Путешествие в лето (гет)

1.

Небо такое синее, что в него хочется прыгать. И ветер — сильный, но теплый. Раскинуть руки в стороны, смеяться во весь голос и смотреть вверх, в эту поразительную синеву. От запахов кружится голова — пахнет водой и медом, травой, цветами, пахнет землей и яблоками. Кружиться на месте, хохотать, набрать побольше воздуха в легкие и что есть духу крикнуть: “Счастлива!”. Услышать, как где-то там, вдалеке, вскрикнула в ответ потревоженная птица. Я пробую лето на вкус, оно сладковатое и немного терпкое, оно кружит голову посильнее лучшего огденского огневиски из папиных запасов. Я пробую лето на вкус и точно знаю — ничего вкуснее в моей жизни еще не было. И ветер все сильнее и все теплее, и он подхватывает меня, я невесома, я лечу. Небо все ближе и ближе, с губ срывается тихое: “Счастлива... свободна...”, я отдаю себя ветру, я забываюсь, тону в ощущениях, они накрывают меня волнами, и я закрываю глаза. А ветер такой сильный... слишком сильный...

— Поттер, всю жизнь проспишь! — я открываю глаза и вижу крайне довольного собой Малфоя, который дует мне в лицо. Мы едем в машине, за окном сменяются ландшафты, а мое тело ужасно затекло от неудобной позы.

— Я, что, заснула? — спрашиваю очевидное. Скорп тоже считает, что ответа на такой вопрос не требуется, поэтому просто улыбается самой солнечной из своих улыбок. — Где мы?

— Подъезжаем уже, еще минут пятнадцать, не больше.

Скорп у меня парень что надо. С ним, во всяком случае, не соскучишься. Смотрит на меня — и словно солнечный зайчик по моему лицу скачет. Возьмет за руку — а по телу уже мурашки стайками бегут, а пальцы дрожать начинают. Поцелует в губы — и отстраняться не хочется никогда-никогда! Думаю иногда: и что он во мне нашел? Характер скверный, все язвлю и посмеиваюсь, упертая до ужаса, вспыльчивая... А он меня за что-то любит. Странный он, по-моему. Странный. Милый. Любимый.

— Ну, все, ребята, выпрыгивайте. Я тут дальше налево поворачиваю, а вам прямо. Здесь недолго осталось, можно и пешком прогуляться. Спасибо вам за компанию, — полный добродушный водитель тормозит на обочине. Мы вытаскиваем свои рюкзаки и гитары, рассыпаемся в благодарностях и машем ему вслед на прощание. Я — рукой, Скорп — еще и волшебной палочкой.

— Ну, и что это было? — вздергиваю заинтересованно бровь.

— Противоугонные чары. Классный мужик, ты пока дрыхла, он мне столько всего рассказать успел. Про всех своих друзей и знакомых, про дочь Алису и кошку Мэгги, про свои взгляды на политику магловского премьер-министра... И яблоками угощал. Вкусно, — он надевает рюкзак на плечи, закуривает. — Ну, что, пошли?

— Пошли, — киваю я, проделывая тот же маневр, поднимаю гитару с земли и хватаюсь за его руку. Идти нам и вправду недалеко — город уже виден впереди.

У нас нет четкого плана, только карта и куча свободного времени. У нас впереди — я точно знаю! — много радости и смеха, много новых впечатлений и новых мест, много музыки и много свободы. Мы идем навстречу приключениям.

Перед въездом в город Малфой останавливается, обнимает меня свободной рукой, целует в макушку и говорит задумчиво, обращаясь к спокойному пригороду:

— Ну привет, Ладлоу.

Я улыбаюсь. Начинается лето.

2.

Малфой ничего не смыслит в жизни маглов. Совсем ничегошеньки. У его родителей — родословная длиннее Великой китайской стены, и все они настолько чистокровные, что чище, наверное, не бывает. Его родственники с раннего детства пичкали единственного наследника рассказами о величии магов и фамильной гордости. Как ему удалось вырасти таким неправильным — для меня загадка. Малфой не знает, что такое компьютер, и не понимает, как снимают кино. Малфой не догадывается о существовании самолетов и не представляет, что такое шариковая ручка. Малфой с восторгом смотрит по сторонам, пока я тащу его за руку по узким улочкам Ладлоу. Выражение его лица мне напоминает дедушку Артура во время починки мотоцикла папиного крестного. Эх, старый-добрый харлей... Мы с Джеймсом так гоняли на нем, что папе пришлось сказать свое решительное “нет” и запереть байк в сарае. Хорошие были времена! Надо будет подумать на досуге о вызволении нашего железного друга...

На улице не протолкнуться. Ликующая разукрашенная и разодетая толпа кипит — тут и там слышны взрывы хохота, музыка, крики. Люди играют в Средневековье — ведь в городе театральный фестиваль. В городе царствует Шекспир.

— Лили, — кричит Скорп мне прямо в ухо, — а маглы всегда так странно одеваются? Я думал, мы в магловской одежде...

Слева от нас группа уличных актеров дает представление. Мужчины в дублетах, дамы в платьях в пол, паяцы в разноцветных колпаках — красота, да и только! Я пускаюсь в долгие и туманные объяснения истории магловской одежды.

Мы пробиваемся сквозь толпу и направляемся к замку Ладлоу — сегодня там идет “Сон в летнюю ночь”. Но это вечером, а пока...

А пока можно растянуться на зеленой траве под крепостными стенами и смотреть в небо. Там — ни одного облачка, и синева обволакивает меня, зовет с собой, туда, вверх, навстречу солнцу и ветру. Скорп лежит рядом на боку, подпер голову рукой, меня рассматривает. Я стараюсь делать вид, что не замечаю, что я вся там, в небе, но не очень-то получается. Поворачиваю к нему голову, улыбаюсь. Глаза у него большущие, скулы острые, а кожа светлая. Губы обветрели и потрескались, так и хочется дотронуться пальцами, исцелить нежностью, и целовать, целовать, целовать... И я целую. И думать ни о чем другом не могу, только о трещинках на родных губах.

— Лили, давай поиграем чуть-чуть? Делать-то все равно нечего пока... — мы вытаскиваем гитары и бьем по струнам, мы играем Битлов, “Hard Day`s Night”, мы поем, не всегда попадая в ноты, но ведь это не главное! Главное — что музыка льется легко и воздушно, главное — что хочется играть еще, еще, еще... Вокруг нас собирается небольшая толпа. Откуда-то, словно из-под земли, возникают девушка с бубном и парень с бонго, они быстро ориентируются и начинают подыгрывать. Мне радостно и легко — ведь вместе с нами поют уже все собравшиеся вокруг.

За общим весельем, песнями и разговорами вечер подкрадывается незаметно. Сумерки обнимают нас за плечи и охлаждают своим дыханием пылающие щеки. В древней крепости вспыхивает пламя факелов — пора! Начинается спектакль.

У Малфоя глаза горят, а губы чуть-чуть приоткрыты, он смотрит на помост так внимательно, как никогда не смотрел ни в одну книгу. Он хохочет бешеным гиппогрифом, он сжимает мои пальцы, он шепчет восторженно: “Смотри, смотри! До чего же забавно!”. Он напоминает большого ребенка, увлеченного новой игрой. Я смеюсь вместе с ним, эльфы и феи у Шекспира действительно забавные, я чувствую сцену, чувствую актеров и чувствую что-то бешеное и клокочущее в груди. От этого хочется обнять весь мир, прижать к себе сильно-сильно и не отпускать. Сохранить в себе это трепещущее ощущение, которое бабочкой порхает в голове. И я сильнее прижимаюсь к Скорпу, вдыхаю его запах — сигареты и мята — и обещаю себе запомнить это навсегда. Пронести это через всю жизнь: ночь, факелы, Ладлоу, Шекспир, звезды, смех Скорпиуса и его тепло, древнюю крепость и прохладный ветер.

Нас выносит из замка водоворотом радостных людей, мы растворяемся в толпе, сливаемся с ней. У нас впереди — целая ночь веселья и танцев, целая ночь средневековья и музыки. Целая ночь с городом-праздником.

3.

— Чуваки, вы уж извините, но дальше пешком. Машину не хочу по горным дорогам гробить. Да и вы там того, поосторожнее. Байки это конечно все, но есть тут в деревне один чел, который всем рассказывает, что видел огромного зеленого дракона. Будто бы ящерица эта налетела на пастбище, где он овец пас, схватила двух овечек своими когтистыми лапищами и улетела в сторону этих скал. Он, конечно, заливает, но рассказывает мастерски, все ребятишки в округе слушают его, раскрыв рты. А на самом деле, наверное, просто потерял двух овец, да не хотел хозяину признаваться. Ну, пока! Может, стрелканемся еще как-нибудь, — веселый паренек лет двадцати, который подвозил нас по Сноудонии на своем стареньком грузовичке, улыбается на все тридцать два. Мы прощаемся и выгружаемся, уже привычно посылаем вслед машине противоугонные чары, взгромождаем рюкзаки на спины и начинаем подъем.

Горный хребет Глидерай — один из самых высоких в Великобритании. Тропа узкая, идем по-одному, Скорп впереди, я чуть-чуть отстаю. Идти тяжело, мелкие камни рассыпаются из-под подошв, дыхание сбивается. Идем молча, лишь изредка кидаем друг дружке ободрительные фразы. Где-то на середине пути Малфой оборачивается и осторожно предлагает, наблюдая мои мучения:

— А может, на метлах? — я лишь сильнее стискиваю зубы и отрицательно мотаю головой:

— Нет, так взойдем. А то вдруг кто-то нас на метлах увидит, — ну и что, что видеть нас некому — глушь вокруг, ни души. А даже если какому-нибудь туристу и довелось бы тут блудить, то дезиллюминационные чары никто не отменял. Но я же Лили Поттер! Я же не могу сдаться! Пешком, только пешком!

На одной из вершин делаем привал. Вокруг такая красота, что дух захватывает. Куда ни посмотри — скалы и небо, синее и зеленое, высота и опасность, камни и лес. Я немедленно лезу в рюкзак за колдокамерой, чтобы все это запечатлеть. И запечатлеваю: горы, небо, солнце и уставшего Малфоя с бутербродом в руке.

Я заплетаю волосы в тугую косу, и мы движемся дальше — нам надо добраться наверх до темноты, ведь в горах вечера коварны — темнеет быстро, оглянуться не успеешь, когда ночь упадет. Мы идем еще часа полтора, когда я понимаю, что уже близко — где-то из-за деревьев доносится мелодичный протяжный рев.

Усталые и счастливые, мы подходим к огромным кованым воротам, оттуда сразу же выскакивает обеспокоенный низенький волшебник.

— Молодежь, вы как сюда попали? Сюда без пропуска нельзя!

— Мы к Чарли. К Чарли Уизли, — выдыхаю я, улыбаясь широко. Больше всего на свете сейчас я хочу в душ и спать.

Дядя Чарли приветствует нас более чем радостно. Меня сгребает в свои объятия и стискивает так, что воздуху в легких вдруг не хватает места. Руку Скорпа трясет с таким энтузиазмом, что я боюсь, как бы не оторвал. Мне кажется, что за все годы, что я его знаю, он нисколечко не изменился — все такой же высокий, с рыжими волосами до плеч и сильными руками, с мозолями на ладонях и следами от ожогов. Все такой же — веселый, жизнерадостный, улыбающийся. Все такой же родной.

Он ведет нас к себе в дом, показывает душ и стелет белоснежные простыни на своей кровати. Уставшие после длительного подъема, мы засыпаем почти мгновенно.

Утром Скорп будит мене ни свет, ни заря — ему не терпится посмотреть на драконов. После вчерашнего мышцы ноют, но у дяди Чарли всегда куча целебных мазей, поэтому с этой проблемой мы быстро справляемся. Кушаем на скорую руку и отправляемся на экскурсию по заповеднику.

Валлийский драконий заповедник — один из самых старых в мире. Здесь охраняют и разводят валлийских зеленых драконов, самых миролюбивых из всех существующих. Дядя Чарли отправился сюда работать сразу же после окончания Хогвартса. Драконы — это его страсть, его жизнь. Иногда даже думаешь — может, он и не женился до сих пор, потому что ни одна женщина не может пламенем дышать?

Но заповедник и вправду чудесный. Мы впервые видим драконов так близко — всего-то несколько метров, подумать только! Огромные, величественные, красивые — они выставляют спины утренним рассветным лучам и пьют воду из озера. Зеленая чешуя блестит на солнце, переливается. Драконы по одному расправляют крылья и взлетают в небо.

— Это взрослые, — объясняет дядя Чарли, сияя своей вечной улыбкой. — Завтракать полетели. Пошли, молодняк покажу!

И мы идем, затаив дыхание от предвкушения.

Молодняк — это, оказывается, довольно обширное понятие. Вольеров много — и в каждом два-три дракончика — от маленьких, величиной с овцу, которым еще только-только месяц, до полугодок, которые размерами напоминают бегемота. Мы бросаем драконам мясо и завороженно смотрим, как они ловят куски на лету. Дядя Чарли только улыбается счастливо, наблюдая наш восторг. И вдруг спрашивает:

— Прокатиться хотите? — Я замираю, хлопая ресницами, у Малфоя из рук вываливается кусок кровавого мяса.

— Ээээ... Чарли... это...

— Ну, если не хотите — не надо. У нас просто есть тут два, совсем ручные. Им по четыре месяца, самцы, ласковые — даже не цапнули меня ни разу, так только, обпалили несколько раз, но это мелочи. Они любят на себе катать... Но если не хотите — так тому и быть...

— Хотим! — почти в унисон выкрикиваем мы. Лицо дяди Чарли светлеет, и он ведет нас к одному из вольеров. Два молодых дракона, размером с большую корову каждый, смотрят на нас заинтересованно — остается надеяться, что видят они в нас не свой завтрак. Дядя кормит их мясом и легко поглаживает по чешуе, потом по очереди подсаживает нас на спины зеленым ящерицам. Он любовно им что-то шепчет, а они и вправду к нему морды свои тянут, словно просят — гладь, гладь нас...

— Только, Лили, ты это... маме с папой ничего не рассказывай. У них, знаешь ли, с рептилиями неприятные воспоминания связаны. Узнают, что я вас тут на драконов сажал — заавадят и объяснений слушать не станут.

А потом мы взлетаем. Мне страшно до одури, я поворачиваю голову и смотрю на Скорпа — он вцепился судорожно пальцами дракоше в шею и глаза закрыл. Я уже думаю последовать его примеру, но тут мой дракон взлетает выше деревьев, и желание зажмурить глаза полностью пропадает. Это не сравнить ни с чем — ни с полетом на метле, ни с прыжком с парашютом. Это захватывает так, что от счастья кружится голова. Дракон набирает скорость и высоту, и я кричу от восторга и радости. Ветер треплет мои волосы, глаза слезятся, а вокруг скалы, а вокруг — небо... Драконы летают кругами друг за дружкой, играя, пытаясь догнать...

— Лили!!! Лили Поттер!!! Я люблю тебя, ты знаешь это?! — Малфой кричит что есть мочи, и голос его отбивается от скал, голос его множится, рассыпается эхом по всему хребту Глидерай, по всей Сноудонии, всей Британии и всему миру.

Я смеюсь и думаю, что сегодня самый лучший день в моей жизни. Мой дракон выдыхает тонкую струю пламени.

4.

— Мы же в Чешире, да? — задумчиво тяну я, отрезая себе кусочек мясного пирога. Скорп поднимает на меня свои светлые очи и пытается что-то ответить, но рот его уже занят пережевыванием, поэтому получается только невнятное мычание. Это, скорее всего, положительный ответ. Мы остановились в одном из пабов Честера перекусить, и теперь уплетаем за обе щеки вкусности местной кухни.

— Интересно, а чеширские коты здесь есть? — спрашиваю я, даже не надеясь на ответ. Но Малфой на удивление быстро все глотает и спрашивает:

— Кто?

— Ты что, “Алису в стране чудес” не читал? — искренне удивляюсь я. — Потерянное детство.

— Это сказка?

— Ну, эт смотря с какой стороны посмотреть. Сказка ложь, но в ней намек, знаешь ли...

— Так что за чеширские коты-то? — у него глаза серые, как небо осенью, но такие теплые, что устоять попросту невозможно. Смотрит на меня, хмурится. Светлые волосы немного отросли и падают на глаза, он то и дело поправляет их левой рукой. Прррр, стоп. Что-то я отвлеклась.

— Такое в двух словах не расскажешь. Я видела книжный магазин на той стороне улицы, давай мы тебе лучше книгу купим. И путеводитель какой-нибудь заодно, — мы доедаем все, что было на тарелках, расплачиваемся и покидаем паб. За спинами у нас только рюкзаки, гитары мы упаковали туда еще перед входом в город — чтобы руки освободить. Хорошо, что миссис Уизли научила меня заклинанию-удлинителю, очень кстати в дороге.

“Алису” мы покупаем. И путеводитель тоже. Вот только вытащить Скорпа из магазина оказывается намного сложнее, чем я думала. Он, как истинный рейвенкловец, в книги влюблен до одури. Еле оттаскиваю его от “Истории Соединенного Королевства ХVI века”.

Честер хорош и уютен. Я достаю из рюкзака фотоаппарат и щелкаю все вокруг, начиная от забавного торговца сувенирами и заканчивая вывеской магазина антиквариата. Скорп с головой ушел в путеводитель и карту, пытается сориентироваться на местности.

— Вот это — Истгейт Клок. Установили часы в честь пятидесятилетия королевы Виктории, и сейчас, если верить автору, они — вторые по фотографируемости часы в мире после Биг Бена.

Не знаю, правда ли это, но часы и вправду красивые. Я завороженно наблюдаю за тем, как минутная стрелка перескакивает на цифру двенадцать. Ровно час дня.

Мне нравится бродить по Честеру. И галереи нравятся, и остатки крепостной стены, и сама крепость. Мне нравится кормить на речке чаек, мне нравится целоваться на мосту, не обращая внимания на улыбки прохожих. Мне нравится объяснять Скорпу какие-то элементарные вещи, типа что это за штуки маглы прижимают к ушам (ну же, повторяй за мной по слогам: те-ле-фон!) или сколько центов в фунте.

— Если мы не успеем в собор, я тебя придушу собственными руками, — обещаю я своему белобрысому и тащу его за руку, на ходу успевая сделать еще несколько снимков. Хорошо, что в колдокамерах не бывает смазанных кадров.

В честерский собор мы прибегаем за двадцать минут до закрытия. Только переступив порог, я замираю. В храме играет орган и поет хор. Лучи заходящего солнца пробиваются сквозь витражи, окрашивая все вокруг в красный, синий, зеленый... И на душе становится так тепло, так светло... музыка глубокая, торжественная, она затапливает меня всю, проникает под кожу, доходит до самых закрытых уголочков моей души, я забываю, что такое дышать, я восторженно осматриваюсь вокруг и тихонько шепчу:

— Это же... это же магия... настоящая... — Скорп ловит мою руку и крепче сжимает пальцы. Я чувствую, как бьется его пульс.

А через полчаса мы молча бредем темными улочками Честера, ища какой-нибудь отель. Я останавливаюсь, чтобы прикурить сигарету, парень отходит немного вперед. Я глубоко затягиваюсь и вдруг ловлю на себе пристальный взгляд. Оборачиваюсь резко и вижу на невысоком кирпичном заборе большого пушистого полосатого кота. Он смотрит на меня своими зелеными глазищами и...

— Малфоооой, — пораженно вскрикиваю я, — Малфой, он улыбается!

5.

— Что это с ним? — Скорп задумчиво лохматит волосы, озадаченно смотря на пушистое чудо. Кот щурится и улыбается еще шире.

— Это же чеширский кот! Мерлин, он существует! С ума сойти! — я хлопаю ресницами, все еще не веря своим глазам. Мой любимый персонаж реален, вот он — только руку протяни, и можно погладить по загривку. Кот смотрит на меня, не мигая, и улыбка у него такая искренняя, что невозможно не улыбнуться в ответ. Я перевожу взгляд на Малфоя — так и есть, у того уже улыбка от уха до уха. Вот так и стоим-переглядываемся. Молчим и улыбаемся.

— Серьезное отношение к чему бы то ни было в этом мире является роковой ошибкой, — выпаливает вдруг кот и я вздрагиваю от неожиданности.

— А жизнь — это серьезно? — спрашиваю на автомате.

— О да, жизнь — это серьезно! Но не очень... — отвечает полосатик и начинает медленно исчезать. Через несколько минут нам остается только улыбка. Я, наконец, прихожу в себя.

— Малфой, миленький, ты видел его, ты видел?! — визжу я на всю улицу, бросаясь парню на шею. — Кэрролл его не придумал! Кэрролл был магом! Он знал, он знал! Я говорила с чеширским котом! С настоящим чеширским котом!

— Вы чего раскричались там? — слышу вдруг позади хрипловатый женский голос. — Всю округу перебудите, ночь ведь на улице!

Я оборачиваюсь и вижу за забором, на котором всего пару минут тому назад сидел кот, невысокую женщину. Ее светлые кудрявые волосы собраны в хвост, брови сердито нахмурены, а руки уперты в бока.

— Извините... мы тут просто... чеширский кот... — Скорп толкает меня в бок, и я прикусываю язык. Мерлин, что я мелю? Женщина переводит заинтересованный взгляд с меня на Малфоя, а потом вдруг улыбается:

— Маги, что ли?

— Маги, — киваем мы синхронно.

— Неместные?

— Неместные, — вновь киваем утвердительно.

— И чего это вы, маги неместные, по ночам шляетесь?

— Так мы это... отель искали.

— Отель они искали... далековато отсюда до отеля. Давайте, заходите ко мне, одну ночку переночуете, и вам легче, и мне компания будет, — женщина открывает калитку и пропускает нас во двор. — А за кота не волнуйтесь, это иллюзия. Дочь моя наколдовала, она страх как “Алису в стране чудес” любит. Он у нас всех гостей приветствует. Но видеть его только маги могут.

Меня с головой накрывает такое сильное разочарование, что плечи опускаются. Скорп ловит мою руку и шепчет в ухо:

— Выше нос, рыжая. Кто знает, может, Кэрролл этот твой и вправду магом был. И коты улыбающиеся существуют.

И он обнимает меня — теплый, солнечный, родной. И грустить уже не хочется совсем-совсем. Ведь чеширские коты существуют, правда?

Мы сидим в большой светлой кухне и пьем чай. Женщина, которая назвалась Ханной, сидит напротив и трещит, не умолкая, рассказывает о погибшем муже и дочке-авроре. Смотрит на нас внимательно-внимательно, видно, что ее так и распирает любопытство. Наконец не выдерживает:

— А ты, Скорпиус, так на одного моего знакомого похож... Ну одно лицо, честное слово. Только глаза у тебя немного темнее, и взгляд не такой колкий...

— А как вашего знакомого зовут? — спрашивает Скорпиус, ухмыляясь.

— Малфой, Драко Малфой. Мы когда-то давно на одном курсе учились. Он, конечно, сволочью порядочной был, заносчивый до ужаса, но обаятельный. Красивый такой гад, знаешь ли. Мы с ним на курсе пятом даже целовались пару раз... — на добродушном лице Ханны появляется кокетливая улыбка. Мы со Скорпиусом едва сдерживаемся, чтобы не расхохотаться во весь голос.

— И как гад красивый целуется? — у Малфоя лицо серьезное-серьезное, только в серых глазах чертики пляшут.

— Хорошо, — тянет хозяйка, и мы не выдерживаем, взрываемся смехом, а она лишь недоуменно хлопает ресницами. — Чего смеетесь-то, молодежь? Что я не так сказала?

— Да все так, все так... — выговаривает Скорп сквозь хохот. — Просто я сын этой вашей сволочи обаятельной.

Ханна всплескивает руками и сама смеяться начинает. Смех у нее звонкий и такой заразительный, что через миг ухахатываются уже все люди на колдографиях в рамочках.

— Вот мир-то тесен, а? Никогда бы не подумала, что с сыном Малфоя чаи распивать буду! — она поворачивается ко мне и заглядывает пытливо в глаза: — Только не говори, что ты одна из Уизли! Волосы-то у тебя рыжие, и веснушки по всему личику...

— Не-а, я не Уизли. Я Поттер, — усмехаюсь и отпиваю чая из своей кружки. Глаза Ханны расширяются от удивления еще больше.

— Поттер? Ты дочь — Гарри? Малфой и Поттер ходят за ручку и целуются в подворотнях! Мерлин, мир сошел с ума! Как так получилось-то?

— А мы вместе на гитарах играли, — пожимаю плечами я.

— По четвергам, — зачем-то добавляет Скорп.

— На гитарах? Хорошо играете?

— А вы послушайте, — и я лезу в рюкзак, достаю свой старенький инструмент и начинаю настраивать. Малфой достает свой и смотрит вопросительно: что играем? Я закрываю глаза, пальцы привычно и легко перебирают струны, и я слышу, как Скорпиус подхватывает знакомую мелодию, слышу, как он тихонько начинает петь.

There's a lady who's sure all that glitters is gold

And she's buying a stairway to heaven...

В Честере уже глубокая ночь, когда мы собираемся спать. Пока Ханна стелет нам в комнате своей дочери, я сижу на крыльце и курю. Сигарета тлеет в моих пальцах — маленький огонек в почти непроглядной темноте. Скорп подходит ко мне сзади, накидывает на плечи плед, садится позади и обнимает, пристроив подбородок мне на плечо. Мы сидим так, переплетясь пальцами и душами, и курим одну на двоих. Небо темное-темное, совсем без звезд, и глаза утопают в этой холодной темноте. И тишина...

Мы сидим так, переплетясь пальцами и душами, и курим одну на двоих. Нам тепло. Нам радостно. Мы видим улыбку чеширского кота.