Я хочу всё исправить (джен)

Волдеморт был уничтожен, но он ушёл, унеся с собой десятки жизни. Все жертвы этой войны были людьми близкими Гарри, теми, кого он любил и кем дорожил. Такие волшебники как Ремус, Сириус, Дамблдор — погибли. Они были поддержкой Гарри, и Волдеморт, убив их, отнял у Мальчика-Который-Выжил то, ради чего тот, собственно, и пытался выжить.

Сейчас Гарри сидел на обломках Хогвартса. Вокруг ходили потерянные волшебники. Всех разрывало на части двоякое чувство. С одной стороны, копившийся годами стресс, неспособность поверить в счастливый конец, чудовищная боль утраты и потери. Гарри, не знал, как можно утешить Рона и Джинни, потерявших на войне брата, как смотреть в глаза Джорджу, который оставил на поле боя половину своей души, что делать с маленьким Тедди Люпином, который лишился обоих родителей, как когда-то и сам Гарри. С другой стороны, долгожданное освобождение от гнёта войны, от страха получить удар в спину, сказать лишнее слово, отпустить ребенка погулять...

Это испытывали все. Не было ни одного волшебника, кто смог бы остаться безучастным к всеобщему смятению. Кто-то помогал мадам Помфри залечивать раны, кто-то укрывал мертвых, кто-то принимал на свои плечи стоны и рыдания более слабых, но каждый понимал, что магическому обществу снова нужен сильный целеустремленный человек, который сможет всех собрать, встряхнуть и повести вперед — заново строить жизнь. Жизнь без войны: со всеми её трудностями, проблемами, строить так, чтобы глаза людей загорались сначала упорством, потом энтузиазмом, и наконец, счастьем. Чтобы люди захотели снова подняться, отбросить все предрассудки и страхи прошлых лет, чтобы у них появилось искреннее стремление забыть все ужасы войны, всё то отчаяние, что давит невыносимым грузом на сердце и мешает, гордо расправляя плечи, смотреть за уже изведанные горизонты.

И это было самое страшное. Теперь, пройдя сквозь смерть и слезы, Гарри понимал, что среди живущих ныне, ему неизвестен человек, способный на такой подвиг. Более того, он боялся, что за неимением лучшего, люди будут надеяться на него. Снова. И честно рассуждая перед самим собой, Гарри признавал, что он не справится. Просто не сможет. Не потому что он устал, или «политика — не его дело», или «миссия по спасению мира завершена — дальше сами». Нет, не поэтому. А потому что он был сломлен. Все те страхи, слезы, потери, переживания и опасности, которые волшебники пережили сегодня, он переживал всю свою жизнь. А теперь, когда он умер и воскрес дважды, в нем едва осталось что-то от жизнерадостного мальчугана, который пораженно ахал, глядя на волшебный потолок, говорящую Шляпу, самонакрывающиеся столы, на походную палатку с чарами пространства...

У Рона была крепкая дружная семья, у Гермионы был Рон, были родители, у профессора МакГонагалл осталась на плечах целая школа. Что было у Гарри, самого сильного волшебника современности, у победителя Волдеморта, у Мальчика-Который-Все-Таки-Выжил? Ничего.

Гарри перевел взгляд на двор, где на ступеньках сидели Рон и Гермиона, прислонившись к его плечу. Друг, товарищ, брат, верный соратник, храбрый воин. Рон, для нашей дружбы не стало преткновением даже то, что ты ушел тогда, в лесу. Мы все — люди, и все имеем право на ошибку. Никто не смеет обвинить нас в трусости, потому что это ложь, или в слабости, потому что это естественно. Ты не был слаб, никогда. Злые языки, жалкие мелочные душонки могут говорить обо всём, на что хватит фантазии. Я помню бедно одетого ребенка, лежавшего без сознания под гранитными обломками зачарованных шахмат, который, не дрогнув, пожертвовал собой, чтобы я смог идти дальше. Я помню мальчика в подшитых штанах, перешедших от старших братьев, который спас меня из моей маленькой личной тюрьмы и подарил мне вторую семью, с радостью делясь тем немногим, что у него было. Я помню мальчика со сломанной палочкой, который вставал между мной и слизеринцами под град насмешек и унижения, который с риском для жизни пошел за мной в логово василиска, прикрывая мне спину. Легко помнить проступки человека, сложнее запомнить, как он их исправил. Я помню смущенного паренька в смешной старомодной мантии, который, осознав свою ошибку, подошел и смог сказать: Прости меня, Гарри. Я помню молодого человека, который, не смотря ни на что, полетел за мной в Министерство, чтобы сразиться с Пожирателями смерти, снова и снова рискуя жизнью. И поверь мне Рон, что в том лесу, когда ты растерянный, ослабевший и запутавшийся оставил нас с Гермионой, мы не ругали тебя, не проклинали. Мы волновались за твою жизнь, за твою семью. А когда ты вернулся, простили в тот же миг, потому что были уверены, что ты поступил бы так же. Я бесконечно рад за вас с Гермионой. Она необыкновенная ведьма. И вы больше всех заслужили быть счастливыми.

Кто-то мягко коснулся его плеча, он обернулся — перед ним стояла Джинни. Еще совсем девочка... Рыжее солнышко с заплаканными глазами, которые смотрели на раненого солдата, но видели героя. «Не плачь, малыш. Пройдет время, твоя боль станет тише. Нет-нет, она никуда не исчезнет, она всегда будет с тобой, как старые затянувшиеся рубцы твоего отца, как шрамы твоей матери. Но она станет тише и не помешает тебе улыбнуться новому рассвету, подставить россыпь веснушек ласковому утреннему солнцу. Только вот, понимаешь, моя храбрая девочка, боль, которая в моем сердце, никуда не денется, потому что некому её заглушить, моим шрамам нет места, чтобы затянуться. Я сам — шрам». Солнышко опустилось на колени и мягко поцеловала затянувшийся навсегда, побледневший знак молнии. Потом поднялось и ушло, более не оглядываясь.

Что же делать? К кому обратиться за советом? Дамблдор — неиссякаемый источник добрых советов и древней мудрости оставил его. Снейп,... Стоп.

Снейп. Гарри распахнул полуприкрытые глаза.

«Снейп погиб? Точно? Кто сказал? Кто видел?» Быстро подняться и бежать к Гремучей иве.

«Он же в Хижине... он остался лежать в Хижине, а мы бросили его». Найти какую-нибудь палку, ветку, что-нибудь — открыть этот проход.

«Да, он закрыл глаза, отдал воспоминания, но не факт, что он мертв. Может... может, он сознание потерял. У него большая потеря крови!» Гарри цеплялся за эту мысль, как за спасительную ниточку. Он уже бежал по проходу, когда в голове прозвучал ядовитый, до боли знакомый голос: «Поттер, ты идиот. Прошло больше четырех часов».

«Всё равно! Я должен его найти, должен его увидеть».

«А если нет? Если он уже мертв? Что тогда?» Голос разума не мог еще сильнее напоминать голос профессора. Казалось, тот сидит прямо в голове.

«Я ... не знаю. Но я всё исправлю, я не позволю, чтобы он умер вот так. Когда победа уже одержана».

«Ты хочешь исправить?»

Пустая комната, следы крови на окне, холодное безжизненное тело горячо любимого человека...

«Да»

«У тебя нет времени»

Гарри опустился на колени перед бывшим профессором, нерешительно коснулся плотной черной ткани, и, замерев, присмотрелся к порванной коже на шее. Его внимание привлек золотой блеск. Гарри медленно отвернул окровавленный воротник рубашки. Маховик времени.

МакГонагалл строго-настрого запрещала Гермионе перемещаться вне пределов одних суток. Она объясняла позднее, что маховик перемещает не человека, а его энергию. Это значит, что чем дальше перемещается человек, тем меньше в нем остается энергии. Энергия — это жизнь. Один из главных законов магии — стабильность. Значит, если перемещаться дальше, теряется больше энергии. А чтобы человек оставался стабильным, чтобы не было риска для жизни, магия приспосабливает его к меньшему количеству энергии. Причем, самым простыс способом — уменьшает человека. Значит, возраст изменяется ровно настолько, насколько времени перемещается человек.

Гермиона молодела на один день, который и восстанавливала позднее. А Гарри нужно гораздо больше времени. Откуда начать?

«Начни с начала» посоветовал голос.

— Я иду, профессор, — прошептал Гарри, поворачивая самую длинную петельку, — Я начну сначала.

* * *

Когда Гарри попал в Хогвартс, и первокурсников повели на распределение, он повторял про себя: «Не смотреть на Снейпа, не смотреть на Снейпа, не смотреть на Снейпа». Поэтому в течение всей церемонии Гарри не смел поднять глаз на учительский стол. И только когда директор начал приветственную речь, он все же оторвался от созерцания своего отражения в тарелке.


— Да начнется пир! — уфф, кажется, пронесло.


Утром первым уроком стояли зелья, но Гарри помнил первые слова, сказанные профессором в их "прошлый" первый раз, помнил свой ответ, помнил, чем закончилось их такое... нелепое противостояние, длившееся почти семь лет — смерть зельевара. И сейчас, имея в своем распоряжении вторую попытку, Гарри решил исправить это недоразумение, обернувшееся трагедией для многих людей, которые окружали его на протяжении всей его жизни.


Сразу же после завтрака Гарри оставил Рона под предлогом того, что забыл учебник в комнате.

— Гарри, в первый же день? — удивленно заметил Рон.


Беспомощно разведя руками, Гарри пошел к выходу. В груди разливалось теплое приятное чувство: "Гермиона, поскорее бы ты с нами подружилась", улыбаясь, думал он.

На лестнице, вопреки собственным словам, Гарри вместо Гриффиндорской башни начал спускать в подземелья. "Надо вернуться к кабинету раньше, чем профессор, значит лучше встретить его в лаборатории". Она была на ярус ниже класса зельеварения. Гарри точно заметил момент, когда профессор ушел с завтрака, и поэтому надеялся застать зельевара там, где им никто не помешает.

Но тут он резко остановился. Профессор на сегодняшний день, мягко говоря, его недолюбливает. Значит, может трактовать его, Гарри, действия не то что двояко, а совершенно наоборот. Гриффиндорец попытался взглянуть на себя со стороны. М-да, здесь никакого второго толкования и не видно: если он будет говорить, как собирался мгновением раньше, все сказанное будет воспринято как лесть. А это не то, ради чего сюда пришел Гарри. Вздохнув, он развернулся и пошел в сторону класса.


— Стоять! — за спиной раздался резкий, но такой... знакомый опасно-тихий баритон зельевара. Гарри почувствовал, что немедленно покрывается мурашками с ног до головы. "Значит, так тому и быть", подумал он, обернувшись, узнав, встретившись с черными глазами.


— Кто вы? — испуганно выдохнул гриффиндорец, из последних сил сдерживая внутри поток благодарности, счастья и... гордости, мальчик едва не улыбнулся. Перед ним стоял человек, которого Гарри уважал больше чем кого бы то ни было. 


— Мистер Поттер, — подозрительно отметил профессор, в то время как мальчик про себя хихикнул: "Мистер Поттер — это я, а вы — профессор".


— Да, это я... — сглотнул мальчик, — Я шел на урок и заблудился, сэр.

— Меня зовут профессор Снейп. Пойдемте, мистер Поттер,— вздохнул он, — Вы заблудились, когда шли на мой урок. Впредь, постарайтесь ходить со своими друзьями. Территория моего факультета не место для блужданий.

Зельевар прошел вперед, но заметив, что мальчик стоит на месте, развернулся к нему:


— Мистер Поттер, я не ясно выразился? Следуйте. За. Мной.


Гриффиндорец смотрел на него не верящим взглядом, прикрывая рот ладонью.


— Сэр, вы сказали, вас зовут профессор Снейп? Тот самый Снейп?

— Смотря, что именно вы подразумеваете, говоря «тот самый Снейп»? — недовольно заметил мужчина. Но Гарри, словно не замечая опасности, восторженно шептал:


— Северус Снейп — лучший Мастер зелий во всей Англии... Легендарный создатель ликантропного зелья... это правда, вы, сэр? — мальчик поднял умоляющие зеленые глаза. "Главное — не переиграть", думал он про себя. Профессор с нечитаемым выражением поднял бровь.


— Да, мистер Поттер, — невозмутимо ответил он, — Но откуда вы узнали об этом? Мое имя не сверкает на обложках журналов и газет.


Гарри склонил голову, прижав руку к груди и по возможности ровно и спокойно произнес:


— Это большая честь, обучаться у вас, Мастер Снейп. Я читал о ваших работах в книге "На грани безумия. Магия зелий".

— Где вы достали один из пятнадцати экземпляров этой книги? — подозрительность профессора росла с каждым словом. Прямо пропорционально удивлению неожиданным почтением со стороны младшего Поттера.

— Мне ее продали гоблины в банке. Один из них сказал, что книга полезна тем, кто хочет профессионально заниматься зельеварением, а так же они сказали, что книга пригодится именно мне. Только не знаю, почему.

Вопросов у профессора не убавилось ни на йоту. Гоблины, зелья, чем еще удивит мальчишка?

— Мистер Поттер, могу я взглянуть на книгу? — поинтересовался Снейп, на что Гарри незамедлительно кивнул:


— Конечно, Мастер. Только я оставил ее в комнате, в сундуке. Мне вернуться?


— Нет, иначе вы опоздаете на урок. Зайдите ко мне после занятий.


— Да, сэр,— вежливо закончил Гарри.

Они уже подходили к развилке, когда профессор немного притормозил и тихо, но отчетливо произнес:


— Мистер Поттер. На уроке вам следует называть меня сэр или профессор. Только Ученику позволено использовать обращение Мастер. Вы — не мой ученик. 


Вначале Гарри хотел было расстроиться, но, что-то прикинув в своей лохматой голове, он радостно ответил:


— Ну, это только пока! — и выдал такую хищную улыбку, что зельевар, повидавший на своем веку, внутренне содрогнулся, представив, как Поттер бегает за ним по замку с воплями: «Мастер! Мастер!»

Гарри радостно направился в сторону к классу, дорогу к которому он знал лучше, чем к Большому залу. Сейчас он знал, что сделал для него когда-то профессор, и верил, что сможет избежать многих ошибок на своем пути. А те, которые неизбежны, — исправить.