Все будет хорошо (джен)

Мы сидим здесь уже несколько часов.

Посреди этой просторной комнаты, где любое движение тут же отзывается гулким эхом, стоит большое зеркало. Ткань, покрывавшая его до нашего прихода, валяется в стороне. Надеюсь, нам простят сие безобразие, как и нашу с братом чрезмерную любопытность, приведшую нас сюда. Впрочем, я бы и упомянул о Карте Мародеров, но тогда это будет звучать не так круто. А мы с Фредом все же немного тщеславны — с этим не поспоришь.

Не составило большого труда понять, что зеркало (для которого, между прочим, выделили отдельное помещение) не простое. В любое другое время мы бы задались вопросом, зачем это понадобилось Дамблдору, но Зеркало Еиналеж (а это было, несомненно, оно) безумно манило нас.

Мы ожидали увидеть себя в каких угодно образах — от министров и высокопоставленных господ до прославленных игроков в квиддич и состоятельных торговцев, но только не самих себя. Я имею в виду, что мы не ожидали увидеть просто свое отражение. Быть может, мы были старше. Но все же это были просто мы. В той же самой одежде, с теми же самыми бесшабашными улыбками и полными задора глазами.

Наверное, мы бы разочаровались и отправились спать, уже на следующее утро забыв об этом случае, но тут мне в голову пришла гениальнейшая по своей сути мысль. Вернее, нас озарило одновременно, как это с нами постоянно бывает. Я посмотрел Фреду в глаза. Порой нам не нужно было слов, мы понимали друг друга и так. Так случилось и в этот раз — мы поняли, что всегда хотим быть вместе. Просто вместе. Вот такое вот у нас неприхотливое желание.

Мы медленно сели на холодный каменный пол, крепко обняв друг друга. В этот момент мне до безумия хотелось продлить этот миг на целую вечность. Хотелось всегда вот так вот обнимать брата и никогда не отпускать его.

Я никому и никогда не говорил, что, вызывая Патронуса, я всегда вспоминал именно этот миг нашего с братом единения. Он, наверное, тоже. Ведь у нас с Фредом все на двоих.

* * *

Это был наш последний год в Хогвартсе. И вовсе не потому, что мы учились на седьмом курсе и в конце года нам надо было сдавать ЖАБА, как могло кому-то показаться — просто мы так решили. А еще это был год, когда привычный порядок вещей в школе нарушился, и на смену свободе и веселью пришла донельзя мерзкая и преотвратительнейшая Амбридж. Она-то и сподвигла нас на уход из школы. Частично.

Я посмотрел на брата, распластавшегося на своей кровати. Он всегда был немного решительнее меня. Может, именно поэтому на его лице сияла широкая счастливая улыбка, а я же был полон сомнений.

— Фредди, ты же еще не спишь?

— Я знаю, о чем ты хочешь поговорить, братец. Но мы уже все обсудили.

И все. Я даже не стал с ним спорить, потому что он был прав. Мы уже давно все обсудили, а вновь и вновь вдаваться в пространные рассуждения смысла не было.

Я вновь бросил взгляд на Фреда. Я бы мог сказать ему, что люблю его. Я бы мог сказать, что он мне дорог, как никто другой на свете. Мог бы сказать много чего еще, но и в этом смысла тоже не было. Ведь он знал это. И я знал, что он чувствует то же самое, ни капли не сомневаясь в этом.

Я протянул к нему руку, зная, что он не замедлит сделать то же самое.

— А знаешь, Джордж, я не боюсь.

— Я тоже. Ведь мы будем вместе.

— Нет, братишка. Мы всегда будем вместе.

Он улыбнулся, и я тут же понял, что все будет хорошо.

* * *

Мы знали, что решающее сражение уже не за горами. Знали и готовились к нему. Конечно же, мы не могли остаться в стороне. Это звучит так же противоестественно и нереально, как если бы нам сказали, что величайший светлый волшебник всех времен и народов Альбус Дамблдор — гей.

Мы уже полноправные члены Ордена Феникса. Мы уже не единожды сражались с Пожирателями Смерти. И всегда мы сражались вместе — спина к спине. Некоторые Пожиратели порой боялись даже подойти к нам. По-видимому, наш с братом боевой дуэт уже успел прославиться в их рядах.

А потому мы не страшились грядущей битвы. Наоборот, нам хотелось ее. Ведь ожидание же столь томительно, а каждый день, каждый час, отделяющий нас от нее, тянулся, словно вечность.

Как же мы были тогда глупы.

* * *

Битва за Хогвартс была еще в самом разгаре. Повсюду летели заклинания, слышались крики, грохот и неистовые вопли раненых. Бой чувствовался в каждом углу, в каждом направлении. Я сражался неистово, вкладывая в каждое заклинание всю ненависть к проклятым Пожирателям. Я мог бы гордиться собой: за все время я уложил больше двух десятков этих мразей. Вот только всерьез я своих соперников не воспринимал. Быть может, мой смех сбивал их с толку, когда зеленый луч Авады пролетал в дюймах от меня?

Я понимал, что это не квиддич и даже не экзамен по Защите от Темных Искусств. Я понимал, что каждая схватка с Пожирателем Смерти — это возможность получить прямой билет к Гидеону и Фабиану. Но при этом я ничего не мог с собой поделать, то и дело ввязываясь в, казалось бы, неравный бой.

Все было хорошо. Я уклонялся от зеленых лучей, отбивал красные, разил врагов наповал. Все было просто прекрасно.

Но вдруг время остановилось. Сердце сжалось в кулак, воздух ушел из легких, а из души моей будто вырезали огромный кусок. Я почувствовал эту боль наяву. Я почувствовал тут же накатившее на меня одиночество. Оно угнетало меня, так сильно, как никогда раньше.

И все вдруг стало плохо.

Не обращая больше ни на что внимания, я побежал так быстро, как не делал прежде. Мимо меня пролетали бесчисленные группы сражающихся. Порой я спотыкался об чьи-то еще не успевшие остыть трупы. Я слышал голос Волдеморта, раздававшийся, кажется, на протяжении всего моего пути. Но я не понимал ни слова. Все вдруг для меня потеряло смысл, и я с горечью начал понимать то, во что так отчаянно не хотелось верить.

Я уже проклинал себя за то, что оставил Фреда одного. Мы были созданы друг для друга. Ведь мы всегда были вместе. Всегда сражались спина к спине, и в этот раз мы тоже должны были быть вместе. Вместе, нам казалось, мы были непобедимы. Но в этот раз мы разошлись, и я готов был молить всех мыслимых и немыслимых Богов, чтобы страхи мои оказались лишь ничего не значащей паранойей.

Запыхавшись, я забежал в приоткрытые двери Большого Зала. Будто какое-то неведомое чувство вело меня к брату. Я искал знакомые лица, чтобы понять, где же Фред. Потом я увидел Перси.

А потом я нашел Фреда. Меня будто ударило камнем по голове.

Нет, ради Мерлина, нет.

Рядом с моим братом на коленях стояли плачущие мама и папа.

Нет, нет, нет.

Я подошел, все еще не веря в случившееся. Я не обращал внимания на взгляды, обращенные на меня с сочувствием и искренним сожалением. Через несколько мгновений я увидел его.

Нет, нет, нет, нет.

На меня смотрели его пустые, лишенные жизни глаза. Такие же, как у меня, но уже совсем другие. Мне начало казаться, что душа моя вот-вот разорвется на части. Я не удержался на ногах и упал на колени.

Нет, нет, нет. Это не может быть правдой. Только не Фред. Только не он. Он не мог оставить меня одного.

— Не оставляй меня, Фред, пожалуйста! — я не мог сдержать слез, я сжал брата в объятиях, вновь и вновь прося его вернуться. Я тряс его за плечи, тщетно пытаясь поверить, что это лишь дурной сон.

Но я уже понимал, что это не так. Фред обманул меня, сказав, что мы всегда будем вместе. Обманул, ушел, оставил. Лишь три этих слова эхом отдавались у меня в голове, отгородив от всего остального мира.

* * *

Небольшая комната. И зеркало, висевшее на стене, тоже небольшое. И совсем не Еиналеж. Порой я садился у зеркала и рассказывал Фреду о своей жизни. Так мне было легче, так я создавал иллюзию, что брат все еще рядом.

— Я скучаю по тебе, Фредди. Мы все скучаем по тебе. Недавно мама разговаривала со мной и случайно назвала меня Фредом. А я с искренне вопиющим негодованием в голосе ответил ей: «Эй, я Джордж! И ты, женщина, все еще называешь нас своей матерью! Ты все еще не можешь отличить нас друг от друга». Я видел улыбку на ее лице, но глаза у нее были грустными. Мама и папа до сих пор не очень-то любят говорить о тебе, хотя иногда они забываются. Вот позавчера, например, мама освободила для тебя место за столом и даже успела наложить поесть, пока не сообразила, что тебя с нами нет, и не заплакала.

Я знаю, что все тоже по тебе скучают. Рон, Джинни, Билл, Чарли... Но Перси перенес это труднее. Первый месяц он даже из комнаты не выходил — ни на похороны, ни к девушке, ни поесть, и, ты представляешь, даже в туалет! Он очень скучает по тебе. Они все скучают по тебе. Мне кажется, даже Малфой скучает по тебе...

Порой мне так хочется услышать твой голос. Ты ведь скучаешь по мне? По-крайней мере, я скучаю точно. Знаешь, я ведь не могу даже пройти мимо зеркала. Каждый раз на мои глаза наворачиваются слезы, потому что мне так хочется, чтобы каждое зеркало стало зеркалом Еиналеж

Я встал прямо перед зеркалом, не в силах отвести взгляда от отражения. За моей спиной вдруг снова появился он. Как тогда, много лет назад.

И будто наяву я услышал его голос:

— Я всегда с тобой, братишка.

Я достал палочку, не отрывая взгляда от зеркала. Взмах палочки, и за много лет я впервые увидел своего патронуса — чистого и незамутненного.

Фред улыбнулся. И как тогда, много лет назад, я понял, что теперь все будет хорошо.