Зал славы Марлин МакКиннон (гет)

Сириус Блэк уже больше двух минут стоял под дверью дома МакКиннонов и удивлялся сам себе. Чтобы его, самого Сириуса Блэка, заставляли ждать, как какого-то школьника! А школу он, между прочим, закончил уже давно, четыре года назад.

Хотя, пожалуй, стоит признать, что и в школе ему никогда не приходилось ждать. Девушки вешались ему на шею, что не могло не нравиться, и готовы были бросаться на соперниц, забыв о палочках, если видели, что какая-то из претенденток продвинулась дальше них в деле привлечения внимания Сириуса Блэка. За честь называться его девушкой боролись даже слизеринки, не обращая ни малейшего внимания на то, что на их факультете учится собственный Блэк, младший брат Того-Самого-Сероглазого-Красавца-Брюнета.

Каждая была уверена, что именно ей удастся заполучить Сириуса в свои сети если не навсегда, то хотя бы надолго, и каждая ошибалась.

В его постель не стремились лишь две девушки. Одну из них раньше звали Лили Эванс, а последние несколько лет она представлялась как Лили Поттер. Ее новая фамилия была главной и, пожалуй, единственной причиной, по которой Сириус не тренировал на ней свои методы обольщения. Слишком ценил он дружбу Джеймса. Да и потом, как оказалось, с Эванс очень здорово дружить: она всегда была готова прийти на помощь и в своей привычной саркастической манере (которая так импонировала Сириусу и Джеймсу, неизменно смешила Римуса и пугала Петтигрю) объяснить Блэку, на ее взгляд, очевидное. Она относилась к нему несколько покровительственно, но его это не бесило. Она же Лили Эванс, любовный интерес его лучшего друга Джеймса Поттера, а значит, ей это позволялось.

Вторая носила фамилию МакКиннон, и сейчас она вот уже четвертую минуту держала Сириуса под дверью своего дома. Здесь, конечно, можно заметить, что Марлин, пусть никогда и не мечтала попасть в постель Сириуса, все же с завидным постоянством в ней оказывалась, но делала при этом нужные выводы: не вешалась ему на шею, не заглядывала преданно в глаза и не требовала заверений в вечной любви. Правда, каждое их очередное совместное утро клялась и божилась, что уж кто-кто, а она, Марлин МакКиннон, больше никогда в жизни не позволит Сириусу Блэку снова затащить ее в постель, но слова так словами и оставались, и они опять и опять просыпались вместе.

Эти странные «недоотношения», как их называла, фыркая, Лили, начались на седьмом курсе Хогвартса. Сириус до сих пор помнил ту перемену после контрольной по трансфигурации, когда МакГонагалл подозвала его к себе, чтобы назначить дату отработки. Это сообщение и без того подпортило ему настроение, а тут еще эта МакКиннон, у сумки которой заело молнию. Марлин вполне вежливо попросила Сириуса помочь ей справиться с замком, тот нервно дернул... В итоге замок остался в руках Сириуса, а на Марлин из сумки вылетела плохо закрученная чернильница. Он не сдержал смеха, МакКиннон оскорбилась и вытерла руки о его белую форменную рубашку, а он хотел их перехватить, но вместо этого зачем-то ее обнял. В следующую секунду они, уже оба измазанные чернилами, упоенно целовались, забыв обо всем на свете, вплоть до того момента, пока в кабинете не появилась МакГонагалл, снявшая с факультета двадцать баллов и назначившая обоим по часу отработки.

После их первой совместно проведенной ночи Марлин, лежа в объятиях Сириуса, нежно шепнула ему на ухо:

— Только не надейся, что после этого что-то изменится.

Эта фраза тогда настолько совпала с мнением Сириуса, что определила их будущие отношения, которые оставались такими и через четыре года после окончания школы.

В последние же месяцы они приобрели привычку разговаривать. Просто разговаривать, что для них было в новинку. У дома Джеймса и Лили, чтобы не привлекать к ним внимания, лучше было не появляться, и Марлин и Сириус, не имея возможности пообщаться с лучшими друзьями, нашли отличных собеседников друг в друге. Каждый раз удивлялись, почему им раньше не приходило в голову просто поговорить, и каждый раз напоминали друг другу, что им было слишком хорошо в постели, чтобы отвлекаться на болтовню.

Сириус и сам не заметил, как стал появляться в доме Марлин почти каждый день. Ее родители неизменно встречали его улыбками, а миссис МакКиннон к приходу друга дочери всегда пекла цитрусовые кексы, которые так любил Сириус. В их доме было уютно настолько, насколько, по его мнению, должно быть уютно в доме, в котором живет любящая семья. И Сириусу в нем, несмотря на бунтарский нрав, было комфортно. Хотя, конечно, он бы никогда в этом не признался.

Блэк в очередной раз посмотрел на часы и закатил глаза, поняв, что топчется на улице уже пять минут. Он покачал головой, и, пару раз стукнув кулаком по двери, громко предупредил:

— МакКиннон, если ты не откроешь мне дверь на счет «восемь», я ее выбью! Раз... Два... Три... Четыре... Пять... Шесть... Се...

— Кто там? — раздался приглушенный голос, и Сириус удовлетворенно хмыкнул.

— Позор своей семьи, гриффиндорец Блэк.

Дверь распахнулась, как обычно, неожиданно, и перед носом Сириуса возник немного подрагивающий кончик волшебной палочки.

— Нервишки ни к черту, Марлин? — беззаботно спросил Блэк, поднимая руки.

— Очень смешно. В какой ситуации я в первый и последний раз ударила друга?

На лице Сириуса появилась ленивая улыбка.

— О, это был великолепный день! Двадцать шестое августа семьдесят восьмого, день свадьбы Джима и Лили. Хвост попытался залезть тебе под юбку...

— Достаточно, — поморщилась Марлин, опуская палочку.

— Ты сама начала, — приподнял бровь Сириус. — Откровенно говоря, я восхищаюсь твоей фантазией, МакКиннон. В последнее время я бываю у тебя настолько часто, что проверочные вопросы должны бы иссякнуть, но нет, ты каждый раз умудряешься меня удивить!

— Чего тебе, Блэк? — не очень-то вежливо спросила она, приваливаясь плечом к дверному косяку.

— В каком смысле? — опешил Сириус, удивленный настроением Марлин. — Я пришел поговорить.

— Или опять затащить меня в постель?! Мерлин, если бы ты только знал, как я от этого устала! Сначала мы с тобой ведем душеспасительные беседы, а потом неизменно занимаемся сексом! Мне надоело это, слышишь? Надоело!

— Ты в своем уме, МакКиннон? Это точно ты? Или, может, Пожиратель выпил Оборотное зелье? — попытался пошутить Блэк, стараясь подавить зарождающуюся внутри ярость.

— Пожиратель непременно стал бы мирно с тобой разговаривать, конечно. Это я, Сириус, я. Только наконец-то настоящая. Уходи отсюда и никогда больше не появляйся! Быстро!

— Марлин, впусти меня в дом, давай поговорим, — обманчиво мягким тоном попросил Сириус.

— Блэк, ты оглох? — устало произнесла Марлин, отступая в дом и берясь за дверную ручку. — Хватит, мне это надоело.

— МакКиннон, ты хоть понимаешь...

— Пошел вон! — прокричала она и с силой захлопнула дверь перед его носом.

Сириус отшатнулся и какое-то время недоверчиво смотрел на дверь, ожидая, что она сейчас распахнется, и навстречу ему вылетит Марлин, смеясь и болтая: «Поверил, да? Здорово я тебя разыграла?», но ничего не происходило. До боли сжав кулаки, Сириус резко развернулся и размашистыми шагами пошел прочь.

Как она могла?! Он доверял ей, одной из немногих, и был уверен, что и она чувствовала то же самое! А она, оказывается, все это время лишь терпела его, а после его ухода наверняка облегченно вздыхала и смеялась над его наивностью! Впервые в жизни Сириус Блэк доверился женщине, которая не была женой его друга, и обжегся. И это, черт возьми, было не то что неприятно, а противно!

* * *

Марлин МакКиннон сидела в своей комнате и ждала прихода Сириуса. Раньше каждый его визит был неожиданным, потому что он мог прийти раз в месяц, а мог — раз в неделю; на тех же собраниях Ордена Феникса, например, они встречались гораздо чаще. Но после того как стало известно о пророчестве, и у Марлин пропала возможность видеться каждый день с Лили, а у Сириуса — с Джеймсом, он стал приходить гораздо чаще.

Они стали разговаривать. Сначала о войне, потом о школе, потом о жизни до школы, о семьях. Стали спорить и высказывать свое мнение. Смеяться, что было по меньшей мере странно, учитывая террор Волдеморта. Но они его не боялись. Хотя у Марлин было в три раза больше причин на это, чем у Сириуса, который просто состоял в Ордене Феникса: она была девушкой — раз и полукровкой — два. Но еще она была уверенной в себе сильной волшебницей, даже где-то безрассудной, что совершенно неудивительно, когда ты уже больше пяти лет общаешься с Мародерами.

В дверь позвонили, и Марлин, улыбаясь, соскочила с кровати и побежала к лестнице. Сколько бы она ни пыталась убедить окружающих в том, что она не чувствует к Сириусу ничего серьезного, сердце не обманешь.

Обращать на него внимание она начала на пятом курсе, и к седьмому уже была влюблена по уши, окончательно и бесповоротно. Но не зря Шляпа отправила ее на Гриффиндор — факультет гордецов. Марлин не могла позволить себе присоединиться к армии поклонниц Сириуса и выбрала единственный доступный ей способ: притворилась, что ей от него ничего не нужно. Шанс один на миллион, но она добилась желаемого: он мог менять девушек, как перчатки, но МакКиннон, его верная подруга, всегда была рядом. Сириус доверял ей. Лили, конечно, все понимала и лишь печально улыбалась и качала головой, но Марлин делала вид, что не обращает на это никакого внимания.

Лили молчала. Марлин не признавалась. Остальные не знали. Идеально.

Снизу послышались грубые голоса, и Марлин замерла на лестнице, сжав в руке палочку. Мгновением позже дом осветила яркая вспышка света, и Марлин кинулась вниз, успев на ходу понять, что нападавших трое, а ее родители без сознания лежат на ковре, раскинув руки. Злость вытеснила остальные эмоции, даже страх за родителей, и МакКиннон, сделав неуловимое движение палочкой, направила луч в одного из Пожирателей. Он тут же рухнул на пол, ударившись виском об угол тумбы, и затих.

Обозлившиеся Пожиратели, так и не сказав ни слова, набросились на девушку. Палочки мелькали с безумной скоростью, лучи скрещивались в воздухе и рикошетили в мебель, безделушки и светильники. Пятью минутами позже комната стала напоминать развалины.

— Что, девчонка, стараешься не думать о родителях? — раздался из-под капюшона едкий голос. — Боишься? Не бойся, мы пришли не за ними, а за тобой, хотя твоего папашу-магла стоило бы прикончить. Но все-таки у нас несколько иные планы.

Все, что уловила из этих слов Марлин, — родители живы, просто без сознания. На душе стало легче, и она допустила непростительный промах, поплатившись потерей волшебной палочки.

— Круцио!

Колени Марлин подогнулись, и она вцепилась в спинку стоящего рядом кресла. Лишь бы не упасть, лишь бы не стоять на коленях перед Пожирателями!

В дверь снова позвонили.

«Сириус!»

Ни единой мысли о том, что он может помочь, в голове Марлин не промелькнуло. Она молила лишь о том, чтобы он не вздумал забеспокоиться и выбить дверь. Он входил в число людей, смерти которых она себе не простит даже на том свете.

— Ждешь кого-то, красотка? — ухмыльнулся Пожиратель.

— Дайте мне открыть дверь. Пожалуйста. Я выгоню его, обещаю.

— Не дождешься. Круцио!

В глазах Марлин потемнело, вдоль позвоночника закололо так, будто туда впивались одновременно сотни тысяч иголок.

— Пожалуйста, — с трудом разжав зубы, снова попросила Марлин. — Я не дам ему войти в дом, клянусь!

— И нам стоит в это поверить? — скептически поинтересовался Пожиратель. — Нет, девчонка. Круцио!

Марлин почти перестала чувствовать ноги, а побелевшие пальцы с такой силой вцепились в спинку кресла, что, казалось, она никогда не сможет их разжать.

— МакКиннон, если ты не откроешь мне дверь на счет «восемь», я ее выбью! — послышалось с улицы.

— Клянусь! Я клянусь, что вернусь сюда одна! Пожалуйста, дайте мне открыть дверь! — с трудом сдерживая слезы страха, дрожащим голосом взмолилась Марлин. — Пожалуйста!

— Пускай идет, — проговорил второй Пожиратель, разминая шею. — Сегодня заказ только на МакКиннонов.

Первый сделал быстрый жест подбородком, указав на дверь, и Марлин, еле сумев разжать пальцы, выпрямилась.

— Мне нужна моя палочка. Если я не проверю его, он заподозрит неладное, — севшим голосом произнесла она, глядя в глаза своего мучителя.

— Ты в своем уме, девочка? — усмехнулся Пожиратель.

— С одной мы справимся, — перебил второй. — С двумя — не факт.

— Это кучка вчерашних школьников, — зло вскинул подбородок первый.

— Которых выдрессировал Дамблдор. — Не дождавшись ответа, он перевел взгляд на Марлин, которая, слушая, как громко считает за дверью Сириус, лишь молилась о том, чтобы Пожиратели закончили свой спор как можно быстрее. — Бери свою палочку, но без глупостей! — предостерег волшебник.

Марлин, судорожно закивав, схватила палочку и кинулась к двери, продолжая возносить молитвы всем известным богам, чтобы Сириус ни о чем не догадался.

— Чего тебе, Блэк? — максимально грубо спросила она, когда процедура проверки подошла к концу. Марлин, кстати, так и не смогла ответить себе на вопрос, как она умудрилась выбрать именно эту тему в качестве проверочной. Как она вообще умудрилась придумать хоть что-то?

— В каком смысле? — Он усмехнулся, но в глазах мелькнуло непонимание. — Я пришел поговорить.

— Или опять затащить меня в постель?! — сказала Марлин первое, что пришло ей на ум. — Мерлин, если бы ты только знал, как я от этого устала! Сначала мы с тобой ведем душеспасительные беседы, а потом неизменно занимаемся сексом! Мне надоело это, слышишь? Надоело!

Сердце обливалось кровью, но она прикладывала все усилия, чтобы голос звучал правдоподобно. От этого зависела жизнь. Не ее, нет — ее участь уже давно решена. Сириуса.

— Ты в своем уме, МакКиннон? Это точно ты? Или, может, Пожиратель выпил Оборотное зелье? — вскинул брови он, но Марлин видела, какой огонь горел в его глазах. Он был зол, невероятно зол.

«Злись, Сириус, злись! Только уходи!»

— Пожиратель непременно стал бы мирно с тобой разговаривать, конечно. Это я, Сириус, я. Только наконец-то настоящая. Уходи отсюда и никогда больше не появляйся! Быстро!

«Как можно быстрее, Сириус!» — Марлин нервно переминалась с ноги на ногу.

— Марлин, впусти меня в дом, давай поговорим.

— Блэк, ты оглох? Хватит, мне это надоело.

— МакКиннон, ты хоть понимаешь...

— Пошел вон! — с отчаянием прокричала она и, хлопнув дверью, прижалась к ней с обратной стороны, сдерживая рыдания.

«Уходи, уходи, пожалуйста, уходи!»

Марлин услышала, как он спускается по ступенькам, потом шаги зашуршали по гравию.

Она сделала глубокий вдох и, подняв подбородок, вернулась в комнату.

— Она правда одна, — недоверчиво воскликнул Пожиратель. — Глупая, глупая девчонка!

Он взмахнул палочкой, и вырвавшиеся из нее веревки крепко связали запястья Марлин.

За следующие восемнадцать минут — а Марлин не отрывала взгляд от часов, чтобы не лишиться рассудка, — они оставили на ее теле двадцать три глубоких раны — а их Марлин тоже как-то отстраненно считала — и два ожога. МакКиннон не издала ни звука.

Тогда Пожиратели, видимо, утомившись, переглянулись. Один из них ухмыльнулся и зловеще спросил:

— С кого начнем?

— Знаешь, как мы сделаем? — Манерно растягивая слова и крутя между пальцами палочку, второй чуть склонил голову, будто оценивая, насколько жертвы смогут воплотить его желание. Тут же вскинул палочку и, направив ее на Марлин, которая даже не вздрогнула, лишь с ненавистью глядя на Пожирателей, произнес: — Империо! Развяжи ей руки, Нотт.

Тот, кого назвали Ноттом, подошел к девушке, и по молчаливому указанию его палочки веревки упали с тонких запястий. Приказывающий довольно кивнул.

— Возьми в руки свою палочку, девчонка.

Марлин, глядя прямо перед собой, протянула руку за палочкой, и другой Пожиратель, поколебавшись, протянул ее ей.

— А теперь убей своих родителей.

Взгляд Марлин сфокусировался, она вздрогнула и разжала руку.

— Нет!

— Видимо, я мало тебя пытал, — удивленно протянул Пожиратель. — Что ж. Круцио!

Марлин резко прогнулась в спине и тяжело упала на колени, все же сумев подавить стон.

— До сих пор храбришься, гриффиндорка? — хохотнул Нотт, располагаясь в кресле и с удовольствием наблюдая картину пытки.

— Круцио!

Заклинание звучало раз за разом, и сдерживаться Марлин становилось все труднее. По щекам текли слезы, но она все еще молчала, лишь сипло дышала. Она даже по-прежнему стояла на коленях и какими-то неимоверными усилиями удерживала себя в сознании. Улыбки с лиц Пожирателей, скрытых масками, давно исчезли, уступив место злобным гримасам.

— Круцио!

Вскрикнув, Марлин повалилась на пол. Сейчас было гораздо больнее, чем в предыдущие разы, и сила мысли больше не помогала. Каждая мышца тела была напряжена, Марлин трясло, когда она рухнула на пол, но через несколько секунд она все же заставила себя встать.

Непростительное прозвучало еще четырежды. Теперь Марлин кричала, доставляя своим мучителям неимоверное удовольствие, а после второго заклинания не смогла подняться с пола. После четвертого она отключилась, но Пожиратель тут же направил ей в лицо струю воды, и она пришла в себя.

—Теперь ты готова, — прозвучал из-под капюшона удовлетворенный голос. — Империо! Встань, возьми свою палочку и убей родителей.

Не отдавая себе отчета в своих действиях, Марлин поднялась с пола и навела палочку сначала на мать, а затем и на отца.

— Авада Кедавра!

Вспышка зеленого света — и бессознательная не старая еще пара больше никогда не откроет глаз. Пожиратели громко рассмеялись.

— А теперь посмотри на дело своих рук, девчонка. — Пытавший разорвал контакт, и Марлин мгновенно рухнула на колени.

— Мама?.. Папа?.. — с трудом разлепив пересохшие губы, тихо позвала она и потянулась к родителям. — Мама? Папа? Мама! МАМА! НЕТ! НЕТ!!!

Она опустила взгляд и, увидев в своих руках палочку, в ужасе отбросила ее в другой конец комнаты.

— Пожалуйста, пожалуйста, мама! Мама! Папочка! — Она, не в силах подняться с колен, подползла к родителям, проверяя пульс, пытаясь привести их в чувство, отказываясь признавать очевидное.

— И это сделала ты, — вкрадчиво проговорили сзади. Марлин не обернулась, лишь покачивалась из стороны в сторону, держа родителей за руки. — Не веришь, да? Нотт, возьми ее палочку.

Нотт неохотно поднялся с кресла и взял в руки палочку Марлин.

— Приори Инкантатем!

Из палочки Марлин в облаке серебристого света появился образ отца, следом — матери. Марлин безумным взглядом наблюдала эту картину, отчаянно мотая головой.

— Я... я не могла!

— Еще как могла, девочка, еще как могла, — тихо проговорил Пожиратель. — Ты убила своих родителей, людей, которые тебя вырастили. Они пригрели змею на своей груди.

— Вы заставили меня! — потрясенная догадкой, Марлин расширенными от ужаса глазами наблюдала за наступающим на нее Пожирателем.

— Неужели ты не могла сопротивляться? — притворно удивился он и жестко добавил: — Ты не имеешь права жить, убийца своих родителей. Авада Кедавра!

Тело Марлин обмякло, и она упала между родителями, закрыв глаза теперь уже навсегда.

* * *

«И это после стольких лет!» — продолжал возмущаться Сириус, быстро шагая прочь от дома Марлин. Сначала он хотел аппарировать, но вспомнил, что спешить ему некуда, и теперь широкими шагами шел по пустынной улице.

«Пошел вон!»

Выгнать его, Сириуса Блэка, да еще и безо всяких объяснений?! Стоп-стоп-стоп. Нет уж. Ей это так просто с рук не сойдет!

Он развернулся на сто восемьдесят градусов и пошел обратно, через десять минут заметив, что уйти он успел, однако же, довольно далеко. По мере приближения к дому Марлин он все меньше хотел ее видеть и замедлял шаг, а за квартал до ее дома так и вовсе остановился, но поднял глаза...

В небе висела Черная Метка. Та самая, которую они с другими членами Ордена уже видели столько раз. Та самая, которая является символом смерти. Внутри у Сириуса все перевернулось: он понял, что ни над чьим другим домом, кроме дома Марлин, она висеть не могла.

Он не помнил, как добежал до ее дома, просто мгновение назад видел Метку, а сейчас уже — дверь, которую Марлин захлопнула перед его носом полчаса назад. Сглотнув, он толкнул дверь, и она легко поддалась.

Страшно входить в незапертые двери.

Страшно входить в незапертые двери домов, над которыми висит Черная Метка.

Страшно входить в незапертые двери домов, над которыми висит Черная Метка, если это дом твоего друга.

— Марлин? — хрипло позвал Сириус, входя в прихожую.

Здесь все выглядело как обычно. Никаких следов борьбы: разбитых зеркал, сбитых ковровых дорожек, рассыпанной по полу земли из цветочных горшков, оборванных штор... Сириус уже хотел облегченно засмеяться, выбежать из дома, посмотреть наверх и убедиться, что Метка висит не над этим домом. Не над домом Марлин. ЕГО Марлин.

Но прошел в гостиную и увидел их. Мистер и миссис МакКиннон и их дочь лежали в гостиной рядом друг с другом. Среди осколков стеклянных абажуров и фарфоровых статуэток, которые так любила миссис МакКиннон. В этом интерьере умиротворенные лица родителей выглядели чужеродно, а вот лицо Марлин — отмеченное печатью страданий, с не высохшими еще дорожками слез на щеках — как никогда уместно. Отказываясь поверить в увиденное, Сириус на деревянных ногах приблизился к ним и упал на колени.

— Марлин... — Голос отказывался повиноваться, руки дрожали, а в глазах почему-то помутнело. Сириус потер их, с удивлением ощутив на пальцах влагу. — Марлин!

Он прекрасно понимал, насколько это бесполезно, но все равно перепробовал все известные ему заклинания, которые могли бы помочь, если бы она не была мертва. Заживил все ее раны. А осознав бесполезность своих попыток, положил ее голову себе на колени и, нашептывая какую-то ерунду, рассказывая ей в последний раз то, чем хотелось поделиться, гладил шелковистые волосы. Вспоминал, как они щекотали его, когда Марлин покрывала Сириуса поцелуями. Как они рассыпались по подушкам. Как она скручивала их в узел на уроках, но одна непослушная прядь все время выбивалась и лезла в глаза. Марлин постоянно сдувала ее с лица, даже не обращая на это внимания.

— Прости меня, Марлин, прости!

Он корил себя за то, что не понял: она не могла просто так его выгнать. Заслужить доверие гораздо сложнее, чем его лишиться. И за это Сириус себя тоже ненавидел. За годы общения Марлин не раз доказывала ему свою искренность, а он поверил в несколько слов, которые она выпалила — теперь он вспомнил — даже не глядя ему в глаза! Она никогда не умела врать.

Сириус не знал, сколько он так просидел, непрестанно целуя оставленные пытками раны, которые теперь превратились в царапинки, водя пальцами по щекам, будто пытаясь запомнить Марлин на ощупь.

Наконец он, придерживая Марлин за голову, аккуратно переложил ее со своих колен на снятую с дивана чудом уцелевшую подушку и поднялся с пола, прощальным взглядом окидывая людей, которые заставили его поверить в то, что есть семьи, где царят любовь и взаимоуважение.

— Ты была дорога мне, Марлин, — прошептал он напоследок. — Гораздо дороже, чем все, что существует в моей жизни.

Не отрывая глаз от Марлин, запоминая в мельчайших деталях ее лицо, Сириус пятился к двери. Наткнувшись на нее спиной, долго еще смотрел на лежащую на пестром ковре семью. Потом что было сил зажмурился, помотал головой из стороны в сторону и, не открывая глаз, вышел на улицу и запер за собой дверь.

Отправил Дамблдору Патронуса с сообщением о гибели МакКиннонов.

А после этого принял анимагическую форму и понесся, не разбирая дороги, вперед.

Люди цепенели, когда видели несущегося навстречу огромного черного пса.

Люди вздрагивали, когда слышали ночами вой.

Вой собаки, в который вкладывалась вся боль человеческого сердца.