Heavensent (гет)

В зал, озаренный светом тысяч свечей, неровной колонной входят первокурсники, кто робко и несмело делая шаги, а кто уверенно и гордо маршируя к его центру. Я чувствую, как там, где когда-то была моя грудная клетка, загорается мощный поток света, пульсирующий, как настоящее сердце, готовое от волнения вырваться из несуществующей груди. Я знаю, что сейчас дети чувствуют то же самое. Но в оглушающем стуке детских сердец я ищу один единственный ритм, одну единственную нить, что привела бы меня к тебе. Невидимая и неслышимая никем, кроме ухмыляющихся призраков, я мечусь ветром по залу, высматривая твое лицо среди сотен лиц, а когда, наконец, сталкиваюсь с блеском твоих изумрудных глаз, то чувствую, как сгусток энергии внутри меня взрывается сиянием призрачного света. Если бы я могла плакать, то сейчас захлебнулась бы слезами счастья и облегчения с легким привкусом горечи.

Ты был именно таким, каким я представляла тебя в моих бесконечных фантазиях, лишенная шанса вырваться из своей тюрьмы и увидеть тебя. Блуждая в виде бесплотного духа, я много раз задавалась вопросом, почему я возродилась здесь, в Хогвартсе, а не на месте своей гибели, в Годриковой лощине. Место возвращения стало одновременно и местом моего заточения, я не могла покинуть его стен. А ведь едва я перестала быть лишь сгустком тумана и обрела вновь способность мыслить, я думала лишь о тебе. Какое-то время. Я хотела вернуться в свой дом детства, чтобы увидеть тебя. Но, увы, мне было не преодолеть незримых преград. Все это время, различать которое я больше не умела, мне оставалось лишь довольствоваться отголосками чужих разговоров или обрывками случайно брошенных газет. И вот сейчас, ты, наконец-то, был передо мной, вызывая безоблачное счастье и щемящую тоску одновременно. После смерти и до этого дня я не видела тебя никогда, но каждая черта в твоем облике была мне знакома. Твои зеленые глаза были унаследованы от меня, а черными лохматыми отрастающими волосами ты явно пошел в отца. Я слышала, как перешептываются между собой призраки, охая о том, какой ты тощий и хрупкий, но я видела в этом еще одну семейную черту. С таким отцом ты не мог быть другим, и это хотя бы немного, утешало меня при мыслях о том, как отвратительно, должно быть, обращалась с тобой моя сестра.

Ты выглядел таким взволнованным и взъерошенным, что я попыталась погладить тебя по волосам, забыв, что не умею этого делать. Мои руки, еле видные мне самой, прошли мимо твоей головы. Ты удивленно помотал головой, должно быть, чувствуя неожиданный ветерок. Глядя на тебя, я вспоминаю свою собственную церемонию распределения, на мгновение, становясь восторженным ребенком. И все твои чувства я могу разделить с тобой. Я вижу, как твои глаза удивленно расширяются при виде звездного неба. Как они горят при виде летающих свечей. Сейчас ты совершенно очарован новым, незнакомым тебе миром. Твои последние сомнения тонут в его сиянии. Теперь ты, наконец-то, можешь поверить в сказку, забыв все терзания и недоверие. Когда-то я стояла так же, как и ты, замерев от восторга, не в силах поверить чудесам, разворачивающимся на моих глазах.

Я с интересом наблюдаю, как МакГонагалл выносит в центр зала старую распределительную шляпу и объясняет правила распределения. Ты начинаешь волноваться еще сильнее. Какая же я глупая! Как я могла забыть о неизбежном ощущении, что сказка в мгновение ока разрушится, и тебя отправят назад, не принятым ни на один факультет? Когда-то и я переживала это. Но я была не одна. Перед началом церемонии, успокаивая меня и держа за руку, рядом со мной стоял Северус.

Я с трудом перевела взгляд на преподавательский стол, ощутив привычную тоску. Северус, как же тебя потрепало время. Даже во время нашей последней встречи, ты был совсем другим. Нет, следов беспечной юности никогда не было на твоем лице, за исключением самых сокровенных моментов. Уже тогда на войне, на твоем лице время оставило свою печать боли и вечной тревоги. Уже тогда ты был лишен наивных иллюзий, которые были так свойственны новичкам-аврорам, понимая всю безжалостность этой войны. Но в тот последний день, я увидела в тебе жажду жить и желание сражаться до самого конца, вопреки всему. Но сейчас, глядя в твои глаза, я ужасаюсь, ибо не война стала твоим палачом, а твои собственные чувства. Ты стал похож на старика, опустошенного и обреченного. Я знала, что съедает тебя. Твое проклятое чувство вины.

Северус! Сколько же раз я пыталась прорваться к тебе. Пользуясь своей призрачной сущностью, я ночь за ночью проникала в твои сны, но ты, полностью погрузившись в пучину тоски, закрывался от меня. Ты видел лишь мой образ в своих снах, но я была нема и бессильна. Ты не позволял мне поговорить с тобой и снять твое бремя вины. Видя меня, ты терзался еще больше, а я, желая уменьшить твою боль, лишь причиняла тебе новую. Я проклинала все на свете и твои способности к окклюменции больше всего. Ты мог закрыть сознание от чего угодно, но оставался безоружен против собственных страданий.

Старая шляпа скрипучим голосом поет свою песню, каждый год новую. Как же я любила наблюдать за этой церемонией. Пожалуй, распределение — один из поистине незабываемых моментов в жизни каждого волшебника, а уж живущего в семье магглов — и подавно. Я вижу, как Гарри перешептывается с рыжим мальчиком. Наверное, он один из Уизли. За время своего пребывания в Хогвартсе, я поняла, что представители этой семьи учатся исключительно на Гриффиндоре. Наверно, мальчик наслышан о нем и сейчас рассказывает семейные предания Гарри, который тоже захочет учиться с ним.

Ко мне, дружелюбно улыбаясь, подлетает почти Безголовый Ник. На душе становится немного теплее. Вот, странность, хотя я и остаюсь невидима для смертных, но не так давно призраки обнаружили мое присутствие. Однако нельзя сказать, что они были очень рады мне. Слишком уж мое появление было неожиданным. А сэр Николас всегда был добр к студентам львиного факультета и был рад скоротать мое время или утешить. Быть может, он хорошо знал, каково это, даже среди подобных себе быть чужим. Не просто же так он пытался попасть в общество полностью Обезглавленных приведений, но те вежливо и холодно отказали ему.

— Наблюдаете за Гарри, мисс Эванс? — ласково осведомился он, — ну надеюсь, что он непременно попадет в Гриффиндор?

— Надеюсь, сэр Николас, — рассеянно ответила я, переводя взгляд от Гарри к Северусу и обратно. Рядом с Северусом парил кровавый Барон, от пристального взгляда которого, мне стало немного нехорошо.

Наконец, МакГонагалл произнесла заветное имя. По залу мгновенно начали разноситься удивленные возгласы и шепотки. Сэр Николас понимающе улыбается. Лицо Северуса искажает гримаса боли. Если бы у меня было сердце, оно бы выпрыгнуло из груди.

Гарри несмело идет к шляпе и осторожно садится на стул. МакГонагалл надевает Шляпу ему на голову. Не в силах терпеть, я подлетаю к нему вплотную. Так близко, что я слышу тихий разговор Гарри со шляпой.

— Хмм, — произнес тихий голос ему в ухо. — Трудно. Крайне трудно. Очень храбрый, это видно. Но и сообразительный. Талант, да, бог ты мой, конечно же — и большое желание проявить себя, вот ведь, что интересно… Куда же мне тебя отправить?

И тут, я начинаю, наконец, понимать, почему я возродилась именно здесь, и почему именно сейчас становлюсь нормальным призраком.

Гарри вцепился руками в края табурета и молился: только не в «Слизерин», только не в «Слизерин».

Перед моими глазами, несутся, сменяя друг друга, как бешеный вихрь видения. Я вижу свою родную гостиную, блеск багрянца и золота, я вижу смех и улыбки сокурсников, обращенные к тебе, Гарри. Я вижу все твои будущие сражения и победы, начиная от празднования успехов в квиддиче, заканчивая победой над твоим заклятым врагом. Вижу искреннее счастье верных друзей, готовых пройти с тобой любые испытания. Вижу твою счастливую семью и детей. Поступив на Гриффиндор, ты проживешь идеальную жизнь. Любая мать могла бы только мечтать о таком будущем для своего сына.

Но другая картинка не дает мне покоя, разрушая счастье предыдущих видений. Меня начинает мутить от вида крови, разлитой по полу Визжащей Хижины, где безжизненно распростерто тело Северуса, окольцованное огромной змеей, на клыках которой еще видны следы его крови. Видение его пустых глаз и рваной раны на шее настолько реально, что меня трясет от боли.

Гарри тихо замирает на стуле, боясь пошевелиться.

Гарри, сынок, прости меня за то, что лишаю тебя идеальной жизни, за то, что обрекаю тебя на путь новых, ничем не заслуженных испытаний. Но я не могу позволить своему возлюбленному умереть так бессмысленно, утопая в чувстве вины и раскаяние, не получив прощения, просто пасть, как ненужная больше пешка, как сломанная игрушка. Прости меня, Гарри.

— Только не в «Слизерин», говоришь? — переспросил тихий голос. — Уверен? Ты мог бы стать великим, знаешь, у тебя все для этого есть, и «Слизерин» выведет тебя прямо к славе, в этом нет никаких сомнений — не хочешь?

— Гарри, нет! Пожалуйста, выбери Слизерин! — я кричу, даже не зная, слышен ли мой крик хоть кому-то кроме меня. Я не знаю, сорвалось ли с моих губ хоть слово, или это ментальный крик сейчас раздирает мое сознание.

— Гарри, умоляю тебя! Слизерин! — я захлебываюсь в своих чувствах, силясь разорвать свою невидимость и мечтая, чтобы ты меня услышал. Я больше не вижу ни свечей, ни прекрасного неба. Весь мой мир слился до собственных неслышимых слов и твоего удивленного лица, наполовину закрытого шляпой.

По твоему лицу проходит тень сомнения. В моей душе загорается тень надежды.

— Если вы уверены, — робко произносит мой сын.

— Ага, так ты все же решился! СЛИЗЕРИН! — громогласно объявляет шляпа.

Зал замирает в оцепенении, а потом наполняет ядовитым смехом, от которого у меня сжимается сердце. На лице Северуса впервые появляется новое выражение. Выражение искреннего удивления. Дальнейшая церемония проходит неловко и скомкано. Я вижу, как рыжий мальчик отправляется в Гриффиндор, бросая на Гарри неодобрительные взгляды. На лице светловолосого потомка Люциуса Малфоя играет дерзкая усмешка. Почти безголовый Ник выглядит разочарованным, а Кровавый Барон, будто наоборот, доволен, будто все произошедшее — не более чем игра, из которой ему удалось выйти победителем. А Гарри так растерян и сбит с толку. Слишком много на него навалилось.

Гарри, прости меня! Но я должна была это сделать. Именно ради этого я воскресла. Я не должна была выбирать между тобой и Северусом. Я должна была помочь вам обоим, а это единственный способ. Я должна соединить вас вместе — моего сына и своего любимого человека, — твоего отца.

Я плыву рядом с Северусом, ведущим первокурсников вниз, в подземелья, где располагается гостиная Слизерина. За годы своего обучения, я бывала в ней не часто, но намного больше, чем полагается приличной студентке Гриффиндора. На лицо Северуса возвращается ставшее привычным хмурое выражение, которое я безуспешно пытаюсь стереть. Слизеринцы возбужденно перешептываются, усмехаясь. Еще бы, в их лапы попал знаменитый Гарри Поттер. Глядя на усиленно скрываемый испуг своего сына, я чувствую вину и даю себе обещание защищать его. Мои самые худшие ожидания подсказывают мне, что возможно я буду защищать его от собственного отца.

Мне больно смотреть, что при взгляде на Гарри, лицо Северуса не отражает ничего, кроме презрения. Но сейчас он, видимо, сдерживается от циничных замечаний и уходит в свою комнату. А вот юные слизеринцы явно настроены не столь равнодушно.

Гарри явно не знает, куда деваться от любопытных, пожирающих взглядов. Они прожигают его насквозь, однако первокурсники не решаются нарушить напряженное молчание гостиной, где кажется, собрался весь факультет. Я не умею читать мысли, но мне доступны чужие чувства, переживания, надежды, страхи и сомнения. Я так и вижу, как они перебирают в своей памяти, все, что слышали о моем сыне. Черт возьми! а ведь он и, правда, знаменит! Но один таки решает сказать свое слово. Разумеется это Малфой. Драко Малфой. Кто бы сомневался.

— И что же привело знаменитого Гарри Поттера в нашу обитель? — я никогда бы не подумала, что в голосе одиннадцатилетнего мальчика может звучать столько яда.

Гарри затравлено озирается по сторонам, в поисках поддержки, которую ему никто не спешит оказывать. Я пытаюсь поговорить с ним, но мои слова тонут в пустоте. Неожиданно помощь приходит оттуда, откуда ее никто, и уж тем более, я, не ждет.

Звеня цепями, в гостиную грациозно вплывает кровавый барон, жемчужная белизна которого в свете огня в камине кажется зеленоватой и оттого пугающей. Губы его растянуты в улыбке, а глаза поддернуты дымкой. Его лицо непроницаемо, а мысли известны лишь ему одному.

— Я думаю, у мистера Поттера есть некоторые таланты, которые делают пребывание его на других факультетах бессмысленным, не так ли?

Гарри робко смотрит на барона, не понимая, о чем он говорит, но оглядев гостиную, кажется, начинает догадываться о смысле его слов. У меня так же мелькает нехорошая догадка.

— Продемонстрируй же нам свои таланты, — Кроватый Барон, улыбаясь, пристально смотрит в глаза Гарри, а потом переводит взгляд на меня, видимую ему одному. Мне на секунду кажется, что он мне подмигивает.

— Но ведь здесь нет ни одной живой, — несмело говорит Гарри.

— Но это тебе не помешает, — Барон подплывает к камину, в изголовье которого лежит большая каменная змея.

— Но что мне сказать ей?

Слизеринцы, растерянные не меньше моего сына, затаили дыхание.

— Просто поприветствуй ее. Смелее, Гарри.

С губ Гарри слетает шепот, не оставляя сомнений в том, что слова произнесены совсем не на человеческом языке. Глаза змеи неожиданно загораются зеленым светом, а каменная пасть открывается, каменный язык шипит ответные слова приветствия.

Все присутствующие, включая меня, теряют дар речи. И это мой сын! Змееуст! Откуда у него этот дар? Впрочем, вспомнив зеленую вспышку — последнее, что я видела перед своей смертью, я с легкостью нахожу ответ на этот вопрос.

Лишь кровавый Барон спокоен. Мне хочется расспросить его обо всем, что он знает, но тот уже улетает прочь. Я найду его потом. Сейчас я должна быть рядом с сыном. Но, я уже понимаю, что ему больше ничего не угрожает. Ученики затихли, пораженные неведомой картиной, и никакой Драко Малфой больше не посмеет сказать ему колкость. Они задают Гарри вопросы, но в их словах больше нет ни тени презрения, лишь тихая боязнь, перемешанная с восхищением. Каким бы ни были мысли кровавого барона, я искренне благодарна ему.

Наконец, ученики расходятся по спальням. Я любуюсь лицом сына, лежащего на изумрудных простынях, так гармонирующих с его глазами. Я снова пытаюсь прикоснуться к нему, забыв о том, что мои попытки бесполезны.

Спокойной ночи, Гарри. Я обязательно вернусь в твои сны. Но сейчас, я должна попытаться сделать то, что делаю уже долгое время.

Северус сидит в полном одиночестве, закрыв лицо руками. На его лице залегла печаль.

— Северус…

Но у меня нет голоса. Я лишь тень.

Ты вздыхаешь, и мне не сложно догадаться, о чем ты сейчас думаешь. Ты удивлен и опечален распределением Гарри на твой факультет. Ты злишься, гадая какие еще неприятности тебе это принесет. В его чертах ты видишь черты Джеймса, не замечая своих. Ты взволнован не меньше меня, но ты видишь в нем лишь напоминание о своей вине, не догадываясь, что я давно тебя простила.

Со временем, прислушиваясь к чужим разговорам, будучи незримой, я поняла, что это именно ты рассказал Темному Лорду о пророчестве. Его содержание я тоже узнала, подслушивая твои разговоры с директором. Конечно, меня ужаснула судьба, которая досталась моему сыну, отчасти по твоей вине. Но, разве твое искреннее раскаяние и желание защищать Гарри, который был для тебя не более чем чужим сыном, не искупило твоей вины? Разве кто-то из тех, кто презрительно называл тебя предателем, сам был способен на такой поступок?

Ты терзался чувством вины, но я, побывавшая по ту сторону жизни, смотрела на мир другими глазами. Нетерпеливая девочка-гриффиндорка, признававшая лишь одну правду, умерла давно, а в свете авады растворились последние пережитки старых принципов. Я смотрю на мир другими глазами, вернувшись из объятий смерти, но моя любовь к тебе жива по-прежнему.

Я так хочу сказать тебе об этом, но ты не пускаешь меня в свое сознание. Ты так ослеплен своей виной, что не помнишь и том, что и я виновата перед тобой. За то, что не простила тебе когда-то жестокие, но необдуманные слова.

Ты, наконец, ложишься спать. Я снова становлюсь частью твоих снов, но не могу управлять ими. Я протягиваю к тебе руки, но снова не могу рассказать тебе правду, покорная воле твоего сознания, делающего меня бесплотной тенью. Будто между нами стена, заглушающая все мои слова. Один и тот же сон, который я разделяю с тобой уже несколько лет.

Прости, Северус. Я вырываюсь из сна, прикасаюсь к твоим губам, но оставляю лишь ветерок. Я вернусь. Но сейчас я должна сделать то, о чем мечтала долгие годы призрачного существования.

Северус хорошо умеет охранять свои мысли. А вот Гарри — нет.

Я склоняюсь над своим спящим сыном и проникаю в его сон.

Его сон, полный волшебства, ослепляет меня своим сиянием. Я вижу темные, неизведанные коридоры Хогвартса, но сотни белых огней освещают их, подобно звездам или свечам. Меня завораживает это чудесное зрелище, но, наконец, я различаю в призрачном свете его силуэт.

— Гарри! — кричу я, и, наконец, чувствую, что мой голос эхом отклоняется от стен. Я, наконец-то, обрела плоть, пусть даже во сне своего сына. Я чувствую каждую клеточку своего потерянного тела, — Гарри!

Сын оборачивается ко мне и со всех ног бежит в мои объятья. Гарри! Как же долго я мечтала об этом. Я никак не могу успокоиться, снова и снова гладя и целуя твои волосы, теперь реальные для моего осязания. Ты такой живой, такой настоящий. Как же я мечтала об этом! По моим щекам катятся настоящие слезы, а руки чувствуют тепло твоей кожи. И ты слышишь мои бесконечные причитания, милый мой, о том, как я люблю тебя.

Как же я ждала этого момента!

Жизнь моя, точнее моего тела прервалась со вспышкой зеленого света, несущего смерть. Моя смерть. она была и правда нелепа, но никогда я не признаю, что бессмысленна. Я пыталась сражаться, но Темному Лорду, вломившемуся в наш дом, ничего не стоило отобрать мою палочку и сломать, вместе с надеждой. Она гасла, но неожиданно вмешался Джеймс. Знал ли он, что защищает чужого ребенка? За все время, прожитое с ним вместе, я так и не поняла его чувств. Не было между нами неземной страсти никогда. Иногда я видела в его глазах тепло и преданность, а иногда понимала, что была лишь недоступной целью, которую необходимо было завоевать. И все же, в наш предсмертный час, мы были заодно. Он знал, что идет на верную смерть, но позволил мне выиграть время. Я была совершенно беззащитна. Лишенная палочки, я не могла защититься, а множественные чары лишали меня возможности аппарировать. Наперегонки со смертью, я взбежала вверх, в комнату Гарри. Я не питала иллюзий, зная, что прижав его к груди, я лишь отсрочу неизбежное. Я в отчаянии начала читать одно заклинание, которое мы вместе с Северусом нашли в библиотеке Эйлин Принц, где мы провели немало времени. Я понимала, что без палочки оно почти бесполезно, но слепо верила, что это поможет. Так магглы возносят к небесам молитвы. Лорд ворвался в комнату секундой позже. Он предлагал мне отступить, но и он, и я знали, что такого я никогда не сделаю. Смех. Вспышка. Зеленый свет.

Я не знаю, сколько времени прошло между моей смертью и возрождением. Сперва я была лишь дымом. Лишь слабым осколком человеческой души. У меня не было ни мыслей, ни ощущений, ни желаний. У меня было лишь одно чувство, и имя ему — долг. Я чувствовала, что предназначена служить чему-то и исполнить свое предназначение. Я не знала какое, и моя душа томилась в ожидании. Я не знала даже своего имени, но жажда жизни уже зарождалась во мне, пусть и лишенной даже разума.

Постепенно, капля за каплей, ко мне приходило осознание реальности. В дыме начинали проступать мои черты, те, что были при жизни. Я не видела своего тела, но часами вглядываясь в зеркала, я начинала видеть свое мутное, нечеткое отражение. Я была невидима всем, я была лишь сгустком энергии, подобной тому, что оставляют после себя заклинания.

Я не чувствовала времени, но однажды, взглянув в зеркало, увидела свой прежний, цельный образ. Я была невидима всем, даже многочисленным Хогвартским призракам, но я уже осознала, кто я. Я научилась мыслить. Свою новую сущность я расценила, как благо и использовала, чтобы узнать правду о мире, в котором я живу. Я вспомнила свое имя и своих близких. Первой моей мыслью был Гарри, а затем — Северус. Но оба оставались для меня недоступными. Северус прятал ото всех свое сознание. А Гарри был слишком далеко от школы магии. Но я копила свои силы и ждала своего часа.

Наконец, призраки смогли увидеть меня. А я научилась врываться в чужие сны. Жаль, что только тех, кто был в Хогвартсе. Я не имела возможности поговорить с сыном или сестрой. Но во мне появилась надежда. Я ждала своего часа.

Мой час настал. Я становлюсь сильнее. Я смогу исполнить свое предназначение. Я помогу тем, кого люблю больше жизни, которой я теперь лишена.

— Мамочка, это не просто сон? — Я гуляю с Гарри по коридорам его сна, держа его за руку.

— Нет, Гарри. Не просто. Я долгое время ждала, когда, наконец, смогу поговорить с тобой. Я всегда рядом с тобой, поверь.

— Мама, я теперь учусь на Слизерине. А ведь все темные маги оттуда. Это плохо? — на лице Гарри написана борьба.

— Ну что ты, Гарри!

Гарри, сынок, твой папа тоже учился на Слизерине. Но сказать тебе об этом я пока не могу.

— Мы с папой гордимся тобой, и никогда не станем осуждать тебя.

— А где мой папа?

Я ждала этого вопроса, мой милый. Папа твой здесь, совсем рядом. На секунду, мне хочется рассказать тебе все. Но ведь Северус не поверит тебе. А какое разочарование ты испытаешь, если он попросту обвинит тебя во лжи? Нет, сейчас я не могу этого допустить!

— Папа придет, обещаю. Только подожди немного.

Гарри замолкает и лишь спустя некоторое время задает еще один сложный вопрос.

— Мама, я умею разговаривать со змеями. Это плохо?

Когда-то подобный талант вселял в меня ужас. Но предрассудки остались для меня за последней чертой.

— Нет, Гарри. Это дар. Великий дар. Но его, как и любую другую способность, можно использовать по-разному. Будь осторожен.

Мы гуляем по лабиринтам его сознания, и я, отвечая на его вопросы, не сдерживаю слез счастья.

— Я всегда буду с тобой, Гарри. Я буду приходить каждый день. И папа скоро будет рядом с тобой.

Глядя в восторженные глаза сына, я понимаю, что любой ценой сдержу обещание.

Кабинет зельеварения почти не изменился с тех пор, когда мы были еще школьниками. Я с наслаждением вдыхала запах всевозможных снадобий и трав, который всегда меня успокаивал. Сколько же времени я провела, смешивая различные ингредиенты и дыша паром над котлами. Алхимия всегда восхищала меня намного больше, чем любые другие магические науки. Это было чудом, то, как порой совершенно обычные вещества рождали магию, порой смертельно опасную и непредсказуемую. Нас с тобой, Северус, это завораживало и многие часы мы проводили наедине, любуясь непонятным никому таинством.

Но, вряд ли, ты сейчас вспоминаешь обо мне, с почти нескрываемым отвращением глядя на своих новых студентов. Я не мало времени успокаивала Гарри в его снах, уверяя, что ты полюбишь его, но похоже, что ты сможешь всего за один урок доказать ему, что все мои слова напрасны.

Северус начал урок с переклички и, вполне ожидаемо, сделал паузу на фамилии Гарри.

— Ах, да, — сказал он тихо, — Гарри Поттер. Наша новая… знаменитость.

Северус, ну почему же ты не хочешь узнать правду? Видя эту фамилию, ты воспринимаешь его, как сына врага. Особенную злобу у тебя вызывают его лохматые волосы и очки. А то, что его волосы одного цвета с твоими, ты не замечаешь. А очки… да это я испортила себе зрение, часами варя или же распознавая яды для аврората. Свое зрение я лечила очередным зельем, а вот давать его Гарри было некому.

Но в твоих глазах нет ни следа доброты. Лишь затаенная злость и холод.

— Вы пришли сюда, чтобы изучать точную науку и тонкое искусство приготовления волшебных снадобий, — начинаешь ты. Мне знаком этот тон. Так ты говоришь о чем-то захватывающем твои мысли, о чем-то любимом и сокровенном. И зелья так и остались одной из твоих страстей. Твоих отдушин. Я вижу, что ученики заворожено, слушают тебя, боясь пошевелиться.- Поскольку здесь нет ничего от глупого размахивания палочками, то многие из вас с трудом поверят, что это можно назвать магией. Я и не жду, что вы сумеете по достоинству оценить волшебную красоту тихо кипящего котла и мерцающих над ним испарений, деликатную силу жидкостей, прокрадывающихся по человеческим венам, околдовывающих ум, порабощающих чувства

— Поттер! — вдруг произносишь ты. Меня передергивает от холода в твоем голосе — Что получится, если насыпать толченый корень златоцветника в настойку полыни?

Как Гарри может это знать? Ты несправедлив к нему, ожидая вызубренных учебников. Я не знаю, смогу ли помочь ему. Но я стараюсь, вкладывая в свои слова всю свою едва обретенную силу, как тогда на церемонии распределения.

— Златоцветник с полынью образуют снотворное зелье такой силы, что оно получило название «глоток живой смерти, — почти кричу я, наклоняясь к сыну.

Гарри повторяет мои слова. Получилось! Интересно, а узнает ли он мой голос?

Твои глаза удивленно округляются. Огонек надежды снова крепнет в моей душе.

— Попробуем еще. Поттер, где бы вы стали искать, если бы я попросил вас принести мне безоаровый камень?

Что за проклятье! Северус, зачем ты его мучаешь?

— Безоаровый камень извлекается из желудка козла и может спасти от большинства ядов, — я не уверена, что Гарри снова меня услышит, но попытка вновь оказывается удачной.

Твое удивление еще больше возрастает.

— В чем разница, Поттер, между синим башмачком и синим борцем?

Северус! Однако ты меня не слышишь.

Одно и то же растение, известное также под названием аконит, сэр? — Гарри в третий раз повторяет мои слова. Я понимаю, что на большее меня уже не хватит.

Ты радостно, на первый взгляд, улыбаешься и начисляешь Слизерину баллы, но я уже не жду ничего хорошего. И точно, разбив класс на группы, ты садишь Гарри и Малфоя, заметно присмиревшего после той памятной сцены, вместе с Роном, тем самым рыжим мальчиком, и Невиллом Лонгботтомом. Я помню его родителей по временам аврората. Что ж семейное сходство видно на лицо. Но талантов в зельеварении не наблюдалось ни у родителей, ни у сына.

Мои ожидания подтверждаются. Невилл непонятным образом умудрился расплавить котел, и зелье бурным потоком льется на каменный пол, прожигая дырки в ботинках стоявших рядом ребят. Невилл, которого обдало зельем, стонал от боли, а по его рукам и ногам быстро распространялись страшные красные ожоги. Но твоя реакция не нравится мне еще больше.

— Чертов идиот! — кричишь ты, отмечая его очевидную и глупую ошибку. — Видимо, вы положили иглы дикобраза до того, как снять котел с огня?

Невилл всхлипывает. Но худшее впереди.

— Вы, Поттер — почему вы не остановили его? Думали, как хорошо будете выглядеть сами на его фоне?

Я замираю от неожиданности, равно как и Гарри с Драко. Похоже, что картина мира этого мальчика успела основательно пошатнуться всего за несколько дней. Я даже удивлена тем, что Гарри довольно легко обосновался на Слизерине, хотя так боялся туда попасть. Впрочем, во многом это заслуга Кровавого Барона, проявляющего к моему сыну довольно много внимания. Меня волнуют его вопросы, а так же многочисленные рассказы о традициях змеиного факультета и искренний интерес Гарри к ним. Но разве я могу желать сыну быть изгоем, подобно тому, каким когда-то был его отец.

Вот только я с горечью понимаю, что они не стали друг к другу ни на шаг ближе. Даже не нарушая принципов относительно собственных студентов, Северус все равно находит способы досадить Гарри, а тот начинает его тихо ненавидеть, что попросту приводит меня в отчаянье.

Гарри и Драко, удивленно перешептываясь уходят, а Северус возвращается в подсобку, даже не взглянув на них лишний раз. От злости мне хочется завыть.

— Северус, черт возьми, ну почему ты не видишь ничего вокруг!

— Переживаете, что отец совсем равнодушен к сыну, верно, мисс Эванс? — иронично осведомляется Кровавый Барон.

Вот еще одна странность, все призраки всегда называют меня только тем именем, что я носила, учась в школе. Хотя, в общем-то, меня это совершенно устраивает. Я никогда не считала себя миссис Поттер.

— Да, — вздыхаю я в ответ — ибо скрывать от призрака что-то занятие бессмысленное, — именно это меня и волнует, а мне остается смотреть, как они тихо друг друга ненавидят.

Не знаю зачем, но я вдруг начала рассказывать призраку обо всех своих бесплодных попытках что-то изменить.

— Я просила Гарри попробовать подружится с Северусом, но тот отталкивает его. Даже сейчас, его раздражает каждая мелкая ошибка Гарри, но Северус даже не назначает ему отработки. Видимо, настолько он не хочет его видеть.

— Что ж, это вполне ожидаемо для Северуса, отгородиться от любых напоминаний о прошлом.

— Но он же не знает, каким на самом деле было прошлое!

— Тогда почему бы вам не помочь ему?

— Но как? Он не пускает меня в свои сны. А никому другому он попросту не поверит.

Губы кровавого барона растягиваются в подозрительной улыбке:

— Вы неспроста возродились именно здесь, мисс Эванс. Замок хранит множество тайн, возможно, некоторые из них и послужат вашим целям.

Такая мысль раньше не приходила мне в голову, но я с радостью за нее уцепилась.

— Скажите! — воскликнула я, глядя, как барон уже собирается проплыть сквозь стену, — А почему вы помогаете ему? И мне?

Улыбка его становится все более широкой, а во взгляде начинают играть зловещие огоньки.

— Вы оказали неоценимую услугу, отправив знаменитого Гарри Поттера на Слизерин. Теперь многовековое пренебрежение к нашему факультету будет сломлено. Больше никто не посмеет бросать на нас презрительные взгляды и шептаться за спинами. Они все так любят мальчика-который-выжил, что смирятся и с его выбором факультета.

— Я ведь сделала это совсем по другим причинам.

— И, тем не менее, вы не ошиблись. Тем более, такому дару нельзя попросту пропасть, а именно это произошло бы с ним на любом другом факультете. Да и родной отец сможет сделать для него намного больше, чем все эти надутые снобы.

Его последние слова меня успокаивают, но при этом я тихо холодею при мысли о том, какие планы Кровавый Барон мог выстроить насчет Гарри, и моя решимость достучаться до Северуса становится все сильней.

Северус, а ты помнишь, как началась наша с тобой история? Как из детской дружбы рождалось новое, несмелое чувство? Вот только весь мир, казалось, был против нас. Мы должны были скрываться и держать в секрете то, что наши отношения давно уже вышли за рамки дружбы. Из-за извечной вражды факультетов, мы не нашли бы понимания ни у Слизерина, где тебе бы припоминали то, что моя кровь не чиста, ни у Гриффиндора, непереносящего увлеченности темными искусствами. Необходимость скрываться рождала между нами непонимание и ревность и отдаляла нас друг от друга намного больше, нежели могли бы это сделать злые языки. Жаль, что мы тогда не смогли это понять.

Я не смогла простить тебе случайно брошенных слов и, припомнив тебе твое увлечение темной магией, ушла, обвинив тебя во всех смертных грехах. Мне твое увлечение казалось диким, я даже ни на секунду не задумалась о том, почему ты делаешь это. Я не хотела замечать гложущего тебя одиночества и непонимания даже с моей стороны. Я и не пыталась понять тебя, твердя, что темные искусства — это плохо. Я не замечала, как обижает тебя мое пребывание на львином факультете и общение с однокурсниками, которых ты так ненавидел. Я же просто не хотела ни с кем ссориться, не видя, что тебя это ранит. Что я тебе теперь могу сказать? Эти ошибки были такими детскими, но они и изменили всю нашу жизнь.

Я никогда не увлекалась боевой магией и в Аврорат пошла, наверно, только назло тебе. Я работала в лаборатории, варя бесконечные зелья и противоядия, думая о том, что ты наверняка занимаешься чем-то подобным в логове пожирателей. Иногда до меня доходили новости о тебе, навевая все большую тоску. Может поэтому Джеймс и смог, наконец, меня добиться? Разве был на свете более действенный способ избавиться от мыслей о прошлом, чем в корне изменить свою жизнь на прямо противоположную?

Но, несмотря на мою занятость в лаборатории, в тот день я была отправлена на поле боя, где так не хватало новых бойцов. Дважды я участвовала в сражениях, и дважды мне повезло спастись от гнева самого Темного Лорда. Но в тот день удача отвернулась от меня. Бой был неравным, а потому бессмысленным и обреченным с самого начала. Наш отряд был довольно быстро разбит, а я попала в плен. Мне оставалось лишь сидеть на холодном полу в ожидании своей участи. Хотя, я и находилась не в логове пожирателей, а лишь в одной из сторожен егерей, патрулирующих местность, надежды на спасение была мала. Но когда дверь темницы распахнулась, я потеряла дар речи.

Это был ты, Северус. Одно долгое мгновение мы не могли проронить ни слова, лишь жадно вглядываясь друг другу в глаза. Я поняла, что вижу перед собой свою школьную любовь лишь по твоим глазам, темным и таким знакомым, несмотря на то, что не видела лица, закрытого маской. Все прежние обиды и боль померкли по сравнению с ужасами войны. Умом я понимала, что мы теперь по разные стороны баррикад, но у меня не мелькнуло ни одной мысли о том, что ты можешь причинить мне вред. Как я скучала по тебе все это время! Время для меня остановилось, и война, и моя тюрьма, и плен не имели для меня значения в тот долгий миг, за который я так благодарна судьбе.

— Лили… — Ты, наконец, снял маску с лица, и я смогла рассмотреть твои черты, искаженные временем и войной. Рано появившиеся морщины, порожденные испытаниями и поражениями. Чувством горечи и вины. Но было в твоих чертах нечто, что было видно лишь мне одной. Ты не был сломлен, я видела в тебе силы продолжать путь до конца. Вот только каким будет это путь — я не знала.

— Ты знаешь, зачем они прислали меня к тебе? — твой тихий голос вывел меня из оцепенения

Мне не хотелось об этом думать. Со школьных времен, мои взгляды на жизнь изменились, взамен горячности пришло терпение и понимание ко всему. Я не хотела и не могла видеть в тебе врага.

— Ты ведь Мастер Зелий?

Я догадывалась, что простыми глотками веритасерума мой плен не кончится. Я видела достаточно кровавых ран и смертельных увечий на телах павших авровов. Я знала, что такая же участь ждет и меня, но твое присутствие будто уносило меня от реального мира с его жуткими перспективами прочь.

— Как и ты.

Верно. Мастера Зелий, принадлежащие разным сторонам. Один пришел отравить своим талантом другого.

— Ты принимала сегодня какие-то зелья? Или работала? Вспомни, пожалуйста, — прошептал ты, еле скрывая волнения.

Мне хотелось задать тебе еще сотню вопросов, но сейчас не было времени, ни на один, кроме тех, что касались одной лишь цели — выжить. Я уловила ход твоих мыслей.

Ты вышел на несколько минут, а потом вернулся и влил в мой рот какой-то состав, вкус которого показался мне смутно знакомым. Я уже готовила его раньше, но сейчас в нем были другие, новые элементы.

— Мое новое изобретение.

— Сколько их?

— Пока четверо.

— Кто они?

— Мелкие сошки. Но если кто-то из них прикоснется к метке…

Я лишь кивнула. Ты осторожно снимал с меня заклинания пожирателей, и накладывал новые, те, что я могла бы сбросить в любой момент.

Все казалось таким легким, простым до отвращения. Я даже не задавалась вопросом, зачем ты это делаешь с такой готовностью. Возможно, мой разум отчаянно цеплялся за жизнь, а может я свято верила в то, что наша былая любовь не угасла. Я почему-то не чувствовала ни тени страха, от которого меня должно было колотить. Нет, все казалось мне лишь легкой и безобидной игрой. Наверно, это был оптимизм сумасшедшего.

— Пойдем.

Меня ввели в маленькую комнату для допросов, очевидно предназначавшуюся для не самых важных заключенных. Что ж, я была всего лишь мастером зелий и не представляла особой ценности в плане информации, однако пожиратели никогда бы не упустили шанса поглумиться над жертвой, попавшей к ним в руки. Их было четверо. Их лица были закрыты белыми масками, и мне оставалось догадываться об их личностях лишь по фигурам и выбивающимся волосам. Я тихо молилась о том, что бы среди них не было школьных знакомых, ибо тогда мы стали бы жертвами жестокой игры «А что же сейчас Снейп сделает с Эванс», шансы на спасение от которой были бы равны нолю.

Я вижу их похотливые улыбки и хищные взгляды, а также то, как ты скрываешь под маской спокойствия, ходящие по лицу желваки. Я отвечаю на их вопросы, делая вид, что нахожусь под веритасерумом и отчитывая про себя время, в ожидании наступления заветной минуты. Наконец она настала.

Да, ты был настоящим мастером, если сумел сделать так, что несколько совершенно разных зелий смогли дать неожиданный эффект. Я почувствовала, как мое тело блекнет и сливается с комнатой. Сейчас мне дорога была каждая секунда. Я мгновенно скинула с рук веревки, которые благодаря твоим усилиям, перестали сковывать меня магией, и выхватила палочку из рук одного из пожирателей. Они не ожидали такого сопротивления, и мне легко удалось оглушить их. Но оставшиеся двое поняли, что произошло, и кинулись на тебя. Но до тех пор, пока ты не оглушил их, один все же успел прикоснуться к черной метке на запястье, мгновенно налившейся кровью. В следующую секунду его тело с глухим стуком упало на пол, а ты схватил меня за руку и втолкнул в другую комнату. Лишь только сейчас я осознала, какая мне грозила опасность, как я легко избежала мучительной смерти, лишь по воле счастливого случая. Ты запирал двери, накладывал заклинания и снимал их с меня, а я лишь хохотала все это время, как безумная. Даже сейчас не понимаю, что это было. Наверно на какое-то время я лишилась рассудка. Все мои чувства, которые я должна была переживать во время допроса — страх, ужас, метания, панику, недоверие — замененные искусственным спокойствием, вернулись ко мне, образуя взрывную смесь эмоций, на мгновения лишившую меня рассудка, заставлявшую лишь смеяться и плакать, до боли в горле и глазах.

Что же это было? Впоследствии, не раз пытаясь отгадать эту загадку, я вспоминала все оттенки вкуса твоих зелий. Возможно, они и усилили эффект этого безумия. Но не они его создали. А что? В этом я бессильна.

— Северус! — не понимая, что я делаю, я кинулась к тебе на шею и впилась в твои губы, не желая тебя отпускать.

— Лили, — ты наверно хотел отшатнуться, удивленный таким несвойственным мне порывом, но я не давала тебе этого сделать, мои объятия были подобны мертвой хватке. А я лишь все сильнее прижималась к твоему телу, судорожно гладя тебя. А потом ты сам начал обнимать и целовать меня в ответ.

Это была самая странная ночь в моей жизни. Заняться любовью в таких обстоятельствах было чистым безумием, и все же мы это сделали. Даже сейчас, после конца моего физического состояния, воспоминания об этом вызывают у меня дрожь.

— Если бы ты знала, как я жалею обо всем, что натворил

Я снова стала самой собой. И смех, и спокойствие, и сумасшедшая страсть, наконец прошли, оставив тепло с привкусом сожаления о том, что ничего нельзя изменить. Лежа в твоих объятьях, я слушала твою историю, полную горечи и раскаянья. Ты говорил о том, как ошибся, выбрав темную сторону. О том, как ненавидишь то, что делаешь ради Лорда. О том, что в первую же секунду, увидев меня, ты сразу же решил спасти меня, не задумываясь о последствиях. О том, как ты жалеешь, что не сможешь разорвать этот круг.

Я не спрашивала почему. Я знала, насколько Лорд жесток к тем, кто посмел хоть раз ослушаться его. Раны Авроров казались царапинами по сравнению с тем, что оставалось от бывших слуг.

— Но как же ты вернешься?

— Мне уже дважды удавалось избегать гнева Лорда тогда, когда другим не было пощады. Я знаю, что делать сейчас. И сделаю это, став еще большим чудовищем.

Это и отличало тебя от того, кем ты являлся сейчас. В тебе причудливым узором переплетались боль и раскаяньем с отчаянным желанием, жить, которое ты утратил, потеряв меня. Но тогда твоя жажда жизни сияла в тебе, одновременно, заставляя преодолевать любые преграды на пути, и падать так низко. Я не хотела думать о том, что ты должен будешь сделать, зная, что это не приведет меня в восторг. Но винить тебя? ты наказал себя сам достаточно, чтобы я гордо выносила тебе приговоры в трудную минуту.

— Кроме того, — горько добавил ты, — у меня есть еще один способ вернуть его доверие.

У меня сжалось сердце, при мысли каким же он должен быть.

— Пойдем со мной! — отчаянно прошептала я, — мы сможем защитить тебя!

Я хотела верить в собственную святую ложь.

— Лили, — горькая улыбка не покидала твоих губ, — ты самое прекрасное создание в этом мире, самое доброе и чистое. Но не все в твоем аврорате тебе подобны. Многие будут рады скорее меня распять.

Меня задели твои слова, но возразить мне было нечего.

— Я найду тебя.

— Нет, — ты вложил в мое руку только что зачарованный порт-ключ, — тогда тебя ждет лишь смерть в руках врагов. Я не могу это позволить. Ты больше никогда меня не увидишь.

Поцеловав тебя, я растворилась в серебряном сиянии, думая о том, как исполнить свое обещание

Однако, сделать этого мне не удалось. Охраняя и себя, и меня от слуг Темного Лорда, ты обрывал все свои попытки связаться со мной. Даже когда я узнала о своей беременности, ты оставался недоступен. А ведь ошибки быть не могло, с моим знанием зельеварения я недолго мучилась неизвестностью. Кто знает, а может быть, узнай ты об этом вовремя, это изменило бы наши жизни.

Но та, другая, невыдуманная жизнь закрутила меня в своем сумасшедшем темпе. Как героиня неведомого мне пророчества, я должна была оставаться в изоляции и скрываться до самой своей смерти. Которая, не замедлила придти в облике заклятого врага.

Лишь позже я узнала о том, что вернуло тебе его доверие. Но человеческие обиды и ненависть остались для меня за последней чертой.

Секреты Хогвартса всегда манили учеников, как огонь бабочек, но никому так и не удавалось раскрыть до конца все тайны замка. Хотя я и не увлекалась этим так, как Северус или мародеры, но благодаря знакомству с ними и сама нередко приносила факультету штрафные балы, бродя, где попало.

И вот сейчас, плавая по замку, я задумчиво перебирала в памяти места, которые могли бы помочь мне в моем нелегком деле.

Тайная комната? Я слышала легенду о том, что открыть ее сможет только наследник Слизерина, чтобы продолжить дело своего предка и истребить всех грязнокровок. Гарри, конечно, умел говорить на змеином языке, но, несмотря на наличие такого странного таланта, я не верила, что Гарри был наследником Слизерина. Кроме того, разве сейчас Северус мог пожелать этого? Я оставила этот вариант для дальнейших размышлений.

Выручай-комната? Она могла стать идеальным местом, но не могла показать того человеческого тепла, которого желали и Северус, и Гарри. вот если бы было в Хогвартсе место, способное на это… Но я ни о чем подобном не слышала.

Быть может, это тот самый коридор, вход в который запрещен всем ученикам под страхом смертной казни? Быть может, именно камень, хранящийся в его лабиринтах, сможет помочь мне? Я не верю, что снова воскресну, но может я стану чуть более материальной и смогу рассказать Северусу правду?

Я почувствовала, как ко мне возвращается надежда. Да, это было опасно, но я видела, что Гарри уже не раз бродил мимо запретной двери, и каждый раз только чужое присутствие мешало ему осуществить задуманное. Пусть лучше рядом с ним буду, я. Бесплотная мать-призрак, вталкивающая его в авантюру. Я грустно улыбнулась, представив, с каким восторгом он кинется навстречу опасности.

— А что ждет меня в том коридоре, мама? — с луковой улыбкой переспросил Гарри.

Я вздохнула:

— В конце коридора тебя ждет сокровище.

-Какое, мама?

— Волшебный камень, — немного помедлив, я добавила, — он поможет нам вернуть папу.

Глаза Гарри удивленно расширились:

— Где сейчас папа?

— Близко, — с трудом ответила я, — очень близко.

За стеной, печальный и одинокий, и не желающий слышать никого вокруг.

Гарри радостно кивнул. Взяв его за руку, я осторожно повела его прочь из его спальни, через пустую гостиную. Я была по-прежнему видима лишь в мире снов, и вот сейчас, я смогла ввести его в почти лунатическое состояние, где почти не видна тонкая грань между сном и явью. Мир, который он видел перед собой, как две капли повторял реальный Хогвартс, но был пуст и не учитывал разные неожиданности, любая из которых могла нарушить этот транс. А мне, чтобы, стать его проводником, приходилось находиться одновременно в двух мирах. Не думаю, что кто-то, кроме призрака способен на это.

Медленно, осторожно, прислушиваясь к каждому шороху, я вела Гарри, пока мы, наконец, не достигли заветной двери. Глаза мальчика загорелись радостным блеском.

— Теперь достань палочку и открой дверь.

Гарри радостно исполнил это указание.

Я знала, что ждет нас за дверью и надеялась, что смогу провести Гарри мимо в лунатическом состоянии, в котором он бы не увидел Пушка. Перед его глазами была лишь пустая комната. Я тихо приступила к исполнению своего плана. Животные намного чувствительнее, чем люди и мне не составило труда спеть ему песню, успокоившую огромного пса. Но я не учла одной маленькой детали — когда сконцентрировала свои силы на псе, Гарри в тот же миг ускользнул от чар моего сознания. Мир лунатического сна, построенный игрой воображения Гарри и моим призрачным способности, в мгновение ока растаял, как дым.

Я ожидала увидеть на лице Гарри испуг, но все было намного хуже. Это было всего лишь любопытство. Он смело двинулся вперед, к гигантскому псу.

— Гарри, нет!

Я разрывалась между попытками успокоить собаку, веки которой начали подозрительно подрагивать, и докричатся до сына, который уже протягивал руки, что бы погладить ее, но вместо этого чувствовала лишь, как слабею с каждой секундой, лишаясь всех своих новых сил. Как же я могла быть такой глупой! Я мыслила не лучше одиннадцатилетнего ребенка! Как я могла понадеяться на такой глупый план! Как я могла допустить, чтобы с Гарри что-то случилось?

Северус!

Я знала, что крик мой бесполезен, и те стены замка тому преграда, а крепости, возведенным им вокруг его души, но продолжала бессильно звать его на помощь собственному сыну. Я понимала, что еще чуть-чуть и жуткий пес откроет свои глаза.

Гарри!

Никакой реакции!

Северус!

Вдруг очертания комнаты вокруг меня растворились, а мгновение спустя, я оказалась в совсем другой, огромной, но пустующей зале, полностью покрытой пылью. В центре комнаты стояло огромное зеркало, а перед ним, опустившись на колени, сидел Северус, обратив свой немигающий взгляд в зеркальную даль. Но что могло его манить настолько? Я подошла немного ближе и ахнула. В зеркальной дымке я увидела свое собственное отражение. Но какое! Это не была я, бесплотный дух, лишенный тела, обреченный скользить ничем незамеченной тенью по дневному миру. Я школьница, юная и беззаботная, улыбалась Северусу, а он не мог оторвать свой взор от этой ласковой улыбки.

Я застыла, пораженная этим зрелищем. Теперь фрагменты призрачных намеков и брошенных фраз сложились для меня в отчетливый узор мозаики. Вот что имел в виду Кровавый Барон! И я ведь всегда знала об этом зеркале. Еиналеж. Я знала о том, что оно затягивает и туманит разум, оставляя его за гранью фантазий. Я даже видела это зеркало. Я в него смотрела. Вот только, я не поверила в то, что оно реально существует. Глупая. Я вглядывалась в зеркальный образ четырнадцатилетней девочкой, счастливой и имеющей все, о чем можно мечтать. Поэтому я увидела лишь себя и, разочаровавшись, забыла старую легенду. А ведь именно оно нужно было мне, а не тайные комнаты или философские камни.

— Северус

Я замерла от неожиданности, осознав, что губы моего зазеркального двойника шевелятся, а голос отдается эхом в высоких сводах. Брови Северуса удивленно поползли вверх, а на лице было почти детское выражение, похожее на то, какое бывает у детей, едва получивших письмо их Хогвартса и боящихся поверить в сказку.

— Северус. Помоги Гарри.

Наверно, он подумал, что ослышался.

— Помоги ему. Поверь мне. Он в коридоре на третьем этаже, и чудовище вот-вот проснется. Пожалуйста, пока не поздно. А потом возвращайся.

С трудом преодолевая оцепенение, Северус поднялся на ноги. Медленно. Слишком медленно.

— Северус, пожалуйста! Быстрее! Я люблю тебя! Только поторопись! И возвращайся сюда! Скорее! И приведи с собой Гарри! Верь мне! Иди же!

Наконец, он вырвался из-под чар зазеркалья и бросился прочь. С необъяснимой уверенностью я поняла, что он успеет и с Гарри все будет хорошо. А меня манила мерцающая поверхность зеркала. Осторожно я подлетела ближе. Мое собственное отражение, будто улыбнувшись мне на прощание, растаяло в серебряной дымке. На смену ему пришли два других образа.

Северус и Гарри. Мой возлюбленный и мой сын. Наш сын. Новые видения, в которых я видела другую жизнь, идеальную и прекрасную для обоих, лишенную потерь и жертв, глупой вражды и запоздалого раскаянья. Я не знала, реальные ли были мои слезы, но не плакать я уже не могла, завороженная красотой зеркальных иллюзий. Моих сокровенных желаний.

— Вижу, вы, наконец-то, поняли, как рассказать им правду, мисс Эванс, — звеня цепями, Кровавый Барон.

Оторвавшись от созерцания зеркальных образов, я пристально взглянула на призрака. А что я вообще о нем знала? Цепи и кровь могли испугать младшекурсников и Пивза, но не меня. Впервые на его лице были написаны эмоции. Но не холодная усмешка, а неожиданное сочувствие.

— Почему вы помогали мне? — я повторила свой давний вопрос, — не только ради того, чтобы заполучить на свой факультет змееуста, верно?

— Мисс, Эванс, — улыбнулся Барон, — что вы знаете о моей истории?

Я напряглась, вспоминая байки, которыми нас пугали старшекурсники.

— Вы совершили какое-то преступление. Убийство.

-Верно, — вздохнул он, — Хелена Рейвенкло. Серая дама.

Я потеряла от изумления дар речи. Так призрак Рейвенкло была дочерью основательницы.

— Когда-то в приступе ярости я убил ее, а после оборвал и свою жизнь, не в силах пережить свое преступление. Но это лишь часть моей истории.

Он помедлил.

— Вам известно мое имя?

Я покачала головой. Ни будучи школьницей, ни став призраком я не решилась спросить его о нем.

— Меня зовут Себастиан Слизерин.

Сын! О, мой бог, у Салазара Слизерина был сын. И их история еще сильнее переплетается с тем, как не любят Слизерин другие факультеты.

— Вы верно мыслите мисс Эванс. Сколько я себя помню, я всю жизнь хотел положить конец межфакультетской вражде.

Я с трудом поняла смысл его слов.

— Да, мисс Эванс, — призрак серьезно посмотрел мне в глаза, — я не разделял убеждений своего отца о чистоте крови. Я был против того, чтобы магглорожденные учились на моем факультете, но хотел позволить им поступать на другие. Но не Салазар. Я ненавидел отца за то, что он бросил меня одного в этой школе. После его ухода я стал изгоем, все только и делали, что тихо шептались за спинами слизеринцев. Без отца мы остались совершенно беззащитными. Я хотел прекратить все это…- его глаза подернулись дымкой, — но не сдержавшись, сделал только хуже. Отныне каждый считал своим долгом обдать нас презрением. Я стал помогать юным «змейкам». А увидев вашего сына, понял, что это шанс вернуть факультету былое доверие.

Я была просто поражена, но его последние слова окончательно доказали мне, что даже после смерти твои представления о жизни могут перевернуться.

— Кроме того, я знаю, каким тяжким бременем лежит на душе ненависть к родному отцу. Ах а вот и они. Пожалуй, я оставлю вас одних, — с этим словами Кровавый Барон удалился, пройдя сквозь стену.

Я перевела взгляд на дверной проем. От увиденного я залилась счастливым смехом. Разве после всех перепалок и ссор, я могла ожидать, что Северус будет так бережно нести Гарри на руках. При виде слегка потрепанного сына, меня кольнуло легкое чувство вины, но я, тут же, решила, что это было не напрасно, ведь все почти получилось. Быть может, во мне и вправду было что-то от слизеринки, какой меня некоторые хотели видеть.

Северус осторожно подходил к зеркалу. И снова, мое несуществующее сердце вырывалось из несуществующей груди, разрывая тело, которого я лишена, на осколки призрачного сияния. Я будто стала одним голым нервом, чистым зарядом пульсирующего электричества. Северус перевел взгляд на зеркальную даль. Как и Гарри.

Мне окрылились мечты. Точнее одна мечта. Ведомые разными чувствами, они видели в своих мечтах меня. Гарри мечтал о семье, а Северус жаждал получить прощение. Последний раз посмотрев на свое отражение, я закрыла глаза и, сконцентрировавшись, переместилась за грань зеркальной глади. На мгновение я почувствовала, что задыхаюсь. Зеркальная ловушка захлопнулась и больше не выпустит меня в реальный мир. Но таково мое предназначение.

— Северус.

Внимательный, молящий взгляд темных глаз.

— Гарри.

Восторженный, сияющих зеленых.

— Сейчас я хочу рассказать вам правду. Гарри, ты часто спрашивал меня о том, где твой отец. Так вот — твой отец Северус.

Я никогда в жизни не видела столь ошеломленных глаз.

— Сейчас я расскажу вам все с самого начала.

Это была самая долгая ночь в моей жизни. Я никогда не видела столько эмоций — передо мной мелькала боль и обида, вина и раскаянье, недоверие и восторг, горечь и нежность, разочарование и счастье. С каждым их новым вопросом, каждым взглядом, по-новому оценивающему друг друга, я все больше верила в то, что делаю это не просто так.

— Я люблю вас. Все это время я мечтала, чтобы вы были вместе. Как же мне было больно видеть ваши ссоры. Но теперь все позади?

— Да, мамочка

— Да, Лили. как же я мог! Если бы я знал…

— Не вини себя. Главное, что все позади, и у вас есть шанс все исправить. Начать все заново.

— Лили, я все это время хотел попросить у тебя прощения… я любил тебя. всегда…

— Я тоже тебя люблю. И любила всегда. И я давно простила тебя за все. И ты прости меня…

— За что?

— За гриффиндорское упрямство.

— Мама?. — спустя какое-то время спрашивает Гарри, — ты останешься с нами?

— Нет, мой милый. Мне пора уйти в мир теней. Я исполнила свое предназначение, и время мое вышло. Но вы нужны друг другу. Я верю, что вы станете друг для друга настоящей семьей. Я люблю вас. Я буду наблюдать за вами с небес.

Глядя на их растерянные, но умиротворенные лица, я искренне верю в то, что они узнают и полюбят друга. А мое время истекает, как дым, в который превращает мое призрачное тело. Еще немного, и я перейду в мир теней, растворившись туманом в глубине зазеркалья, но они, нуждаясь друг в друге, останутся вместе, и смею надеяться, что увижу как воплощаются мечты, которые показало мне зеркало.

~ 2012 ~