Обреченный на славу (гет)

И оттуда для Сиф новые косы я принесу золотые, прежде чем дневной свет ушел ... Так что она будет сравнима с полем весной, с желтыми цветками на одежде...

А. Г. Эленшлегер. «Карлики»

Ночь выдалась темной. Несмотря на то, что зима еще только вступает в свои права, к восьми часам вечера уже сгустились сумерки. Ночное небо, усыпанное многочисленными яркими огоньками звезд, украшает желтоватый диск еще не вошедшей в свою последнюю четверть Луны. Ее свет падает на черную громаду древнего замка, причудливо играя множеством разноцветных красок на его оконных витражах.

На вершине одной из башен замка, облокотившись о каменную колонну, сидит человек, в профиль немного похожий на большую хищную птицу. Его широкие густые брови нахмурены, а темные глаза смотрят куда-то вдаль, не фокусируясь ни на чем конкретном. Его обутая в высокий сапог нога свешена вниз, опираясь об узкий каменный карниз, опоясывающий башню.

С башни открывается поразительный вид на ночное небо, но звезды интересуют этого человека не больше, чем темнеющая невдалеке от замка темная громада древнего леса. Он наслаждается ночной тишиной, нарушаемой лишь едва слышным шелестом ветра, срывающего с деревьев чудом дожившие до ноября последние листья.

Замок носит имя «Хогвартс». Башня названа Астрономической, и обычно в это время на ней уже идут последние приготовления к ночным урокам, но сегодня сложные приборы укрыты чехлами. Занятий здесь нет, и этот человек пришел сюда снова.

Его имя знает каждый школьник, родившийся в магическом мире. Его автограф мечтают заполучить все мало-мальски интересующиеся квиддичем колдуны, а колдуньи хотят видеть его своим кавалером хотя бы на один вечер. Ему совсем недавно исполнилось восемнадцать лет, но он уже звезда с мировым именем. Он — гордость своей страны, лучший ловец современности, чемпион Дурмстранга и участник Турнира Трех волшебников. Он — Виктор Крам.

В переводе с латыни «Viktor» означает «победитель». Давая ему такое имя, родители обрекли сына на вечную гонку за успехом. Вот только они не спросили: а хочет ли он участвовать в этой гонке? Младенец, которому не исполнилось и недели, ответить на этот вопрос не мог, а восемнадцатилетний подросток мог, но спрашивать его было уже поздно.

Ерунда, что имя не определяет судьбу человека. Еще как определяет, особенно, если его дал Борислав Крам, живая легенда всей Болгарии и один из лучших дуэлянтов мира. И в юности — дважды чемпион Европы по квиддичу. Естественно, сына ждала судьба отца: лучший студент на курсе, лучший ловец школы, самый молодой ловец в истории профессионального квиддича. Просто лучший. Во всем.

В детстве на него с обожанием смотрел отец. После первого же пойманного снитча — однокурсники. После выигранной у профессора Темных искусств дуэли — директор школы Игорь Каркаров. После финта Вронского — весь мир. Десятки тысяч ушей ловят каждое его слово, с замиранием сердца следят за каждым его движением, малейшей эмоцией. Обреченный на славу.

По губам Крама пробегает едва горькая усмешка. Он добился. Отец может им гордиться. Мать может благосклонно кивать в ответ на восхищение подруг. А что может он сам?

Крам знает, у славы есть и обратная сторона. Когда вместо друзей — поклонники и завистники, вместо подруг — воздыхательницы, а самый близкий человек для тебя — ты сам. Когда тебе некому излить свою душу и просто переброситься невинной шуткой, не боясь быть неверно понятым, что перевернутая до абсурда фраза появится на первых полосах всех газет. Не боясь быть собой.

Поначалу он конфликтовал с завхозом Хогвартса, пожилым сквибом. Сварливый старик был ревнителем строгого режима, а одинокий студент, в полночь сидящий на высокой башне, это ли не непорядок? Они оба были упрямы, но Крам был упрямее, и вот уже третий день кряду завхоз его не тревожит. Он снова наедине со своими мыслями. С собой. С ночным небом.

Но это уже ненадолго. Крам знает, скоро сюда придет она. Серьезная девочка с густыми каштановыми волосами и внимательными карими глазами. Она тоже приходит сюда, когда здесь нет занятий, но сидит ровно до комендантского часа. Она не хочет конфликтовать со сквибом.

Удивительно, но ее присутствие не раздражает Крама. С ней он может быть собой. Не говорить, нет. Молчать, но молчать вместе. Интересно, а она тоже одинока?

Крам видел ее в библиотеке перед первым испытанием. И после него, когда чемпионы уже отобрали у драконов золотые яйца. Она помогала найти нужную информацию мальчишке со шрамом на лбу в старых круглых очках, который незаслуженно получил право участвовать в Турнире в качестве второго чемпиона Хогвартса. Который знаменит на всю свою страну, так же как и сам Крам. Который может смеяться и шутить с ней. Который может запросто общаться с ней.

Крам не может. Каждый раз, когда она приходит сюда с очередной книгой, у него пропадает дар речи. Словно он и не умел говорить никогда. Он просто любуется этой юной девушкой.

Когда у нее что-то не выходит, она хмурит тонкие брови и нервно теребит свои волосы, накручивая локон на мизинец левой руки. Если же нужная информация находится, ее бледное личико радостно сверкает, и на нем застывает довольная усмешка. Она достает перо и пергамент и, закусив губу, начинает писать строчку за строчкой, свиток за свитком. Как-то раз она забыла свой черновик, и Крам смог увидеть ее почерк: мелкий, без лишних завитушек, с глубоко вдавленными в пергамент буквами. Такой почерк бывает только у людей с сильным характером. Такой почерк у него самого.

Но чаще всего девушка никак не реагирует на прочитанное. Она просто листает толстенные тома, время от времени хмурясь, отчего на ее гладком лбе появляются складки морщин. Даже в лунные ночи света здесь мало, и читает она при свете волшебной палочки, низко склоняя голову над каждой страницей. Интересно, почему она читает именно здесь? Неужели ее друзья на самом деле тоже совсем не друзья и мешают ей заниматься любимым делом? Неужели она также одинока, как и Виктор Крам?

Он спросил о ней своего соседа по обеденному столу. Прежде чем ответить, напыщенный блондин, имя которого Крам не запомнил, долго вилял, язвил и глупо шутил, но в итоге назвал ее имя. Гермиона Грейнджер. Гер-ми-о-на. Красивая девушка с необычным именем. Гермиона — дочь героя Троянской войны Менелая и Елены Прекрасной. Имя определяет судьбу, значит, у нее тоже непростая судьба. Маглорожденная в мире чистокровных.

Маглорожденная, приходящая к нему на башню уже вторую неделю подряд. Он ей благодарен уже за то, что она не смотрит на него восторженным взглядом. По словам блондина, квиддич ей вообще безразличен. А чистокровный представитель учебного заведения, где Темные Искусства возведены в ранг мистерии? [1] Тоже безразличен? Или вообще неприятен? Нет, это не так. Если бы был ей неприятен, она бы сюда не приходила. Мало ли башен в древнем замке? Просто ей тоже нужно с кем-то помолчать. Ну, или спокойно почитать…

А ему надоело молчать. Если она сегодня придет сюда, он с ней заговорит. Впервые. Он будет вдыхать мягкий запах ее духов, услышит ее голос. Голос девушки с непослушными каштановыми волосами. Когда ожидание становится невыносимым и Крам думает, что Гермиона сегодня уже не придет, он слышит приближающийся цокот маленьких каблучков. Ничего не изменилось, и она снова пришла на Астрономическую башню. К нему.

Крам достает из кармана забытый Гермионой пергамент. Его надо отдать. Обязательно надо, но с ним не хочется расставаться. В нем часть Гермионы. Ее улыбка, ее характер. В нем ее запах — уже едва ощутимый, почти выветрившийся за неделю аромат неизвестных Краму трав.

Цокот каблучков все громче, уже почти рядом. Стоит повернуть голову, и Крам ее увидит. Надо решаться. В конце концов, это не сложнее, чем нестись к земле со скоростью больше ста миль в час, выполняя финт Вронского и рискуя разбиться насмерть. Не сложнее, чем свесит ногу с самой высокой башни замка, рискуя не удержать равновесие и рухнуть с огромной высоты. Не сложнее, чем противостоять в дуэли опытному профессору Темных искусств, иногда для тренировки студентов использующему в учебных дуэлях с ними все три непростительных. Все это он проделывал неоднократно, но повернуть голову и произнести два слова приветствия почему-то не может. Машинальным движением Крам возвращает пергамент в карман, забыв, что еще недавно хотел его вернуть.

Переборов себя, он все-таки осторожно поворачивает голову, делая вид, что изучает огромный телескоп, занимающий большую часть верхней площадки башни. Гермиона сидит прямо на полу, поджав под себя ноги. Перед ней толстый фолиант с пожелтевшими от времени страницами. Она как обычно не обращает внимания ни на что вокруг, но Крам замечает, что сегодня их на башне трое. На Виктора своими большими желтыми глазищами уставился огромный кот, уютно разлегшийся прямо на сумке Гермионы. На его приплюснутой морде выражение явного интереса, будто кот изучает Крама на предмет опасности для своей хозяйки. В том, что кот принадлежит Гермионе, Виктор нисколько не сомневается. Так нахально разлечься на чужих вещах, не боясь быть наказанным… его собственный кот Зефир [2] вел себя так же бесцеремонно, используя в качестве постели куртку Крама.

— Мя-я-у? — Виктор готов поклясться, что в переводе на человеческий язык это означает: «Ты кто?»

— Косолапус? — Гермиона с тихим шелестом переворачивает очередную странницу и внимательно смотрит на кота, не понимая причин его беспокойства. — Это Виктор Крам. Он из Дурмстранга, но не причинит мне вреда, не волнуйся.

Кота ответ не удовлетворил.

— Мя-я-в? — «Ты уверена?»

— Конечно, я ведь не впервые здесь, в отличие от тебя, Лапик.

Обиженный недоверием, Косолапус недовольно фыркает и встает с сумки. Мягко переступая кривыми лапами по каменному полу, он направляется прямо к Краму. Виктор понял, почему он не заметил рыжего красавца раньше — движения кота оказались не только грациозными, но и абсолютно бесшумными. Важной, почти по-королевски степенной походкой Косолапус приблизился к Виктору и остановился на расстоянии примерено фута от него. Подняв свою сплюснутую морду, кот внимательно его осмотрел, словно еще раз осмысливая слова хозяйки и принимая какое-то решение. И вдруг резким прыжком приземлился прямо на колени Виктору! От неожиданности тот чуть не потерял хрупкое равновесие, но реакция опытного игрока в квиддич помогла ему ухватиться за край оконного проема. Кот не обратил внимания на произведенный им переполох и ткнулся носом в рубашку Крама, вновь одаривая его внимательным взглядом, на этот раз как бы говорившим: «Моя любимая хозяйка тебе доверяет, но я-то знаю немного больше нее, правда?» Блеснули острые коготки, молниеносное движение сильной кошачьей лапы, и вот уже карман рубашки разодран в клочья, а из-под обрывков красной ткани желтеет туго перевязанный свиток.

— Косолапус, это невежливо! — в голосе Гермионы отчетливо слышны возмущенные нотки. Оставив чтение, она поднимется с пола и в несколько шагов пересекает расстояние, отделяющее ее от места происшествия. В неярком лунном свете Краму видны ее нахмуренные тонкие брови, и карие глаза блестят недовольством. Она уверенным движением подхватывает Косолапуса на руки, отчитывая его за невежливость по отношению к гостю Хогварста. Кот почти не сопротивляется, весь его протест выражен лишь обиженным возгласом:

— Мя-я-я-в! — «Но я прав!»

— Извините моего кота, мистер Крам, Косолапус порой бывает слишком нахальным.

Она говорит с ним! Крам готов расцеловать сплюснутую морду наглого рыжего бандита, сейчас мирно прижавшегося к груди хозяйки, словно не из-за него ей пришлось извиняться. Спасибо тебе, котяра! Гермиона смотрит на Виктора, с трудом удерживая тяжелую ношу. За недели ночных бдений глаза Крама настолько привыкли к темноте, что сейчас он без труда может разглядеть на ее лице виноватое выражение.

— Я не сержусь на вашего кота, мисс… э-э-э…

— Гермиона, просто Гермиона, — улыбается девушка. — Я могла бы починить вашу рубашку, но у меня нет ни ниток, ни иглы…

— Ерунда. Я зашью ее сам, меня с детства учили самостоятельно ухаживать за своими вещами, — Крам изо всех сил старался не выдать свое волнение, а многолетняя привычка всегда и всюду казаться невозмутимым не подвела и сейчас. — Тем более что в моем кармане лежит ваш свиток, Гермиона.

— Мой свиток? — она хмурится еще больше, отчего по почти не прикрытому челкой лбу бегут тонкие нити морщинок. — Но… разве я?.. Ах, да! Наверное, это черновик моего сочинения по Истории магии, которое я сдала вчера.

— А ваш кот решил, что я его у вас украл, Гермиона, — нерешительно улыбается Крам, спрыгивая с подоконника.

Он не обладает большим ростом, но все же Гермионе приходится немного приподнять голову, чтобы по-прежнему смотреть ему в глаза. Они стоят почти вплотную друг к другу, и недовольный такой близостью болгарина Кослолапус заворчал. Гермиона, удерживая его правой рукой, погружает тонкие пальцы левой в мягкую шерсть, почесывая кота за ухом. Ее действия доставляют коту такое блаженство, что он перестает обращать на Крама свое высочайшее внимание и довольно урчит.

— Мистер Крам, мне всего пятнадцать, а от обращения на «вы» я чувствую себя раза в два старше. Тем более, мы с вами уже не первый вечер проводим вместе.

— Тогда и я — просто Виктор, — облегченно вздыхает Крам. — Я же тоже не столетний старик!

Первый барьер успешно взят, ловец увидел снитч. Он уже говорит с ней, слышит ее мягкий, тихий голос… стоит только чуть протянуть руку, и он коснется ткани на ее теплой кофте. Нет, нет! Не торопиться, ни в коем случае! Где гарантия, что она не испугается его и не уйдет? И больше никогда не придет к нему снова. Говорить с ней — уже счастье, о котором он совсем недавно мог только мечтать.

— Почему вы… ты не со своими? На корабле? — в ее голосе звучит непритворный интерес, она не способна на фальшь. Чистая, искренняя девушка. Забытый учебник сиротливо лежит в тени неуклюжей громады телескопа, шелестя перебираемыми прохладным вечерним ветерком страницами.

— Они… я… — Крам растерян. Как объяснить, что ему все надоело? И светящиеся гордостью за своего ученика глаза директора Каркарова, и тщательно скрываемая зависть амбициозных однокурсников, и промозглая сырость кают, от которой не спасает даже десяток высушивающих заклинаний. Она его никогда не поймет. Кто он, в сущности, для нее? Ученик конкурирующей школы. Игрок в квиддич, а к этой игре она равнодушна. Чистокровный темный маг, хоть он и ненавидит это в себе. Виктор сам забывает в ее присутствии обо всем этом, но Гермиона-то помнит! Должна помнить. Крам не имеет права к ней даже приближаться.

— Они не понимают тебя?

В ее взгляде участие. Ей действительно интересно, почему он тут, а не в веселой компании товарищей по школе. Поняв, что хозяйке сейчас не до него, кот мягко спрыгивает на пол и величественно удаляется к своему ложу, возвращаясь к охране ее собственности. Гермиона обхватывает руку Крама своими маленькими ладошками, ее губы совсем рядом еле слышно шепчут:

— Ты одинок.

Это не вопрос, а утверждение. Невозможно. Неужели его так просто разгадать? Преподаватель по окклюменции поднимет его на смех, если узнает об этом разговоре. Значит, не узнает, не должен узнать!

— Это обратная сторона славы, — кривит губы в горькой усмешке Крам.

— А может быть дело в том, что тебе просто надо больше доверять людям? — спрашивает Гермиона, немного склонив голову на бок.

— Может быть.

Крам рассеянно кивает, не в силах отвести взгляда от хрупкой фигурки юной девушки. Красивого оттенка каштановые волосы, вьющиеся и пышные, волнами ниспадают на ее плечи, почти скрывая спину. Как дар супруге Тора Сиф от карликов Свартальвхейма. Гермиона даже внешне чем-то сейчас напоминает скандинавскую богиню — те же внимательные добрые глаза, легкий румянец на щеках… Для полноты образа не хватает только золотого ожерелья с кулоном, обхватывающего тонкую шейку, да венка из ромашек. Тогда бы точно их не различить. [3]

— А чем ты интересуешься кроме квиддича и учебы? Расскажи о себе, — предлагает Гермиона.

Рассказать? О себе? Крам еще никогда никому о себе ничего не рассказывал. Он один, он интересен всем только как знаменитый ловец или сильный колдун, и никак иначе. Одиночка. Чего в нем может быть необычного? Почему он вообще ей интересен? Гермиона по-прежнему смотрит на него, ожидая ответа и, видимо, что-то рассказать все же придется.

— Я сын Борислава Крама…

— …который считается непревзойденным мастером в дуэльном искусстве? Это он, Виктор. Не ты. А чем интересуешься ты сам?

Крам молчит, обдумывая ответ. Действительно, а какие из увлечений он унаследовал не от отца? Чем ему нравится заниматься, помимо квиддича и перебрасывания заклинаниями с соперником по учебной дуэли? Плавание? Зельеварение? Трансфигурация? Нет, все не то.

— Мне нравится мифология, — наконец отвечает Виктор. — Мама воспитала меня на болгарских и греческих легендах.

— А как ты относишься к скандинавским? Неужели после стольких лет учебы в Финляндии они тебя не заинтересовали? — в голосе Гермионы неподдельный интерес.

Крам сглатывает внезапно подступивший к горлу комок. Поразительная девушка читает его мысли, совершенно точно. Он для нее открытая книга, и дело тут не в ней, а в нем самом. Просто Виктор устал закрываться ото всех, а сейчас в присутствии Гермионы чувствует необъяснимую легкость и необходимость выговориться. Смелее, Виктор Крам. Финт Вронского начат, скорость набрана, и поворачивать уже поздно.

—Ты слышала легенду о чудесных волосах Сиф? — спрашивает Виктор, с трудом скрывая дрожь в голосе. Если она знает…

— Расскажи, — просит Гермиона, присаживаясь на подоконник. Виктор опускается рядом с ней.

Сначала неуверенно и сбивчиво, стараясь как можно точнее подбирать плохо знакомые английские слова, Крам начинает свой рассказ. Но с каждым словом его голос становился все увереннее, и он говорит о том, как вероломный Локи похитил чудесные волосы Сиф, жены Тора. Разгневанный Тор чуть не задушил его, но в итоге отпустил, взяв обещание достать для нее такие же роскошные волосы, как и первые. Локи отправился под землю, в Свартальвхейм. Он упросил карлика Двалина не только сделать новые волосы для Сиф, но и изготовить дары для Одина и Фрейра в надежде смягчить гнев богов. С помощью веретена карлик получил чудесную золотую нить, из которой сделал волосы, заявив, что, очутившись на голове, они сразу же вырастут и будут как ее собственные.

Крам переводит дух. Он не привык долго говорить, и тем более не привык, чтобы его так внимательно слушали. Гермиона сидит на высоком подоконнике, свесив с него ноги и, прислонившись к стене, внимательно смотрит на Крама, стараясь не пропустить ни одного слова. Вдохновленный, Виктор вспоминает отрывок из посвященных этой легенде давно прочитанных стихов датского поэта:

— Не смотри, что они мертвы,

Золотых локонов Сиф. [4]

Дальше говорить становится легче. Локи был так доволен творениями карликов, что назвал сыновей кузнеца Ивальди, выковавших волосы, самыми умелыми кузнецами. Его услышал другой карлик, Брокк, заявивший, что его брат Синдри сможет сделать три сокровища, которые превзойдут те, которые были у Локи, как красотой, так и волшебными свойствами. Локи тотчас же поспорил с карликом, что у него ничего не выйдет, поставив под заклад свою голову. Лучше бы он этого не делал, потому что карлик сумел изготовить дары, которые выбранные судьями их спора — Тор, Один и Фрейр, признали лучше даров Двалина.

Локи пришлось спасаться бегством, и лишь благодаря своей хитрости он сохранил голову. Но боги не сердились на него за это. Как-никак, а ведь только благодаря болтовне Локи Один получил свое замечательное кольцо, Фрейр — не менее замечательного вепря, а Тор — молот, сделавший его грозой всех великанов. Не сердилась на Локи и Сиф. Да это и понятно: разве не его проделке она обязана тем, что у нее теперь самые прекрасные волосы в мире?

Крам молча смотрит на Гермиону. Финал, ловец поймал золотой снитч. Но сколько голов забила команда? Не бесплодны ли его усилия? Нет. Не бесплодны. Легкое прикосновение девичьих губ к его щеке, ее теплое дыханье совсем рядом. Ради этого мига стоило перебороть себя, но, Мерлин великий, чего ему это стоило, и как же краток этот миг! Пораженная своей смелостью, Гермиона испуганно отстраняется, стремительно краснея. Карие глаза смотрят в пол, избегая смотреть на Виктора.

— Спасибо, — еле слышно произносит она. — Разве так трудно было быть собой? Завтра я расскажу тебе какое-нибудь из английских саг, самую красивую. А сегодня мне пора.

Торопливо убрав в сумку так и непрочитанную книгу, Гермиона стремительно убегает. Косолапус, еще раз осмотрев Крама, важно наклоняет свою голову, словно прощаясь, и бежит вслед за хозяйкой. Высочайшее кошачье одобрение получено, он не возражает против их дальнейших встреч. Виктор снова остается один.

На одной из башен старинного замка, облокотившись о каменную колонну, сидит человек, в профиль немного похожий на большую хищную птицу. Его широкие густые брови нахмурены, а темные глаза смотрят куда-то вдаль, не фокусируясь ни на чем конкретном. Его обутая в высокий сапог нога свешена вниз, опираясь об узкий каменный карниз, опоясывающий башню.

Это Виктор Крам. Он больше не одинок, ведь серьезная девочка с густыми каштановыми волосами и внимательными добрыми глазами завтра придет сюда снова. Возможно, у него даже хватит смелости пригласить ее на Рождественский бал. И все-таки вернуть ей пергамент с эссе по Истории магии.

[1] Мистерия (от греч. μυστήριον, «таинство, тайное священнодействие») — богослужение, совокупность тайных культовых мероприятий, посвящённых божествам, к участию в которых допускались лишь посвящённые (Википедия)

[2] Зефир — западный сильный ветер, считался также вестником богов, (у римлян стал олицетворять ласкающий, лёгкий ветер)

[3] Гермиона напоминает Краму Сиф с картины художника Майкла Вилана, которую можно увидеть здесь: http://www.pichome.ru/08

[4] «Карлики» А. Г. Эленшлегер