Эта комната (джен)

— Я убивал.

Она вздрагивает. Глубоко вздыхает, будто пытается успокоиться. В другой ситуации я решил бы, что она злится. Она всегда смешно поджимала губы и глубоко вздыхала, и я сразу же понимал: злится. Но всё это было напускное, на самом деле она не умела злиться.

Только обижалась.

Глупо так, по-детски. Играла в молчанку, но вечно смотрела на меня, призывая сделать первый шаг к примирению. И я всегда шагал первым.

Шаг за шагом.

В самое пекло Ада, где я влюблялся в неё.

— Знаю.

Захотелось волком выть.

Я пытаюсь излить ей душу. Впервые в жизни я хочу поделиться всем дерьмом своего существования, а она просто соглашается с такой фразой. Да из-за неё бы половина девушек захотели бы сбежать из моих объятий. Желательно, куда-нибудь на край света.

Она задумывается. Так, что залегает складка между бровей.

Я поднимаю руку и осторожно провожу кончиками пальцев по линии скул, по губам, боясь спугнуть её своими прикосновениями. В этот момент мне хочется стать Поттером или глупым Уизли, хочется прикасаться к ней, не опасаясь, что она сбежит. Но, в конце концов, я хочу быть с ней вечно в этой комнате.

— Мне всё равно, правда, — она чуть приподнимается, чтобы наши лица были наравне. — Мы с тобой уже успели стать парой взаимных убийц.

Теперь моё время показывать ей задумчивое лицо.

Порой она говорит вещи, которые не поймёт никто. Словно она из другого века. И я всё время пытаюсь разгадать, но она не позволяет, запирает дверь и закрывает окна, чтобы я не мог проникнуть к ней в душу. Больно, что она так и не научилась доверять мне.

— Я делал людям больно, понимаешь? Я причинял им боль, жуткую боль, которая рвёт на части изнутри и снаружи. Я пытал отцов, матерей и детей. Сжигал дома, квартиры, поместья. Я делал так, чтобы о людях забывали. Вычеркивал их из жизни, делал пустым местом. Тьмой.

Я вскочил, грубо оттолкнув от себя. Фактически выбросив из своих объятий. Она могла обижаться на меня за это хоть всю жизнь, мне было противно чувствовать себя грязным животным рядом с ней.

И снова она рядом, кладёт руку на моё плечо.

Снова и снова я утопаю в её нежности. Я слишком грязный для неё, и я порчу эту беззащитную девушку. Лучше испытывать пытки, чем угрызения совести и душевные муки.

Она, как вампир, пытается высосать из меня весь негатив. Я боюсь, что когда-нибудь она отравится моими эмоциями.

— Я же сказала, мне всё равно, — она аккуратно разворачивает меня к себе.

Мне так хочется прикоснуться к её губам, ощутить лёгкий привкус её малиновой помады, но она просто стоит и держит моё лицо в своих крошечных ладонях. Она гладит меня по волосам, которые уже давно бы пора постричь. Она обвивает меня руками и прижимается лицом к моей груди. А я стою, как статуя, боясь пошевелиться.

Как наивный первокурсник.

Как глупый самовлюблённый мальчишка. Как юнец.

Как Поттер, который никак не может признаться в своих чувствах этой рыжей. А ниже Поттера катиться уже некуда.

Я обнимаю её за плечи, не настаивая ни на чём. Дружеский жест, за которым скрывается волна любви Драко Малфоя, уже полгода пытающаяся накатить на солнечный берег Гермионы Грейнджер.

И заснув в моих объятиях, она спит спокойно всю ночь. А я смотрю на неё и боюсь услышать, что во сне она произнесёт имя Уизли, или Поттера, или того болгарина — Крама. Чьё угодно имя, но только не моё.

Мне тяжело слышать, как она рассказывает «своим мальчикам» забавные истории, глупые шутки и подробный пересказ прошедшего дня. Тяжело видеть, как она помогает им с уроками, а Уизли неловко обнимает её, обещая, что последний раз она делает что-то за него. И всё внутри сжимается, когда я понимаю, что со мной такого никогда не будет. Я для неё чужой и навсегда им и останусь.

Но в эту ночь мне становится по-настоящему страшно, потому что через пару недель я уйду. Наверное, навсегда. А она останется со своими дружками и воспоминаниями о странном парне. О том, кто слишком мало был ей другом и не смог сказать главного.

— Я люблю тебя.