Что такое старость? (джен)

Когда приходит старость? В момент, когда тебе исполняется какой-то определенный возраст? Или когда в волосах становится уж слишком видна седина?

Или когда раньше были действия и решения, а теперь остались лишь воспоминания и раздумья? Наверное, этот вариант более предпочтительный.

Когда приходит старость к героям? Наверное, когда ящики в письменном столе начинают разваливаться от огромного количества орденов и благодарностей. И когда тебя приглашают на всякие празднества, гордо нарекая ветераном.

Когда приходит старость к злодеям? Когда они, эти самые злодеи, проигрывают не только победителям, но и времени. Когда тебя перестают бояться, а только презирают. И, наконец, почти что забывают.

Когда пришла старость ко мне, Люциусу Малфою?

Наверное, когда я после смерти своей любимой жены остался одинок в огромном поместье в компании собственных воспоминаний.

Свет.

Я помню знакомство с Нарциссой. Даже не так... Знакомы мы были с того самого дня, как она поступила в Хогвартс, а я уже был на третьем курсе. И, честно говоря, какая-то маленькая девочка очень мало меня волновала, просто все в Слизерине рано или поздно становятся знакомыми, особенно когда принадлежат к таким древним родам, как наши. Тогда я уже казался себе взрослым, а первокурсницы выглядели милыми пестрыми птичками — такие все были хрупкие, напуганные новой жизнью и мелкие.

Однако я увлекся Нарциссой, когда мне исполнилось семнадцать. Припоминаю, в Хогвартсе тогда устроили бал, но не помню причину.

И она была там — единственная женщина, которую я сумел полюбить по-настоящему. Мы танцевали всего один танец, но мне казалось, что за эти несколько минут у меня выросли крылья! Ведь чувства, которые я испытывал к своей матери и сестрам, вряд ли можно было назвать искренней любовью — скорее, уважением. Да и откуда могла взяться любовь, если я почти не видел родителей? С пяти лет я воспитывался у своего троюродного дяди по линии отца — у него было что-то вроде школы для детей, еще не доросших до Хогвартса. Конечно, для избранных детей из старинных семей — таких, как я.

Словом, мои родители просто избавились от меня — мать была слишком занята организацией различных приемов, а отец слишком увлечен увеличением семейного богатства, чтобы даровать свое внимание своим трем детям. Вскоре, правда, ребенок у них остался один.

Джульетта, моя старшая сестра, упала с лошади , когда ей исполнилось тринадцать. От удара сломался позвоночник и сильно повредилась шея. Девушку нескоро нашли, было уже поздно — она скончалась на следующий день. Меня известили о ее смерти и позволили присутствовать на похоронах. Впервые я видел некое подобие слез в глазах своей матери в тот страшный день.

Второй раз — и последний на моей памяти — мать плакала, когда от странной магической болезни умерла моя младшая сестра, малышка Мадлен. Мне было двенадцать, и я уже не плакал, как когда-то от потери Джульетты. Мадлен было три года, я почти ее не видел — ведь вначале жил у дяди, а потом отправился в Хогвартс.

Став единственным ребенком в семье, значительных перемен я в отношении родителей ко мне не ощутил.

Я встречался с девушками. И, признаюсь, не одна и не две просыпались в моей постели. Но это и отличало их от Нарциссы — такой неприступной и гордой, как она, я еще не встречал. Я добивался ее целый год! А потом окончил школу и вернулся домой ни с чем. Нарцисса просто меня игнорировала! Влюбленный по уши, я не находил себе места, не спал и не ел, совсем истощал... И вдруг от нее пришло письмо!

Я до сих пор храню его — зачитанное за пятьдесят лет, прошедшие со дня его прихода.

Оно лежит сейчас на письменном столе в моем кабинете, и я читаю его каждый день с тех пор, как Цисси умерла.

Всего несколько строк, но в семнадцать они казались мне письмом из рая:

«Дорогой Люциус!

Как твои дела? Мы давно не виделись, и мне интересно, чем ты занимаешься после окончания школы. Полагаю, что есть возможность нам встретиться и немного пообщаться.

22 сентября мои родители устраивают бал в честь моего пятнадцатилетия. И я была бы рада, если бы ты был моим кавалером в этот день.

С нетерпением жду твой ответ.

Нарцисса Блэк»

Я был ее кавалером в тот вечер. И в последующие тоже. Полагаю, это был весьма изысканный метод Нарциссы узнать меня лучше. Ведь одно дело было бы встречаться в школе, где нет никаких запретов, где я могу свободно делать все, что захочу, и добиваться ее так, как решу нужным. А вот видеться только в окружении других — десятков представителей высшего сословия — и не сметь проявить свои чувства, кроме как страстным взглядом или же комплиментом, произнесенным на ушко... Я с трудом и гордостью прошел испытание — после полугода таких «сопровождений на приемы» Нарцисса согласилась на свидание.

Она была лучиком света в приближающейся тьме.

Она и наш сын Драко.

Полагаю, она любила его даже больше, чем меня. А я, страшный ревнивец по натуре, готов был все отдать нашему ребенку. Я хотел бы дать все своей семье, однако в результате жизнь, которую они прожили со мной, оказалась сущим адом.

* * *

Я любил только себя и свою семью. И только с семьей я был человеком. Однако в мире окружающем я... я был Люциусом Малфоем, человеком, который с молодых лет поддерживал Темного Лорда, был Пожирателем Смерти, циничным, бессовестным, страшным.

Тьма.

Тьмы в моей жизни было куда больше света. Да, конечно, я мог бы сказать, что в юности мое поведение оправдывалось взглядами моей семьи — Малфои рьяно поддерживали взгляды Лорда на важность чистой крови, на место магглов в ногах колдунов и так далее... Однако мне самому нравились его идеи. И я — только я сам! — согласился стать его приспешником, согласился уничтожать недостойных, идти по головам к «высокой» цели.

Я мучил тех, кого Дамблдор и его единомышленники назвали бы невинными. Я мог заклясть человека «Иперио» и приказать замуровать себя в стене, а потом идти на прием Министра Магии в честь принятия какого-то особо гуманистического закона.

Я упивался болью и страданием, убивал, калечил и унижал. А потом улыбался и развлекался.

Однако иногда, в особо мрачные и насыщенные кровавыми потехами вечера, я возвращался домой и не мог ни взглянуть Нарциссе в глаза, ни заговорить с ней. Это были те минуты слабости, которые я не мог себе простить и о которых знала только моя жена.

Было ли это угрызениями совести? Если да, то очень изощренными и специфическими. Впрочем, чего мог ожидать такой человек, как я? Чтобы испытывать те муки совести, которые привычно считать похожими для всех людей, надо эту совесть иметь. В моем же случае... вряд ли можно говорить что-то наверняка.

В нашей семье я один был совершенно неспособен сделать малейший хороший поступок для других. Драко после войны признался мне в том, что узнал Поттера, когда его с друзьями поймал и привел в Мэнор Грейбек. Признаться, я не был шокирован. Ведь после того, как во время Последней Битвы Нарцисса солгала Темному Лорду в лицо, я не мог ожидать, что наш сын будет больше похож на меня, чем на нее.

Я даже ощутил некое подобие радости в тот момент, осознав внезапно, что жизнь имеет смысл тогда, когда ты выиграл, а не тогда, когда после всеобщего страха пришли унижение и моральная нищета.

Ко мне они пришли. А у моего сына есть еще шанс идти другой дорогой. Свой первый шаг он уже сделал — женился на полукровке, некой Анне Фрэнкинсон. Не знаю, где они познакомились. Не знаю, где они сейчас, ведь Драко с женой очень часто в разъездах, работают вместе и путешествуют по всему миру. Летом они дома — мой сын очень любит своих троих дочерей и сына и не собирается отдавать их кому-либо на воспитание на время каникул.

Мерцанье.

Они приезжают ко мне иногда. Младшую Драко назвал Нарциссой — она родилась годом позже смерти бабушки. Она невероятно напоминает мне жену — те же светлые прямые волосы, тот же гордый — да-да, в ее двенадцать! — взгляд. И только глаза у нее не серые, как у всех Малфоев, а зеленые, как у матери. Невероятно.

Я люблю своих внуков. Странно признаться, но в моей старости есть еще не только тьма, в ней есть и то, чего не было в молодости: понимание и даже радость за сына, который смог полюбить, несмотря на все то, чему я его учил.

Не скажу, что я в восторге от молодой миссис Малфой. И она меня не обожает. Однако ради Драко мы готовы терпеть друг друга.

И иногда я даже рад ее видеть. Ведь она — та самая дорога, ведущая моего сына к свету. А Драко ведь не что иное, как частичка меня и моей души.

Так может, и для меня еще не все потеряно.

Надежда.

Я ожидаю конца своей жизни в одиночестве, иногда озаряемом светом моих родных. Я знаю, что не смогу второй раз прожить жизнь и не смогу исправить ничего из прошлого. Моя душа все еще так холодна и изранена, что я даже не имею сил научиться чувствовать раскаяние. Передо мной постоянно стоят образы давно минувших дней. Как к Скруджу из произведения маггловского писателя Диккенса являлись призраки Прошлого, Нынешнего и Будущего Рождества, так ко мне являются призраки прошлых действий и надежд, нынешних разочарований и боли от странной и страшной жизни, от потери моего ангела Нарциссы.

Однако я, старый Люциус Малфой, несмотря на боль и страх, все же смею надеяться, что в будущем есть еще что-то, кроме одиночества и медленного угасания.

Когда наступила моя старость? Когда я потерял свою жену.

Когда я начал жить? В свои семнадцать, когда влюбился; и лишь в те краткие моменты я жил, когда моя любовь была со мной.