и сапог», что от этого прохвоста всего можно было ожидать. Глэдис, конечно, поверили.

Промаха быть не могло. Тот, кто пишет письма, несомненно, следил за ней и за Джонни. Возможно, он следил и за доктором.

Оставалось только ждать предложения.

Наземникусу Флетчеру нравилась его жизнь. В ней было грязно и бестолково, зато никто от него не ожидал свершений, как и не возлагал надежд, что однажды Земник возьмет и устроится на приличную работу, заведет семью и собаку по кличке Дружок. Наземникус считал, что все в мире просто, если не думать и не усложнять, что нужно плыть по течению, уметь пользоваться мозгами да не просить от жизни слишком многого, чтобы потом она, жизнь, не стребовала слишком большой должок. То, что за все придется платить рано или поздно, Наземникус усвоил давно, можно сказать, впитал с молоком матери, потому относился к этой истине спокойно, философски наплевательски даже. Жить просто, не задавать лишних вопросов, проворачивать нехитрое дельце там, толкаться здесь, брать то, что плохо лежит, иногда ударяя для верности кирпичом по голове, чтобы не сопротивлялось, и быть незаметной, но незаменимой частью общего пейзажа. Последнее было необходимо, конечно, — незаметной, чтобы особо кого не раздражать, и незаменимой, чтобы нельзя было потихоньку убрать. В общем и целом, Наземникус Флетчер по праву считал себя мудрым человеком.

По этой причине его всегда смущало, как это он так прокололся. Однажды по-крупному попался. Случилось непоправимое и негаданное — Наземникус оказался настолько глуп, что перебежал дорожку не кому-нибудь, а самому Альбусу Дамблдору.

Земник никогда не учился в Хогвартсе. Его родители, милейшие держатели собственной фермы угрей в Йоркшире, полагали, что домашнего образования продолжателю их дела будет вполне достаточно. Однако о директоре Хогвартса он слышал и слышал многое — из услышанного Наземникус сделал верный вывод, что последний, с кем стоило иметь дело в теперешние гиблые времена, есть Альбус Дамблдор. Тот-Кого-Нельзя-Называть, говорят, считает его своим личным врагом.

Наземникус, запахнув плотнее старую шерстяную мантию, слезящимися от ветра глазами в который раз посмотрел на часы. Нельзя сказать, что профессор опаздывал, еще не было трех, а Дамблдор обещался к трем, но все равно Наземникус хмуро клял его на чем свет стоит. Холод от кирпичной стены, к которой он прислонился, несмотря на теплую мантию склизкими струйками стекал по телу, и больше всего Наземникусу сейчас хотелось плюнуть на все, аппарировать из этой чертовой Годриковой впадины в Дырявый Котел и напиться там в хлам. Нервы в последнее время расшалились. Будто мало им всем свихнувшегося Того-Кого-Нельзя-Называть, его псов Упивающихся смертью, заданий Ордена, от которых, ну честно, только плакать хочется, никакого воодушевления, так теперь еще и это. Эти. Два чокнутых маггла. Кто-нибудь сказал дружище Флетчеру, что один из них, пусть и выглядит рохля рохлей, глаза жесткие, мертвые имеет? Такой убьет и не поморщится, разве что улыбнется слабо. А девка? Наземникус вообще не понимал, как можно такой хваткой быть, ведь миленькая, ну разве что не облизнешься, кудряшки смоляные, ручки маленькие, в платьице вечно ходит, в ситцевом, летящем, а вона же, гляди, — чуть не выследила его, губки так сурово поджала, когда очередное письмо с порога подняла, что у Земника самым позорным образом поджилки затряслись.Что же делать? У Наземникуса и мантия-невидимка была, и палочка, и сам он, что не говорить, вовсе не слабак, однако... такое чувство, такое тоскливое чувство, что зря он их, этих магглов, нашел. Еще одна ошибка, дай Мерлин, чтобы это было не последним, что он вообще совершит в жизни...

— О, здравствуй, Наземникус, — поприветствовал его Дамблдор.

В отличие от нормальных людей директор аппарировал бесшумно, потому что наверняка не аппарировал вовсе, а просто скользил во времени и пространстве. С него станется. И ему снова удалось застать Наземникуса врасплох, чего Наземникус очень не любил. В этом темном проулке и так неуютно, а еще всякие лучезарные старики из воздуха за спиной неслышно выпадают...

— Альбус, — кисло отозвался он.

— Давай немного пройдемся, не возражаешь? — Дамблдор с приязнью смотрел на него сквозь очки-половинки. — Я знаю здесь прекрасный паб, пойдем дойдем до него и там поговорим.

Наземникус пожал плечами. Будто у него был выбор, ага.

По дороге разговора не получилось. Идти против пронизывающего ветра оказалось делом заведомо неприятным, и Наземникус, недолго думая, предпочел спрятаться за широкой спиной директора, першего вперед с непосредственностью танка.

Добрались до «Кошки и сапога». Пропустив Наземникуса вперед, Дамблдор повесил свою шляпу на лосиные рога, служившие пабу вешалкой, и прошел к дальнему столику. Наземникус решил, что сейчас директор наложит чары неслышимости или там недосягаемости, можно даже будет кое-что выгодное провернуть, например, вон те уродские зонтики в подставке — старая ведьма Хоспис их за сикль, а то и за два возьмет, даром, что сумасшедшая. Но вместо этого Дамблдор, ничуть не смущаясь, заказал две пинты темного, вежливо выдвинул стул для Наземникуса и стянул с ног самые уродские калоши, которые Земнику доводилось видеть.

— Ну как продвигаются дела, Наземникус? — спросил он.

— Я бы сказал, отлично, — осторожно отозвался Наземникус, присаживаясь на самый краешек стула. — Магглы в панике, не знают, что делать.

— Прямо-таки не знают? — прищурился Дамблдор.

— Девушка меня точно скоро вычислит, Альбус. Точно голову открутит по самое не балуйся. Я от нее магией защищаюсь, но чувствую, она эту магию за гланды из меня вырвет, чтоб не бесил ее, значит, а потом заставит собственные уши сожрать, это я вам еще раз точно говорю, — Земник скорбно поглядел в свой бокал с пивом. — Муженек ее — еще тот типчик. Убивец, вам, Альбус, видеть таких не доводилось. Хороша парочка, да? Наемный душегуб и гробовщик. Семейный подряд, чтоб их трижды и через мерлинову жо...

— Спасибо, Наземникус, — перебил Дамблдор.

И чего он тут улыбается? Наземникус насупился еще больше. Не ему ж с этими ребятками общаться.

— Выходит, ты подобрал нужных людей. Уверен, что они сделают все, как надо?

Наземникус пожевал губами.

— Сделают-то они, сделают. Вот только... не стоит оно того, Альбус, не стоит таких людей в дела наши вмешивать, это те еще волки, волшебники мы, не волшебники, а все равно найдут они способ вред нам причинить.

— Так вышло, что выбора нет, — сказал Дамблдор. — Совсем. Или мы в самое ближайшее время находим предателя, или Волдеморт убивает ребенка, дабы Пророчество не сбылось. Мы знаем, что среди друзей Поттеров появился предатель. Это уже риск, потому что Волдеморт... Наземникус, прошу тебя, не расплескивай пиво мне на бороду, пожалуйста. Так вот это значит, Волдеморт предполагает, что сын Поттеров — и есть его враг, иначе бы он не пошел на такой риск, как привлечь в свои сторонники кого-то из членов Ордена, зная, что Орден основан мною, принадлежит и подчиняется мне.

— Лонгботтомы тоже в составе Ордена, может быть, предатель ихний друг, а не Поттеров...

Дамблдор в задумчивости водил стаканом по столу. Смотрел вокруг. Посетителей в пабе собралось немного, и вроде бы смысла возводить вокруг чары не было, Дамблдор и не возводил, однако сам вид Земника — встревоженный, напряженный да еще глаза эти грустные... в общем, он не удивился, что бармен нет-нет, да косится в их сторону, а молодой длинноволосый человек у стойки так и таращится. Лишь пьянчужка у двери, чего-то там пересчитывающий на ладони, может быть, даже не мелочь, был единственным, кому они с Земником были заметно не интересны. Альбус улыбнулся.

— Нет, Наземникус, все указывает на то, что предатель — близкий друг Поттеров, ближайший прямо-таки. Задача кажется простой, не так ли? — и Дамблдор откинулся на стуле, выжидательно глядя на Наземникуса.

Тот ответил ему печальным взором.

— Я мог бы использовать легилименцию или Веритасерум, — подсказал директор. — Их всего трое, ближайших. Но я велел Поттерам скрыть себя заклятием Тайны, Джеймсу нужно лишь выбрать того, кто будет ее Хранителем. Я не могу применить легилименцию или зелье к Сириусу Блэку, Ремусу Люпину и Питеру Петтигрю, потому что, если один из них все же окажется предателем, о вмешательстве в их разум узнает Волдеморт. Он, как известно, непревзойденный легилимент.

— Я думал, вы непревзойденный легилимент, профессор.

— Я тоже так думал.

— Что с того, что Тот-Кого-Нельзя-Называть узнает?

— Он станет действовать незамедлительно. Он придет за ребенком, за Избранным, убьет его, и Пророчество никогда не сбудется, — губы Дамблдора двигались, а сам он смотрел на свои руки. — По этой причине Джеймс защитит свой дом Фиделиусом. По этой причине свой дом Фиделиусом защитит и Фрэнк Лонгботтом, потому что я могу чудовищно ошибаться во всех своих выкладках. А мы с тобой пока попробуем найти предателя, не прибегая к магии.

— Но прибегая к помощи магглов-маньяков, — съязвил Наземникус.

— Не без этого, — согласился Дамблдор. — Ты сделал все на высшем уровне, мой мальчик. Я не сомневался, что ты найдешь подходящих людей.

— Чего это вы доверяете мне, директор? — ворчливо сказал Наземникус. — Почем вы знаете — вдруг я предатель, а?

Дамблдор внезапно развеселился.

— Вполне можешь быть и ты, — отозвался он. — И еще полтора десятка членов Ордена, которых Джеймс и Лили, а также Фрэнк и Алиса считают своими друзьями. По какой-то неведомой причине я доверяю тебе, Наземникус, не только свои планы, но и суть Пророчества, и предположения, к кому оно может относиться, и даже привлекаю тебя для дела... Удивительная вещь — доверие, не правда ли? Я знаю, что тебе можно доверять, — добродушно закончил он.

«Это потому что я у тебя в неоплатном долгу, свинья ты этакая», — тоскливо подумал Наземникус, открыл было рот, чтобы потребовать себе еще пива...

— Ты был прав насчет профессионалов высшего уровня, Земник, — подмигнул ему Дамблдор, выдвигая еще стулья с правой и левой стороны от себя, вставая и галантно кланяясь давешнему пьянчужке, подошедшему со спины к Наземникусу. — Все, что ты мне рассказал о Джонни и Мэгги Райт — все это прекрасно, я так и думал, что они нам подходят, но теперь... браво же, миссис Райт, я впечатлен.

— Чего-ой?.. — вскинулся Наземникус, но был остановлен тихим «Сидеть!». Что-то острое — Земник не хотел верить, что это нож, нет, нет, только не перышко, мамочки мои!.. — нежно прижалось к его горлу.

— Добрый вечер, миссис Райт, — спокойно продолжил Дамблдор. — Не желаете ли присесть? Ваш супруг, так понимаю, присоединиться к нам позже?

Пьянчужка пинком отправил стул вбок, чтобы не загораживал подходы к Дамблдору.

— Ах да, — директор располагающе улыбнулся. — Думаю, пора.

Он неторопливо взмахнул волшебной палочкой, и их столик наконец стал невидимым и не слышимым для окружающих, а бармен, проныра Ник Полански, вдруг вспомнил, что у него никогда не было столиков в том пустом и скучном углу паба.

Мэгги сузила глаза. Аккуратно размотав видавший виды шарф Наземникуса, чтобы облегчить доступ лезвия ножа к его горлу, она спросила:

— Кто вы?

— Гха-а...

— Позволь мне, Наземникус, — Дамблдор сложил ладони домиком. — Меня зовут Альбус Дамблдор, я директор замечательной школы... название которой не скажет вам ровно ничего. Это мой хороший знакомый, его имя Наземникус Флетчер, и я был бы вам очень благодарен, Мэгги, если бы вы убрали нож от его горла. Право же, именно благодаря его усилиям наша встреча состоялась, не хочется портить впечатление от будущего взаимно приятного сотрудничества досадными недоразумениями.

— Положите оружие, что вы держите в руке, на стол. Медленно, прошу вас, — Мэгги обогнула стул, на котором сидел Наземникус, и встала прямо напротив Дамблдора. — Есть более эффективные способы нанять меня, мистер Дамблдор. Необязательно применять дешевые трюки с письмами.

— С чего вы взяли, что я собираюсь нанимать вас?

— Другого вида сотрудничества я попросту не могу вам предложить. Положите оружие на стол. Я прошу в последний раз.

— Вы правы, я собираюсь нанять вас. Вас и вашего мужа, — спокойно сказал Дамблдор. — Пожалуйста, присаживайтесь, мы все обсудим.

— Боюсь, не выйдет, — тихо ответила Мэгги. — Если вы знаете, кто я, вы должны быть в курсе, что наем происходит по договоренности с...

— С неким мистером Броуди, — подхватил Дамблдор. — Поверьте, это особый случай, когда нам придется обойтись без него.

— Что же в нем особого?

— Ну для начала, Мэгги, — нанять вас собирается волшебник.

Мэгги секунду вглядывалась в его лицо.

— Ясно, — безучастно кивнула она. — Так, мистер Флетчер пойдет со мной, вы очень медленно досчитаете до ста — с чувством, не пропуская ни одной цифры, — потом покинете паб. Если будете вести себя хорошо, ваш друг останется жив. Пошли.

Она потянула Наземникуса за воротник, заставляя подняться.

— Я говорю правду, Мэгги, — Дамблдор не шелохнулся. — Я действительно волшебник. Наземникус — тоже. Неужели вы не обратили внимания на то, что вас больше не интересует палочка в моей руке, оружие, как вы выразились? А палочка Наземникуса, направленная вам в сердце — Земник, опусти ее, пожалуйста — вас также не трогает. Я, простите великодушно, применил к вам заклятие Конфундус.

Мэгги хотела улыбнуться, может быть, небрежно или иронично, ведь это был полный бред, бред сумасшедшего, вот только улыбаться не хотелось совершенно. Нож выскользнул с ее пальцев, а может, — просто пропал, испарился, как и беретта из внутреннего кармана. Словно по волшебству.

— Мистер Райт уже здесь, — продолжал Дамблдор спокойно, даже чуточку отстраненно. — Он не видит нас, потому что мы ограждены чарами невидимости и неслышимости, но я впущу его в круг. Вы хотите, чтобы я впустил его, Мэгги?

— Да, — еле слышно сказала Мэгги, чувствуя, что потные руки Наземникуса, удерживая за запястья, усаживают ее на стул. От него разило пивом, тем самым дешевым одеколоном, а еще страхом, страхом, но это не обнадеживало, как обычно, а напротив внушало необъяснимый ужас. Точно такое же чувство посетило однажды Мэгги, когда Билли Паркенс, который должен был умереть от пули в сердце, прополз те пять ярдов, что отделяло его от двери в кладовую, и засел там с обрезом в трясущихся руках, готовый сражаться за свою долбанную жизнь до последнего.

— Джонатан, добро пожаловать, — Дамблдор вежливо поклонился Джонни, с решительным видом приближавшемуся к их столику. В вытянутой руке его был пистолет и направлен он был на Дамблдора, мирно попивавшего пиво, а не Наземникуса, до сих пор державшего палочку направленной на Мэгги, что, по мнению Дамблдора, ясно говорило о способности Джонни к быстроте понимания ситуации. — Вы с Мэгги в безопасности, уберите это, — он кивнул на пистолет. — Наземникус, закрой дверь в паб. И спрячь в конце концов палочку, тебе больше ничто не угрожает. Как видите, Мэгги, — он добродушно улыбнулся бледной, как смерть Мэгги, — мы неплохие волшебники. Все в пабе кроме нас, четверых, спят крепким, оздоровительным сном. Нам никто не сможет помешать.

— Помешать чему? — громко поинтересовался Джонни. — Кто вы, черт возьми?

— Волшебники, Джонни, волшебники. Мы уже обсудили этот вопрос с вашей очаровательной супругой. Волшебники. Я профессор АльбусДамблдор, директор школы чародейства и волшебства Хогвартс.

— А я Джонни Райт, местный гробовщик. И если вы продолжите нести чушь, так и быть, вы станете моим клиентом.

— Магия существует. Ее полно в самом деле, где-то даже чересчур. Мы скрываемся от вас, магглов, — Дамблдор откинулся на стуле, испытующе смотря на Джонни. — Магглами мы называем не волшебников. Вас большинство, нас меньше, но вы, Джонни, ведь всегда лояльно относились к меньшинству, не так ли? Потому что сами считаете себя его частью, я прав?

Джонни перевел взгляд на жену.

— Что здесь происходит?

— Они отправляли нам письма, — сумрачно ответила Мэгги. — Они знают про Генри Споррока.

— Безусловно! — воскликнул Дамблдор, хлопнув в ладоши. — Безусловно, мы знаем. С этого и надо было начинать беседу, мои извинения, Мэгги.

— И чего вы хотите?

— Я желаю нанять вас.

Наземникус кашлянул.

— Вас обоих. Мне нужно, чтобы вы оба сделали для меня кое-какую работу.

Джонни переглянулся с Мэгги.

— Вы волшебники, почему бы вам не убивать самим?

— К сожалению, магия не всесильна. Есть ситуации, когда люди, ею не владеющие, способны разрешить проблемы, а волшебники, напротив, все испортить.

Джонни и Мэгги стало неловко от взгляда этого старика. Он сравнил его с рентгеном, она — с лучом прицела снайперской винтовки, но ощущение у обоих было одинаковым — мыслей от этого взгляда не скроешь, чувств тоже, обнажение души совершенное, надо ж, интимную связь с этим Дамблдором чувствуешь...

— Я попробую объяснить, — проговорил Дамблдор. — У нас война. Вы, должно быть, заметили, что несчастья — печаль и горе, ураганы, необъяснимые и жестокие убийства, массовые исчезновения — что несчастья наводнили Британию. Все это происходит не просто так, все эти вырезанные деревушки, спаленные леса, смерчи на Темзе, — все это делает война, наша война.

— Вы хотите сказать, что волшебники воюют друг с другом? — медленно сказала Мэгги. Отчего-то от мыслей о том, что эти придурки с всесильными палочками в руках еще и дерутся между собой где-то рядом, стало совсем грустно.

— Да. Один волшебник, очень сильный и могущественный волшебник, собрал вокруг себя сообщников, чтобы погубить всех нас. Он ненавидит магглов, презирает и боится их, потому добивается власти, чтобы погубить вас.

Джонни закатил глаза. Все больше становится похоже на мелодраму.

— Здорово. Ну а вам-то какое дело до магглов?

— Без магглов нам не выжить, — просто сказал Дамблдор. — Мы зависим от вас, Волдеморт не понимает этого. Если мы раскроемся, открыто проявим себя, скажем, завоюем мир...

— Вам это не удастся, — отрезал Джонни. — Вы же живете среди нас. О таких штуках, как зарин, бактериологическое оружие, атомная бомба слышали? Водородная бомба, а? Неужели вы полные кретины?

— Нет, — глаза Дамблдора блеснули. — Может быть, слегка. Как раз в той степени, чтобы понимать, что применение любой из перечисленной вами, как вы выразились, штуки приведет к уничтожению всего живого. Да, Джонни, и магглов в том числе. Вы же не научились контролировать цепные реакции.

— С чего вы взяли?

— Я говорю о душе, — Дамблдор слабо улыбнулся. — Вы не воспитали в достаточной степени свои души, чтобы суметь остановиться, когда действительно станет такой вопрос — доказать или все же сказать себе стоп. Впрочем, как и мы, волшебники. Но оставим это — вы, Джонни, Мэгги, — он поклонился каждому, — все равно не великие философские умы, да и я тоже, чтобы обсуждать то, что лежит в ведении разве, что Бога. Вернемся к нашему вопросу. В Британии сейчас война, незаметная большинству магглов, но от того не менее губительная для них, чем для нас. Существует Пророчество, по которому Волдеморта — как вы помните, так себя называет, а вернее, велит не называть, наш враг, лидер темных волшебников, — сразит ребенок. Волдеморт хочет сместить существующую власть и воцариться в магической Англии. Это в его ближайших планах, перспектива, как вы понимаете, у него простилается дальше. Ребенок же...

— Не буду спрашивать, откуда вам известно о планах этого вашего Че Гевары, — лениво проговорил Джонни, беря Мэгги за руку. — Согласитесь, я не могу знать, как на самом деле обстоят дела в волшебном славном Авалоне; вдруг у вас там все настолько прогнило, что этот Волдеморт окажется спасителем? Может быть, волшебники не против свободы и Волдеморта, а вы, мистер, просто, так скажем, придерживаетесь старых порядков, ибо сытнее, теплее и кое-какие грешки могут всплыть?

Наземникус не выдержал:

— Это Тот-Кого-Нельзя-Называть спаситель-то? О да, от возможности умереть собственной смертью в постельке, вот от этого он точно спаситель.

— Ну сторонники ведь у него нашлись, — пожал плечами Джонни. — Значит, не все ладно у вас, ребята.

Дамблдор откинулся на стуле. Он молчал, переводя взгляд с Джонни на Мэгги.

— Давайте уточним, — наконец сказал он. — Вы хотите быть уверенными, что станете воевать на стороне правды? Что будете сражаться за нее?

Мэгги коротко улыбнулась.

— Хотим.

— Откуда у наемных убийц подобная щепетильность?

— От бабушки. Ну так? Правда ли, что Волдеморт воплощение зла, сеет ужас и хаос в крае добрых безвинных овечек? Вы впутываете нас в свои дела, мы по сравнению с вашими возможностями — парочка слепых ощипанных голубей, будьте любезны объяснить за что, в случае нужды, мы сложим головы, — Джонни улыбнулся, только вот веселого в его улыбке было маловато.

— Что, правда сложите? — хмыкнул Наземникус.

— Если вы в курсе, что случилось с доком, нам не отвертеться.

Дамблдор наклонился вперед.

— Нет, — тихо произнес он. — Нет, вы не станете сражаться на правой стороне. Хотя бы потому, что наши противники считают, что их сторона — правая. Увы, это проблема всех воин. Но могу вас уверить — то, за что мы сражаемся, тот мир, который еще существует — это неплохой мир. Нас немного, мистер и миссис Райт. Мы могущественны, вы правы, но мы такие же люди. У нас есть свои слабости, и первая из них — могущество не делает нас взрослыми. Волшебники, Джонни, — это большие дети, и сейчас, когда возникла угроза поражения, когда столько смертей вокруг, они попрятались в свои уютные шкафы и под свои уютные кровати. Не знают, что делать. Я помню Волдеморта ребенком, я учил его. Скажу вам честно — по-настоящему ребенком он никогда не был, мир больших детей не для него, он всегда был... всегда был слишком взрослым, слишком циничным, слишком умным и слишком не восторженным не волшебником для мира волшебства, чтобы жить в нем. Смириться с ним.

— И сколько таких ребят, таких не приспособленных есть еще?

— Да Мэгги, прекрати уже, неужели всех хочешь осчастливить? — Наземникус в сердцах сплюнул. — Ну не пошла у этих сволочей жизнь у нас, ну что, идти всех кромсать в капусту? Ты же убийца, дракл тебя раздери! Мы тебе денег отвалим, только сделай свою работу, не разводи тут мораль, тошнит уже всего.

Мэгги секунду глядела на него, словно прикидывала, куда сподручнее будет воткнуть в него вилку, потом перевела взгляд на Джонни. Тот ответил ей едва заметным кивком.

— Хорошо, мы согласны, — бодро сказала она, поворачиваясь к Дамблдору. — Так что это за Пророчество?

Дамблдор выдохнул.

— Только запомните — убивать никого не надо, — деловито начал он. — Вы должны приглядеть за двумя семьями и вычислить в их окружении предателя. Это все.

— И в одной из этих семей растет ребенок, что должен прикончить вашего Че Гевару?

— Что за че?

— Неважно, Земник. Да, Джонни, так говорит Пророчество, — ответил Дамблдор.

— Что вам известно о предателе? — спросила Мэгги.

— Только то, что он есть. Волдеморт знает о Пророчестве, и он придает ему большое значение. Две семьи — Фрэнк и Алиса Лонгботтом и Джеймс и Лили Поттер подходят под описание, данное в Пророчестве. В обеих семьях растут сыновья, два мальчика, и оба эти мальчика в опасности, равно как и семьи. Лонгботтомы и Поттеры защищены мощнейшими заклинаниями, но от предательства чары не спасут. Единственный выход для них — не доверять никому, однако Джеймс и Лили, а также Фрэнк и Алиса являются бойцами нашего сопротивления, они сражаются, каждый день видят гибель людей, потому дружбу и верность считают главными приоритетами... такое на войне случается, отвага, дружба, верность, готовность прикрыть спину, клятвы мщения за погибших товарищей — оно случается, — Дамблдор устало прикрыл глаза. — Сами понимаете, что в этой обстановке любое предположение, что друг, с которым ты накануне прикончил парочку инферналов, — предатель, готовый по первому слову сдать тебя Темному Лорду, заранее будет встречено крайне враждебно.

— То есть вы хотите...

— Да, хочу. Вы магглы, у вас совершенно другое мышление, к тому же Земник специально искал преступников, у них мышление еще более иное. Вы без сантиментов, без этой ненужной романтики и прочей шелухи, люди сторонние и не заинтересованные, а также не привыкшие полагаться на магию как на универсальную помощницу в любых ситуациях, вычислите предателя.

Джонни в упор смотрел на Дамблдора.

— И сохраните жизни шестерым хорошим людям, — скучно закончил тот. — Простая миссия, у которой благие прекрасные цели.

— Благими намерениями дорога в ад вымощена, — процедил Джонни.

— Не без этого, — директор снял очки и потер переносицу.

Наземникус хмыкнул.

— Так сколько вы хотите? — ласково улыбнулся Дамблдор.

Джонни печально глядел, как Лили Поттер с ловкостью, достойной восхищения, переворачивает блинчики. Легенда им с Мэгги была придумана заурядная, зауряднее некуда — вроде как дальние родственники, кузены кузенов Наземникуса Флетчера, захудалые маги, желающие отомстить Темному Лорду за убийство родителей. Представились они братом и сестрой Джонни и Мэгги Флетчер, и их вступление в Орден Феникса было одобрено самим Дамблдором, так что даже если и возникли вопросы, очень скоро вопрошающим до них дела не стало.

Джонни показал себя хватким малым в охоте на темных волшебников, Сириус Блэк так прямо и сказал однажды — и это при том, опять же по словам Сириуса, что руки у Джонни по части магии явно росли не из того места, простейшего заклинания не мог, не напортачив, сотворить. Джонни отшучивался тем, что у них, в западной Англии, все волшебники давно наловчились тварей и без магии давить, за зря не растрачивать. Мэгги быстро сдружилась со всеми, ребята говорили, что второй такой хохотушки не сыскать, а лучшими подругами у нее вскоре стали Лили и Алиса, что не мудрено, Сириус как-то сразу подумал, что обязательно станут.

Он с первых дней взял обоих под контроль. Новенькие, обстановки до конца еще не понимают, верят пока, что смерть одна и случается она с другими. Такие для Упивающихся легкая добыча, их и самих поначалу, выпускников зеленых то есть, только на браваде и ловили. Ремус вон правильно говорит — самое лучшее не победить, нет. Самое лучшее — выжить в первом бою, бойцом хорошим стать, остальное приложится. Только бы выжить.

Что-что, а выживать Джонни и Мэгги умели. Когда уводили из-под удара две семьи магглов, имевших несчастье оказаться родней погибшей Марлин Маккиннон, Джонни, не колеблясь, не сомневаясь ни секунды, спас с десяток людей — детей, женщин, мужчин. Выводил их один за другим из охваченного огнем ангара, куда их согнали Упивающиеся; его тысячу раз могли убить, однако, гляди-ка, крепыш держался до последнего, ни дюйма от своего не отступил. Тогда же Сириус увидел, как они, Джонни и Мэгги, страхуют друг друга, прикрывают спины. Слаженно и четко работали, так и не подумаешь, что обычные фермеры, или там родня их Земнику, который в серьезной операции участвовал лишь однажды, да и то потому, что выпил лишку.

— Давайте ешьте, потом будем планы разбирать, не сейчас, — строго сказала Лили, ставя на стол блюдо, полное румяных блинчиков с черникой. — Сириус, убери чертежи. Все равно Питера еще нет.

— А что нам Питер? — проворчал Сириус. — Тут половины участников нет, твоего мужа в том числе, а ты только Питера вспомнила. Два куска, спасибо, Мэгги, что ты делаешь сегодня вечером?

Мэгги аккуратно размешала ему чай, села на стул, придвинула к себе чашку и только потом ответила:

— Буду разбирать чертежи и планы катакомб, где наш общий друг устроил себе штаб-квартиру, и разработать идеальный маршрут передвижения диверсионных групп, если Дамблдор одобрит и надобность в таковых возникнет. Как и все, Сириус.

Сириус улыбнулся ничего не значащей улыбкой.

— Про группы при Джеймсе лучше не говорить, — предупредила Лили.

— Разумеется, — отозвался Джонни. — Кстати, что-то он задерживается.

Сириус пожал плечами.

— Может быть, в лавке заболтался с кем-то. Ремуса тоже нет, Питер уже с полчаса должен был появиться, Земник, если он только провернул это свое дельце с котлами, а не попался в лапы министерским, вообще уже два дня здесь должен ошиваться. Куда все запропастились?

— Питер собирался достать недостающую часть плана, помнишь? Без нее нам все равно нечего обсуждать.

— Ладно, Лили, никто не верит, что он сможет добыть чертежи.

— Это ты, Сириус, не веришь, а Джимми точно знает, что Хвостик...

— Да-да...

— Не отмахивайся от меня, Сириус! Вы видели — он от меня отмахнулся!

— Хорошо, Лили, — Сириус нежно улыбнулся разгневанной девушке. — Питер действительно обведет охрану вокруг пальца, проникнет в библиотеку Лестрейнджей и выкрадет из архивов те несколько обгрызенных листков пергамента с остатками плана катакомб. И благодаря чертежам мы сможем незаметно прокрасться в логово Волдеморта, застать его врасплох и каким-то чудом прикончить раньше, чем он доберется до вас с Джеймсом. Очень мило с его стороны, что он выбрал влажные, темные катакомбы в качестве жилища, правда? Убивать его там будет намного приятнее.

— Прекрати, — в наступившей тишине тихо произнесла Лили. — Не нужно хоронить нас заранее. Тот-Кого-Нельзя-Называть не достанет меня и Джеймса.

— Он уже достал, ты разве не видишь? Джеймса заперли здесь, он должен опасаться своих друзей, сидеть сложа руки и каждый день ждать, что Волдеморт появится у него на пороге. Почему бы нам не плюнуть на все и сразиться с этим скотом в открытую? Сколько можно прятаться?

Джонни не спеша отставил чашку.

— Сириус, ты предлагаешь Лили и Джеймсу выдать себя? — спросил он, располагающе, дружелюбно улыбаясь. Не будь Сириус так зол, его бы определенно передернуло от подобной улыбки.

— Это лучше, чем прятаться здесь и ждать смерти, — с вызовом сказал Сириус. — И надеяться на всякие безмозглые планы и чертежи. И доверять дело Хвосту, это ж надо. Он может шпионить, да. Может вынюхивать. Может пойти за компанию и набить кому морду. Но рисковать своей шкурой в одиночку — вы слишком многого от него хотите. Нельзя было ему это поручать, вы должны были мне сказать, на что его отправляете, я бы его прикрыл.

— Вот как? — отозвалась Мэгги.

Сириус повернулся к ней.

— Я бы доверил ему свою жизнь, — буднично заметил он. — Правда. А его собственную не доверил бы никогда.

Мэгги опустила глаза под его взглядом.

— Если вы не начнете есть блинчики сейчас же, они окончательно остынут, и я вам этого до смерти не прощу, — Лили загромыхала тарелками. — Сириус, тебе положить?

Сириус откинулся на стуле.

— Да, Лили, спасибо, — он попробовал улыбнуться.

— Вот, держи. Джонни? Мэгги, полей сиропом, его прислала Тунья, она замечательно варит варенье и джемы, только сладкого не любит. Между прочим, Джеймс уже на подходе.

— Откуда ты знаешь? — удивился Сириус.

— Чувствую, конечно, — теперь пришла пора удивляться Лили. — У тебя такого не бывает?

И побежала открывать дверь.

— У нас с ним не те отношения, угу, — пробормотал Сириус. — Проверь его!

— Не учи ученую, — отозвалась Лили из прихожей. — Это Джимми.

Мэгги и Джонни переглянулись.

Через несколько дней зарядили настоящие октябрьские дожди, накрывшие Годрикову впадину влажным невесомым пологом сизого тумана. Ночи стали холоднее, темнее и куда более страшными, и дело было даже не в тумане, как порой приходило в голову Лили, а в смрадном дыхании дементоров, наводнивших деревню. Ей отчего-то думалось, что дементоры избрали их долину в качестве последнего оплота, с которого станут вести погибельный бой, когда Орден и светлые волшебники победят и отправят Того-Кого-Нельзя-Называть в вечное изгнание. То, что Орден победит — в этом Лили не сомневалась. Победит, победит, ну конечно же, разве Бог допустит, чтобы после всего, чтобы после стольких смертей они взяли и не одержали великую победу? Разве возможным станет, что все было напрасным? Это несправедливо, а Лили не верила в несправедливость мира, — не смотря ни на что.

Лили, если честно, считала себя счастливой женщиной. Ее Джимми рядом с ней. У нее есть Гарри. Даже Тунья со своим смешным Верноном в безопасности, Тот-Кого-Нельзя-Называть едва ли подумает о них, а если и подумает да нагрянет в гости, вскорости сбежит из-за опасения окончательно сойти с ума. По сравнению с другими, с Боунсами или Прюиттами — бедная Молли! — у Лили и вовсе была замечательная жизнь. Правда, Тот-Кого-Нельзя-Называть открыл на них охоту, но все ведь когда-нибудь закончится, а потом и забудется. Все будет хорошо. Кто-то пусть и подшучивает над этой искренней верой, однако сути это не меняет — Лили действительно знала, что все будет хорошо. Наверное, в таких людях скрывалось что-то от искры Божьей — не хотелось думать, что, может, что-то от его усмешки.

Нежная Мэгги очень нравилась Лили. Весельчак Джонни — тоже. Они был добры к Гарри, и не так, чтобы неискренне добры, как случается порой с Земником или с той же Гестией Джонс, просто, чтобы расположить к себе родителей, а добры по-настоящему. Джонни, если только в такие вечера не случалось рейдов, мог целыми часами играть с Гарри — даже Джиму наскучивала бессмысленная возня с малышом на ковре, а Джонни, нет, Джонни действительно веселился. Мэгги часто напевала Гарри незнакомые Лили песенки — неподдельно грустные, словно даже нездешние, далекие. Прекрасные.

Лили думала, что им как-то очень повезло, повезло не заслужено, что такие хорошие люди сражаются вместе с ними. А может, так должно было быть. Бог присматривает за нами, улыбалась про себя Лили, и ангелы присматривают за нами.

Мэгги положила голову на плечо Джонни.

— Что мы скажем?

Джонни не спешил с ответом. Он, прищурившись, смотрел на звездное морозное небо, рассыпавшееся горьким крошевом над головой. Ночь всех святых, а даже напиться не с кем — да и настроения из-за такого рождественского, пустого что ли неба нет.

— Сначала я решил, что это Блэк, — медленно проговорил он.

— Ты не решил.

— Да, я был уверен, что это Блэк.

— И что же?

— Теперь я знаю, что это не так, что не он предатель, — хмыкнул Джонни. — Не то, чтобы он не может им быть, а просто потому, что у него нет возможности.

Мэгги бледно улыбнулась.

— Вдруг он просто не способен предать?

— Предать способны все, ты же знаешь, солныш. В этом и сомнений нет, вопрос только в цене. Блэку достаточную цену пока не предложили.

— Ты имеешь в виду...

— Конечно, я не имею в виду деньги, — Джонни скривил губы. — Я говорю о поводе, что потом оправдает предательство. О благой цели, которую достигнуть можно по-разному, и предательство, и убийство в этом самом достижении не станут казаться ужас какой мерзкой вещью, потому что результат все искупит. Таким, как эти дети, классная штука вроде великого оправдания необходима, ты не заметила? Они же не мы с тобой.

— Точно не мы с тобой, — Мэгги благодарно сжала ладонь Джонни. — Они намного хуже.

— Мы убиваем, например. Но не творим пакости, одновременно называя их моралью.

— И что мы скажем? — помолчав, повторила Мэгги.

— Что нашли предателя. Питер Петтигрю сдаст их всех, потупив свои красивые глазки в пол и заламывая руки в прискорбном ужасе. Может, ему и правда некуда деваться...

— Знаешь, а я ведь могла...

— Дамблдор не нанимал тебя убить предателя.

— Да, но это будет в качестве дополнительной услуги, — деловито сказала Мэгги. — Он Хранитель тайны, и мы дважды видели его с Волдемортом. Надо бы прикончить на всякий случай...

Джонни пожал плечами. Они стояли на веранде своего дома, почти слышали, как рушатся чары, путающие умы и память и не позволяющие, по воле Дамблдора, никому из волшебников вспомнить об уважаемых жителях деревушки Годрикова впадина по имени Джонни и Мэгги Райт, а легко принять на веру сказку о дальней родне Наземникуса Флетчера. Все скоро закончится. Как только они выяснят, кто угрожает ребенку Поттеров, а может, ребенку Лонгботтомов, волшебство завершит круг, сыграет свой последний тайм, повернется обратной стороной и навсегда исчезнет из жизни наемного убийцы и гробовщика. Что им сказать? Что они знают, что Волдеморту известно, где скрыт дом Поттеров? И да, все-таки сын Джеймса и Лили тот бравый, который сокрушит эту бледную образину?

— Я думаю, ты права, — пробормотал Джонни.

— Что?

— Ты права, — твердо сказал он, беря ее за плечи. — Ты убьешь Петтигрю. Это будет честно.

Глаза Мэгги лукаво блеснули.

— Ты в самом деле судишь о чести? — тихо спросила она.

— Ну надо же как-то соответствовать тому несказанному впечатлению благородных идальго, что мы оказали на Дамблдора. Я просто хочу все доделать до конца, хочу, чтобы все было правильно.

— И аккуратно.

— Да, аккуратно. Труп кремирую у старого Мака.

Мэгги улыбнулась.

— Завтра, — пообещала она. — Первого ноября Петтигрю не станет.

— То есть сегодня мы ничего не скажем Дамблдору? — уточнил Джонни, волнуясь.

— Почему не скажем? Заверим, что ничего не выяснили.

— Молодец. Так будет лучше. Это благое намерение — промолчать и сделать все самим. Даже не знаю, что может быть благороднее.

Мэгги грустно улыбнулась.

— Еще мы промолчим, если все пойдет не так, хорошо? Не надо говорить... ты понимаешь, о чем я.

— О том, что знаем, что Волдеморт придет за Гарри сегодня? — отозвался Джонни. Голос его был странно далек. — Конечно, не надо.

Они смотрели на небо.

Быть может, и небо смотрело на них.