День, когда возможно все (джен)

Гарри подстерегли теплым майским вечером на выходе из кинотеатра, когда они с Джинни, веселые и довольные, выбирались из бурлящей впечатлениями толпы после премьеры «Гладиатора». Устав от постоянной бдительности, они часто убегали сюда, к обычным людям, среди которых чувствовали себя в безопасности. Обманчивой, конечно. Гарри это прекрасно понимал, но ему очень хотелось порадовать малышку Джинни — та искренне считала, что остатки недобитых упивающихся побрезгуют или побоятся высунуть нос из привычного им магического мира.

Не побоялись…

Это потом, прокручивая в голове хронику событий, Джинни вспомнила, что краем уха слышала пару глухих хлопков. Но тогда, оглушенная после тишины кинотеатра шумом машин и гомоном вечернего Лондона, она не могла понять, почему Гарри вдруг останавливается на полушаге и падает прямо ей под ноги, заливая черной в свете неоновых вывесок кровью ее новые белые босоножки.

Джинни, наплевав на конспирацию, сразу же аппарировала вместе с Гарри в больницу, но было слишком поздно. Собирать раздробленные позвоночники и латать сквозные дыры в своих пациентах медики Святого Мунго уже научились, но заново собрать разлетевшееся на клочки сердце им пока было не под силу.

Когда примчавшаяся по первому зову Гермиона рванула дверь приемного покоя и увидела на белоснежном диване скорчившуюся рыжеволосую фигурку, Джинни рыдать уже не могла. Она тупо сцарапывала ногтем засохшие сгустки крови с натянутой на коленки короткой юбки и время от времени глухо всхлипывала.

Авроры, наводнившие больницу, растерянно поглядывали на нее. Им не верилось, что Герой магического мира, пережив три «авады» сильнейшего в мире волшебника, сможет умереть от каких-то малюсеньких кусочков металла. Кингсли, явившийся в клинику прямо с очередного приема в его честь, сразу же лично вытряхнул из Джинни все подробности их неудачного похода в кино и умчался на место происшествия.

Бесшумно открылась внутренняя дверь, и в холл вошел главный целитель Сметвик. Джинни рванулась к нему и с отчаянием вцепилась в отвороты лимонного халата; медиведьме, подскочившей с успокоительным зельем, едва удалось расцепить ее побелевшие пальцы. Целитель сочувствующе погладил Джинни по растрепанной голове, затем отвернулся к мистеру Сэвиджу, новому начальнику аврората, положил ему на ладонь два маленьких окровавленных цилиндрика и скорбно покачал головой…

После этого дня мир словно сошел с ума. Нелепая гибель надежды и опоры магической Британии взорвала страну, над которой словно заново пронесся неистовый вопль Волдеморта «Гарри Поттер мертв!»

Обыватели поспешно выныривали из послепобедной эйфории и обновляли на жилищах защитные заклинания. Словно тараканы, изо всех щелей полезли приутихшие было за два послевоенных года криминальные элементы всех мастей. Авроры и так сбивались с ног в поисках скрывающихся последователей Лорда, а теперь и вовсе падали от усталости, притаскивая в участок пачками всякое ворье, мошенников, грабителей и прочее распоясавшееся отребье.

Рон, почерневший от горя, словно обезумел. Он рвался в каждый рейд, и новому напарнику приходилось чуть ли не за руку удерживать его от применения непростительных к задержанным преступникам.

Естественно, долго так продолжаться не могло…

В один из хмурых сентябрьских понедельников, когда Гермиона безрадостно, просто по привычке, бродила по книжным магазинам, присматривая для себя пахнущий свежей типографской краской подарок, ей на плечо опустилась сова. Сердце сжалось от плохого предчувствия.

И оно не обмануло.

В этот раз Рону не помогли ни ярость, ни ненависть. Основную часть его группы, посланной на осмотр заброшенного замка где-то в пустошах Корнуолла, просто заперли в подвале и забросали газовыми гранатами из потайных окон. Остальных выбили в коридорах по одному.

Рон погиб одним из последних. Как ни хорош был его новый напарник, но до Гарри с его смекалкой и знанием маггловского мира ему было далеко. Пара автоматных очередей — и подарок для любимой девушки, капелька росы на золотой цепочке, так и останется неврученным. Его найдут в вещах Рона уже после похорон и всеми забытого дня рождения и передадут Гермионе вместе с десятком писем и колдографией, всегда стоявшей на его тумбочке в аврорском общежитии: их дружная компания на пикнике по случаю первой годовщины победы. Счастливые глаза всех троих, венок из полевых цветов на кудрявой голове Гермионы, пирамида из сэндвичей на картинно отставленной в сторону ладони Гарри и пронзительно-синие шальные глаза Рона, которому Гермиона в этот день наконец-то сказала «Да».

Гермиона посмотрела на тоненькое колечко, привычно устроившееся на безымянном пальце. Даже стоя у алтаря, через много-много дней, недель и месяцев, она не сняла этот символ майского счастья, он просто обосновался на ее правой руке, и теперь уже навсегда. Ее муж отнесся к такому поступку с пониманием. Все шесть десятилетий счастливого брака один из лучших выпускников Рейвенкло делил свою нежность между женой и магическими войнами раннего средневековья и бережно хранил в письменном столе миниатюру с изображением Лайзы Турпин, отчаянно сражавшейся в той далекой битве и погибшей под обвалом, когда к замку прорвались великаны…

Гермиона прикрыла глаза. После смерти Волдеморта мир не стал чище, но после гибели Гарри, «живого знамени справедливого строя», как выразился в пафосном некрологе «Пророк», грязь полилась потоком. На смену аристократическим чистоплюям пришли недовольные властью полукровки из народа, такие же жесткие и непримиримые, как Темный Лорд, но не такие консервативные, не брезгующие чужими достижениями в области уничтожения себе подобных. Знающие, как защититься от темной магии, но спасовавшие перед маггловскими технологиями обыватели дрожали от ужаса, слушая ежевечерние выпуски колдоновостей.

В те годы многие бежали из Англии — страх перед бывшими пожирателями был привычным, каким-то устоявшимся, давно знакомым, а зубастые, жаждущие крови и власти, не гнушающиеся немагическим оружием новые оппозиционеры вызывали в людях ирреальный ужас.

Гермиона, хотя у нее и была такая возможность, не собиралась покидать Англию. Многие магглорожденные волшебники — и взрослые, и студенты — в те дни встали на сторону аврората: каждая крупинка знаний об их мире ценилась на вес золота.

Но противник оказался непрост. Каждое утро Гермиона со страхом разворачивала газету. С каждым днем на ее страницах появлялось все больше черной краски. И почти каждую неделю траурные рамки отнимали у нее навсегда знакомых, друзей, однокурсников…

Она уже не прятала в шкаф угольно-серебристый шарф. Он висел на спинке стула в гостиной ее маленькой квартирки, снятой еще Роном, и, казалось, был готов в любой момент вороновым крылом опуститься на стянутые в строгий узел каштановые кудри с первыми серебряными ниточками и отправиться на очередное прощание.

Гермиону уже мутило от сначала выспренних, затем все более строгих и коротких речей, от запаха цветов и успокоительных зелий, от приглушенных огоньков на кончиках поднятых кверху волшебных палочек.

Когда ей пришлось в один день присутствовать сразу на нескольких погребениях (пышная свадьба известного игрока в квиддич Джимми Пикса, активно поддерживающего нового министра магии Кингсли Шеклботта, была разнесена на клочки обычной маггловской взрывчаткой), Гермиона не выдержала и через неделю уже была во Франции с группой лучших студентов магического Оксфорда, отправленных по обмену в Сорбонну. Среди них был и ее будущий муж, но в день отъезда ни он, ни Гермиона даже подумать не могли, что несколько лет спустя они вместе будут принимать решение остаться в чужой стране навсегда.

Не сразу, далеко не сразу очарование Парижа смогло утолить ее боль. Ей еще долго снилась та кошмарная ночь, в которую она вместе с другими женами, матерями и невестами ждала, когда из Корнуолла переправят тела погибших. С первым лучом солнца в окна аврората начали биться совы. Не обнаружив именинницу по указанному адресу, они принесли ей прямо сюда поздравления и подарки от людей, которые еще не знали, что день рождения превратился для нее в день вечной скорби.

Тем утром Гермионе Грейнджер исполнился двадцать один год…

Студенты Сорбонны старались держаться подальше от хмурой бледной неразговорчивой англичанки, не поднимавшей глаз от книг. Соотечественники, все понимая, старались не бередить ее раны, но периодически вытаскивали то в маленькие кафешки на кофе с круассанами, то в поход по книжным лавкам, а то и просто на прогулки по узким улочкам Латинского квартала. И только переполненный туристами Пантеон они старались обходить стороной…

Четвертьвековой юбилей Гермиона уже смогла встретить слабой, но все же настоящей улыбкой. У нее была крыша над головой, была любимая работа, были новые друзья. Старые друзья тоже ее не забывали — письма и посылки из Англии приходили регулярно, но долгие годы в середине сентября совы облетали ее комнату, а затем и дом, стороной, и она была им за это безмерно признательна.

* * *

В дверь постучали. В комнату заглянула вихрастая голова:

— Бабуля, можно к тебе?

— Конечно, милый!

Гермиона тепло улыбнулась. Этот малыш, проявляя фамильное любопытство и настойчивость, весь день пытался пробраться в комнату любимой прабабушки, превратившуюся сегодня в улучшенную версию корзины Пер Ноэля.

— Бабуля, ты уже посмотрела свои подарки? — невинно поинтересовался маленький хитрец, не сводя глаз с большой красной коробки с надписью «Maxim`s».

Гермиона проследила за его взглядом, спрятала понимающую улыбку в уголки глаз и ответила чистую правду:

— Нет, дорогой, еще не успела. А давай посмотрим их вместе. Ты ведь поможешь своей старенькой бабушке их распаковать?

Малыш укоризненно посмотрел на Гермиону:

— Бабуля, в самом деле, какая ты старенькая? Ты просто болеешь, а когда посмотришь все подарки, сразу поправишься. Давай я буду тебе их раскрывать и подавать, только по одному, чтобы у тебя ручки не устали, а ты будешь разглядывать и говорить мне от кого, а то я еще не все буквы выучил!

— Хорошо, милый, — согласилась Гермиона и, пока малыш пыхтел над тугим узелком золотистой ленточки, взяла в руки первую карточку…

Она так и не смогла назвать своих детей в честь погибших друзей. Помешало глупое маггловское суеверие. Побоялась.

А вот Джинни с Невиллом не побоялись. И пусть они ушли один за другим еще десять лет назад, но Гарри, Рон и Фред Лонгботтомы никогда не забывают поздравить свою любимую крестную с днем рождения.

Еще поздравления — от друзей, коллег, учеников… Родственники предпочли поздравить лично — 120 лет исполняется, как-никак, и теперь вся большая компания шумно общалась внизу, в гостиной, обнимая и расцеловывая постоянно прибывающих гостей, пока героиня дня набиралась сил перед большим семейным торжеством.

— Бабуля, а здесь карточки нет! — правнук недоуменно протянул Гермионе небольшую круглую шкатулку. Гермиона заглянула в нее, прерывисто вздохнула и плотно зажмурилась.

— Бабуля, тебе плохо? — зазвенел встревоженный голосок. — Может, маму позвать?

Гермиона поспешила успокоить малыша: нет-нет, бабуля просто немного устала, ей нужно отдохнуть, а ты беги, поиграй, и возьми с собой вот эту большую коробку с конфетами…

Когда за ребенком закрылась дверь, Гермиона еще раз открыла шкатулку и внимательно посмотрела на круглый блестящий предмет, похожий на песочные часы, посаженные на ось.

Июнь девяносто шестого… Министерство магии, отдел тайн, комната времени… Стеклянный шкафчик, заполненный точно такими же предметами, и разбивающее его заклятие Невилла.

Такой подарок ей мог прислать только один человек, единственный из оставшихся в живых ровесников. Она посмотрела на сбитые сто лет назад и давно зажившие костяшки правой руки, вспомнила испуганные серые глаза и довольно улыбнулась. Недавно знакомая физиономия с изрядно поредевшими, но все еще длинными волосами мелькала во всех газетах — то ли которого внука женил, то ли правнучку замуж выдавал. Все та же прямая спина, все тот же надменный взгляд. Вылитый папенька…

Очевидно кое-кто, не будем тыкать пальцем в ныне ушедших (вот только теперь возникает вопрос: куда?) не растерялся во время сражения и под шумок утянул пару-тройку бесценных артефактов. А, может и не пару…

Гермиона ясно помнила, что после заклятия Невилла шкафчик упал, разбился вдребезги, но потом снова повис на стене, абсолютно целый, и снова упал. И когда они с Невиллом и Гарри убегали из этой комнаты, шкафчик все так же прыгал туда-сюда как заведенный. Но затем им сообщили, что все хроновороты были уничтожены во время сражения. Возникает еще один вопрос: кем именно уничтожены и зачем?

Гермиона покачала головой: ай да Люциус, ай да папин сын… Решил подстраховаться после неудачи с разбитым пророчеством? Так что же ты, гад белобрысый, владея таким сокровищем, лучшего друга не спас, который твоего сына семь лет прикрывал? Который умер, забытый всеми, на грязном полу Воющей хижины?

Или не умер?..

Гермиона вцепилась пальцами в золотой кругляшок. А если Люциус, а вслед за ним и Драко, уже использовали хроноворот, и, причем, не единожды? Если все они давно живут не в предназначенной им реальности, а в исправленной Малфоями версии?

Что тогда мешает ей исправить мир на свой лад? Создать новую вселенную, где не будет ни горя, ни боли? Где Гарри, выйдя из кинотеатра, спокойно проводит Джинни до дома и они еще долго будут шептаться на крылечке, пока из окна не выглянет Молли и притворно-строгим голосом не отправит будущего зятя домой, дабы утром не проспал… Где Рон не будет мотаться ночами по притонам и пустошам, а вернется после работы домой, поужинает, обнимет жену, и долго-долго будет рассказывать ей о всякой ерунде вроде продавца фальшивых елочных игрушек или неудачника, намертво прилипшего к украденному гусю. Где всякая тварь будет и дальше дрожать в своей норе, не превращаясь из трусливой крысы в шакала-людоеда…

Гермиона задумчиво покачала пальцем подвижную восьмерку песочных часов. Несколько оборотов — и ей не нужно будет хоронить друзей, бежать из Англии, вздрагивать от шелеста птичьих крыльев, прятаться за работой от настойчивых мыслей…

Но тогда у нее будет совершенно иная жизнь. В другой, до боли родной, хоть и неспокойной подчас стране, появятся абсолютно непохожие на смеющихся внизу дети и внуки…

Зато ей снова будет семнадцать…

Гермиона вспомнила, как веселящаяся Джинни, абсолютно не смущаясь от того, что сдает брата с потрохами, в лицах рассказывала, как Рон на шестом курсе раздумывал над подарком к ее, Гермионы, совершеннолетию. Он приставал ко всем знакомым особам женского пола с вопросом, что бы они хотели получить в такой важный для волшебницы день. Ответы были разными — кому-то хотелось бриллиантовую диадему, кому-то — кругосветное путешествие, кому-то домик в центре магического Лондона. Рон совсем запутался и пошел спросить совета у мамы. Миссис Уизли на прямой вопрос: «Если бы тебе исполнялось семнадцать, что бы ты хотела получить в подарок?» дала прямой и короткий ответ: «Ничего более».

Рон тогда ничего не понял и решил, видимо, что мама пошутила. Но Гермиона сейчас как никогда понимала, насколько права была ее несостоявшаяся свекровь. В семнадцать лет перед тобой открыт весь мир.

И сейчас у нее в руках реальная возможность вернуться в это счастливое время, снова пройти теми же тропками, но уже не вслепую, не уклоняясь от хлещущих по глазам ветвей, а уверенно убирая их со своего пути и с пути своих близких.

Но уверена ли она, что мир от этого станет лучше? Не засыплет ли она своими мелкими радостями жерло вулкана, и не рванет ли тот через некоторое время с еще большей силой, погребая под потоками безжалостной лавы все, что ей дорого?..

Интересно, зачем Малфой прислал эту игрушку именно ей? Наигрался сам и в порыве ностальгии решил порадовать единственную оставшуюся в живых однокашницу?

Драко знал, что Гермиона жива: они часто встречались на страницах одних и тех же газет, только ее колдография в основном мелькала в публикациях, посвященных миру науки, а он блистал на передовицах и в светской хронике. И к чему вдруг такая благотворительность? На старости лет преисполнился равнодушия к судьбе собственного семейства или решил, что никакие игры разума Гермионы Грейнджер не смогут поколебать могущество Малфоев?

Гермиона с удовольствием поразмышляла бы над этой загадкой, но вдруг, как часто бывало в последнее время, на нее накатила слабость, затуманила мозг, разжала ставшие ватными пальцы.

Сердце сбилось с ритма, горло сдавило, и Гермиона, внезапно испугавшись, как в школе, что не успеет, не сможет, не найдет правильного решения, потянулась к выскользнувшему из ладони золотому кругляшку…

Дверь тихонько скрипнула. Вихрастый малыш бесшумно просочился в комнату, на цыпочках подошел к полулежащей в кресле Гермионе и, дергая ее за рукав, прошептал:

— Бабуля, просыпайся, там уже все собрались, и свечи зажгли на торте, много-много, только тебя ждут…

* * *

«Хогвартс-экспресс», весело насвистывая, пересекал вересковые пустоши Шотландии. Гермиона Грейнджер, уже переодетая в новенькую мантию, шла по коридору и заглядывала в каждое купе. Наконец в одном из них она нашла то, что искала.

На звук открываемой двери к ней повернулись двое.

— Привет, — строго сказала Гермиона, безуспешно стараясь сохранить деловой вид. — Вы тут жабу не видели?

— Нет, — серьезно покачал головой один, а другой так же серьезно добавил:

— Мы тут магией немножко балуемся, если хочешь — заходи!

Он взмахнул волшебной палочкой, и на столе появилась гора шоколадных лягушек, воздушное мороженое, сахарные перья, желатиновые червячки, медовые ириски, сладкие свистульки — все богатство «Сладкого королевства», символ счастливого хогвартского детства, о котором она старалась не вспоминать, чтобы не бередить душу.

— Мы знаем, что сладкое вредно для зубов, — опередил реплику Гермионы один, глядя на нее лукавыми синими глазами, а другой, взлохматив и без того растрепанные волосы, поправил очки и авторитетно заявил:

— Но сегодня особенный день, когда можно все.

— И возможно все, — добавил его друг.

— С днем рождения, Гермиона! — провозгласили они в унисон.

Гермиона счастливо рассмеялась и перешагнула порог навстречу протянутым рукам и таким знакомым улыбкам. Она знала — это будет самый лучший день рождения в ее жизни!