Цена слов (гет)

— Здравствуй, Питер.

Маленькие глазки распахнулись от испуга, руки затряслись, губы дрогнули. Она стояла одна: тихая, спокойная, улыбалась уголками губ, но глазами — ничуть. В бежевом глухо застегнутом пальто, чёрных сапожках на крошечном каблучке, платке, повязанном на шею. Он нервно провел ладонью по спутанным русым волосам и, сглотнув, поинтересовался, откуда ей известно, где его новый дом. Она неопределенно бросила что-то в ответ, явно не желая зацикливаться на этом. Он пропустил гостью в дом крайне неохотно — не потому, что не хотел, а потому, что это было опасно.

— Марлин, зачем ты здесь?

Он следовал за ней, пока она медленно ходила по комнатам первого этажа, рассматривала всё так, будто бы искала что-то. И он боялся что найдет. Найдет то, что нельзя находить.

— Можно мне чаю?

— Ты не ответила, — пробормотал он, однако, с облегчением уводя её на кухню и включая чайник.

— Просто так. Ты хочешь, чтобы я ушла? — она сняла пальто, оставшись в одном платье, приняла чашечку из его рук и остановилась у окна.

Марлин стояла на мосту и смотрела вниз, чуть наклонившись над пропастью. Волны такого непонятного опустошающего чувства накатывали всё чаще, накрывали с головой и побуждали сделать шаг в эту самую бездну. Ей безумно хотелось шагнуть, чтобы избавить мир от своего никчемного существования. Мир, полный боли и страданий, смертей несчастья, отчаяния, крика. Но покинуть его означало обречь друзей и родных на эти чувства, а меньше всего ей нужно было, чтобы о ней вспоминали с сожалением и горечью. Нет, она не собиралась умирать героиней — просто человеком, прожившим до самой старости счастливой семейной жизнью. Её мысли не единственное, что останавливало. Он бы не дал прыгнуть: не успел бы, конечно, схватить за руку, но в кармане всё это время теребил маховик времени, чтобы даже не успела разбиться о скалы. Он сидел на ступенях у главного входа замка и всегда наблюдал. Питер любовался ей издалека, хотя она, наверное, знала и просто стояла, красивая и тихая, умиротворенно взирающая в ничего.

— Нет, не хочу, просто тебе опасно находиться здесь.

— То есть в этом доме я беззащитна?

— Абсолютно.

Он направился в гостиную и сел на диван, зная, что она последует за ним. Было с её стороны что-то такое… холод. Непривычный, даже не совсем здоровый блеск в глазах алый румянец на обычно бледных щеках, искусные губы. Он не знал, что случилось, но предположением было одно: война. Ему прекрасно известно было, что даже в светлых стенах школы ещё на первых курсах она повзрослела, поняла. Поэтому так часто выходила наружу, чтобы привыкнуть к реальности, чтобы выход в жизнь не был таким сильным ударом. И сейчас она стремительно менялась, живя в постоянном страхе. Осунулась, похудела, замкнулась в себе.

— Как ты? — тихо проговорил Питер, крепко зажмурившись.

— А на какой ответ можно рассчитывать в наше время? — прошептала она и положила голову ему на колени. — Я скучала.

Его сердце пропустило удар, он поморщился и судорожно выдохнул. Она скучает… после всего. Она пришла, хотя он и не ждал, узнала как-то, куда именно — интуиция подсказала. Может, у неё вошло в привычку прощать ему всё: все промахи. Он часто расстраивал её и только спустя долгое время понимал. Почему так происходило? За что ей такие мучения, а ему — такая радость? Он не заслуживал её, но она возвращалась каждый раз. Его рука несмело прошлась по её золотистом волосам, плечу, ещё раз и ещё, потом задержалась. Её пальчики переплелись с его. Он взвыл, и с его губ сорвалось её имя, и потом он добавил почти неслышно:

— Я люблю тебя.

— Я люблю тебя.

Марлин обернулась, и он встретился с удивленным взглядом янтарных глаз. Её губы приоткрылись, будто желая переспросить, уточнить, убедиться. Ему и в голову не пришло бы признаться, но удачно подлитый Сириусом в стакан тыквенного сока Феликс Фелицис сделал свое дело. Повинуясь то ли до сих пор длящемуся его действию, то ли взорвавшему грудную клетку чувству, Питер поцеловал её. Неуклюже, по-детски, поспешно, остро. А потом он развернулся и ушёл. Он задремал, сидя перед камином на полу в гостиной Гриффиндора, и вздрогнул, когда почувствовал, что она легла рядом. Как сейчас. Он неуверенно подтянул её к себе, совсем не зная, как обращаться с девушками.

— Я тоже, — вздохнула Марлин.

— Я тоже.

Она приподнялась, чтобы коснуться его губ своими. Он не ответил, но столкнувшись с непониманием со стороны подруги, сам подарил ей поцелуй.

— Ты скрываешь что-то… Молчи, это был не вопрос. Я точно знаю, я уверена, Пит. Это сломало тебя. Ты не такой. Можешь считать меня ненормальной, но я вижу.

— Глупости, я прежний, — нервно возразил он.

— Ты лжёшь, — прошипела она. — Почему тогда ты так боишься? Это не волнение, это страх.

В последний раз о чувствах она сказала неправду, по крайней мере, так думал он. Но она оказалась догадливой, даже слишком. Конечно, ему было, что прятать. Своё существование. После предательства. Но предательство было для него небольшой ценой за жизнь. Внутри щёлкнуло что-то, он прищурился и стиснул зубы, схватил Марлин за руку и с силой поволок за собой по лестнице вверх, на второй этаж.

— Ищи! — выплюнул Питер. — Всё здесь! Потом можешь бежать к своим дружкам и рассказывать всё, но я не даю гарантий, что память твоя не будет стёрта и ты не останешься в стенах этого дома. Ты не должна была приходить. Это было откровенный глупостью.

— Надо же, никогда не слышала от тебя подобных слов, — только и усмехнулась Марлин, толкая единственную дверь.

Листы, огромное количество листов повсюду: на стенах, на столе, парочка на потолке и полу. Книги, вырванные из них страницы, учебники по зельеварению и Тёмным искусствам с пометками чёрными чернилами на полях и между строк. Простые схемы и чертежи, списки с именами, чёрно-белые фотографии. Склянки с жидкостями тёмных цветов, колбочки с зельями, бутылочки с растворами. На паркете следы от больших грязных ботинок, капли красно-коричневого цвета, следы от пролитого чая, скомканная бумага, сломанные перья.

Питер смотрел на неё с некоторой злостью и торжеством, нащупывая в кармане волшебную палочку и готовясь нанести даже предательский удар в спину. Но она всё чутко ощущала, понимая, что теперь он вполне способен поступить так. Планы… В сознании складывался паззл, завязывались узелками нити, соединялись обрывки. Перемена оказалось координальной. Невероятной. Невозможной. Ужасной.

— Покажи мне руку, Пит! — её голос сорвался.

Ловушка? А она глупо попавшийся зверек. Как птичка в клетке, как мышонок в зубах кота. Не должно опытным мракоборцам оказываться пленниками, не должно попадаться на крючок. И что делать теперь — лишь судьбы распоряженье. Оскалившись, он снял мантию, оставшись в одной только футболке, обнажив таким образом правое предплечье, на котором красовалась Чёрная метка.

— Чёрная метка принимается только добровольно.

— Я согласен, — выдохнул Питер.

— Как ты мог?

— А что мне ещё оставалось? Для мнимых друзей я никто, к тому же, что не сделаешь ради сохранения собственной жизни?

На её лице отобразилось презрение. Сохранение собственной жизни. Эгоистично для любого, живущего в то время, и абсолютно естественно для него. Трус. Предатель. Анимагическая форма отразила сущность. Крыса. Но она любила его, а он — её. Как это могло в миг закончится? По-видимому, для него — легко.

— Я не скажу ничего, — прошептала Марлин.

— Иди. Иди, пока никто не пришёл, — сдавленно пробормотал он.

* * *

— Она знает слишком много…

Её руки были заломлены за спиной, волосы оттянуты назад, подбородок высоко поднят, но губы сжаты в тонкую линию. Она и не думала кричать, звать на помощь, умолять о пощаде, потому что понимала: выхода нет. Во взгляде не было испуга, не было покорности, смирения, не было безразличия, равнодушия — только что-то странное, похожее на обречённость. Она знала, что виновата сама: пришла, нашла, узнала. Попалась. Не по глупости — она не собиралась больше приходить — по невнимательности. Задумчиво шагая прочь от его дома, ей и не подумалось, что её кто-то может выслеживать, поэтому не трансгрессировала сразу. Она обещала не рассказывать, и никто не добился от неё информация об источнике. Посчитав множество операций заведомо провальными, она рассказала, что под ударом Джеймс и Лили, отлично понимая, что за ней будет погоня, пока жизнь её не оборвется. Она умело скрывалась от преследователей больше трех недель, а дольше бегать не смогла. Единственным, кто понимал, что не всё так просто, был Сириус, и он пытался защитить её от неизвестного ему врага. Но не смог.

— Н-но мой Лорд, — Марлин поморщилась от звука знакомого голоса — ей совсем не хотелось, чтобы за неё что-то просили, особенно он. — Можно же использовать Обливейт.

— Понимаешь ли, Хвост, это практически даёт гарантию, что она придёт вновь. А это не может продолжаться вечно, так ведь?

Он почувствовал острый укол вины: ничего этого бы не было, если бы в самом начале он оказался немножко смелее. Нет он показался себе слишком маленьким, чтобы сопротивляться воле такого могущества и напора, давления. Но тогда по её виску не текла сейчас густая липкая кровь… это было красиво. Питер с ужасом признался себе, что ему нравится… но с этим нужно немедленно покончить.

— Убей её.

В горле пересохло, сердце сжали железные тиски, руки сковало дрожью. Глупости, послышалось. Она лишь девчонка, случайно узнавшая часть планов Пожирателей, ничем больше не отличающаяся от других. Почему она? Марлин МакКиннон не заслужила этого.

— Я… я не могу, Хозяин, — просипел Питер.

— Если её убьёт, к примеру, Макнейр, то ей будет намного неприятнее, так что я позволяю сделать это тебе. Ну же. Не хочешь? Империо. Убей.

Красивая… А если личико не будет портить эта гримаса ненависти? Если искусанные красные губы побледнеют? Если болезненный румянец уйдет, а глаза не будут гореть злобой? Так даже лучше… Она станет ещё прекрасней, не так ли? Он хотел её себе заполучить именно такой. Её. Себе. Навеки, а может, чуть меньше. Главное сделать её своей собственностью, даже вещью, пленницей, заключенной, подчиненной. Она же может стать во много раз красивее…

— Авада Кедавра!

Тело безвольно рухнуло на пол, и Питер плотоядно усмехнулся, глядя на это.

— Она ещё тёплая, — хищно облизнулся Макнейр, кивая. — И теперь твоя. Полностью в твоём распоряжении. Ты можешь сделать с неё всё, что так давно хотел.

Питер присел на корточки рядом с мёртвой подругой. Не нужно было ей так делать, надо было с самого начала примкнуть к сторонником Волан-де-Морта. Глупышка. Он достал палочку, провел ей по её щеке, дотронулся до запястья. Meus in sempiternum… «Моя навсегда»… Буквы пока что ещё кровоточили, тонкие струйки сплетались изящным узором. Ему нравилось, безумно нравилось видеть её такой. Он мог всё, что угодно, абсолютно всё…

* * *

Из письма Лили Поттер Сириусу Блэку:

…В прошлые выходные к нам заезжал Хвостик,

по-моему, он чем-то подавлен, хотя, вероятно,

всё дело в новости насчёт МакКиннонов...

* * *

Он видел, что к дому подходит Доркас Медоуз, хоть и понятия не имел, откуда ей известно, где он живет. Неважно.

— Здравствуй, Питер.

Маленькие глазки распахнулись… не от испуга. От предвкушения. Блеснул безумный огонёк, губы растянулись в ухмылке.

— Заходи.