Туман над шахматной доской (гет)

Она проснулась глубокой ночью, посреди странного сна. Сердце отчаянно колотилось, как будто внезапно прервалась многомильная пробежка, а не мирный отдых в уютной и безликой хогвартской спальне.

Непослушными пальцами Минерва вытащила из-под подушки палочку, зажгла Люмос и огляделась. Часы показывали половину четвертого. Вокруг все было спокойно и тихо. Для внезапного пробуждения и тревоги не наблюдалось ни малейших причин.

Минерва повертелась с боку на бок, поняла, что уже не уснет, встала, уселась в большое кресло у камина и закурила. Больше всего она боялась, что об этой привычке узнают студенты. Всегда правильному декану всегда правильного Гриффиндора курить не полагалось даже изысканные дамские сигареты через изящный мундштук. За последние сто лет из профессоров Хогвартса такую вольность позволяла себе только мадам Орлофф, преподававшая историю магии до профессора Биннса. Но этой эксцентричной даме прощали многое — и за то, что она была иностранка, и потому, что во время революции у себя на родине натерпелась всякого, прежде чем смогла выехать за границу. А с профессора Макгонагалл спрос иной: декан львиного факультета обязана быть примером во всем…

— Училка обыкновенная, одна штука, — вдруг прозвучал совсем рядом знакомый голос. — Типичный экземпляр! И не противно тебе?

Минерва оглянулась, никого вокруг не обнаружила и вдруг поняла, почему проснулась: ему сейчас было плохо. Очень плохо... Древний инстинкт, то ли женский, то ли гриффиндорский, призывал встать с кресла и броситься на помощь, но разум понимал, что это бессмысленно.

— Бессмысленно! — произнесла Минерва вслух, и эхо странно отозвалось в комнате.

На душе было тяжело, но в своем решении Минерва не сомневалась. Выбор сделан давно и бесповоротно, и изменить его нельзя.

— Гриффиндорцы — самые непокобели… ой, извини, самые непоколебимые люди в мире! — на этот раз в знакомом голосе звучала неприкрытая издевка.

— Если ты никогда не отступаешься от своих целей, почему это должна сделать я, Том? — вслух спросила Минерва, обращаясь к невидимому собеседнику.

Звук этого имени подействовал странно: в комнате словно стало темнее, а память прояснилась. Минерва вдруг отчетливо вспомнила свой сон.

В сновидении весь мир заволокло туманом, но даже он не мог скрыть белых и черных квадратов под ногами. Минерва стояла на шахматном поле, пытаясь понять, кто она такая и куда нужно идти. Сначала она вообразила себя Алисой и порадовалась собственной свободе: не нужно никуда спешить, ни за что бороться…

Но над головой вдруг пролетел феникс и знакомым голосом прокричал:

— Не обманывайте себя, профессор Макгонагалл! Вы не Алиса, причем очень давно. Вы — королева! Извольте вести себя соответственно!

Память вдруг прояснилась, но совсем немного и ненадолго. Минерва поняла, что феникс абсолютно прав, но не могла сообразить, какая же она королева — черная или белая, а именно от этого зависело все. Минерва долго ломала голову, но так и не сумела определиться, — а потом внезапно проснулась…

Минерва огляделась, внимательно осмотрев знакомую до мелочей спальню, а потом громко и внятно произнесла:

— Я помню, кто я такая! Я помню!

* * *

Впервые она увидела Тома на распределении. Среди взволнованных малышей он выделялся красотой — и невероятно поношенной мантией. Несколько лет спустя, когда в Англию пришла война, бедная одежда никого не удивила бы, но в 1938 году она смотрелась странно. А вот красота Тома поразила бы в любое время; Минерва провела в Хогвартсе много лет — сначала училась там, потом работала, — но нечасто видела студентов, до такой степени похожих на сказочных принцев или на не менее сказочных магловских эльфов.

Впрочем, первокурсник Реддл интересовал третьекурсницу Макгонагалл ровно до того момента, когда был распределен в Слизерин. Змеи в то время находились вне сферы ее внимания, а дел хватало: учеба, помощь отстающим однокурсникам и отчаянное боление за факультетскую команду по квиддичу (а также несбыточные, но сладкие мечты стать ее игроком) отнимали все свободное время. Приходилось даже пользоваться Хроноворотом (его в строжайшей тайне вручил лучшей студентке своего факультета Альбус Дамблдор), чтобы все успеть. Минерва не сомневалась, что не посрамит доверие любимого учителя.

Но, помимо повседневных хлопот, был у примерной студентки один секрет, о котором не знала даже ее лучшая подруга Августа Барнеби. Минерва безумно хотела научиться превращаться в кошку. К тому времени уже было научно доказано, что волшебник не способен контролировать свою анимагическую форму, но мечтать ведь никто не запрещает, правда? И Минерва все свои немногие свободные минуты тратила на изучение необходимых трансфигурационных заклинаний и на тренировки.

Заветное желание осуществилось на четвертом курсе. Почему Минерва называла свою сбывшуюся мечту Мисс Лиззи, она и сама не знала. А вскоре проделки и приключения маленькой кошечки окраса табби стали для Минервы одной из немногих радостей в ее непростой жизни.

Отец, сотрудник Отдела Тайн, ушел на фронт, едва война с Гриндельвальдом была официально объявлена, и пропал без вести в одном из первых столкновений с врагом. Узнав об этом, миссис Макгонагалл совсем растерялась, и Минерве порой казалось, что они с мамой поменялись местами. В такой ситуации расклеиваться было никак нельзя, и Минерва отчаянно убеждала маму, что ничего страшного не произошло: отец наверняка уже нашелся и с ним все в порядке, а письмо, в котором он об этом рассказывал, потерялось по дороге домой. Больше папа не пишет, потому что его перевели в секретную часть и запретили поддерживать контакты с родными… Слушая убедительные рассказы дочери, миссис Макгонагалл улыбалась и протирала глаза платком.

Но почти каждую ночь Минерва во сне видела отца мертвым и отчаянно убеждала себя, что это простой кошмар, а не вещее сновидение. Она верила, что рано или поздно папа вернется, и очень готовилась к встрече. Минерва вырезала из газет статьи о квиддиче и вклеивала их в специальный альбом, а также старательно вела статистику всех матчей Высшей британской лиги. Отец, обожавший квиддич, наверняка с интересом все это прочитает, когда вернется домой.

Вскоре бушевавшая в Европе война затронула и испокон веков мирный Хогвартс. Теперь здесь впервые на памяти старожилов не хватало еды, а на каждом факультете почти на каждом курсе появились новые студенты — беженцы с континента. Не все они хорошо знали английский язык, и Минерва, которую отец научил говорить по-французски и по-немецки, помогала новичкам с уроками. Кроме того, она занималась организацией сбора посылок солдатам, так что Хроноворотом приходилось пользоваться несколько раз в день. Было нелегко, но Минерва не сомневалась: отец будет гордиться ею, когда война закончится и он вернется домой. Пока Ангус Макгонагалл проливает кровь на полях сражений, долг его дочери и всех патриотов родной страны, живущих в тылу, — делать все, чтобы победа пришла поскорее, и помогать всем, кто в этом нуждается.

Вечерами даже самых безумных дней Минерва находила время, чтобы хотя бы раз сыграть в шахматы с однокурсниками или старшими ребятами. Отец обожал эту игру, и победить его Минерве не удалось еще ни разу. Она очень надеялась к возвращению папы поумнеть настолько, чтобы поставить ему мат хотя бы однажды. Впрочем, ради того, чтобы Ангус Макгонагалл наконец возвратился домой, его единственная дочь согласилась бы проигрывать ему до конца своих дней.

В бесконечном водовороте учебы, хлопот и забот недолгие прогулки Мисс Лиззи оказались для Минервы единственной возможностью отдохнуть и хоть на время перестать быть Железной Макгонагалл, которая все знает, все умеет и за всех отвечает.

Как ни странно (а, может, и вполне закономерно), именно Мисс Лиззи и познакомила Минерву с Томом в сентябре 1941 года.

Все получилось до ужаса смешно и предсказуемо. Когда Минерва прохладным, но ясным осенним вечером решила отправиться на прогулку в облике Мисс Лиззи, на нее напала собака их тогдашнего лесничего, мистера Бествуда. Человеческий разум приказал Мисс Лиззи немедленно превратиться в человека, но кошачьи инстинкты оказались сильнее. Они загнали кошку на дерево — на самую высокую его ветку.

Там, в относительной безопасности, Минерва немного опомнилась. Но, сидя на такой тонкой ветке, превращаться в человека было опасно, а как спуститься вниз, Мисс Лиззи не знала. Минерва тоже ничем не могла тут помочь.

Время шло; огромная псина продолжала бесноваться под деревом, а никого из людей поблизости не было видно. Ситуация с каждой минутой нравилась Минерве все меньше, но выхода она не видела

А потом случилось то, что в сказках случается чаще, чем в реальной жизни: пришел принц и спас принцессу от чудовища.

Откуда к дереву подошел Том, Минерва не поняла. Но действовал он на удивление быстро и толково — сначала заклятием успокоил пса, потом вежливо, но строго приказал ему идти домой. Когда собака убежала, Том некоторое время рассматривал сидящую на ветке Минерву, а потом мягко спросил:

— Боишься спускаться, да?

Она отчаянно замяукала.

Том некоторое время подумал, потом улыбнулся. Взмахнул волшебной палочкой и произнес:

— Акцио, кошка!

Минерва заверещала, протестуя против такого неуважительного обращения, но было уже поздно — она летела, понемногу снижаясь.

Том, к тому времени успевший убрать палочку, аккуратно и ловко поймал кошку, некоторое время подержал ее в руках, слегка поглаживая, а потом мягко спросил:

— Ты, наверное, есть хочешь?

Минерва замяукала в знак протеста, но он понял ее неправильно и понес куда-то, — как ни странно, не к Хогвартсу, а к лесу. Впрочем, нелогичность поступка была лишь кажущейся: на самой опушке, в тени огромного дуба, стояло блюдце с молоком, причем — кошачий инстинкт в этом отношении не мог ошибаться — явно свежим.

— Ешь, бедолага…

Чтобы не обижать своего спасителя, Минерва полакала немного молока, гадая, для кого его тут оставили и как Том мог знать, что оно здесь стоит. Впрочем, ответы нашлись быстро: даже гриффиндорцы слышали, что в Слизерине учится самый настоящий змееуст. Другое дело, что раньше Минерву не интересовали байки о потомках Основателей — ей хватало более насущных и важных проблем.

Когда Минерва отошла от блюдца, Том спросил:

— Ну, маленькая? Что мне с тобой делать? Отнести в Хогвартс или ты предпочитаешь свободу?

Минерва спряталась за дубом.

Том улыбнулся и сказал:

— Ну, как хочешь. Только будь осторожна: в лесу водятся чудовища.

Потом Том ушел, а Минерва долго смотрела вслед — сначала как Мисс Лиззи, потом в человеческом облике. Она пыталась понять, догадался ли Том, что помогает не обычному животному, а анимагу, и не могла найти ответа. С одной стороны, было давно известно, что никто из волшебников не способен отличить обычное животное от чародея в его обличье.

Но с другой — о том, что Том Реддл возглавляет самую жестокую хогвартскую банду, Минерва слышала не раз (и это обстоятельство, в отличие от происхождения слизеринца, помнила четко). Не укладывалось в голове, что настолько подлый и беспощадный парень способен проявить доброту по отношению к беззащитному зверьку. Минерва могла представить многих своих однокурсников спасающими кошку от злобного пса, но у нее не получалось вообразить, как, например, Аластор Муди эту кошку гладит и кормит. А Том ведь еще и змей подкармливает, причем наверняка бескорыстно…

Минерва не любила загадок, поэтому решила разобраться во всем самостоятельно. Случай представился быстро — всего лишь через пару дней.

Зайдя как-то в библиотеку, она увидела Тома. Он задумчиво просматривал выданные мистером Дженкинсом книги, но явно не находил того, что было нужно.

— Что ты ищешь? — спросила Минерва.

Том вздрогнул, удивленно посмотрел на нее и пожал плечами.

Приглядевшись к названиям, Минерва все поняла и мягко сказала:

— Самую толковую книгу о восстании гоблинов написали Эпплби и Трибдлог. Они дают очень подробный и объективный анализ причин конфликта и его последствий. В нашей библиотеке эта книга тоже есть. А все, что лежит у тебя на столе, — полная фигня, то же самое можно прочитать в любой псевдоаналитической статье в «Пророке», только там короче.

Том нахмурился. Настороженно взглянул на Минерву, потом тихо сказал:

— Спасибо. Ты не знаешь, где эта книга лежит?

— Знаю. Хочешь, покажу?

Минерва помогла Тому найти нужный том, потом взяла книги, которые были необходимы ей самой, и устроилась за соседним столом: в тихой библиотеке было намного удобнее делать уроки, чем в шумной гриффиндорской башне.

Другие студенты приходили и уходили, а Минерва и Том остались до того момента, как мистер Дженкинс объявил, что библиотека заканчивает работу.

Вставая из-за стола, Том сказал:

— Еще раз спасибо. Книга действительно очень толковая. Хотя, по-моему, авторы все равно упрощают ситуацию. Они не учитывают влияние волшебных гильдий из Германии и Франции, а этот конфликт был в их интересах.

— По принципу «Чем хуже дела у соседей — тем лучше для нас»?

— И это тоже, но есть еще и экономический аспект…

Они разговорились. Увлекшись интересной дискуссией, Минерва заметила, что Том проводил ее до самой башни, только когда он протянул сумку с пергаментами, которую нес все это время.

Прощаясь, Минерва и Том договорились встретиться на следующий день в библиотеке и продолжить разговор.

В гриффиндорской башне Минерве пришлось выдержать самый настоящий допрос однокурсников. Весьма удивленная столь пристальным вниманием к своим делам, она вежливо объяснила, что Том ее ничем не обидел, — наоборот, очень помог. Так что в защите Минерва Макгонагалл никоим образом не нуждалась и собиралась общаться со слизеринцем и дальше.

Друзья и знакомые посмотрели на нее странно, но промолчали. Только Аластор Муди, как всегда насупленный и хмурый, произнес:

— Дело, конечно, твое, Макгонагалл, но будь осторожна! Такие хитрые змеюки, как Реддл, ничего не делают просто так. Рано или поздно ты поймешь, что ему на самом деле от тебя нужно. Главное — постарайся к тому времени не совершить никаких глупостей.

— Не волнуйся, я справлюсь и без чужих поучений! — вспыхнула Минерва.

— Очень на это надеюсь, — вздохнул Аластор.

С Томом оказалось удивительно интересно и спокойно. Как и Минерва, он ничего не принимал на веру и до всего старался дойти своим умом. Но, в отличие от вспыльчивой и порывистой гриффиндорки, Том всегда сохранял спокойствие. Это качество вызывало у Минервы восхищение и легкую зависть.

Они многое обсуждали и о многом спорили; их взгляды совпадали не всегда, но Минерва не замечала в Томе никакой особой злобности или подлости — наоборот, он мыслил порой жестко, но всегда разумно. Впрочем, некоторые сомнения все же оставались, поскольку Том дружил со многими наследниками чистокровных семей, почти в открытую поддерживавших Гриндельвальда.

Однажды Минерва не выдержала и спросила, как Том относится к Гриндельвальду. Ответ она помнила многие годы, хотя о его двусмысленности догадалась далеко не сразу.

Услышав вопрос Минервы, Том надолго задумался, а потом сказал, тщательно подбирая слова:

— Я считаю, что Гриндельвальд неправ, причем абсолютно. Маглов гораздо больше, чем нас, поэтому их невозможно победить в открытом, честном бою. По-моему, очень глупо ввязываться в войну, в которой ты заранее обречен на поражение.

Услышав этот ответ, Минерва полностью успокоилась. Том был слишком разумен, чтобы поддерживать идиотов, помешанных на чистоте крови, да и не к лицу это парню, у которого отец — магл…

Вскоре выяснилось, что Том тоже играет в шахматы — причем хорошо, гораздо лучше большинства гриффиндорцев. Сначала они пытались проводить шахматные баталии в библиотеке, но это не нравилось мистеру Дженкинсу, поэтому перебрались в пустующие хогвартские кабинеты — их было немало. Но вскоре Том церемонно пригласил Минерву в подземелья своего факультета — и она, подумав немного, согласилась. Там все оказалось очень странно и совсем непривычно, но по-своему уютно. Слизеринцы поначалу смотрели на Минерву опасливо, но в открытые конфликты не вступали, а потом привыкли к ней.

Как-то весной Том показал Минерве своих змей. Они вдвоем ушли далеко в Запретный Лес и остановились на небольшой полянке. Там Том разлил молоко по блюдечкам и что-то произнес на парселтанге. Вскоре вся земля превратилась в переливчатую зеленовато-бронзоватую чешую. Это было невероятно красиво и немного страшновато, а Том сиял так, словно слизеринская команда по квиддичу наконец выиграла Кубок школы…

Слово «любовь» долго не приходило Минерве в голову — непростительно долго по меркам раскрепощенных подростков второй половины ХХ века. Но Том был младше на целых два года; кроме того, Минерва считала, что война — неподходящее время для всяких глупостей.

Впервые свои чувства к Тому Минерва осознала накануне рождественских каникул 1942 года. Именно тогда Том очень спокойно, словно о само собой разумеющемся, сказал, что уйдет на войну, когда достигнет совершеннолетия и окончит шестой курс.

— Это не героизм, ты не думай, — слегка улыбнулся он. — Просто после войны герои в чести. Солдату-победителю легче пробиться в жизни, чем штатской штафирке. У меня нет родичей в высших кругах, а после демобилизации гораздо проще сделать карьеру.

Минерва сразу поверила, что Том не врет и не рисуется: она к тому времени знала его уже достаточно хорошо и научилась замечать любую неискренность.

— Не смей и думать об этом! — закричала Минерва, не успев осознать, что говорит. — Я не смогу ждать с войны двоих! Вы — все, что у меня есть!

Она заплакала. Том обнял ее, утешая, зашептал нежные слова… Минерва просила Тома после окончания школы воспользоваться помощью Слизнорта или Дамблдора — они наверняка не откажут одному из лучших учеников; Том вежливо, но твердо отвечал, что хочет пробиться в жизни сам, ни у кого не одалживаясь… Он говорил очень ласково, успокаивая Минерву, но твердо стоял на своем. Она понимала, что Том прав, но отчаянно не хотела отпускать его на войну, хотя и осознавала всю пагубность своего эгоизма…

Именно тогда они впервые поцеловались.

Минерва не могла остаться в школе на каникулы: у мамы стало пошаливать сердце, и она в каждом письме писала, как скучает по дочери. Но вскоре после того, как Минерва вернулась в Хогвартс, они с Томом впервые стали близки — тогда это называлось именно так витиевато.

Встречались они в Выручай-комнате, как бесчисленные студенты до и после. Внеплановая беременность не входила в планы Минервы, да и Том не собирался так ее подставлять. К счастью, он всегда получал по зельеварению «П», причем за заслуги именно в этом предмете, а не по причине симпатий Слизнорта. А противозачаточное зелье было относительно несложным в приготовлении.

То, что Минерва пережила тогда с Томом, она при всем желании не могла назвать любовью. О любви шептались девчонки в спальне и писали в слащавых романах, но вся эта сентиментальная чушь не имела к Минерве никакого отношения. Назвать встречи в Выручай-комнате радостью тоже было не совсем точно — испытываемые эмоции оказались гораздо больше, ярче и сильнее этого чувства. Минерве казалось, что раньше она была куколкой, а теперь выбралась из своего кокона, на ярких, радужных крыльях взлетела высоко в поднебесье и с восторгом созерцает невообразимо прекрасный мир. Каждый день Минерва просыпалась от счастья. Она не сомневалась, что все происходящее — это лишь заря новой и прекрасной жизни, которая начнется совсем скоро — когда они с Томом закончат школу и поженятся, Гриндельвальд будет повержен и папа наконец-то вернется домой.

Прекрасная новая жизнь закончилась 25 мая 1943 года, когда в женском туалете нашли труп третьекурсницы-равенкловки Миртл Армитидж, более известной под прозвищем Плакса Миртл.

Может быть, у Минервы и не возникло бы никаких подозрений, но один-единственный необъяснимый случай, связанный с Томом, она помнила очень хорошо.

Случилось это весной 1942 года. Спеша по какому-то важному делу, Минерва с изумлением увидела, как Том выходит из женского туалета.

— Что ты там делал?! — Минерва удивилась и немного встревожилась.

Том немного смутился и обезоруживающе улыбнулся:

— Честно говоря, именно то, чем и занимаются люди в туалетах. Знаю, звучит не слишком красиво, но терпеть я больше не мог, а этот туалет оказался поблизости.

— Ты не Стюарт Лонгботтом, чтобы попадать в настолько идиотские ситуации! — возмутилась Минерва.

— Значит, по-твоему, я не могу оказаться в глупом положении? — улыбнулся Том. — Хорошего же ты обо мне мнения! Я польщен, честное слово…

Минерва поняла, что он во многом прав, смутилась, вспомнила о своих срочных делах и побежала дальше. Этот случай она забыла напрочь, и всплыл он в памяти только потому, что Миртл нашли именно в том туалете, куда так необъяснимо заглянул Том год назад.

В Хогвартс приехали авроры. Минерва с замиранием сердца ждала результатов расследования, отчаянно убеждая себя, что Том тут ни при чем, и ее подозрения — результат случайного совпадения.

Время стало долгим, тягучим и бессмысленным. Через несколько недель авроры, ничего не объяснив, вернулись в Лондон. А вскоре Том помог «разоблачить» Хагрида…

В виновность полувеликана Минерва не поверила ни на секунду; кроме того, если бы Миртл была убита акромантулой, то труп выглядел бы совсем иначе.

Минерва бросилась к Тому — и впервые за все время их знакомства испугалась до полусмерти. Том был грустен и растерян, говорил, что сам не уверен в виновности Хагрида, но никаких иных вариантов не видит, сочувствовал Минерве — и лгал, лгал, ЛГАЛ каждым словом.

— Том, — сказала Минерва в полном отчаянии, — я верю, что ты не убивал Миртл. У тебя просто не было причин это делать! Убийство нескладной равенкловки ничем не поможет твоей карьере — наоборот, оно способно сильно тебе навредить. Но я точно так же верю: тебе известно о смерти Миртл гораздо больше, чем ты рассказал. И ты, как и я, знаешь, что Рубеус здесь ни при чем. Пожалуйста, расскажи правду! Этим ты спасешь невинного человека и очистишь свою совесть. У тебя ведь до этого не было ни одного серьезного взыскания, и ты не убийца. Тебя не накажут строго!

— Бедная моя девочка, — Том обнял Минерву и коснулся губами ее волос. — Поверь, я был бы очень рад помочь и Рубеусу, и правосудию, но сказать мне нечего…

Минерва вырвалась из объятий и убежала. Она добилась приема у Диппета, долго и эмоционально убеждала его в невиновности Хагрида, но доказать свое мнение ничем не могла, а прямых улик против Тома не было.

До самого отъезда из Хогвартса Минерва и Том не разговаривали. Больше она в школу не вернулась, поскольку закончила учебу.

Коллеги отца готовы были принять Минерву на работу в министерство, тем более что и СОВЫ, и ЖАБА она сдала блестяще. Но Минерва, удивив всех, поступила санитаркой в лондонский магловский госпиталь.

Об Ангусе Макгонагалле по-прежнему не было вестей. Но на войне случается всякое, и Минерва считала вполне вероятным, что отец во время одного из боев в результате контузии потерял память. Военная форма волшебников в целях конспирации была очень похожа на магловскую, так что оглушенного бойца вполне могли подобрать и отправить в госпиталь простецы. Соответственно, после лечения Ангус Макгонагалл вернулся на фронт, но себя так и не вспомнил, иначе давно написал бы домой…

Еще до войны отец несколько раз сфотографировал себя, жену и дочь удивительной диковинкой — магловским фотоаппаратом. Сейчас Минерва показывала эти снимки солдатам, лежащим в госпитале, и спрашивала об отце. Фронтовики не узнавали Ангуса, но подбадривали и убеждали ее, что пропавший непременно найдется.

Работать в госпитале оказалось очень тяжело. Невероятно тяжело... Минерве даже казалось, что именно так выглядит ад. Но она не позволяла себе раскисать: труд санитарки, порой невыносимый, приносил реальную пользу людям. Кроме того, он помогал не помнить о том, о чем необходимо было забыть.

Том писал Минерве четырежды — в августе, октябре и декабре 1943 года и в марте 1944-ого. Она, разумеется, не стала вскрывать эти письма, а отправила их обратно отправителю. Больше Том Минерву не беспокоил.

Она поддерживала контакты с бывшими однокурсниками. От них узнала, что после окончания шестого курса Том не ушел на войну, а продолжил учебу. Как ни странно, новое доказательство лживости этого человека задело так же сильно, как и предыдущее…

Узнав, что презренный Гриндельвальд повержен Дамблдором, Минерва испытала двойную гордость за родной факультет. Во-первых, очень приятно было знать, что один из величайших злодеев ХХ века проиграл не кому-нибудь, а гриффиндорцу. Во-вторых, невероятно радовало то, что победа оказалась бескровной. Минерва, правда, считала, что Гриндельвальд заслужил смерть за все свои злодейства, но это не мешало восхищаться милосердием Дамблдора.

Когда магловская Япония капитулировала, Минерва ушла из госпиталя и начала работать в министерстве магии, в Отделе Тайн. Там было интересно, только очень раздражало, что знакомые отца называли его покойным. От этой дурости хотелось выть, но уволиться с работы Минерва не могла: мама сильно болела, и семье нужны были деньги.

В октябре 1945 года Минерва вышла замуж за магла Джозефа Хейли, с которым познакомилась, когда работала в госпитале. Много лет спустя она поняла, почему решила связать свою судьбу именно с этим голубоглазым светловолосым красавцем, но тогда Минерве казалось, что она наконец нашла человека, с которым готова прожить жизнь. Единственное, на что хватило ума новобрачной, — скрыть от мужа, что она волшебница.

Увы, счастье молодоженов длилось недолго. Как оказалось, бравый солдат Джозеф Хейли оказался совершенно не приспособленным к мирной жизни. Работать он не хотел и, как вскоре выяснилось, очень любил выпить. Когда Джозеф впервые поднял на нее руку, Минерва ушла без малейших сожалений, тем более что в постели с мужем не испытывала и сотой доли тех невероятных ощущений, что на тайных свиданиях в Выручай-комнате.

Развод оформили быстро, и жизнь Минервы стала донельзя однообразной: работа в министерстве, длинные вечера с мамой и редкие недолгие романы, такие же тусклые и безрадостные, как все остальное.

В январе 1956 года мама умерла, и Минерва поняла, что должна как можно скорее изменить свою жизнь, если не хочет превратиться в канцелярскую крысу. Когда Минерва узнала, что в Хогвартсе ищут преподавателя трансфигурации, то не колебалась ни секунды: в школе наверняка будет трудно, но не так, как в госпитале, и гораздо веселее, чем в министерстве.

Минерва отправила в Хогвартс письмо и несколько дней с замиранием сердца ждала ответа. Когда очень серьезная сова наконец доставила конверт со знакомой печатью, Минерва целых полчаса боялась его открыть, а, наконец решившись и прочитав, визжала от восторга и прыгала по комнате словно девчонка.

Минерву пригласили работать в Хогвартсе с 1 сентября 1956 года. Лето накануне переезда в школу она провела в родном городе, занимаясь продажей дома и прочими необходимыми в таких случаях делами.

25 июля пришло письмо от Тома. Он выразил Минерве соболезнование в связи со смертью ее матери, сообщил, что недавно вернулся в Англию после долгого отсутствия, и пригласил встретиться.

Минерва долго колебалась, отвечать или нет, но в конце концов все же решила согласиться на встречу. Во-первых, человек, вернувшийся на родину после долгого отсутствия, наверняка чувствовал себя неуверенно и нуждался в дружеской поддержке. Во-вторых, Минерва хотела окончательно удостовериться, что ее давняя интрижка целиком и полностью осталась в прошлом.

Они решили увидеться в летнем магловском кафе. Минерва готовилась к встрече очень тщательно, хотя и ругала себя в глубине души за излишнее кокетство.

Минерва не опоздала, но, когда она вошла на залитую солнцем террасу, Том уже был там. Заметив давнюю знакомую, он помахал ей.

Минерва не думала, что настолько смутится, увидев Тома. Он очень изменился; теперь это был не мальчишка, а взрослый мужчина, сильный и уверенный в себе. Он по-прежнему был невероятно красив, и светлая рубашка очень ему шла. Вот только доверять этому человеку Минерва не стала бы ни при каких обстоятельствах. В облике Тома появилось что-то хищное и жестокое, чего прежде не было. Его это одновременно и украшало, и отталкивало, и Минерва не знала, что для нее важнее здесь и сейчас, в этот странный миг, когда время то ли остановилось, то ли повернуло вспять.

— Здравствуй, — сказал Том, когда Минерва села. — Рад тебя видеть. Ты очень изменилась, но тебе это к лицу.

— Да, старость всех украшает, — улыбнулась Минерва.

— Нет, до старости тебе далеко, — улыбнулся Том. — Просто ты стала еще больше похожа на себя, чем прежде, и тебе это идет.

— Ты тоже изменился, Том, но я не уверена, что мне это нравится.

— Что ж, — он пожал плечами, — поживем — увидим. Надеюсь, со временем ты привыкнешь.

Минерва решила не спорить и перевела разговор на нейтральную тему:

— Ты писал, что много странствовал. Что видел, где побывал?

Лицо Тома как-то странно дернулось:

— Побывал я во многих местах и видел немало. Вот только в большинстве этих мест лучше никому не бывать и не видеть то, что там есть. Если бы это зависело от меня — меня бы там и близко не было, поверь. Увы, не все зависит от нас…

— Понимаю, — кивнула Минерва. — Но рано или поздно все грустное заканчивается. Тогда самое главное — сделать так, чтобы оно не повторялось.

— Я рад, что мы по-прежнему одинаково смотрим на многие вещи, — Том улыбнулся удивительно светло и спокойно. — Я думаю точно так же и не хочу повторять прежние ошибки. Я знаю, ты давно развелась с мужем и сейчас у тебя никого нет. Я тоже свободен и точно знаю: никогда и ни с кем мне не было так хорошо, как с тобой. Давай начнем все сначала!

От такого прямого и недвусмысленного предложения Минерва растерялась. Некоторое время она разевала рот, словно выброшенная на берег рыба, а потом пролепетала:

— Но… как же… ведь столько времени прошло…

— Верь мне, малыш, — Том улыбнулся нежно и ласково. — Мы были очень счастливы раньше и сумеем все вернуть, если постараемся.

Он коснулся ее ладони, провел пальцем по косточкам, и с Минервой что-то случилось. Она с удивительной ясностью увидела их — вместе.

… Супружеская пара сидит за столиком летнего кафе — очень красивый мужчина и его жена, типичная серая мышка. Но улыбаются они так, что нет ни малейших сомнений: это очень счастливая семья. Они о чем-то спорят — но не как надоевшие друг другу супруги, а как люди, которые так сильно любят друг друга, что готовы простить другому любые разногласия со своей точкой зрения. Детей у этих двоих нет — они слишком полно принадлежат друг другу, и третий стал бы лишним. Но счастье супругов настолько велико, настолько всеобъемлюще, что словно отгораживает их от всего мира….

— Иногда нужно объехать полсвета, чтобы понять: главное всегда было дома, рядом, просто у одного недотепы не хватило ума его разглядеть, — мягко произнес Том.

Как ни странно, эти слова словно пробудили Минерву от сна. Она встряхнулась и хрипло спросила.

— Но как же Рубеус Хагрид? Его по-прежнему винят в убийстве Плаксы Миртл. Пожалуйста, помоги невинному человеку, Том! Я знаю, ты это можешь!

Вся нежность исчезла с его лица словно по мановению волшебной палочки. Том раздраженно произнес:

— Я уже сказал тебе тринадцать лет назад, что с удовольствием помог бы Хагриду, если бы это было в моих силах. Но я не могу, пойми ты!

— Я не верю тебе, Том.

Он поморщился:

— Вы, гриффиндорцы — самые непокобели… ой, извини, самые непоколебимые люди в мире! Почему ты не веришь мне? Что у тебя есть против меня, кроме смутных подозрений?

— У меня и подозрений нет — только интуиция.

— Может быть, лучше строить жизнь не на интуиции, а на здравом смысле? Скажи, неужели справедливо, чтобы безмозглый полувеликан мешал нам быть счастливыми?

Если до этого у Минервы и были какие-то сомнения, то теперь от них не осталось и следа. Она ответила, очень надеясь, что голос не дрожит:

— Хагрид совсем не безмозглый! И быть счастливыми нам мешает не он, а твоя ложь.

Том закусил губу, нахмурился, некоторое время молчал, а потом спросил:

— Это твое окончательное решение?

— Да. Решать должен ты, Том. Наше счастье зависит только от тебя.

Он коротко и сухо рассмеялся, резко поднялся и бросил на стол несколько крупных купюр:

— Что ж, ты выбрала. Прощай!

— Прощай, Том, — ответила Минерва одними губами, а потом вдруг опомнилась: — И не надо за меня платить, пожалуйста!

— В этом ты помешать мне не сможешь, — он развернулся и быстро вышел из кафе — высокий, стройный, изящный.

За себя Минерва заплатила сама, а деньги, которые Том оставил для оплаты ее заказа, передала в фонд помощи вдовам и сиротам солдат, погибших в войне с Гриндевальдом, добавив, разумеется, немалую сумму и от себя.

Жизнь в Хогвартсе оказалась именно такой, как Минерва и надеялась, — веселой, шумной, наполненной событиями. Не было времени тосковать, горевать и оплакивать свою несчастную судьбу.

О неожиданном визите Тома в Хогвартс Минерва узнала только на следующий день и очень порадовалась, что так произошло. Было совершенно очевидно, что причины появления Тома в школе не имели никакого отношения к одной из преподавательниц. Предполагать иное могла только сентиментальная идиотка, а чувствовать себя таковой Минерва не любила.

Время шло; студенты менялись, а их проблемы оставались прежними. С каждым днем, с каждым месяцем, с каждым годом, прожитым в Хогвартсе, Минерва все сильнее восхищалась Альбусом Дамблдором — его мудростью, которая не слишком успешно пряталась за эксцентричностью, чувством юмора, умением сохранять спокойствие в самых невероятных ситуациях. Минерва гордилась тем, что трудится под руководством этого удивительного человека.

Некоторое время о Томе совсем не было вестей, а потом внезапно их стало слишком много. Минерва до последнего надеялась, что сплетники лгут, и мальчик, с которым она спорила о прочитанных книгах и играла в шахматы, не имеет никакого отношения к негодяю, называющему себя Лордом Волдемортом. Но время шло, информации становилось все больше. Когда Пожиратели Смерти начали необъявленную, но жестокую войну против министерства магии и всех честных волшебников, не замечать правду стало невозможно.

Узнав о существовании Ордена Феникса, Минерва ни на секунду не усомнилась, кто руководит этой организацией. Она отправилась к Дамблдору и спросила, чем может помочь орденцам в борьбе с Пожирателями.

— Пока — только одним, дорогая Минерва, — ответил он. — Пожалуйста, продолжайте так же хорошо и самоотверженно трудиться в Хогвартсе, как делали это прежде. И, разумеется, сообщайте мне, если заметите или увидите что-нибудь подозрительное…

Такое недоверие огорчило Минерву, но она понимала, что для него есть веские причины. Минерва не стала возражать Дамблдору и продолжила делать то, что от нее требовалось, — учила студентов трансфигурации. Стиснув зубы, читала в газетах сообщения о новых убийствах маглорожденных чародеев и их защитников, иногда плакала по ночам, а на следующее утро вновь приходила в свой класс — подтянутая, сдержанная, невозмутимая.

15 ноября 1976 года Минерва получила письмо, подписанное «Том Реддл». Он предлагал встретиться в одном из самых дорогих магловских ресторанов. Удивляясь своему бесчувствию, Минерва отправилась к Дамблдору и показала ему письмо. Прочитав, он ненадолго задумался, а потом кивнул:

— Я не могу приказывать вам, Минерва, но был бы очень признателен, если бы вы сходили на встречу с Томом. Это может оказаться очень важным.

— Спасибо за доверие, господин директор.

— Я никогда ни секунды не сомневался в вас, Минерва, — ответил Дамблдор очень серьезно. — Но я не хочу заставлять вас разрывать сердце надвое.

Она не нашла что возразить и ушла из кабинета, с трудом скрывая слезы и досадуя на собственную сентиментальность.

В этот раз Минерва тоже готовилась к встрече очень тщательно, хотя и понимала, что никакие ухищрения не в силах скрыть возраст.

Том снова пришел первым. Как и в прошлый раз, он сидел за столом, только сейчас его освещал не яркий солнечный свет, а приглушенное сияние ламп. Увидев Минерву, Том улыбнулся удивительно знакомой ласковой улыбкой.

Он, конечно, постарел, но был по-прежнему красив. Вот только жесткость и властность сейчас Тома уже не украшали, а портили, причем очень сильно.

— Ты изменилась, Минерва, — сказал он, когда она уселась и сделала заказ.

— Да, я постарела, я знаю.

— Дело не в этом, — он снисходительно улыбнулся, — просто стала другой. Училка обыкновенная, одна штука. Типичный экземпляр! И не противно тебе?

— Я люблю свою работу, и она нужна людям, — Минерва начала терять терпение. — Зачем ты пригласил меня, Том? Если для того, чтобы попытаться обидеть, — думаю, мне лучше уйти. У меня много дел в школе, знаешь ли.

— Нет, я пригласил тебя не для того, чтобы обидеть, — Том потер лоб, словно пытаясь успокоить головную боль. — Извини, если тебе так показалось. Просто мы давно не разговаривали, и я забыл… — он замолчал.

— Так что тебе нужно, Том?

Он улыбнулся и весело, но очень веско произнес:

— Мы с тобой уже взрослые люди, поэтому буду краток. Мне нужна хозяйка. Я устал быть один.

— Ты имеешь в виду прислугу? — Минерва вновь начала закипать. — Извини, ты обратился не по адресу. Попроси кого-нибудь из своих чистокровных приятелей! Не сомневаюсь, любой из них с удовольствием подарит тебе домовика.

Он поморщился:

— Кажется, я опять неудачно выразился. Мне не нужна прислуга: слуг у меня хватает. Мне нужна женщина, с которой я смогу разделить жизнь — горе и радость, болезнь и здоровье, — и прожить те годы, которые мне еще остались.

— Неужели на столь вакантную должность не нашлось других желающих? — удивилась Минерва. — Например, говорят, что Беллатрикс Блэк…

— Вот уж не думал, что ты когда-нибудь будешь повторять чужие сплетни! — улыбнулся Том не без ехидства. — Поверь, в этих россказнях очень мало правды. Кроме того, во всем, что касается личной жизни, важно согласие обеих сторон. У меня было много женщин — я солгу, если скажу иначе. Но лучше, чем с тобой, мне не было ни с кем. Вернись ко мне, пожалуйста, Минерва. Я устал быть один.

— А кто виноват, что ты настолько одинок, Том? — спросила она, удивляясь своей бесчувственности.

— Неважно, кто виноват. Важно, что я хочу это изменить — и измениться сам.

— Что ж, это в твоих силах, Том. Кто убил Плаксу Миртл?

Лицо Тома исказилось яростью, но он быстро справился с собой и мягко спросил:

— Неужели судьба этой толстой уродки и дебила Хагрида для тебя важнее личного счастья, Минерва?

— Не совсем так, Том. Но я не могу быть счастлива с человеком, который считает Миртл толстой уродкой, а Хагрида — дебилом. Жить с таким человеком небезопасно… Так что ты решил, Том?

Он горько рассмеялся:

— Я ответил тебе тридцать с лишним лет назад, Минерва. С тех пор мой ответ не изменился ни на йоту.

— Тогда прощай, — Минерва поднялась из-за стола.

— Как же ты упряма! — в голосе Тома слышались одновременно досада и восхищение.

— Если ты никогда не отступаешься от своих целей, почему это должна сделать я, Том?

— Хорошо, — он тоже поднялся и подошел к Минерве совсем близко. — Если мы не сумели договориться окончательно, то, может быть, заключим временное перемирие? На этот вечер, на эту ночь…. Я знаю, ты по-прежнему одна…

Он вдруг обнял ее и начал целовать — жадно, нежно и ласково. Минерва настолько растерялась, что застыла в его объятиях, а потом, удивляясь сама себе, ответила на поцелуи.

Мысли неслись в голове, словно испуганные фестралы. Минерва вдруг с предельной ясностью осознала, что старость уже совсем близко, и ничего хорошего от нее ждать не приходится. Так почему бы хотя бы раз в жизни не позволить себе вольность? Если декан Гриффиндора Минерва Макгонагалл и Томас Марволо Реддл, которого некоторые друзья называют Темным Лордом, проведут вместе ночь, это ничего не изменит в их судьбах, потому что политические убеждения не передаются половым путем. Но если два немолодых человека вернут свою молодость и почувствуют себя счастливыми хотя бы на несколько часов — кому от этого будет хуже?

Обнявшись, они вышли из ресторана. Неподалеку стоял большой черный автомобиль, и Том повел Минерву к нему.

Но на полпути она вдруг остановилась, пораженная внезапной мыслью. Идет война, и, значит, любой компромат на врагов ценится на вес золота. Если Минерва Макгонагалл проведет нынешнюю ночь с Темным Лордом, то никто не помешает ему в один непрекрасный день прислать воспоминания об этом Дамблдору. Дамблдор поймет свою лучшую ученицу: он всегда признавал за людьми право на слабость. Но доверять Минерве Альбус не будет уже никогда…

Минерва колебалась недолго. Она вырвалась из объятий Тома и закричала:

— Нет, нет, не хочу! — отчаянно пытаясь сбросить с себя наваждение этого вечера.

Том не пытался ее остановить. Он закусил губу, прикрыл глаза и тихо спросил:

— Ты уверена? Помни: больше я тебя не позову…

— Я абсолютно уверена, Том, — ответила она твердо.

— Что ж, — он вдруг улыбнулся, отчаянно и безнадежно, — тогда прощай! И если навсегда — то навсегда прощай!

Минерва поняла, что Том цитирует какого-то магловского поэта, но вспомнить его имя не смогла. Она сказала:

— Прощай и ты, Том, — развернулась и зашагала прочь по безлюдной ночной улице.

Минерва ждала окрика или заклятия в спину, но добралась до места, откуда смогла трансгрессировать к Хогвартсу, абсолютно без приключений.

Воспоминания об этой встрече она на следующий же день показала Дамблдору. Просмотрев их, он со вздохом сказал:

— Надеюсь, вы не жалеете о своем поступке, Минерва?

— Не жалею, — ответила она твердо.

Еще через некоторое время Минерва поняла, что порой испытывает эмоции — радость, горечь, боль, — которые абсолютно не имеют отношения к ее собственному душевному состоянию. Откуда-то она знала, что в таких случаях чувствует то же, что и Том в ту же самую минуту.

О своей странной новой способности Минерва рассказала Дамблдору. Выслушав ее рассказ, он со вздохом произнес:

— Да, такое бывает с очень любящими людьми… — и отвел глаза, словно думал сейчас не о своей собеседнице, а о ком-то другом.

— Это не любовь, господин директор, — ответила Минерва твердо. — Я люблю не того Тома, который есть сейчас, а мальчика, каким он был когда-то. А, может, и не был, но казался мне…

— Вам виднее, Минерва, — в голосе Дамблдора звучала грусть.

* * *

За окном уютной, но безликой спальни всегда правильного декана всегда правильного Гриффиндора начинался серенький рассвет. Минерва докурила сигарету и громко сказала:

— Я не люблю тебя, Том! Я сделала свой выбор и не жалею о нем. Я помню, кто я такая!

Слова тонули в вязкой тишине замка, словно в тумане над шахматной доской.