Северный ветер, южные звёзды (гет)

— Тиха и бесконечно прекрасна южная ночь...

— И темна, как зад шайтана.

— Джеймс! Мам, продолжай, пожалуйста.

— Тиха и бесконечно прекрасна южная ночь, звездам её нет числа, а месяц не уместить в ладонях — но покуда они не выйдут на свод небес, она так же бесконечно темна. И однажды в этот непроглядный час заблудились в ней три путника...

* * *

— Гарри, ты уверен, что мы идем туда, куда надо?

— Дамблдор сказал, что на рыночной площади надо свернуть налево, и через три квартала будет чайхана.

— Чего?

— Гостиница по-местному, Рон.

— Так бы сразу и говорил...

— Вообще-то, не только и не столько гостиница, сколько...

— Тшш! Гермиона, ты слышишь?

Как вы уже, наверное, поняли, героями этой простой сказки были Гарри Поттер, Рон Уизли и Гермиона Грейнджер — верные друзья, храбрые гриффиндорцы и отчаянные борцы со злом. Быть может, эта история и не сказка вовсе, быть может — не простая, но позвольте рассказать вам её, ведь даже маленькая ниточка — часть огромного ковра.

Не будь их дружбы — и отправился бы Гарри в далёкую южную страну в гордом одиночестве. Не будь гриффиндорской отваги — не отправился бы вообще. А не будь зла — в данном случае, в лице всё того же Волдеморта — не с чем было бы бороться.

Боролись же так...

Началось всё в начале июля одна тысяча девятьсот девяносто шестого года. Отгремели выпускные, отгремел — уже давно — звон бьющихся об стены и пол артефактов, и Альбус Дамблдор, в раздумьях прогуливаясь по своему кабинету, набрёл на мысль об истинном секрете бессмертия Лорда Волдеморта — о хоркруксах.

Произошло это несколько позже, чем предполагалось высшими силами, но раньше, чем ситуация стала непоправимой. К его чести, профессор Дамблдор весьма быстро сориентировался в логике врага и пересчитал в уме как хоркруксы, которые уже не представляли угрозы, так и те, что пока оставались невредимы. Соотношение вырисовывалось пренеприятнейшее — один к семи, если считать все части. И неизвестно, где искать... Хотя... Разум великого мага заработал в режиме аврала и вскоре аккуратно выудил из памяти идею: один из хоркруксов почти наверняка мог быть спрятан в родном доме матери Тома Риддла, а другой — в сокровищнице одного султана, при дворе которого молодой ещё Том некогда обучался восточной магии, магии жизни и смерти. Сверившись с уцелевшими приборами, Альбус Дамблдор убедился в своей правоте, и дело стало за малым.

Оставлять школу и страну в столь неспокойное время было никак нельзя, да и заграничный секрет наверняка был более безопасен для посещения...

— ...И потом, тебе просто необходимо сменить обстановку, Гарри. Твои друзья, я уверен, со мной согласны. Мисс Грейнджер, мистер Уизли?

— Да, сэр, — отрапортовали, хоть и не слишком активно, Гермиона с Роном.

Гарри посмотрел на них, как на предателей, и обратился к директору:

— Сэр, но как он хотя бы выглядит? Как мы найдем его?

— Доверься сердцу, мой мальчик. Интуиции. Магии, если тебе будет угодно, — пожилой чародей огладил бороду, потом добавил: — И возьмись за портал — он отправляется через три секунды.

— Но сэр!..

— Не забудь: на рыночной площади — налево, там увидишь чайхану, её хозяин — мой давний друг. Удачи вам! Счастливого пути!

Так и отбыли. Но где на Альбионе поздний вечер, там в Восточной Африке — глубокая ночь. На что Альбус Дамблдор надеялся и чего хотел добиться, отправляя ребят с таким поздним порталом, история и интуиция Гермионы Грейнджер дружно умолчали. Однако факт остаётся фактом: друзья оказались на главной площади неизвестного им доселе африканского городка маленькой, затерянной в песках между Ливией и Суданом страны.

Вначале, как водится, огляделись. Прямо был забор, справа — стена, зато слева и сзади уходящими во мрак коридорами виднелись улицы. Гарри с Роном уже собирались свернуть налево, как в голову их боевой подруги пришла светлая мысль: а что, если портал перенёс их не в ту сторону лицом, и налево — это назад?

Обычно в таких ситуациях мальчишки закатывали глаза и послушно выполняли все предложенные инструкции, но сейчас... Сейчас Рон хотел есть, а Гарри — спать и найти хоркрукс, поэтому искать чайхану пошли налево. Что не мешало Гермионе продолжать попытки изменить маршрут.

— Ничего я не слышу! Говорю тебе, Гарри, мы идём не туда!

— Герм, ну уймись ты, а?

— Тсс, Гермиона! Там кто-то идёт!

На самом деле, «кто-то идёт» — было не совсем точно сказано: из ближайшего проулка раздавался такой грохот, словно по нему гнали караван груженых золотой посудой верблюдов. Мальчики на всякий случай оттеснили подругу в сторону, закрывая её собой. Грохот, звон и топот всё приближались, троица прижалась к стоявшим у стены бочкам вплотную, надеясь, что кавалькада промчится мимо них. Вдруг из проулка выскочила невысокая темная фигурка, при виде друзей резко остановилась, пискнула и мгновенно юркнула за батарею бочек. Гарри, Рон и Гермиона даже не пошевелились: колдовать Дамблдор разрешил только в крайнем случае, а с голыми руками они не на многое были способны.

Тут же вслед за беглецом из-за угла вылетели, громыхая доспехами, шестеро верзил с раскосыми глазами, злющими рожами и длинными кривыми клинками. Заметив друзей, они разом притормозили, и один, в доспехах побогаче, рявкнул:

— Мальчишку видели?! Куда побежал?!

Троица синхронно замотала головами, ещё больше вжимаясь в бочки. Те опасно дрогнули.

— А ну, говорите быстро!

— Туда, — ответил Рон, указывая в сторону площади, на которой они приземлились, и тем самым подтверждая непоколебимость гриффиндорского чувства справедливости и надежность переводческих чар профессора Дамблдора.

Главарь верзил ещё раз злобно зыркнул на друзей, и отряд погромыхал дальше. Гарри быстро заглянул за бочки:

— Эй, вылезай!

— Не бойся, не обидим, — внес свою лепту Рон.

— Мальчишки... — вздохнула Гермиона. — Как он вылезет, если вы тут столпились?

Они одновременно сделали шаг назад, беглец повозился и выбрался наружу, вставая перед друзьями во весь рост. Замотанный с ног до головы в какие-то тряпки, достающий долговязому Рону едва ли до плеча, он отнюдь не казался жалким, робким или напуганным. Напротив, даже когда вдалеке раздались вопли его преследователей, он развернулся порывисто, но с каким-то неуловимым достоинством и внутренней готовностью — непонятно, бежать или сражаться.

В этот миг случились сразу две вещи: внезапно налетевший порыв ветра сорвал покров с головы маленького оборванца, а недавно взошедшая полная луна добралась, наконец, до узкой улочки, которую наши герои выбрали для поисков чайханы...

* * *

— ...и замерли храбрые путники, ибо...

— ...ибо перед ними оказалась девчонка вместо мальчишки!

— Джеймс!

— Что — скажешь, неправда?

— Нет. Но скажу, что...

Хлоп!

— Тише, дети. Джеймс, отпусти сестру.

— Хорошо, мам.

— Итак... Луна, наконец, проникла за стены Азрака, Великого Тайного Города Пустыни, и замерли храбрые путники, ибо прекраснее всех небесных светил была юная принцесса Амира, старшая дочь султана Азрака...

* * *

Нельзя сказать, чтобы принцесса была настолько юна. Гермиона, вначале принявшая её за ребёнка из-за небольшого роста и ловкости движений, разглядев лицо, признала девушку намного старше себя самой. Гарри же с Роном попросту застыли, разинув рты, потому что стоявшая перед ними действительно была красавицей. Об этом, однако, чуть позже.

— Благодарю вас за спасение моей свободы, великодушные господа, — величаво, но негромко промолвила беглянка. — Позвольте же мне задать законный вопрос: кто вы такие, откуда и зачем прибыли в мой город?

Рону с Гермионой командирский тон пришёлся не по вкусу, Гарри же было совершенно плевать на тон: в наличии имелся местный житель, готовый к переговорам. Он решил взять ситуацию в свои руки. И, с трудом припомнив магловский сериал, очень любимый в своё время миссис Фигг, заговорил:

— Благочестивая госпожа, не будете ли вы так добры указать нам путь до ближайшей чайханы, чтобы мы смогли отдохнуть с дороги, утолить жажду и обменяться последними новостями?

Про жажду и новости он честно, слово в слово, взял из сериала, а оттарабанив речь, замер в ожидании: в кино за неуместными словами обычно следовала драка. Девушка напротив них молчала секунду, две, три... При этом её густые, изогнутые луками брови медленно ползли вверх, а и без того большие глаза раскрывались всё шире — а затем она неожиданно уперла руки в поясницу, откинулась назад и расхохоталась. Смех у неё был звонкий, чистый, но какой-то издевательский.

Она успокоилась, Гарри, возмущённый, тоже молчал, и в наступившей тишине стали отчётливо слышны грохот и ругань возвращающегося отряда. Гарри, Рон и Гермиона словно оцепенели, но вот хохотунья, тут же сориентировавшись, ухитрилась мгновенно схватить всех троих, запихнуть их за бочки, да ещё и втиснуться туда сама, прежде чем её преследователи что-то обнаружили.

— Рон, ты мне ногу отдавишь...

— Тогда убери локоть с моих!..

— Рональд!

— Ауч!

— Гарри, прости!

— А ну тихо, все!

Последним и решающим в споре было слово беглянки. После чего она сделала что-то странное: обмахнула рукой проём между стеной и бочками, словно невидимую занавеску задёрнула. В этот миг на её руке что-то тускло сверкнуло.

В следующую секунду верзилы в доспехах показались в поле зрения. Тесно сидевшие за бочками ребята тщетно пытались уплотниться ещё. Было страшно.

Преследователи остановились как раз напротив них, и девушка снова шикнула: она словно знала, чего ждать, если их обнаружат, и не хотела этого. Главный, в богатых доспехах — его было хорошо видно в щель — вдруг развернулся и посмотрел в сторону бочек. Гарри казалось, что этот человек глядит прямо ему в глаза. Стало отчаянно обидно за невыполненную миссию: сейчас их поймают, и плакал хоркрукс, лежать ему дальше в сокровищнице султана, а Волдеморту дальше землю топтать. Рон живо представил, как их посадят в местную темницу, где непременно будут сырость, холод и пауки. Гермиона, изогнув руку буквой зю, одними пальцами вытаскивала палочку из рюкзака и прикидывала, получится ли шесть здоровых мужчин уложить одним Замораживающим заклятием, и хватит ли у неё времени на два. А беглянка сидела, сжавшись в комочек, и в тонкой полоске лунного света было хорошо видно её скрещенные пальцы, на одном из которых сверкал тяжёлый, неженский перстень с крупным чёрным камнем.

Страх отступил, впуская вместо себя нетерпение, так же быстро, как и возник. То же произошло и с преследователями — немного посовещавшись, они угромыхали вверх по улице.

Беглянка ещё некоторое время не выпускала друзей, а потом тенью скользнула из-за бочек прямо на другую сторону улицы и жестом поманила их к себе. Покряхтывая и ругаясь, все трое кое-как перебрались к ней. Общее мнение выразил Рон:

— И какого хрена это было?!

За что получил по шее от Гермионы, в последнее время начавшей следить за его речью. Гарри с их новой знакомой одновременно зажали ему рот ладонями и дёрнули рыжего глубже в тень дома. Луну на миг заслонило какое-то рваное тёмное облако, слишком быстрое, чтобы быть таковым.

Гермиона ахнула, Гарри напрягся, а Рон сразу сник. Беглянка же критически оглядела сообразительную дочку двух лондонских стоматологов и, усмехнувшись, поманила пальцем с перстнем что-то сверху. Мгновение — и в руки ей опустилось большое цветастое полотно.

— Надень, — велела она Гермионе, и та, к удивлению друзей, послушалась.

Пока подруга заматывала длинные концы платка вокруг шеи и плеч, а Рон переваривал давешнее облако, Гарри задал единственный уместный с его точки зрения вопрос:

— Кто ты такая и почему помогаешь нам?

Беглянка вновь усмехнулась, обвела друзей рукой с перстнем и — Гарри прочитал это по губам — на чистейшем английском ответила:

— Я могу задать вам тот же вопрос.

* * *

— Мам, а что дальше было?

— Звезда моих очей, расколдуй брата, тогда и узнаешь.

— Ну мам! Ты-то своего можешь сколько угодно заколдовывать!

— Это любя, дочка.

— Мам!

— Так!

— Ладно... Финита...

* * *

Гермиону Грейнджер это место одновременно восхищало и вводило в ступор. Сам воздух здесь дышал иным волшебством и иной жизнью. Здесь всё было интересно — и чуждо.

Профессор Дамблдор говорил об Азраке, Великом Тайном Городе Пустыни, как о последнем оплоте древней магии, но Гермиона пока увидела лишь узкие улочки да роскошный дворец без единого слуги.

Трава под ногами была фальшивой, но вот евнухи за дверями — вполне настоящими. Ужин перед ней возник почти британский, а наряд — настолько же местный. Принимали, как дорогую гостью, но караулили, как преступницу. Здесь не знали Статут о секретности, зато действовал закон Шариата. Люди жили вперемешку, не делясь на магов и маглов, но женщины не могли сесть за один стол с мужчинами. Были, конечно, и исключения из правил...

Гермиона тихо фыркнула, жуя виноградину и вспоминая недавний дипломатический диалог. В исполнении Гарри — первым отвечать пришлось всё-таки ему — их положение выглядело примерно так: «Привет. Мы из Англии. Нам надо в сокровищницу султана». Гермионе, как обычно, сказать не дали. Нет, она тоже хотела как можно скорее покончить с Волдемортом, но была уверена, что выложи всё Гарри тем же форматом самому султану, в мире стало бы на одного Избранного меньше.

Повезло ещё, что старшая дочка у местного правителя воспитывалась вполне свободно, и взгляды на жизнь имела свои собственные. Выслушала, похохотала, представилась по всей форме и без обиняков предложила сделку. Она им — доступ во дворец, они ей — разогнать нынешних гостей её батюшки, в число которых входил очередной потенциальный жених.

На взгляд Гермионы, такой ход дел совершенно никуда не годился. Гарри же с Роном подобрались, видя приближение цели. Султан встретил их радушно. И было совершенно не понять, зачем принцессе вся эта катавасия и ночная беготня по улицам родного города в нищенских лохмотьях. Однажды им доведётся об этом поговорить — но ещё совсем-совсем нескоро.

Как любила поправлять языкастых мальчишек Лаванда Браун, вспомни солнце — вот и лучик. Тихо шаркнул о камень ковёр, висевший на стене напротив, и Гермиона узрела предмет своих размышлений — принцессу Азрака и наследницу султана Аббаса, Амиру.

Воспитание велело встать, чтобы поприветствовать хозяйку дома, но свободный наряд из множества слоёв шелка не позволил сделать это быстро, а уже через миг принцесса, на цыпочках пробежав комнату, уселась напротив Гермионы, по-турецки скрестив ноги, и разглядывала её с живейшим интересом.

— Вы... — начало было Гермиона, но прервалась: принцесса так вскинула брови, что напомнила профессора Снейпа в лучшие минуты; только дурак бы не понял — и она попробовала по-другому: — Ты?.. — ага, моргнула. — Ты Гарри с Роном не видела?

— Отец им дворец показывает, — кивнула принцесса, отправляя в рот несколько виноградин с хорошим куском курицы; прожевала, удивленно посмотрела на притихшую гостью и посоветовала: — Ты ешь, вкусно. И не отравлено, как видишь.

Гермионе стало неловко — ничего такого она и не думала — и она последовала примеру хозяйки. Курица с виноградом и пряностями, действительно, была вкусна. А принцесса, убедившись, что гостья ест, пообещала:

— Сейчас закончим и пойдем — я тебе кое-что покажу.

И обмакнула новый кусочек курицы в острый соус, от которого пахло поздними осенними яблоками.

* * *

— Седьмой год съезжались богатые караваны ко двору султана Аббаса. Даже самые юные и самые дряхлые мужи пересекали пустыню, чтобы преподнести дары султану, с тех пор, как он принялся искать супруга для старшей дочери. Бессчётны были сокровища Азрака, непобедимы его воины и несокрушимы стены, но блистательнее всех сокровищ и храбрее всех воинов была несравненная принцесса Амира. Стан точно сабля, губы — бутоны роз, рассвет на щеках, а в очах — опалы. Нравом же...

— ...упряма, как ишак!

— Джеймс!!!

— Что?! Дядя Рон так сказал!

* * *

Странная семейка, думала Гермиона. Сам султан глядел на неё точь-в-точь как Люциус Малфой, только без презрения — словно толпа маглов на говорящую лошадь. Три его младшие жены, случайно встреченные в коридоре, и того лучше — будто на мужчину в женской бане. Принцесса же обращалась с ней так, точно знакомы они были не без году неделя, а — самое малое — со времён Мерлина и Морганы.

И непосредственно в данный момент вела её за руку по тайному ходу, волшебством подсвечивая путь. Ходом, по-видимому, пользовались нечасто — Гермиона чувствовала, как за волосы, с которых давным-давно сполз платок, цеплялись липкие пряди паутины. Вскоре они остановились, и юной волшебнице вначале показалось, что коридор привел их в тупик, но это было вовсе не так. Большое, чуть туманное стекло, отделяло его от обширного зала.

— С той стороны зеркало, и нас не видно, — пояснила принцесса.

До сих пор Гермиона встречала такие стёкла-зеркала лишь в лондонских магазинах — неволшебных, конечно — и это было немного нелепо.

За стеклом виднелся длинный и совсем низкий стол, вокруг которого на вышитых шёлком подушках расселись гости султана Аббаса и он сам. К несказанному удивлению Гермионы, по левую руку султана сидели Гарри и Рон — и, что примечательно, в своей обычной одежде! Она с трудом подавила вспышку обиды и зависти — мальчишек-то переодеваться не заставили! Её, конечно, тоже никто не заставлял — но уж очень настойчиво рекомендовали...

Напротив друзей, по правую руку султана, сидел исключительно похожий на него молодой человек с колючей улыбкой и жидкой бородёнкой.

— Это мой брат, Инсар, — подала голос принцесса, проследив за взглядом гостьи, — а рядом с ним мой очередной жених... Халиф Джамиль. Надеюсь, вам не доведётся познакомиться ближе.

Около принца восседал разодетый в парчу и шелка мужчина с пышными усами — лет, наверно, сорока пяти.

— Но он же старый! — забывшись, громко возмутилась Гермиона и тут же прихлопнула ладонями рот, готовясь бежать.

— Нас не слышно, — успокоила её принцесса. — И это ещё не старый, предыдущий был седой.

— И отец может выдать тебя за одного из них?! — ужаснулась Гермиона.

— Не... Дёрнул же его шайтан за язык при всём народе Азрака поклясться, что я вольна сама выбирать жениха, — принцесса злорадно усмехнулась, — после того, как я вылила свой ночной горшок на голову одному, решившему ночью залезть в моё окно.

Гермиона прыснула, представив картину. Принцесса же помрачнела.

— Но всё равно велит выбирать из тех, что есть — на трон Азрака должен сесть достойный.

— На трон?

— Мой муж станет султаном после смерти отца, если я не отрекусь от семьи.

Гермиона от всей души посочувствовала принцессе и попыталась предложить компромисс:

— Но ты ведь можешь выбрать действительно достойного! Того, кто будет хорошим султаном и послушается твоих советов.

— Из кого выбирать-то? — горько обронила принцесса. — Один — хромой, другой — кривой, третий — на голову больной. Один... друг сказал мне, что я ещё найду свою счастливую звезду, но...

Оборвав фразу, принцесса резко поглядела в зал за зеркалом. Гермиона — тоже. Там по-прежнему пировали, а Гарри с Роном, похоже, немного освоились. Все неотрывно внимали речам султана. Все, кроме принца Инсара, которого нигде не было видно.

— Бежим! — скомандовала принцесса, устремляясь обратно в проход и таща за собой гостью. — Спорю на что угодно, он за кем-то из нас пошел!

Гермионе постучалась, было, в голову мысль, что принцу нечего делать на женской половине дворца, но очень скоро стало не до того: всё внимание заняли попытки не запутаться на бегу в шёлковых шароварах.

Проход, по дороге туда показавшийся невероятно длинным, теперь кончился слишком быстро. Но когда они, обе в паутине и в пыли, выскочили из-за ковра в комнату Гермионы, за дверью уже были слышны возбуждённые голоса. Спешно нашептав что-то ковру и покрывалу, принцесса утянула Гермиону под кровать.

— Ему покажется, что ты под покрывалом спишь, — успела пробормотать она.

Сердце в груди ударило только раз — и в комнату вошел принц — Гермиона поняла это по лицу принцессы Амиры. Загнутые носки его туфель в какой-то момент приблизились к девушкам почти вплотную — и кровь застучала в ушах.

Вскоре, однако, принц ушёл — и они вылезли наружу, сразу принявшись очищать друг друга от паутины. Но Гермионе ещё долго не давала покоя одна мысль: когда они прятались под кроватью, под самым носом у неё были скрещенные пальцы принцессы, заставлявшие думать, будто там, в пыльном тайном проходе, не всё было сказано до конца.

* * *

— Мам, а что это за заклинание было?

— Джеймс, что ты как маленький? Трёх подушек положить не сумеешь?

— Сама подушки складывай!

— Делать мне нечего!

— Дети! Хватит ссориться.

— Хорошо, мам.

* * *

После ухода брата принцесса так и осталась с Гермионой.

— Ко мне он зайти с проверкой не посмеет. А гусынь этих слышать уже не могу, — отговорилась она от тревог англичанки.

Под гусынями подразумевались многочисленные жёны и дочери султана, способные, по словам принцессы, только сплетничать и примерять наряды. Гермиона чуть было не осудила вслух подобное отношение к собственной семье, но слишком хорошо понимала потребность в равном собеседнике. В результате они проговорили ещё долго-долго — и засиделись бы, наверное, до восхода, если б Гермиона не вспомнила о друзьях.

— Слушай, а ты можешь меня к ним провести? — попросила она принцессу. — Невидимой сделать. Или мимо евнухов как-нибудь? Пожалуйста!

— Мимо евнухов? — удивилась наследница султана. — А зачем?

Несколько минут спустя, когда они вновь крались всё по тому же тайному ходу, Гермионе довелось выяснить примечательнейшую особенность дворца: из любой его комнаты имелся секретный проход, зачарованный так, чтобы привести хозяина, куда тот (или та) пожелает. Знали об этом на данный момент лишь трое, если не считать Гермионы: сам султан и двое его старших детей — пользовалась же одна Амира.

— Отца миновал мой дар. А Инсар чародейства не любит, — пояснила она.

Гермиона к этому моменту уже знала многое. Знала, что мать Амиры была сильной колдуньей и единственной по-настоящему любимой женой султана. Что она умерла много лет назад, оставив маленькой дочери своё сердце, свою магию и свою красоту. Что Амира, подобно матери, могла пойти наперекор воле отца и всех его советников — и выиграть спор. И что к брату, родившемуся пару лет спустя, она тёплых чувств не питала.

Впереди что-то довольно громко зашуршало, и Гермиона застыла, от неожиданности и испуга прихватив свою провожатую за рукав.

— Что, крыс боишься? — насмешливо поинтересовалась та. — Так нет их... Только если мыши летучие, да и...

Амира замерла, в который раз оборвав себя на полуслове. Шорох впереди повторился, превращаясь в шаги. Принцесса закрыла собой Гермиону, подняв к груди руку с перстнем. Гриффиндорка вытащила волшебную палочку из рукава, надеясь, что хоть сколько-то толку от нее будет.

Шаги приближались, девушки медлили, не решаясь колдовать... И вдруг всё стихло.

— Как сказал бы Грюм — постоянная бдительность! — улыбнулись Гарри и Рон, стягивая с себя мантию-невидимку.

* * *

Султан Аббас был давно уже немолод, и, съев за ужином больше жирного и выкурив больше кальяна, чем следовало бы, чувствовал себя дурно и потому никак не мог уснуть. К тому же, его разум терзали мысли, которые не дали бы покоя человеку его лет и положения даже сами по себе, без жирной пищи и часов в курильне.

Законы его государства не позволяли женщине лишнего слова — но разрешали ей занять место отца, если оный умирал султаном. Те же законы, правда, предписывали такой женщине как можно более скорый брак, дабы разделить тяжкую ношу с супругом.

Амира, алмаз его души, была мудра, хитра и решительна, да и красотой наделена поистине колдовской — вся в покойницу-мать... Вот только упрямая девчонка никак не соглашалась выбрать мужа! Скольких уже гостей знатных принимали!

Султан вздохнул и перевернулся на другой бок в надежде уснуть. Одно хорошо — пока старшую сватал, пятерых младших пристроил, седьмой внук недавно родился...

Больше дочери султана беспокоил только сын, которому всего всегда было мало: недостаточно игрушек и сладостей, после — отцовского внимания и книг, затем — главенства над городской стражей и над армией, которую пришлось основательно укрепить после того случая с ночным горшком.

А тут ещё эти гости с севера! Одно хорошо — что юнцы безусые. Право слово, час от часу не легче...

* * *

Спору нет, мысли султана Аббаса были беспокойны и сумрачны, однако, в конце концов, он все же уснул. Но узнай он, какое безобразие творится в этот самый момент во дворце — в его дворце! — то сна лишился бы надолго.

А безобразие заключалось в том, что на женской половине, в гостевой комнате, заседало четыре человека, из которых одним являлась наследница султана, а двое — мужчинами! Это было, по меньшей мере, неслыханным нарушением норм общественной морали... Впрочем, лучше оставим мораль и понаблюдаем за собравшимися.

— А нас с помощью магии не засекут? — поинтересовался Рон.

— Евнухом быть не хочу, — добавил Гарри, вспомнив хмурых мужчин в доспехах, теперь мирно спавших за дверьми.

Амира снова расхохоталась — так же издевательски и заливисто, как тогда, в проулке — и ответила, раскинув изящные руки:

— Вся магия этого дворца — моя!

И было в этом жесте что-то исконное, настоящее, бесконечное.

Друзья уже успели объяснить ей всё: и про Волдеморта, и про войну, и про хоркруксы (про которые сам Гарри пока понимал весьма схематично). Амира выслушала, чуть склонив голову набок, задумалась на минутку и пообещала... скорейшую экскурсию в дворцовую сокровищницу, в простонародье именовавшуюся казной. Гарри заподозрил неладное, но промолчал, заботясь об успехе дела, а Амира объяснила:

— Вы должны знать, что будете просить у отца!

Теперь планировали переход: во-первых, сокровищница была окружена зоной отчуждения, и ни один тайный проход к ней не вёл; во-вторых, войдя в этот лабиринт, нельзя было изменить направление пути — и там, если бы их обнаружили, как раз могли бы поймать.

Когда Гарри надоело бессмысленное размусоливание, он заявил:

— Амира, веди нас. Переходами, по твоим словам, больше некому воспользоваться. А мы так рассвета дождемся.

— Я теперь опасаюсь, — сказала она, — что кто-то может, подобно вам двоим, отыскать потайную дверь. Именно тогда, когда мы будем внутри. Но ты прав — тянуть хватит. Идите за мной.

И рукой с перстнем отогнула край ковра на стене.

Гарри шагнул первым, продумывая запасной план на случай ловушки.

* * *

— Мам, скажи, ты ведь ничего не боишься?

— Пока вы не пошли в школу.

— Ну, мам! Мы же ничего такого...

— Ладно, ладно...

— А раньше чего-нибудь боялась?

— Да, родные мои... Когда думала, что папу вашего больше ни разу не увижу.

* * *

Взяв с собой три волшебных палочки, один магический перстень, и одну мантию-невидимку на четверых, Гарри, Рон, Гермиона и принцесса Амира благополучно добрались до цели. В обе стороны от их группки уходило кольцо коридора, в котором где-то, сонно бряцая доспехами, вышагивала почетная ночная стража, а перед ними была тяжелая дверь из воронёной стали с единственным замком в середине.

— И всё? — вырвалось у Гермионы.

— Это вам не Хогвартс, где даже к кабинету директора сто подходов плюс окно, — усмехнулась Амира, вставляя ключ в замок.

Гермиона успела подумать, что слово «Хогвартс» они в присутствии принцессы точно не произносили, и уж тем более в такие подробности не пускались, но в этот миг дверь отворилась, впуская их в сокровищницу, и все подозрения отошли на задний план перед открывшимся великолепием.

Словно во сне троица перешагнула порог и даже не слышала, как Амира, входя последней, притворяет дверь.

Повсюду были сотни, нет, тысячи маленьких лампад, наполненных мягким волшебным светом. Он отражался в зеркальном полу и колоннах из цветного мрамора, в золотых кубках и чашах, играл бликами в гранях драгоценных камней, но терялся в тёмной высоте сводов купола.

— Добро пожаловать в сердце Азрака, Великого Тайного Города Пустыни! — провозгласила принцесса. — Немногие чужеземцы были здесь до вас, немногим будет открыт путь и после вас.

Гермиона в немом восторге остановилась подле павлина, сплошь выложенного мозаикой разноцветной эмали. Поглядев на хвост из тонких золотых нитей, сапфиров и изумрудов, на глаза из черных алмазов, на золотой клюв, Гермиона тихонько вздохнула и осторожно протянула руку, не решаясь прикоснуться к такой красоте. Павлин мгновенно пришёл в движение: взмахнул короткими тяжелыми крыльями, клекотнул и резко рванулся в сторону вовремя отдёрнутой ладони. Птица клевалась.

Вспомнив о друзьях, девушка обернулась: Рон разглядывал статую прекрасной обнажённой женщины, Гарри же переходил из угла в угол, не обращая внимания на сокровища, и что-то искал — методично и целенаправленно.

Гермиона не слышала, что именно говорил её другу профессор Дамблдор после краткого экскурса в тёмномагическую науку, но запомнила, что внешний облик искомого объекта неизвестен — следовательно, найти хоркрукс предстояло как-то по-другому, и Гарри почему-то верил, что на это способен лишь он один. А сейчас выражение его лица нагоняло на Гермиону натуральную жуть.

Амира бродила по сокровищнице, предоставив гостей самим себе, и вспоминала разное, связанное с тем или иным предметом. В стороне от всего, на специальном постаменте, на подушке из тёмно-синего бархата, было уложено почти три десятка лет назад и лежало до сих пор свадебное ожерелье её матери, которое когда-то предстояло надеть и ей самой — один-единственный раз, пока не настанет пора выдавать замуж старшую дочь. Амира чувствовала, что это время близко — так близко, что у неё может не остаться шанса отыскать свою счастливую звезду.

«Слышишь тихий звон? — вспомнилось ей. — Это шепчутся звёзды. Где-то там, среди них, есть и твоя. А мне нужно уходить. Прости, моя принцесса, я больше не вернусь. Прости — и забудь поскорей».

Как ей хотелось тогда взмолиться в ответ, что вот она, рядом её звезда, что не нужно никуда уходить — но он ушёл, а она была не вправе его удержать. Вот только сердце и сейчас болело так же сильно, и снова мерещился едва различимый звон.

Звон?!

Ветром вернувшись с небес на землю, Амира отыскала взглядом гостей. Девушка, Гермиона, в непонимании озиралась по сторонам, пытаясь найти источник звука, как и один из юношей, Рон. Второй же, Гарри, изваянием застыл возле дальнего сундука, двумя руками удерживая его открытую крышку.

Ох! Как, как она могла забыть! Чары, охраняющие сокровищницу от посторонних! Она могла открывать здесь, что угодно, и что угодно пытаться вынести — она, но не люди чужой крови!

Звон становился всё громче, друзья попытались увести Гарри от сундука, а сама Амира, проколов кинжалом ладонь, размазала кровь по горсти монет, и по стенам и колоннам разбежалась стайка разномастных мартышек.

Пока она под всё более и более громкий звон судорожно открывала дверь, Гермионе с Роном удалось оторвать Гарри от его сокровища. Вчетвером они выскочили наружу, и дверь за их спинами, щёлкнув, закрылась — одновременно с тем, как на другой стороне послышался голос принца.

Дожидаясь, пока откроется проход в стене, Амира всё повторяла про себя: «Успеть бы, только бы успеть...» Ни с того ни с сего в голову забрела шальная мысль: пустить бы таких же обезьян в спальню к халифу Джамилю — с него и хватит. Стена растаяла, и принцесса, пропуская троих друзей вперед, нырнула вслед за ними сама. Спустя несколько секунд стало слышно, как открылась дверь сокровищницы, а затем раздалась громкая нецензурная брань — братец Инсар отчего-то не терпел иных животных, кроме верблюдов — и баранов, если в жареном виде.

* * *

-...а в песках, что окружали стены Азрака со всех сторон, можно было заблудиться навечно. Пустыня, говорили старики, не любит отпускать своего.

— Мам, но ведь как-то можно найти дорогу?

— Можно, звезда моих очей.

— Как, мам? Расскажи скорей!

— Не спеши, Джеймс. Всему своё время.

* * *

Гермиона слышала, как Гарри с Роном стучат зубами, и опять завидовала — ей самой было жарко и совершенно нечем дышать у задней стенки шкафа. Амира же вообще в него не поместилась и, прихватив у Гарри мантию-невидимку, притаилась... конечно, под кроватью. Благо, покрывало с кисточками свисало до пола, и темно в комнате было, как... в общем, совсем темно.

А проблема заключалась в том, что, выскочив из прохода, они очутились отнюдь не в гостевых покоях, отведённых Гермионе. Принцесса быстро сориентировалась, но хозяин комнаты всё же проснулся, и им оказался...

— Это тот самый халиф Джамиль, — полушёпотом передал друзьям Рон, единственный, у кого был доступ к замочной скважине.

Обо всех последующих событиях Гарри с Гермионой знали только по его комментариям и звукам, доносившимся снаружи — счастливая же Амира после всего только расцеловала Гарри в обе щеки «за чудесный плащ».

Вначале что-то грохнуло — видимо, двери, и кто-то громко заорал от ужаса — по-местному: переводческие чары, похоже, сошли на нет. Потом раздалась ругань — обоюдная: ворвавшихся и разбуженного — а Рон добавил:

— Счас подерутся!

Настал короткий миг тишины, после которого возобновился возмущенный визг халифа, и снова — ругань, перебитая обалделым выдохом Рона:

— Нифига себе!

А снаружи халиф Джамиль, принц Инсар и двое почётных стражей тщетно пытались натянуть вдруг покинувшие хозяев штаны и одновременно выцарапать из волос цепких, маленьких обезьян.

* * *

— Если ты, животное, нынче ночью последуешь примеру собратьев и смоешься... — твердо произнес Гарри, глядя верблюду прямо в глаза, и замолк: подкрепить угрозу ему было нечем.

Верблюд, похоже, прекрасно это понимал, потому что фыркнул и ткнулся тёплым влажным носом человеку в ладонь, прося хлеба с солью или ещё чего вкусненького. Не то чтобы Гарри заботился о поклаже (которую на ночь, естественно, снимали) или о средстве передвижения (они шли пешком уже два дня), но без горбатого животного ночевать в пустыне было холодно.

На первое же утро после их ночных приключений принцесса потащила всех троих гостей на аудиенцию к отцу, взяв с Гермионы слово молчать — ибо не принято. Султан, оказывается, уже прочитал письмо Дамблдора и, хоть и не выспался, пребывал в прекрасном расположении духа. Он объявил, что с радостью подарит чужеземцам любое сокровище из своей коллекции, которое они назовут, но...

Гарри назвал, не обратив внимания на это самое «но» — он был уверен, что диадема, лежавшая в том сундуке, и являлась хоркруксом, от неё веяло столь же темной сущностью, что и от призрака Риддла когда-то. Отлично, ответил султан, и спросил, не откажутся ли английские гости оказать ему ответную услугу?

Гарри сдуру ответил, что не откажутся. Гермиона нахмурилась, Рон побледнел. Присутствовавший сын султана, принц Инсар, услугу озвучил: не так давно один из основных торговых путей перекрыл пустынный демон, Карсак-шайтан. Не откажутся ли любезные господа избавить страну, в которой так мало стоящих магов, от страшной напасти?

Гарри, понимая, что поздно идти на попятный, повторил: не откажутся. Побледнела теперь и Гермиона. Принцесса же Амира поставила условие: она пойдет с отрядом. Отец завопил, брат поддержал — что, вообще-то, было странно.

Султан, в результате, конечно, со всем согласился, и выступили целым караваном: их трое, принцесса, четверо верных нукеров из личной стражи самого султана и аж восемь верблюдов.

Во время первой стоянки на ночь после благополучного, пусть и весьма тихого, дня пути Гарри ненароком услышал шутливый разговор двух нукеров:

— Да куда ж столько животных?

— Карсака, поди, кормить!

И только в тот вечер, у костра, он, наконец, удосужился спросить у принцессы Амиры, что же представляет собой этот Карсак-шайтан — скорее из любопытства, нежели из стратегических соображений. Принцесса одарила его своим фирменным насмешливым взглядом, им же обвела сидящих вкруг костра и заговорила низким, грудным голосом, стараясь нагнать побольше страха на слушателей:

— Кто не знает Карсак-шайтана, грозного демона песков? Говорят, он пожирает людей и всякую прочую живность, что попадёт ему в лапы, не щадя. Карсак-шайтан, Чёрный Пёс пустыни, страшен в гневе и...

Дальше Гарри у костра не усидел. Протерев для вида глаза, он быстро и незаметно ушёл спать под бок того из верблюдов, который был не против такой компании. Ну не мог, не мог, не мог он слушать про чёрных псов! Ни слова... Не сейчас, когда июнь был слишком недавно, а проклятая Арка, не переставая, снилась по ночам.

На следующее утро в отряде обнаружилась пропажа: бесследно исчезли четыре верблюда и четыре нукера.

— Смылись, трусы, — как-то слишком мрачно отметила принцесса. — Перестаралась я вчера со сказками перед сном.

Гермиона, наблюдавшая за ней в этот момент, с удивлением заметила, как сквозь хмурую маску на лице Амиры на миг проступило натуральное удовлетворение — но только на миг. Решив, что показалось, девушка принялась собирать свою часть поклажи — всё, кроме еды и одеял, решили оставить, спрятав в песке — воду можно было вызвать обычным агуаменти, а вот согревающее заклинание держалось недолго. Что примечательно — следов вокруг стоянки не было никаких.

Второй день пути прошел так же спокойно, как и первый — Амира уверенно вела уменьшившийся вдвое караван. За ней ехала на своём верблюде Гермиона, замыкали Гарри и Рон, одинаково молчаливые. Большую часть дня ветер дул им в спину, что было более чем хорошо, однако после обеда сменил направление на прямо противоположное. Из-за этого Гермиона стала слышать, как Амира негромко мурлычет себе под нос какую-то песенку, но мотив не разобрала.

С приближением ночи ветер крепчал и ещё несколько раз разворачивался. Принцесса, опасаясь песчаной бури, о чём объявила при всех, на ночь с помощью магии воздвигла большой песчаный купол толщиной в руку. Даже тряпку на вход приколдовали.

Верблюдов завели внутрь, сами улеглись подле них, развели волшебный огонь без дыма и дров — скорей от страха, чем для тепла. К утру ветер не спал, но буря так и не началась. Зато три из четырёх верблюдов пропали в неизвестном направлении — а следов снова не было. Впрочем, их могло и замести. Опять пришлось оставить большую часть поклажи —провиант погрузили на последнего верблюда, сами пошли пешком. Отпуская приютивший их песок, забирая свою магию обратно, Амира приметила на стенах уже оползающего купола словно следы огромных кулаков. Что ж, следующей ночью не обойтись без охранных чар.

На третий день ветер снова дул в лицо, и куда более сильный, чем прежде. Защищаясь от песка, путники почти полностью замотали лица, и в редкие моменты затишья вздыхали с облегчением. Гарри с Роном вдвоём вели последнего верблюда, чуть впереди них шли Амира с Гермионой. Принцесса, уже отошедшая от утреннего мрачного настроения, снова что-то напевала — теперь это слышали все, хотя и не слишком отчетливо. Гарри в какой-то момент померещилось «Храни тебя Господь, веселый гиппогриф!», и он с испугом отшатнулся от этих воспоминаний — но всё же успел заметить, как в этот же момент напряглись лопатки Гермионы.

Через несколько часов после полудня небо помутнело от пляшущего в воздухе песка, ветер стал беспорядочен и резок, и отряд остановился — хватило громкого окрика Амиры:

— Буря идет!

Согнав всех вместе, она разрезала ладонь и кровью очертила огромный круг — много больше, чем круг купола, под которым они ночевали накануне. Встав в самый его центр, она нараспев принялась читать древнее заклятье, в котором никто не различил бы слов, одни лишь звуки, взывающие к самой сути этой земли — но звуки непобедимые и яростные, как бушевавший вокруг ветер.

Купол, выше и прочнее прежнего, взметнулся вверх и замкнулся над их головами. Замкнулся полностью и окончательно, погрузив отряд в темноту. Рон засветил Люмос, и все увидели Амиру, от усталости осевшую на песок. Где-то в стороне испуганно фыркнул верблюд: он не любил неизвестности. Гарри с Роном принялись развьючивать животину, а Гермиона засветила небольшой магический костерок. Принцесса благодарно кивнула ей:

— Это хорошо, что ты умеешь — не надо жечь воздух. Надеюсь, нам этого хватит. Не хотелось бы угадывать подветренную сторону и тем более нарушать целостность круга, чтобы немного подышать.

— Целостность круга? — наморщила лоб Гермиона: конечно, она знала о магических кругах, но причем здесь...

— Буря в пустыне, — усмехнулась Амира, — это тебе не только сильный ветер да колючий песок.

Буря не утихала ещё много часов — слышно было, как она бьётся в стены снаружи, но воздуха и еды хватало, и никто не спешил выходить. Гермиона периодически подбавляла сил костерку — ей, в отличие от Гарри и Рона, не спалось, всё время представлялись песчаные големы, о которых когда-то довелось прочитать, и прочие ужасы. А ещё не давало покоя одно большое подозрение, с каждым днем обраставшее деталями. Наконец, собравшись с мыслями, Гермиона решилась — к счастью, принцессе тоже не спалось. Она осторожно подсела к ней и произнесла:

— Мне кажется, Амира, или ты боишься?

Долгое, очень долгое молчание предшествовало ответу:

— Ты не представляешь, как...

* * *

— Гермиона, скажи, ты когда всё узнала?

— А с чего ты взял, что раньше вас, Гарри?

— Герм, я тебя знаю уже восемнадцать лет... Чтоб ты — и до сути не докопалась...

— Приму за комплимент.

— Это был не комплимент, а намёк. Могла бы и рассказать.

— Было бы, что рассказывать... Лучше за детьми следи.

— За Тедди или за Джеймсом?

— За младшей хулиганкой. К слову, вчера Кричер...

— Гермиона. Стыдно в твоём возрасте увиливать от ответа.

— В моём возрасте, Гарри Поттер?! Ты что хочешь этим сказать?!

* * *

— Как никогда в жизни, Гермиона. Моей матери, когда она носила меня, предсказали, что...

— Девчонки, вы там чего не спите? — поднял голову Рон.

— Да мы о своём, о женском, — неожиданно для самой себя ласково подмигнула ему Гермиона.

— Давайте уже всё — завтра весь день идти, — начальственно и полусонно велел он, заваливаясь обратно.

Они хихикнули тихо-тихо и ответили:

— Скоро уже.

Выждав немного для верности, Гермиона напомнила:

— О чём предсказали твоей матери?

— У нас говорят: что предскажет перед смертью столетняя ведьма, то непременно сбудется, того не миновать...

* * *

— С малых лет принцесса тяготела к предсказаниям, ведь нужно ей было разгадать предвещанное матери. «Подует северный ветер, поднимутся пески, и время обернётся и закружится. Принесёт тот ветер с собой разлуки со встречами, радости с печалями, горести с надеждами. Недолго тебе, Джалила, дитя у груди держать, подхватит ветер и тебя, и ребёнка, а развеет или покорится — скрыто от меня и не откроется уже. Ступай, Королева Рассвета, время дорого...»

— Мам, а почему «Королева Рассвета»?

— Потому что за несколько лет до того, когда султан Аббас унаследовал своему отцу, несколько темных магов хотели свергнуть его и править сами. Они были сильными и заворожили народ Азрака, чтобы рассудки людей подёрнулись дымкой, чтоб они подняли бунт против своего султана.

Немногие тогда избежали злых чар. Царили голод, болезни и беспорядок, потому что все оставили свои труды. Старики говорили, что солнце покинуло Азрак, что настала тьма. Тогда-то невеста султана, юная красавица Джалила, и показала свою колдовскую силу: она победила всех черных магов, прояснила разум жителей города и вернула в него свет и радость. Вскоре была свадьба, и принцесса Джалила стала Королевой Рассвета — так прозвали её благодарные подданные.

— Мам, но неужели ни одного портрета? Ведь можно...

— Нет, Джеймс, не получится...

— Но почему?

— Разве можно песок удержать в кулаке?

* * *

— Тебе удалось понять, что это значит? — взволнованно спросила Гермиона.

Нет, она не забыла своих подозрений — но отложила их, совсем недалеко. Разве вы сами никогда не сидели в ночь у костра, разве не слушали рассказов и песен? Разве не отступало всё прочее в такие минуты, оставляя лишь то неуловимое, что мелькало и пряталось между слов?

Амира медленно покачала головой, смежив веки и сжав губы в гримасе горечи, особенно яркой от плясавших на её лице теней.

— Одно только сбылось, что было сказано буквально: мама заболела и умерла, когда мне не было трёх лет. Я её и не помню почти. Но что такое «северный ветер»? Отец говорил, что его дед считал, будто ветер с севера приносит кровь и войну. Я не верю в это...

Принцесса Амира верила в другое: если долго ждать, набравшись терпения, если искать, не останавливаясь ни на миг, то можно найти и дождаться. Она верила в знаки, но не верила в совпадения. Каждое утро и каждую ночь встречала она на северной крепостной стене, и однажды судьба послала ей знак — но знак, который принцесса не сумела прочесть. И не сумела бы, наверное, никогда... Но не стоит всё же забегать вперед — ведь тогда история станет совсем неинтересной.

«Может, северный ветер — это мы?» — подумала Гермиона, но отмела идею за дерзость: больно вспомнились слова профессора Снейпа о невыносимости её всезнайства. Может, и её теория, которую она тут выстроила и сейчас выложит, смешна и глупа? Нет уж, лучше жалеть о сделанном и сказанном!

Она осторожно обратилась к принцессе, нащупывая тропу:

— Амира, можно я ещё спрошу?

— Можно, — мягко улыбнулась та, счастливая редкой возможностью быть откровенной с кем-то.

— Как вышло, что ты так хорошо говоришь по-английски?

«Только бы не испугалась, только бы не насторожилась!»

— Один человек... Посол из Америки приезжал, хотел контакт наладить. Одно заклинание, капля крови — и я знаю язык, на котором говорит целая половина мира.

— Это его были слова, про половину мира? — поинтересовалась Гермиона, про себя думая: «Ну, что же ты врёшь-то так неумело, а?! Английский же акцент, чисто аристократический, ни одному американцу такого в жизни не выдать! Да еще в заклятии на крови!»

— Его, его... — Амира прикрыла глаза, вспоминая; мыслями она была далеко.

— А какой он был? — ещё один невинный вопрос, ещё один шажок к правде.

— Единственный... Нет таких на свете больше.

Не в ту сторону шажок, решила Гермиона. Хотя как ещё посмотреть... Она глянула на принцессу — а указательный и средний пальцы левой руки у той снова были скрещены, стиснуты добела! Ведь совершенно не местный жест... Чего именно она так боится, на какую удачу так надеется?

— Храни тебя Господь, веселый гиппогриф, храни и мир, и лес, и жеребят твоих... — тихо напела Амира, теребя смоляную прядь.

Вот тебе и на... Гермиона прямо-таки села, услышав это. Тоже, скажет, от американца услышала? Ну уж нет! Девушка резко повернула голову — и увидела, что Гарри тоже сел. Сидит около верблюда, смотрит ошалелыми глазами, вертит головой, и прежняя, заражавшая когда-то весь ОД искра в глазах, постепенно гаснет... Спи, без слов кивнула она ему, всё будет хорошо. Гарри лег, умостившись поудобней, а Амира смотрела на собеседницу с удивлением, узнаванием и, наконец, пониманием. Всё, что нужно было сказать, уже было сказано. Но осталось ещё очень много важного.

— Пустыня просто так не отпустит... Мне страшно, Гермиона, мне так страшно... Пустыня может сломать даже самых сильных!

Гермиона вспомнила самый тяжелый в своей жизни год, самый — пока ещё — страшный бой, оглянулась на Гарри и посмотрела в глаза принцессе:

— Мы выберемся. Мы все обязательно выберемся.

Наутро, когда они проснулись, буря снаружи утихла — так сказала Амира, шепча стенам укрывшего их купола. Воздух в нём уже стал спёртым и немного вязким, кислород кончался. Да и... кхм... отойти за бархан хотелось всем без исключения. Когда стены исчезли полностью, отходить все дружно передумали. У границ защищавшего их круга лежало тринадцать мёртвых антрацитово-чёрных скорпионов.

* * *

— Если ты, животное, нынче ночью последуешь примеру собратьев и смоешься...

Рон хрюкнул, услышав, как друг говорит с верблюдом. Прошлой ночью тот не удрал, подобно остальным их спутникам — но ведь не удрал почему-то и прежде! А уж из оазиса в пустыню даже самая дурная скотина не побежит, думал он. Тут тебе и тень, и вода, и трава — чем не счастье? Даже, вон, кусты какие-то. На Гарри эти аргументы почему-то не действовали. Ну да и ладно.

Рона гораздо больше волновали размышления о боевых комбинациях, способных обезвредить громадного демонического пса-людоеда. Очень кстати вспомнился Пушок...

— Амира, а его музыкой усыпить можно?! — крикнул он через лужайку, мимоходом заметив, что Гермиона почему-то прячет глаза.

— Не знаю! — ответила принцесса, отчего-то напряженная и задумчивая.

Да кто ж их всех поймёт, думал Рон, собирая сухие и колючие ветки пакостного местного кустарника для костра: покушать хотелось и, желательно, горячего. Гарри, вон, опять в себя ушел — да так, что наружу тащить бесполезно. Девчонки и вовсе... Рон так и не понял, когда принцесса Азрака, почти на десяток лет их всех старшая, стала для него просто девчонкой, своим человеком — да и был ли смысл в этих размышлениях? Многие знания — многие печали, говорила его мама, а мама у них мудрая, хоть и слишком суматошная подчас.

Амира сказала, что к завтрашнему вечеру они дойдут до ещё одного оазиса, а на следующий день — до мест, где обитал Карсак-шайтан. Аппарировать в пустыне было слишком опасно. Так объяснила Амира, дежурно и небрежно велев вспомнить, что знают.

— Слушай, а почему ты уверена, что он будет там, куда ты нас ведешь? — тогда же спросил Рон, пользуясь моментом.

— Пустыня не отпустит, — задумчиво ответила принцесса, — и скорее он сам на нас не выйдет, чем я дороги не найду.

Для Рона было странно такое опасение, как и то, что она в разговорах никогда не говорит «Карсак» — только «он». Будто Волдеморт местный...

Из раздумий — вот ведь точно думать вредно! — его вырвал полный ужаса сдвоенный девичий вопль. Метнувшись назад, к костру, Рон увидел, что никакого кострища нет и в помине, а на его месте расползается песчаное пятно, из которого лезут чёрные скорпионы, подобные найденным прошлым утром. И в центре всего этого, хватаясь друг за дружку — Амира с Гермионой...

— Бегите, чего ждёте!!! — заорал он не своим голосом.

Гарри в это время попытался обратить треклятый песок, но ничего не вышло, девчонки вдвоем отбивались от скорпионов, с трудом успевая: пламенем, водой, камнями и пылью, сталью и льдом. Рон понял — они не могли оторвать ног от песка — когда уже сам ступил в него, бросившись на помощь, и начал тонуть в вязкой массе. Невербальным — Мерлин дери, впервые в жизни удавшимся нормально, да и то с перепугу — инкарцеро он зацепился за ближайшую пальму и потянулся к Гермионе с Амирой, пытаясь ухватить их. Палочка выскользнула из рук, улетев куда-то на траву, а сам он чуть не упал лицом вниз. Скорпионы, кажется, кончались, но пятно песка всё росло, превращалось в воронку, тянувшую внутрь и не собиравшуюся выпускать. Гарри по примеру друга послал инкарцеро — хотел вытащить всех одной петлёй, но в результате сам оказался утянут в пески, а верёвка каким-то образом испарилась. Скорпионы исчезли, но они четверо были уже по колено в песке. Рон ухватил всех друзей покрепче и попытался аппарировать — да хоть на другой край оазиса! — но не вышло... Песок доходил до пояса, от страха было нечем дышать, и с каждым мгновением оставалось всё меньше сил... Не было времени на отчаяние — не было времени даже моргнуть — до того, как их с головой накрыла темнота. Последнее, что Рон помнил — это как его ухватила за шиворот чья-то рука. Наверное, Гермиона всё же нашла выход, успел подумать он, она ведь у нас такая умница...

Потом невидимая рука пропала, зато появились твердая земля под затылком, шило в лопатке и камень под задницей. Не, точно мерещится, решил Рон и пошевелил рукой, пытаясь почесать оную часть тела.

— Лежал бы. Чудом жив остался.

Действие голоса, которым это было сказано, было напрочь противоположно содержанию фразы. Рональд Уизли подскочил, словно и не лежал бревном, развернулся... да так и сел, громко икнув. Напротив него, на настоящей зелёной траве, под тёмно-синим небом ночной пустыни сидел на корточках абсолютно живой и здоровый Сириус Блэк.

* * *

— А теперь пора спать, хорошие мои.

— Мам, но так же нечестно!

— Ты обещала до конца рассказать!

— Скажу по секрету: на самом деле ни у одной сказки не бывает конца, она всегда продолжается.

— Ну, мам!!!

— Скоро папа придёт, будет ругаться, что не спите. В конце концов, кому-то завтра в школу.

— А мы всё равно спать не будем, если ты не расскажешь!

— Устроим пьяный дебош!

— Джеймс! Ты откуда такого понабрался?

— Дядя Кингсли на прошлой неделе сказал: «Мои остолопы опять вместо культурного праздника пьяный дебош устроили!»

— Ух, покажу я дяде Кингсли... Шучу. Так уж и быть, слушайте дальше...

— Урааа!!!

— Тшш, Джи!

— Итак... На чём мы остановились?

— На том, как джинн перенёс принцессу и её друзей обратно в замок.

— Во-первых, не всех друзей, а только двоих, а во-вторых, они не сразу узнали про джинна.

— А верблюда куда?

* * *

— Отец, я требую, чтобы ты немедленно выпустил меня отсюда!!!

Султан скорбно отвёл очи: его долгом было спасти дочь. Когда сын рассказал ему, что чужеземцы сговорились погубить Амиру, он ещё был спокоен — четыре верных, обученных человека были с ней, да и сама — колдунья хоть куда. Но когда нукеры, ничего не помня о произошедшем, вернулись во дворец, султан был готов рвать на себе волосы. Дело обошлось, хоть и немалыми хлопотами. Амира теперь злилась на него за то, что он посадил двоих из её якобы друзей в темницу — третий, к счастью, сгинул в песках — но она всегда была доброй и мудрой девочкой.

— Ты ещё поймёшь и благодарна будешь! — не выдержал он на очередной вопль наследницы.

— Кому?! — воскликнула она, всплеснув руками. — Тебе?! Или моему драгоценному братцу, который приволок меня обратно во дворец?!

Инсара, отыскавшего в дворцовой сокровищнице лампу с джинном и потратившего все три желания на спасение сестры, действительно стоило бы поблагодарить — но об этом султан решил сказать дочери позже, наставления могли и подождать. А то, как бы и без них Амира тронный зал не разнесла. Да и сам Инсар здесь же был.

— А что?! — разгневанная фурия вдруг развернулась к брату. — Скажешь, не ты к нам скорпионов подсылал?! Не ты верблюдов разогнал и стражу?! Не ты им память стёр?! Не ты нас в песке утопить хотел?!

Принц ощутимо побледнел, султан же гневно воззрился на дочь:

— Да как ты смеешь так говорить?! Я тебя в комнате запру!

— Да хоть в темнице! — расхохоталась она, как безумная. — Только я всё равно разнесу этот дворец к мерлиновой матери! И ты мне не помешаешь! А потом исчезну отсюда настолько далеко, насколько смогу!

— Амира! — ахнул султан в изумлении.

— Кхм, отец... — решил сказать своё слово принц.

Девушка то ли выдохлась, то ли просто решила послушать, что же такого скажет брат.

— Отец, — повторил Инсар, — возможно, сестра не ошиблась, ошибся я, и чужеземцы не хотели зла.

Амира забыла, как дышать: с чего бы это ему за неё заступаться? А переведя взгляд с отца на брата, поняла: он испугался! Испугался её вдруг оказавшейся верной отчаянной догадки! Неужели это он... Неужели он действительно хотел их погубить?.. Насылал скорпионов, зыбучий песок и столь неожиданную в это время года бурю?.. Она во все глаза смотрела на брата, думая о том, что Инсар никогда не был злым или жестоким — только жадным до внимания и славы, а она... Амира вдруг поняла, что сама никогда не была особенно добра к брату. А он сказал, не отцу — ей:

— Есть способ узнать, — и протянул сестре узорчатый старинный кувшин, впервые в жизни что-то ей дал. — Я использовал свои три желания, твой черёд.

Амира забрала кувшин и, ласково мазнув ладонью по его тёплому от рук брата боку, загадала: пусть они все-все сейчас же окажутся здесь — и Гарри с Гермионой, мёрзнущие где-то в темницах под замком, и Рон, и бедняга-верблюд. Одного было жаль — что вот такой простой, древней магией не вытащить из пустыни её единственного человека.

Джинн появился в сине-фиолетовой дымке с ароматом пряностей, огромный, как грозовая туча, и такой же величественный.

— Приветствую, моя госпожа! Но это было уже два желания. Которое сначала исполнять?

Если бы всё не было так грустно, то было бы смешно — ведь совсем не сказочный джинн.

— Рона, — ответила она, подумав: Гарри с Гермионой и так сейчас приведут, а желания ещё могут ох как пригодиться.

— Сей момент, моя повелительница! — со щёгольской улыбкой отдал честь джинн и исчез.

И где только нахватался, устало подумала Амира.

— Да с чего ж ты взяла, что они невиновны? — поперхнулся от такого пренебрежения его персоной султан Аббас.

— Я всё же склонен полагать, что ошибся, — вновь выступил вперед Инсар. — Пленники едва способны на простое волшебство, они ещё дети.

Джинн обещал всего момент — и обещание выполнил. С процентами. Когда посреди зала, всего в шаге от неё, появился в сиреневой дымке не только Рон, но и Сириус с верблюдом, Амира была готова разрыдаться от нежданной радости и зацеловать даже верблюда. Она не успела... Её звезда, её пустынный бродяга первым шагнул к ней. Обнял так крепко, что дыхание перехватило, и тихо сказал:

— Я вернулся, моя принцесса, я победил пустыню.

— Мне хоть кто-нибудь удосужится объяснить, что здесь происходит? — тонким нервным голосом буквально пропел султан, плюхнувшись на трон.

А принц Инсар не нашел ничего умнее, чем сказать:

— Познакомься, отец, Карсак-шайтан.

— И ваш будущий зять, — нахально добавил Сириус, пользуясь моментом.

— Моя дочь пойдёт замуж только за особу королевских кровей! — выдал «счастливый» тесть почти фальцетом.

— Быть Блэком — всё равно, что быть королем, — тяжело и спокойно, но без когда-то звучавшего в гостиной родного особняка гнева сказал Сириус, и султан посмотрел на него более осмысленно.

Воздух звенел, как натянутая струна: слишком для многих людей сразу что-то из происходившего в этот день было впервые в жизни. И всё это было разорвано тихим шёпотом незаметно появившегося в зале Гарри:

— Хоть кто-нибудь скажет мне, что это не бред?

Джинн, перед тем как нырнуть обратно в кувшин, объявил:

— Простите, моя госпожа, старого шутника. Одно это было желание, у вас ещё два остались!

* * *

Прощались несколько дней спустя, уже держась за обратный портал, зачарованный не кем-нибудь, а принцем Инсаром. Вскоре после произошедшего в тронном зале навестившим сестру. О чём они говорили, не знал никто, кроме Сириуса, который во всеуслышание грозился придушить гадёныша, но отступил перед слезами невесты. До слепа счастливый Гарри почти ни на шаг теперь не отходил от крёстного, а с лица его не стиралась улыбка. Гермиона всё гадала, знал ли о чём-нибудь таком Дамблдор, отправляя их сюда, и пришла к выводу, что мог и знать. Рон сдружился с джинном и уговорил его, что в Англии ему будет интереснее, а тумана для прикрытия — куда как больше; всё равно лампу принцесса забирала с собой — единственную памятку о родном доме, как и магический перстень. Султан громыхал, что к свадьбе-то уж он ей отправит, а принцесса поправляла: привезёт. Про войну ему почти ничего не говорили, а Сириус не смог убедить своенравную Амиру остаться в Африке... пока не станет безопасно. Диадему — подумать только, оказалось, принадлежавшую самой Ровене Равенкло! — султан Аббас отдал гостям даже с радостью, запаковав в три короба. Не лично, конечно, ибо не подобает.

И вот теперь прощались. Сошёлся народ Азрака, Великого Тайного Города Пустыни, чтобы проводить свою принцессу. Махали платками, ладонями, кто чем придется, выкрикивали добрые напутственные слова, от которых у Амиры наворачивались слёзы на глаза.

— Три, — начал отсчет Инсар, — два, — она взглянула напоследок на отца и брата, — один...

Мир стянулся в узкую трубку, на одном конце которой остались отец и сын, на другом — пятеро друзей. Жизнь ещё не вернулась в привычные берега, и никто пока не понял, насколько всё изменилось.

* * *

— Мам, но неужели то пророчество столетней ведьмы так и не сбылось?

— Сурия, звезда очей моих, это слишком грустная глава для нынешнего вечера...

— Ну, мам...

— Северным ветром из пророчества обернулся Том Риддл, взявший после имя Лорда Волдеморта. Он прибыл ко дворцу султана Аббаса, чтобы спрятать диадему Основательницы, в которую заключил частицу своей чёрной души, и почерпнуть из источника древних, прочими народами утерянных знаний... Королева Джалила чувствовала зло, принесённое в её дом, и, чтобы сокрыть пагубную магию хоркрукса, пожертвовала своей жизнью... Так ветер разлучил её с дочерью. После же, не забывайте, именно в поисках диадемы, друзья принцессы Амиры впервые прибыли в Азрак...

— Мама, а расскажи ещё про то, как принц хорошим стал!

— Ну всё, Джеймс Сириус Блэк! Спать! А то...

— Мам, щекотно же!

* * *

Быть может, в другой раз вам доведется услышать о том, как победили Волдеморта, или о принце Инсаре, или о дальнейшей судьбе пожилого шутливого джинна... О том, как хулиганила Амира на улицах Азрака, или о том, как Сириус оказался в пустыне после Арки Смерти... Все может быть, но пока наша история заканчивается. И пусть вам, как Джеймсу и Сурие, приснятся во сне лазурные башни Азрака, Великого Тайного Города Пустыни.