Вскрыть через тридцать лет (джен)

После Последней Битвы у Гарри было только одно желание: как можно скорее уйти из Хогвартса и побыть какое-то время наедине с собой. Слишком много слез и боли принесла эта победа… У нее был отчетливый запах гари и привкус крови.

От Поттера постоянно чего-то хотели: интервью, подписания каких-то бумаг, присутствия на похоронах или помощи с раненными. Он никому не отказывал, но вся вереница событий, меняющихся быстрее картинок в калейдоскопе, его необычайно выматывала. С каждым днем желание покоя превращалось в жизненную потребность.

— Я больше так не могу! — заявил Гарри профессору МакГонагалл в один из вечеров, когда в Больничном крыле скончался четверокурсник из Когтеврана. — Мне нужно побыть одному хоть пару дней, а потом я вернусь.

Преподавательница трансфигурации, а теперь исполняющая обязанности директора, только рассеянно кивнула, выражая свое согласие. Поттер даже замер от удивления — неужели все оказалось так легко? Просто придти и попросить? Никаких нотаций или вопросов? В это так сложно было поверить!

— Тогда я пойду? Можно воспользоваться вашим камином? — спросил Гарри.

— Подожди минуточку, — в голосе профессора МакГонагалл звучала вся накопившаяся усталость. Молодость ее давно прошла, и время нещадно неслось, оставляя за плечами груз воспоминаний и опыта.

Она подошла к одному из шкафов в директорском кабинете и достала откуда-то маленькую картонную коробочку с надписью: «Выпуск 1978 года». Применив несколько заклинаний, Минерва вскрыла ее и, немного порывшись, достала несколько конвертов. Затем ненадолго крепко о чем-то задумалась и добавила к ним еще один.

— Это послания в будущее, которое писали твои родители и их друзья на четвертом курсе. Тогда предполагалось, что они вскроют их через тридцать лет, то есть в две тысячи четвертом году… Но из этого выпуска практически никто не выжил… Я думаю, тебе будет интересно прочесть, что они могли написать самим себе.

У Гарри в горле словно застрял противный ком, который мешал ему нормально дышать. Спустя несколько мгновений ему все же удалось взять себя в руки, после чего он бросился к МакГонагалл благодарить ее. Эти конверты были величайшей ценностью и значили для него куда больше, чем обещанный Орден Мерлина.

Быстро попрощавшись с директором, Поттер отправился в дом на площади Гриммо, который встретил его пустотой, темнотой и затхлым воздухом. Помещение определенно требовало уборки, но это было последним, что его интересовало в тот момент. Преодолев несколько десятков ступенек, он буквально ворвался в комнату, которую когда-то занимал.

Письма жгли его руки. Наконец-то выровняв дыхание и закутавшись в толстый плед, Гарри внимательно начал рассматривать конверты. Их было шесть: Эванс, Поттеру, Блэку, Ремусу, Петтигрю и Снейпу, — значилось на них тусклыми зеленоватыми чернилами.

Юноша удивленно уставился на них. Он не ожидал, что МакГонагалл отдаст ему что-то принадлежавшее Питеру или Снейпу. Гарри до сих пор не знал, как правильно относится к бывшему преподавателю зельеварения. Ненависть, взращенная в сердце за столько лет, вмиг обратилась в пыль.

Тяжело вздохнув, Поттер закрыл глаза и наугад вытянул один конверт, размашисто подписанный: «Сириусу Блэку».

Гарри дрожащими руками вскрыл его и громко чихнул от вылетевшего из него мерцающего порошка. Внезапно ногти на его руках перекрасились в синий цвет, и на них появилось изображение волка. Зеркала в комнате не было, но Поттер вполне мог предположить, что и его волосы приобрели какой-нибудь яркий оттенок. Парень покачал головой, только Блэк мог заниматься чем-то подобным, серьезно полагая, что совершает прорыв в магии.

Осторожно развернув послание, написанное на половине неровно оторванного пергамента, юноша принялся читать:

«Привет, Сириус!

Пишу тебе я, самый главный авантюрист четвертого курса Гриффиндора. Скорее всего, ко времени прочтения ты обзавелся большим брюшком, красивой женой и несколькими любовницами. Не удивлюсь, если у тебя целая куча детишек потому, что, по словам Луни, я слишком безответственен и не способен думать о последствиях в тех ситуациях, когда они обязательно будут.

А вот кем буду работать — совсем не представляю, возможно, из меня получилась бы отличная собака-ищейка, которая служит в Аврорате. Так же я надеюсь, что мое чувство юмора за тридцать лет совсем не атрофировалось, и ты понимаешь, что предыдущее предположение было шуткой. Не знаю, что мне еще написать.

Единственное, чего я желаю — это быть счастливым и независимым от кого-либо. Самое страшное для меня — попасть в зависимость от кого-то. Возможно, мой боггарт принял бы вид цепей… Интересно, став старше, я боюсь того же? Или уже после брака смирился с подобными ограничениями?

Жаль, что ты не можешь мне ответить прямо сейчас.

P.S. Экспериментальный образец порошка, который находится в конверте, будет отправлен сегодня Нюнчику! Хотел бы я посмотреть, что станет с этим ничтожеством через тридцать лет.

С уважением к самому себе, твое прошлое “я”».

Гарри еще раз прочел письмо. Оно было в духе Сириуса: суетливый стиль написания, который выражался в неровных строчках, беспорядочность мыслей и отсутствие предположений о том, чего можно ожидать от себя в ближайшем будущем.

Поттер прижал колени к груди и с грустью посмотрел на пергамент. Его крестный больше всего боялся цепей, которые лишили бы его свободы и не позволили ему, словно необузданному потоку ветра двигаться по жизни. И юноше казалось высшей степенью несправедливости, что судьба распорядилась так, что самые сильные страхи Сириуса реализовались. Большую часть отпущенного времени он был заперт, лишен возможности делать то, что хочет, идти туда, куда его тянет…

Думать об этом было больно. И Гарри упрекнул себя за то, что когда-то сетовал на недостаток собственной свободы. Его подростковые обиды не имели ничего общего с тем чувством, которое могло появиться у крестного после того, что ему пришлось вынести.

Сириус умер… В некотором роде, по его вине, но в то же время свободным. Вряд ли он желал для себя иной гибели, чем пасть в поединке, защищая дорогих ему людей.

Прервав свои грустные размышления, Гарри выхватил еще один конверт. Подпись «Питеру Петтигрю» сиротливо приютилась в левом нижнем углу конверта, будто бы стремилась быть как можно менее заметной и не портить собой чуть желтоватую бумагу конверта.

С некоторым чувством брезгливости Поттер все-таки извлек сложенный вчетверо лист пергамента. Судя по небольшому размеру и неровному краю, именно с Питером Сириус поделился бумагой, ну, или наоборот…

Взаимовыручка в таких мелочах, но какое кошмарное предательство, когда дело коснулось чего-то гораздо большего!

«Здравствуй!

Мне очень интересно, каким я стал сейчас. Наверное, работаю министерским клерком и до сих пор мечтаю о повышении. Сколько себя помню, я всегда был слишком незначительным и незаметным. Несмотря на все усилия, меня никогда уважали. К моим достижениям относились с безразличием. Это очень обидно!

Даже сейчас я тень. Я хотел бы, чтобы Джеймс был моим лучшим другом, спрашивал совета, когда влипал в какие-нибудь неприятности, но видимо этого никогда не произойдет. Он принимает мою помощь, будто бы оказывает мне этим величайшую услугу! Я не могу вынести этого… Это так мерзко!

Наверное, глупо писать себе в будущее нечто подобное потому, что, скорее всего, после выпускного мои пути с теми, кого я считаю друзьями, разойдутся… Было бы здорово оставить Англию и уехать куда-нибудь далеко…

Я хотел бы стать известным, сильным, влиятельным и владеющим нужными связями, чтобы другие искали моей благосклонности, но совсем не уверен, что что-то подобное когда-то произойдет. Возможно, причиной этого является то, что я всегда остаюсь где-то позади.

Надеюсь, когда-нибудь у меня хватит силы, чтобы вырваться вперед из тени к своему солнцу.

Пока что слабый духом, Питер Питтегрю».

Гарри какое-то время просто не мог придти в себя. Его руки почему-то дрожали, а мысли путались. Слабость и чувство собственной неполноценности толкнули Питера на путь саморазрушения и уничтожения других. Он сделал несравненно много для Волдеморта, но в итоге ничего не получил кроме боли и молчаливого разрешения находится поблизости от Пожирателей. Петтигрю не дали никаких привилегий. Сначала Люциус Малфой, а позже Северус Снейп были в почете у его хозяина. Их советам он внимал, на них полагался… А Питер так и оставался крысой и предателем, объектом всеобщего презрения… Единственный благородный поступок в его жизни послужил причиной его смерти. Возможно, это было его последней попыткой найти путь к своему солнцу…

Поттер сомневался, что сам был способен на предательство, даже если бы он тоже всю жизнь чувствовал себя незначительным… В каком же отчаянии должен был находиться Питер?

Весь внутренний мир Гарри переполняли противоречивые эмоции. Было неправильно жалеть тех, кто участвовал в том, чтобы отправить его родителей на тот свет… Но он не мог ничего поделать со щемящим чувством в груди.

Следующий конверт поспешно оказался в руках Поттера. Каллиграфический почерк Люпина сразу же давал понять о том, кто автор этого письма, еще до того, как была прочитана подпись.

«Я не уверен, что смогу прожить так долго, так что если ты сейчас это читаешь, то привет, счастливчик!

Мне интересно, как изменится мир за тридцать лет. Найдут ли способ избавить оборотней от ликантропии и перестанет ли магическое общество страдать от собственных предрассудков?

Видимо, это слишком сложные вопросы. Вообще, мне кажется, что магический мир не развивается и стоит на месте. Быт моих родителей практически не изменился со времен их молодости, так же не появилось никаких новых разработок в области зельеварения или чар.

Возможно, я пессимист, но мне слабо верится, что в будущем может что-то измениться. Скорее всего, несмотря на отличное образование, придется бедствовать и перебиваться спонтанными заработками.

Все это звучит печально, но сейчас я счастлив. У меня есть трое прекрасных друзей, которые делают для меня не меньше моих родителей. Сложно поверить, что кто-то способен искренне желать добра такому, как я…

Надеюсь, что там, в будущем, у меня все-таки все будет хорошо. Я вылечусь, обзаведусь семьей и детьми… А рядом со мной останутся мои верные друзья…

Преисполненный сомнениями и надеждами, Ремус Люпин».

Гарри зажмурился, сдерживая слезы. Даже тогда, на четвертом курсе Ремус понимал, что его ожидает далеко не самое безоблачное будущее, но он был искренне благодарен за то, что кто-то пытался сделать его настоящее светлым. Видимо, ему было очень тяжело, когда друзья стали его подозревать после того, как узнали, что в Ордене появился шпион. Он был наиболее очевидной кандидатурой для роли предателя — отчаявшийся оборотень, от которого все отшатывались как от прокаженного, а Волдеморт предлагал таким, как он много привилегий и прав после своей победы.

Люпин был очень сильным человеком, который не потерял своей доброты, открытости и желания помочь за жестокостью мира и огромным количеством перенесенной боли.

Поттеру иногда казалось, что Ремус в свое время должен был попытаться добиться суда над Сириусом. Но мог ли он действительно сделать это? Кто бы стал слушать оборотня, когда были практически неопровержимые доказательства вины Блека? Его просто отправили бы в Азкабан следом за ним, объявив соучастником преступления. Юношу обожгла волна стыда за свои прошлые мысли.

Теперь остался Тедди — еще одна жертва войны. Он никогда не увидит своих родителей, не испытает тепла их любви… Поттер в этот момент поклялся себе, что сделает все возможное, что этот ребенок никогда не страдал. А чуть позже, когда Тедди сможет правильно все осознавать, он отдаст ему это письмо.

Гарри стало совестно и за то, что он не ценил так своих друзей, что ни разу не поблагодарил их за то, что они так сильно рисковали собой, каждый раз ввязываясь вместе с ним в разные авантюры…

Парень с тяжелым вздохом перевел взгляд на оставшиеся конверты. С каждым письмом он открывал что-то новое в людях, которых, казалось бы, он знал. Закрыв глаза, Гарри потянул очередное послание.

«Джеймсу Поттеру» — чуть неразборчивый почерк, чем-то сходный с его, и несколько клякс на конверте.

«Привет тебе, Поттер!

Ты, наверное, сейчас читаешь это письмо и завидуешь себе четырнадцатилетнему. А как иначе-то? Я-то пока красавчик с роскошной шевелюрой, а у тебя наверняка уже появились залысины, и ты теперь, как некоторые великовозрастные идиоты, пытаешься зачесывать волосы набок, чтобы скрыть это.

Пытаюсь представить это! Наверное, выглядит подобное весьма уморительно. У меня сейчас все отлично. Хочу сегодня еще раз признаться Эванс в любви, но больше цветов ей дарить не буду. На прошлой неделе она меня ими избила по лицу за то, что я прилепил Снейпу в волосы магическую жвачку. А что мне еще оставалось делать?! Может быть, это поможет ему, наконец, вымыть голову, а то он в библиотеке елозит своими сальными патлами по страницам, а нам потом после него приходиться накладывать очищающие чары на книги.

Вообще, жизнь в Хогвартсе бурлит, в принципе, мы этому весьма способствуем и не даем трясине скуки и учебы засосать нас и остальных!

Наверное, ты сейчас аврор или охотник в какой-нибудь квиддичной команде. Я не вижу себя занимающимся чем-либо другим. Надеюсь, что у меня так же есть очень красивая и умная жена. В идеале, похожая на Лили Эванс, ну или она сама.

Своих детей я представляю плохо, могу только предположить, что они так же, как я любят метлы и розыгрыши. Еще больше мне хотелось бы, чтобы они были здоровыми и счастливыми. Остальное не так значимо.

Я совершенно не знаю, что еще можно написать самому себе. Засим спешу откланяться.

С уважением, господин Сохатый».

Легкомысленность отца была в каждой строчке. Он был так оптимистичен, уверен в себе и энергичен! Совершенная буря эмоций и желания каких-либо действий. Гарри досталась его внешность, импульсивность и любовь к полетам. В остальном они сильно отличались друг от друга. Их часто сравнивали, но Гарри и отец были разными. В сыне не было такой независимости и непосредственности. Его же отец излучал уверенность в себе, и он явно не стал бы теряться, когда потребовалось бы пригласить девушку на бал.

Гарри было приятно прочесть, что, даже учась на четвертом курсе, отец уже тогда хотел, чтобы он был счастливым. Это было очень приятно слышать.

Конверт, подписанный «Лили Эванс», оказался самым тяжелым среди просмотренных ранее. Внутри лежал брелок, сделанный в виде маленького черпака, который использовался зельеварами для наполнения фиалов.

«Привет!

Если ты читаешь сейчас это письмо, значит, ты нашла время на то, чтобы придти на встречу выпускников.

Я не могу быть уверенной в чем-то касательно будущего, ведь жизнь настолько непредсказуемая штука… Но сейчас мне хотелось бы, чтобы у меня был муж серьезный, умный, сдержанный и добрый, чем-то похожий на Северуса. Еще я хотела бы двух детей: сына и дочь. Именно в таком порядке! Чтобы брат всегда оберегал свою сестренку. Мальчика бы я назвала Гарри, а девочку Софией.

Моя будущая профессия будет непременно тесно связана с зельеварением. Этим своим увлечением я заразила и Северуса. Ему все-таки нравится в большей степени заниматься созданием новых заклинаний, но он с удовольствием возится со мной возле котла. Я знаю, что он вряд ли о себе много напишет, так что я делаю это за него.

Он прекрасный человек, очень внимательный и эрудированный. Северус знает столько интересных вещей! А еще он умеет заставить Петунью перестать говорить гадости одним только взглядом! Правда, я не уверена, можно ли отнести это к достоинствам.

Не могу представить друга лучше и надежнее, чем он. Очень надеюсь, что Северус всегда будет рядом со мной.

Мое будущее я, пожалуйста, будь счастливой и доброй! Не позволяй миру ожесточить тебя.

Девочка из прошлого по имени Лили…»

Гарри лег на бок и несколько раз прочел написанное. Казалось, что на какой-то миг Лили Эванс стала ближе к нему. Его мама была такой светлой, такой искренней. Снейп действительно прав: в такую девушку, как она, не возможно было не влюбиться.

И Лили с такой нежностью рассказывала о своем друге…

Мысль о том, какой чудесной матерью была бы эта девушка, если бы она смогла остаться в живых, причиняла невыносимую боль. Лили каждый день баловала бы своего сына сладостями, рассказывала что-нибудь интересное и учила каким-нибудь заклинаниям или иным магическим вещам…

Глаза жгло от не пролитых слез и, стараясь остановить подступающую истерику, Гарри схватил последнее письмо, надеясь изобилием сарказма подавить ноющую боль в груди.

Конверт при открытии едким, чуть помолодевшим голосом зельевара спросил:

— От врагов?

В памяти сразу всплыла желтоватая страница учебника Принца-полукровки и выведенная чуть угловатым почерком кривая надпись на полях.

— Сектумсемпра, — прошептал Гарри.

Какое-то время ничего не происходило, а потом конверт буркнул что-то наподобие «верно» и выплюнул совсем небольшой листок, который не был исписан даже наполовину.

«Я хочу, чтобы Лили Эванс стала моей женой и родила мне сына, который бы гордо носил вторым имя Северус и верил в то, что его отец самый прекрасный в мире человек. Мне больше ничего не надо, разве что только работу в Отделе Тайн, связанную с изучением воздействия темных проклятий и артефактов».

После этого Поттер уже не мог сдерживать слезы. Снейп действительно всегда любил его мать. Он не представлял своей жизни без нее, ведь даже мысли о будущей профессии волновали его меньше, чем призрачная возможность быть вместе с любимой девушкой всю свою жизнь. Скорее всего, момент, когда Лили отвергла их дружбу, стал крахом его мира.

Гарри сразу вспомнил, что так ни разу не поговорил с Джинни после Последней битвы… Когда-то на далеком шестом курсе они мечтали о том, что у них будет большая семья и много-много детей…

Поттер призвал из соседней комнаты пергамент, чернильницу и клей. Через несколько минут он вывел на только что трансфигурированном конверте: «Гарри Поттеру. Вскрыть через тридцать лет». Оставалось только написать письмо самому себе… И если повезет, то он прочтет его много лет спустя в окружении своих детей, а может быть уже и внуков…