Лунный человек (гет)

— Пожалуйста, останься.

— Ты же знаешь, что это неправильно.

— Сердце не переубедить, глупая. Я люблю.

— А я... нет. Это не любовь — просто привязанность. Как собачонка привыкает к хозяину.

— В данном случае собака — это я.

Сириус рассмеялся тявкающим смехом и ласково прижал подругу к себе, скорее чтобы самому ощутить её тепло. Ему было это настолько же важно, как любому человеку — дышать, а отпустить значило задохнуться, и он не отпускал.

— Почему ты всё превращаешь в шутку?

— Время сейчас такое, что постоянно грустно. А я вношу небольшие поправки в свою однообразную жизнь. И твою.

— Нет, ты лишь всё путаешь. И, знаешь, всё по-другому. Мне вовсе не нравится путаться.

— Если бы не нравилось, ты бы не приходила ко мне. Только на собрания Ордена и уходила бы домой. Но ты подолгу задерживаешься. Не за обсуждениями заданий. Ты идёшь в мою комнату и ждёшь, если меня там нет.

Она тихо всхлипнула у него на груди, пытаясь возразить и одновременно понимая, что это правда.

— Ничего не хочешь мне сказать?

Взгляд синих глаз стал суровее, мелькнула искорка угрозы. Девчонка сжалась, став похожей на виноватого котёнка. Он, на самом деле, обожал ругаться на неё только потому, что она вмиг смирела и становилась послушной.

— Нет, — неуверенно, почти вопросительно произнесла она, заправляя прядь волос за ухо ловкими пальчиками.

Он подхватил её на руки и прижал спиной к стене, после чего прошептал, почти касаясь её губ своими:

— Нет? А про то, что ты прошлой ночью сбежала от Меды — от своей матери? Что Римус едва успел выдернуть тебя из-под колёс автомобиля?

Она зажмурилась, явно готовясь к чему-то не очень приятному для неё.

— Зачем? И почему не пошла ко мне?

— Поэтому и сбежала! Чтобы усмирить желание возвращаться к тебе! Чтобы жизнь тебе не портить!

— Глупышка, — вздохнул Блэк, неся свою ценную ношу в спальню. — Как только ты скажешь, что всё кончено и ты не хочешь меня больше видеть, я отпущу тебя и никогда больше не появлюсь в твоей жизни, ясно?

Он навис над ней, давая понять, что разговор окончен.

— Не на-адо, — заскулила беглянка.

— Мне уйти? Отправить домой? — слегка раздражённо спросил Сириус.

— Нет, — захныкала она. — Ты не знаешь.

Ну что за дурочка. Ведёт себя, как маленькая. Хотя именно такой он её и любит. Но ему нелегко было поспеть за такой сменой её настроения, поэтому порой это выводило его из себя, а иногда он даже срывался на ней. Но потом всегда заглаживал вину.

— Чего же? — уже спокойнее поторопил он.

— Ты правильно сказал, что Рем спас меня. Сильно накричал, схватил за шкирку и вернул к родителям. Остался, опасаясь, что сбегу снова. И... мы с ним спали вместе, — выдохнула она.

Ему, наверное, следовало разозлиться, но он опустился на кровать рядом, подперев голову рукой. Она подняла на него по-детски огромные глаза, полные горечи и сожаления.

— Мы не... ничего не было, но... Нет, ты убьёшь меня.

Ему прекрасно было известно, что Лунатик спит без рубашки, а она в любимой полупрозрачной тунике. И кто знает, что было той ночью, пусть и не запретного, но и далеко наверняка не невинного.

— Не бойся. Сначала скажи, потом подумаю.

— Мне кажется, я в него влюбилась, — тихо проговорила она.

— Я рад, что ты наконец-то это поняла.

— Поняла?

— Это же очевидно. И он так смотрит на тебя.

Девушка отрицательно помотала головой, стиснув зубы, и осторожно уселась сверху, чтобы случайно не причинить ему боль, которой он и так уже немало за всю жизнь натерпелся. А становится причиной новой, пусть и столь незначительной, ей совсем не хотелось.

— И меня любишь, да? — тепло усмехнулся он.

— Поцелуй меня, — она закусила губу и упёрлась ладошками ему в грудь.

— Сначала попроси хорошенько.

— Сириус Блэк, не заставляй меня делать то, что мне совсем не хочется делать с тобой!

Он состроил недоверчивую физиономию, чтобы подразнить малышку. У неё на щеках мигом выступил недовольный румянец, глаза вспыхнули малиновым огнём, а розовый язычок непроизвольно скользнул по пересохшим губам. Ему едва удалось сдержаться, чтобы не повалить её и не исполнить многократно её просьбу, чтобы она тихо постанывала и молила то остановиться, то продолжить.

— И что же ты сделаешь? — лениво протянул Блэк.

Со словами о том, что ему лучше не знать, она чуть наклонилась так, что пышные локоны синего цвета упали вперёд, губы её растянулись в ухмылке от предвкушения.

— Ты такая красивая.

— Не заговаривай мне зубы.

— Тебе? Никогда.

— Я жду, к твоему сведению.

— Попроси, — хмыкнул он.

— Ах так? — прищурилась она, сжимая кулачки.

Он безразлично наклонил голову, и тогда девчонка вспыхнула. С него будто по щелчку исчез джемпер, а в следующую секунду рубашка.

— Что за... — поперхнулся Сириус.

— Я предупреждала, — заливисто рассмеялась она.

Он вновь оказался сверху, заливисто зарычав, а она всхлипнула, плохо контролируя себя из-за жара и близости его обнажённого тела. Блэк накрыл её губы поцелуем — горячим и нетерпеливым, не позволяющим сопротивления.

— Мне больно, пусти.

— Ну уж нет, негодница, ты поплатишься за это.

— Это лишь безобидное заклинание! Сириус, уйди! Пожалуйста!

— А как насчёт помучить тебя немножко? Или даже отшлёпать?

Она забилась, как птичка в клетке, усердно пытаясь выбраться из цепких объятий друга. Он лишь ухмылялся её тщетным попыткам, с удовольствием представляя, что будет, если воплотить угрозы в реальность.

— Ты же знаешь, что я не сделаю тебе плохо.

— Только больно, — обиженно буркнула она.

— Только приятно.

Он касался губами её шеи и ключиц, оставляя влажные дорожки на коже, лишь подстёгиваемый её хриплым шёпотом «довольно». Он обожал слушать это слово и всё равно не останавливаться, ждать, когда шёпот перейдёт в стоны — наслаждения или боли, которую он превратит в наслаждение.

— Неужели ты хочешь, чтобы я остановился?

— Да. Прошу.

Такого ему слышать не приходилось никогда. Ни с ней, ни с кем-либо другим. И это сильно резануло по его самолюбию, однако он послушно отстранился. Она закрыла глаза и откинулась на подушки.

— Тонкс! — рявкнул Сириус.

Девчонка испуганно задрожала, потом вдруг личико юной прелестницы скривилось, а из под полуопущенных ресниц потекли слёзы. Она завернулась в одеяло и свернулась калачиком.

— В чём дело? Милая, что случилось? Объясни мне.

— П-прости меня, — бормотала она.

— Посмотри на меня. Посмотри. Ну же.

Она запустила пальчики в его чёрные волосы и потихоньку успокоилась, дыхание её восстановилось, слёзы высохли.

— Я... это неправильно — любить двух мужчин сразу. Но у нас с тобой вообще всё неправильно.

— Подари мне эту ночь, — глухо сказал он.

Она обратила на него взгляд фиолетовых глаз, совсем ничего не понимая и пытаясь догадаться, что он имел в виду. Лицо его было серьёзным, как никогда, в глазах не играли чёртики, а горело какое-то взрослое и незнакомое ей абсолютно чувство.

— Я уйду утром. Навсегда.

— Нет, нет! Если это из-за меня, то я исправлюсь, обещаю! Я забуду о Римусе, не оставлю тебя. Только не уходи.

— Ах ты глупая. Я хочу, чтобы вы были вместе. А мы... мне нельзя спать с двоюродной племяшкой. Прости, что не понял этого раньше. Да и до сих пор, наверное, не понимаю, раз прошу.

— Одну ночь? Всего одну ночь? — всхлипнула она.

— Да, моя хорошая. На утро ты перестанешь быть моей.

— Сириус...

Блэк стянул с подруги свой свитер, потом домашние шортики, после чего позволил ей привыкнуть к прохладе, оставив у себя на груди.

— Я люблю тебя, — прошептали они одновременно.

* * *

следующей ночью

Люпин поднял глаза, как только раздался стук в дверь. Было поздно, но он никак не мог уснуть, предпочитая занять время чтением книги.

— Войдите.

— Рем? — ей бы ещё только плюшевого медвежонка в руки: выглядит совсем крошкой.

— Что такое?

— Я... можно... Можно я с тобой побуду? Мне страшно. Я бы лучше пошла к Сириусу, чтобы беспокоить тебя, но его нет. Можно?

Тонкс всё ещё не решалась войти в комнату, стоя в дверном проёме, что позволяло ему разглядывать её с головы до ног. Неизменная одежда — шортики и свободная кофта, глаза сонные, но широко распахнутые — наверное, последствия ночного кошмара.

— Конечно, — улыбнулся оборотень. — Иди сюда.

Дом Блэков был очень старым, и вскоре девушка почувствовала, как дует из окна.

— Ты дрожишь? Холодно?

— Обними меня, — кивнула она.

Он осторожно прижался сзади, обвив руками её хрупкое тельце. В нём текла волчья кровь, поэтому по ней скоро разлилось умиротворяющее тепло, и она позволила себе робкую улыбку.

— Я могу уйти скоро, если хочешь, — сонно промычала девчонка, на что он тихо рассмеялся:

— Не хочу. Спи. Сладких снов, Дора.

— И тебе, Рем.

Днём последующих суток Тонкс рыдала на груди хозяина дома. За всё это время на маленькую метаморфиню навалилось столько проблем, несчастий и потрясений, что нервы просто не выдерживали. Но никто не знал: все видели в ней сильную и смелую волшебницу из Ордена Феникса. Такой беспомощной её видел только Сириус. А ещё Римус. Она не показывала слабости при последнем, но он понимал, что девочка в душе и наедине с собой другая, угадывал её настоящую, понимал невысказанные чувства. Но только Блэк видел её слезы.

— Не могу я без тебя!

— Можешь, милая. Лунатик же не обижает тебя?

— Нет. Он очень хороший. Но я так привыкла быть с тобой, Сириус. И когда ты в собаку превращаешься — я же гладила тебя по шерстке, а ты утыкался влажным носом мне в шею.

— Просто узнай его получше. И привыкнешь к нему. Кто мешает тебе гладить меня сейчас?

Она посмотрела на него так, будто он сказал самую большую глупость на свете, хотя в тот момент именно так она и думала, ведь для неё казалось странным с его стороны не понимать этого.

— Ты. Ты мешаешь. Отталкиваешь меня от себя.

— Слушай, перед нашей последней ночью ты сама не хотела остаться, твердя, что нам нельзя так делать. Ты знаешь, что я люблю тебя. Но и Рем любит. Дай ему шанс.

— И я его! Но и тебя до сих пор.

— Знаю, — шепнул он, вытирая слёзы с её щек.

Она глубоко вздохнула и бросила взгляд на его журнальный столик. Пепельница была заполнена окурками.

— Снова куришь?

— Ну да.

— Ты же бросил. Когда мы начали встре... — Девушка запнулась, понимая, почему он снова возобновил занятия: и ему было тяжело без неё. — Дай мне сигарету.

— Но ты же не будешь?..

— Нет, не буду. Ты запретил, помнишь?

— Но не помню, чтобы ты когда— либо меня слушалась.

Вечером их навестил Альбус Дамблдор, но разговор предпочёл вести исключительно с Бэком. Тонкс себе места не находила и снова появилась на пороге комнаты оборотня. Ей просто постоянно нужен был человек, готовый приглядеть за ней, позаботиться. Тот, кто утешит и успокоит днём, согреет ночью. Он сидел в кресле и читал, она осторожно поднырнула у него под рукой и села к нему на колени. Его губы тут же растянулись в ласковой улыбке.

— Как дела?

— Римус Люпин, прекрати задавать мне глупые вопросы, — промурлыкала она, почти невесомо касаясь губами его небритой щеки.

— Дора, — рассмеялся тот.

— Не называй меня по имени, — буркнула метаморфиня.

— Нельзя такую малышку называть по фамилии. У цветов же есть названия, а ты как маленький цветочек.

— Рем, — прошептала она.

С ним ей было хорошо. Одно его присутствие успокаивало, он ведь обычно одним лишь прикосновением испарял всю тоску, всё одиночество. Она могла медленно, очень медленно расслабиться и почувствовать себя настолько маленькой, что защита была ей очень нужна, а он давал ей её.

— Расскажи мне что— нибудь, — попросил оборотень, запрокинув голову назад.

— Хочешь сказку про мародёров?

— Интересно будет послушать это с твоей точки зрения. Откуда ты об этом знаешь?

— Сириус об этом говорил. Например, про самого примерного мальчика факультета, старосту Гриффиндора с волосами цвета пшеницы и медовыми глазами. Он постоянно читал и превосходно учился, но вот каждый месяц пропадал куда— то.

— И куда же? — нарочито серьёзно поторопил он, целуя её ладошку.

— Никто не знал. Кроме мародёров и их подруг. Знаешь, что было с мальчиком потом? Его ждало много несчастий. Он потерял друзей, но один вернулся. Жизнь стала налаживаться. Он не одинок теперь.

— У него есть ты, — проговорил Римус и запечатлел поцелуй не её пухлых розовых губках.

В её глазах зажёгся весёлый огонёк. Ей хотелось ещё и ещё, но попросить она не могла ввиду скромности, а сделать всё самой было достаточно боязно. Она понимала, что чем больше он будет целовать её, тем больше ей будет хотеться, но она и не была против.

— Знаешь, я в детстве не особо любила волков.

— А теперь любишь? — лукаво прищурился он.

— Ты сомневаешься? — шутливо возмутилась она.

Она растворялась в его нежных объятиях и забывала обо всем на свете, сама не веря, что так скоро смогла переключиться на него. По крайней мере, ей так казалось.

— Теперь ты рассказывай, — зевнула Тонкс.

— О девочке-метаморфе?

— Нет, про неё я знаю. Тем более не люблю хэппи-энды в сказках, только в жизни.

— Думаешь, у неё всё хорошо закончилось на данный момент? — улыбнулся Люпин.

— Это надо спросить у мальчика из моего рассказа.

Он посмотрел на неё так по-доброму, что внутри было тепло-тепло.

— Который давно уже не мальчик. Да он никогда им и не был. Всему виной война.

— Давай не будем об этом сейчас. Мне так хорошо, что не хочется всё портить.

— Рядом с тобой и мне хорошо.

Она замолчала надолго, вспоминая свои школьные годы. Мальнькая пуффендуйка-отличница, которая не особо общалась со сверстниками. Может, её не особо любили из-за неординарной внешности, может, она была слишком ребёнком для них всех, может, просто особенной. Ей было одиноко, но она не рассказывала никому, чтобы не волновались за неё.

— Как ты думаешь, как там Гарри? — задумалась Тонкс. — У него же Амбридж директор, и экзамены должны быть.

— Он со всем справится, в родителей пошёл.

— Это здорово, наверное, когда кто— то наследует твой характер, твои привычки, — вздохнула она.

— И у тебя так будет, — тихо рассмеялся Люпин.

— Надеюсь, — пробормотала она.

Она послушно выполняла указания Блэка и целыми днями сидела с Римусом. Пока хозяин дома не пришёл к ним, когда они стояли обнявшись у окна, наблюдая за тонким месяцем и звёздами.

— Эй, волчонок! Могу я до утра забрать свою племяшку? — усмехнулся он, мигом получив подушку в голову.

— Что ты хотел? — спросила девчонка, войдя за ним в комнату.

Он остановился и помолчал с минуту, не решаясь, наверное, начать разговор, а ей становилось немножко неуютно, потому что она не видела Сириуса вот таким раньше.

— Сказать, моя хорошая, — зажмурился он.

— И что же?

— У меня предчувствие, что завтра что— то случится. И знаешь, мне страшно. Не за себя — за тебя, за Рема.

— Что за глупости, — с улыбкой отмахнулась она.

Но он повернулся, и она увидела, что синие глаза полыхают отчаянием.

— Случится... — прошептал Блэк.

— Сириус...

Девушка поцеловала его и стянула с него кофту. Он не сопротивлялся: не мог. Потому что очень хотел. Потому что действительно боялся, что это будет последним разом, когда он может прижать её к себе. Он обещал, что навсегда уйдет и позволит лучшему другу забрать её. Но не на эту ночь.

* * *

На следующий день Сириуса не стало.

Он говорил. Он был готов умереть.

А она нет. Не готова его потерять и в один миг с ним вот так проститься. Ей тоже казалось, что новый день принесёт с собой потери, но не ожидала такого. Это было слишком тяжело для такой маленькой девочки.

Она была не единственной, кого внезапное исчезновение анимага выбило из колеи. Римус Люпин, казалось бы, привык терять родных людей, но эта смерть отдавалась в груди невыносимой болью. Она не пошла к нему, а заперлась у себя. Они страдали поодиночке. Она наложила на дверь заглушающее заклинание и кричала от горя и бессилия, оборотень стискивал зубы и пытался всё забыть с помощью огневиски. Она не приходила, боясь сорваться про нём, он не приходил, думая, что может не сдержаться и сделать ей больно.

Ему удалось справиться через пару недель: он убедил себя, что Сириус расстроился бы, узнав, что из-за него так страдают. Жизнь постепенно возвращалась в вены, смешиваясь с кровью, оледенелые пальцы сжимались в кулак, пуская секундную дрожь от холода через ладонь, глаза, опущенные муками и страданиями, поднимались.

А Тонкс никак не могла смириться, и замок на её двери был заперт. Никто не видел её много дней, она не появлялась даже на кухне, и, если бы не звук льющейся воды из душа в её ванной комнате, остальные обитатели дома подумали бы, что она лежит там бездыханная. Она, вообще-то, тоже так думала, а точнее об этом. Целыми днями глаза — только чёрного цвета — не закрывались и не высыхали, смотрели в потолок.

Ночью Римус не спал, скрывая от себя самого за желанием поддержать девушку потребность в её поддержке. На лестнице послышались приглушённые шаги — только она ходила так осторожно, потому что всегда носила мягкие носочки. И потому что всегда боялась что-нибудь задеть. И он пошёл за ней. Девчонка боязливо скользнула в гостиную, сдула пыль с крышки фортепиано и подняла её. Тонкий пальчик аккуратно опустился на белую клавишу. Звук так странно разнёсся вокруг, отразился от стен и затих. По её щеке скатилась блестящая слеза.

Оборотень бесшумно шагнул вперёд.

Пальчики порхали по клавишам, мелодия дополнялась всхлипами.

— У нас один корабль, нам к одному берегу, — прошептала она и закрыла лицо руками.

— Дора.

Девчонка вздрогнула и повернулась к нему, он обнял её так крепко, как только мог.

— Рем, уйди, — жалобно заскулила она.

— Нет, моя маленькая. Не скрывай от меня чувств. Я рядом, я рядом.

Её руки обвились вокруг его шеи, и она настороженно засопела ему на ухо, а он понял, что ни за что на свете не отпустит её.

— Идём ко мне. Мы так давно не спали вместе, вдвоём, — шепнул Люпин.

— Ты согреешь меня?

— Конечно. И постараюсь утешить.

Она робко кивнула, и он подхватил её за бёдра, унеся к себе наверх. Влага на щеках уже высохла, оборотень уложил её в постель. Тонкс мирно покоилась на простынях, томно глядя на него из-под опущенных ресниц.

— Хочешь чего-нибудь? — поинтересовался он, насмешливо прищурившись.

— Хочу. Поцелуй меня, — на лице её заиграла лёгкая улыбка.

Римус удивился, но в следующую секунду скрепил их губы жарким поцелуем. Девчонка тихонько застонала, но лишь ближе придвинула его к себе, цепляясь за волосы цвета пшеницы.

— Я не хочу, чтобы ты забыла, я хочу, чтобы ты жила. Не прошу забывать, слышишь? — приглушённо и хрипло уговаривал оборотень, почти не отрываясь от неё.

— Но мне нужно порой забывать. Помоги мне. Помоги, Рем, я же не справлюсь одна.

— Я же сказал: ты не одна, я с тобой.

* * *

— Римус, прошу!

— Дора, я должен уйти.

— Останься, всё будет хорошо. Или позволь пойти с тобой.

Она умоляюще глядела на него, в то время как он держал её лицо в ладонях и качал головой.

— Что ты, глупая! Ни в коем случае!

— Пожалуйста... Не оставляй меня. Мне страшно тут без тебя.

— Всего одна ночь.

— Почему ты уходишь? Именно тогда, когда нам так нужно быть вместе?

— Северус не смог приготовить зелье на это полнолуние. Я превращусь в настоящего волка: кровожадного, беспощадного, неконтролируемого, неразумного, полного ледяной ярости. Будешь рядом — не выживешь.

— Но...

— Никаких «но».

— Я пойду за тобой. И ты мне не помешаешь.

Люпин рассердился и запер девчонку в комнате, на всякий случай забрав у неё волшебную палочку.

В большое окно заглядывала полная луна, оставляя на полу широкую дорожку света. Тонкс прижалась лбом к стеклу, с нарастающим беспокойством переживая каждую минуту этой ночи. Утомлённая ожиданием восходящего солнца, которого было ещё очень долго ждать, она отвернулась, запустив руки в карманы шорт. Там лежала сигарета. Та, которую ей дал когда-то погибший анимаг. Она взяла её тогда с мыслью, что непременно начнёт курить, если стает совсем невмоготу,. Как сейчас.

С помощью магии метаморфиня и без палочки смогла вызвать огонь на кончике пальца и зажечь сигарету. Она сделала затяжку, поперхнулась и мучительно закашлялась, уронив её а пол.

Дым причудливо завивался в лунном свете, образуя фигуру... человека.

Девчонка испуганно замерла, протёрла глаза и, еле ворочая языком, пробормотала:

— Сириус?

— Да, милая, я.

Перед ней был он — ухоженный, опрятный, с тёплой улыбкой. Но ведь ненастоящий? Потому что полупрозрачный, будто из размытых красок и множества небесных звёздочек.

— Но как? Ты призрак, но ты не боялся умереть. Это невозможно.

— Нет, не призрак. Иллюзия, видение — называй, как хочешь. Я... я чувствую тебя, ты меня — нет.

Она попробовала дотронуться до него, но не ощутила ровным счётом ничего, как бы не пыталась, как бы не хотела.

— Почему ты здесь?

— На небе луна, ты одна, потому что Римуса нет. Я скрашу твоё времяпровождение.

— Это... нет, так не может быть. Ты сон, Сириус.

— Нет, моя хорошая, — возразил он, гладя её по щеке и касаясь пальцем дрожащих губ.

— Чувствуешь?

— Да. Каждую клеточку, — усмехнулся Блэк.

— Я тоже хочу, — прошептала она, опустившись на колени. — Сириус, — по щекам катились слёзы. — Зачем ты оставил меня?

Ему жалко было видеть её мучения, каждое её слово гулко отдавалось у него в ушах, больно ударяя по стенкам сознания.

— Значит, так нужно. Не плачь. Ты и так слишком много слёз пролила из-за меня. Пока я был жив, когда меня не стало. Достаточно.

Она медленно покивала, слушаясь его, потом подняла глаза на него, ожидая, что он прочтёт вопрос в глазах, но слёзы слишком затуманивали её некогда ясный взгляд.

— Ты исчезнешь, как только сгорит сигарета?

— Да. Но она будет гореть до рассвета.

— Я так скучаю. Мне тяжело без тебя.

— Я тоже, и мне тяжело, — вздохнул он, путая пальцы в её волосах.

— Так ты вернулся...

— ...Ради тебя, милая, — закончил Блэк. — Да, именно. Но оно явно того стоило. Верно?

— Верно, — почти неслышно согласилась она.

Что ей было говорить? Рассказывать, какой несчастной стала её жизнь без него и одновременно как хорошо ей теперь с Римусом? Жаловаться, бесцельно умолять вернуться? Спрашивать, каково это: жить и существовать неизвестно где? Ничего не было. Она не могла потрогать его, зато он мог наслаждаться её близостью.

Время не торопилось. Но шло — медленно и неумолимо, не спрашивая ни у кого разрешения.

— Сириус...

— Что, девочка моя?

— Утро. Сигарета почти потухла, выдохнула Тонкс.

— Мне пора.

— Пообещай вернуться!

— Обещаю. В лунном свете, в дыму. Я буду здесь.

Она зажмурилась, не желая отпускать. Пусть и ненастоящего, но всё же, можно сказать, живого. Чтобы побыл с ней подольше, чтобы не уходил вообще никогда, чтобы был рядом.

— Знаешь, а я не переставала любить тебя.

— нельзя любить то, что не можешь почувствовать.

— Неправда. Перед тем, как уйдёшь, сделай для меня одну вещь. Поцелуй меня.

— Но ты же...

— Знаю.

Ни он, ни Римус никогда не отказывали ей в этой просьбе. И в этот раз он решил не спорить. Её губы были сладкими и одновременно слегка солёными от слёз, такими податливыми и послушными, а его — никакими, их будто не было. Он грубо впивался в них, пытался насладиться, но безуспешно: с её стороны не было ответа и приятного сопротивления.

— Прости, но... это другое. Я не могу, — застонал Блэк.

— Ты хочешь жить, да? По-настоящему?

— Нет, я не хочу приходить. Лучше не видеть тебя вообще, чем так.

Он бормотал это тихо, почти неслышно, постепенно растворяясь.

— Но ты же придёшь?! Ты обещал! Неужели бросишь меня? И не появишься на следующее полнолуние?

— Ты очень этого хочешь? — неуверенно произнёс он.

— Да!

Блэк едва заметно кивнул и усмехнулся:

— У тебя всё равно больше нет сигарет.

Она закрыла глаза и глубоко вздохнула, подошла к двери и дёрнула за ручку. Заперто. И как это она могла забыть? Как в темнице. Солнце поднялось уже высоко, когда Тонкс услышала шаги, на миг даже перепугавшись, что это не Люпин, а какой-нибудь Пожиратель Смерти. Но дверь распахнулась, и на пороге появился уставший оборотень. В следующую секунду девчонка бросилась к нему в объятия.

— Ты как? — всхлипнула она.

— Нимфадора Тонкс, не задавай мне глупых вопросов, — поддразнил он, вспомнив один их разговор.

— Римус, не называй меня Нимфадорой, — промурлыкала она, не найдя даже сил, чтобы злиться.

— Ты мой котёнок, — ласково шепнул Люпин и чмокнул её в лобик. — Я спать хочу безумно, а то бегал всю ночь. Составишь мне компанию? Хотя мы, наверное, единственные, кто ложится спать ближе к полудню. Ты ведь наверняка тоже глаз не смыкала?

— Всё-то ты обо мне знаешь, — проворчала она, стягивая футболку.

— Очень сомневаюсь, — рассмеялся он, притягивая её вновь к себе за талию.

— Рем! — она выпуталась из объятий и нырнула в постель.

— Целую ночь я был без тебя, а ты так просто ускользаешь? — шутливо возмутился Люпин, ложась следом.

Тонкс что-то нежно шепнула ему на ухо и положила голову ему на грудь.

* * *

Она проснулась ближе к вечеру, лёжа на животе и комкая в кулачке кусочек подушки.

— Дора!

— М? — промычала она.

— Что это такое? — он... сердился?

— Я так не вижу, Рем, — лениво протянула девчонка.

— Что за окурок на полу? — рявкнул оборотень.

Ей, наверное, не хотелось говорить про то, что она видела. Но иначе же никак не объяснить ему. А вдруг разозлится ещё больше, пустит в сознание мысль об измене в прошлом, бросит её? Вдруг накричит, накажет, перестанет разговаривать, посадит под домашний арест, прогонит, забудет? Она бы не вытерпела бы такого.

— Я не курила, честно... Это не повторится...Обещаю.

Тяжёлая ладонь с размаху опустилась на её упругие ягодицы, комната огласилась громким стоном, у неё на глазах выступили слёзы. Получив ещё три шлепка, она стиснула зубы, чтобы не заплакать и не рассказать ему всё. Люпин сел на кровать рядом и вздохнул:

— Ну что мне с тобой делать?

— Я не буду больше, прости, — всхлипнула Тонкс.

— Увижу ещё раз — не прощу. Можешь тогда сразу готовиться к хорошей порке, слышишь? Ты очень расстроила меня.

— Римус! — жалобно заскулила она, обнимая его со спины.

Он оглянулся и не смог сдержать улыбки.

— Ну почему когда ты на меня так смотришь, я готов всё спустить тебе с рук?

— Лучше ты сам скажи, — она позволила его рукам коснуться ещё тёплой со сна кожи.

— Хорошо бы я сам знал.

* * *

Тонкс не могла не ослушаться и через месяц спрятала пачку сигарет в карман кофты, которую давно уже задвинула подальше. Ей нужно было говорить с Сириусом в те ночи. Когда Римус в обличие волка лежал у себя в комнате. Он не пускал к себе, говорил, что разум хоть и сохраняется, но неясный.

Блэк приходил. Весь год. Но ей было плохо, потому что его не было на самом деле. А ему было больно видеть подругу такой и безответно целовать её.

— Римус, Северус пришёл! — позвала метаморфиня за день до июльского полнолуния.

Тот сбежал вниз по лестнице и с благодарностью принял лекарство из рук зельевара, тепло улыбнулся подруге, отчего у неё на щёчках выступил яркий смущённый румянец, делающий её очень милой и совсем крошечной на вид.

— Кстати, Люпин, я наконец-то смог усовершенствовать его. Теперь ты сможешь нормально соображать во время превращений и полностью контролировать себя, — лениво проговорил Снегг. — А трансформация легче.

Девчонка так обрадовалась, что в порыве чувств подалась вперёд и обняла его.

— Мисс Тонкс, держите при себе свои эмоции, — холодно произнёс тот, и через мгновение она уже ютилась в нежных объятиях оборотня.

— Спасибо, Северус, — улыбнулся тот. — До встречи.

Юная метаморфиня счастливо захихикала, всем телом прижимаясь к его, а он так крепко сжимал руки на её хрупком тельце, что боялся сломать или сделать больно. Слишком тоненькая, ломкая, ему нельзя прикасаться, нельзя навредить... но так хочется.

— Позволь мне остаться с тобой в ночь полнолуния. Рем, — попросила она.

— Ты точно хочешь?

— Да. Пожалуйста.

— Ох, ладно. Только потому, что ты была послушной весь месяц, — вздохнул он.

— Спасибо, — просияла Тонкс и коснулась губами его щеки. — Очень здорово, что тебе теперь будет проще.

На самом деле ему было страшно держать её рядом. За несколько часов Люпин постарался взять с неё обещание, что она убьёт его, как только он попытается напасть на неё — всё может случиться. Девчонка дала ему пощёчину и горько заплакала.

— Ты дурак, Римус! — он уже утешал её и просил прощения, лишь бы снова видеть её улыбку. — Как ты только мог до такого додуматься?..

— Извини. Извини. Ударь меня ещё раз, если хочешь. Ну, тише, девочка моя. Я не буду больше так говорить, клянусь.

Она цеплялась за него так, как крошечный пушистый совёнок цепляется коготочками за ветку или за скользкий подоконник. Даже такие незначительные слова ранили её до глубины души. И он искренне сожалел, что стал причиной.

— Больно? — поморщилась Тонкс, проводя пальчиками по его недавно ушибленной щеке.

— На это тебе силёнок не хватит, — шепнул он, целуя её ладошки, а потом чуть подрагивающие розовые губки. — Пожалуйста, сделай кое-что для меня. Не присутствуй во время трансформации.

Она выполнила просьбу. Пока он превращался в зверя, зажгла последнюю, самую последнюю в пачке сигарету, положила в дорожку лунного света.

— Сириус?

— Да, милая.

— Я знаю, как тебе тяжело. Ты возвращаешься только из-за меня, а сам мечтаешь об обратном. Я не стану говорить слов о любви... потому что поняла, что к Римусу чувства у меня сильнее.

— Наконец-то ты меня отпустила, — улыбнулся Блэк и начал медленно исчезать.

— Ты больше не придёшь?

— Нет.

— Никогда?

— Никогда.

— Прощай.

— Никаких «прощай», моя хорошая. Я навсегда буду живым в твоём сердце, пока будешь помнить, — проговорил Сириус.

Синие глаза в последний раз сверкнули в темноте, блеснули пряди чёрных волос, и мелькнула на губах самодовольная ухмылка.

* * *

— Рем? — она маленькая, с розовыми волосами.

На кровати лежал большой волк с серой и белоснежной на груди шёрсткой. Такой красивый, величественный, опасный.

— Нет, ты ведь не опасный. Ты у меня теперь домашний. Мой волчонок, — прошептала девчонка, зарываясь личиком в мягкий мех зверя. — Римус, — он поднял голову. — Знаешь, мне очень повезло, что ты у меня есть.

Она взяла в ладони его морду и поцеловала в нос. Тот заворчал, а она тихо рассмеялась. Волк всю ночь позволял подруге гладить его, чесать за ушком. А потом малышка сладко задремала, свернувшись в клубочек и прижавшись к его вздымающемуся боку. Он охранял, бережно и трепетно охранял её сон.

Утром девушка пробудилась на груди у Люпина — он уже не спал, гладя её по волосам.

— Ты такой красивый в обличие волка, — сонно протянула она, улыбаясь солнышку.

— Дора, — он нежно поцеловал её, заставляя еле слышно хныкать от наслаждения. — Я люблю тебя.

Вот в чём было отличие. Его слова теплом заскользили по коже, проникли внутрь, смешавшись с кровью, сердце замерло, пропустило удар и забилось с бешеной скоростью вновь.

— И я тебя, Рем.

-

The End