В тупике (джен)

Было раннее мартовское утро.

Я любовалась цветами, которые недавно принес отец. Это были, как ни странно, розы, с их цветом — темно-бордовым. Они напоминали мне оттенок маминой губной помады…

Я села на подоконник и стала ждать, когда раскроются бутоны. Солнце уже встало и мягко освещало воду в стеклянной вазе, от нее исходило глубокое темно-синее свечение.

Вдруг мой взгляд упал на одну из роз: еще несколько секунд назад это был совсем маленький, едва сформировавшийся бутончик, а теперь — пышная роза, весь вид которой говорил о том, что она цвела как минимум несколько дней.

Я несказанно удивилась и слезла с подоконника, на моих глазах остальные цветки тоже раскрылись. Я завороженно наблюдала за этим странным природным явлением, и не заметила, как вернулся отец. Когда он со скрипом открыл массивную входную дверь, меня обдало стужей.

Отец не обратил на меня никакого внимания, или сделал вид, что не заметил. Устало опустившись в кресло, он достал из кармана потертой и грязной мантии волшебную палочку, взмахнул ею, и вот уже в камине заплясали языки пламени. Затем взмахнул еще раз, и в его руках материализовалась газета.

«Наверное, розы он так же достал из волшебной палочки», — решила я и опустилась в соседнее кресло напротив отца. Он как-то странно посмотрел на меня и отложил газету. Затем его рука совершила путешествие во внутренний карман мантии и вытащила оттуда изрядно потрепанный конверт.

— С днем рождения, Сандра, — произнес он и протянул мне письмо с тяжелой сургучной печатью, на которой была изображена большая буква «Х».

Дрожащими руками я аккуратно распечатала конверт и приступила к чтению.

Пока я читала письмо, испещренное изумрудными чернилами, мое сердце наполнялось радостью. Я словно пребывала в каком-то своем, особенном мире, где минуты тянулись, словно дни, и, потому я не сразу осознала, о чем говорит отец. Его голос доносился откуда-то издалека…

— Завтра же поедем в город, купим все необходимое, — пообещал отец, глядя как я читаю письмо в пятый или шестой раз.

— Во имя Мерлина… это лучший подарок на день рождения… — прошептала я охрипшим от волнения голосом.

Отец улыбнулся. Я впервые видела его улыбку, с тех самых пор, как мама…

— Причешись. И быстрее собирайся, — его взгляд снова сделался жестким и он начал энергично прохаживаться по комнате.

— Разве мы куда-то опаздываем? — изумленно прошептала я, глядя на то, как отец что-то вытряхивает из маленького глиняного горшочка.

— Я же тебе вчера говорил! Мы приглашены на обед… и Лавгуды тоже там будут… да где же оно…

Наконец, отец нашел то, что по-видимому искал. Взял горстку порошка, кинул в огонь, что-то пробормотал и исчез.

Путешествовать с помощью летучего пороха мне не особо нравилось, но ничего другого делать не оставалось. Взяв из горшка щепотку летучего пороха, я шагнула в камин и бросила порошок в огонь. Пламя зашевелилось, вспыхнуло изумрудно-зеленым светом и взметнулось вверх.

— Нора, — громко крикнула я и завертелась в огненном вихре.

* * *

Солнце светило по-летнему ярко и отражалось в медных телескопах, выставленных перед витриной магазина.

Внезапно пошел снег, кружащийся в воздухе и крупными хлопьями падающий на землю. Казалось, природа была не в курсе, что через неделю наступит апрель.

Задумавшись о природных аномалиях, я чуть было не упустила из вида отца, который быстрым шагом пересек Лютый переулок и оказался на Косом.

Чтобы его нагнать, мне пришлось идти почти бегом. Внезапно он остановился у магазина с потрепанной вывеской «Мадам Малкин. Одежда на все случаи жизни».

Достав из кармана письмо, я пробежалась глазами по списку необходимых предметов и отдала его отцу.

— Купи себе мантию, а я взгляну, какие цены на учебники, — бросил отец и зашагал к магазину «Флориш и Блоттс».

Через час или около того, я стояла в длинной очереди, ведущей в аптеку. Она была настолько большой, что начиналась аж на улице. Люди входили и выходили, из-за чего в помещении возникала страшная толкотня. Я с интересом наблюдала за двумя страдальцами, пытавшимся с громадными сумками протиснуться к выходу. Умом я сочувствовала им, а боками остро ненавидела, ибо мне несколько раз досталось увесистой клеткой, в которой бесцеремонно ухала большая сипуха.

Наконец, слава Мерлину, я очутилась у прилавка. Купив игл дикобраза, толчёных рогатых слизняков, корень асфоделя и других ингредиентов для приготовления волшебных снадобий, я с великой радостью вышла из аптеки.

В ожидании отца я села на скамеечку около магазина «Твилфитт и Таттинг» и принялась перебирать купленные предметы: школьная форма, ингредиенты для приготовления зелий, свитки пергамента, орфографические перья, оловянный котел и медные весы из магазина подержанных товаров. Чтобы скоротать время, я развернула «Придиру» и углубилась в чтение. Его редактором был наш сосед, Ксенофилиус Лавгуд. Журнал — чушь редкостная, если честно, зато нам доставался свежий выпуск по дешевке.

Отец с книгами появился в то время, когда я заканчивала читать нудную и довольно странную статью о морщерогих кизляках.

— Пап, нам не хватает только волшебной палочки, — задумчиво произнесла я, еще раз просматривая список.

Отец как-то странно посмотрел на меня и ответил:

— Возьмешь… волшебную палочку своей матери.

Пока мы выходили из «Дырявого котла» и шли по направлению к магловскому метро, я напряженно думала. Мне не давало покоя то, что сказал отец.

Насколько мне известно, волшебные палочки кладут вместе с усопшим в могилу. Что же получается, отец разграбил могилу моей матери?.. Даже если учесть, что у нас было не так много денег, этот поступок все равно казался мне кощунственным.

Я старалась не смотреть отцу в глаза, а когда мы, наконец, дошли до дома, я быстро взлетела вверх по лестнице и закрыла дверь своей комнаты на щеколду.

* * *

Так прошла весна, и наступило жаркое лето. Начались погожие теплые деньки.

Спасаясь от зноя, я лежала в саду на горячей, прогретой солнцем земле, под сенью гигантского куста рододендрона, и читала учебник по заклинаниям. Одно из заклинаний левитации я решила опробовать на практике.

Я еще никогда не колдовала, с помощью волшебной палочки, но зато видела, как это делал отец. Наставив палочку с начинкой из рога северного оленя на пожелтевший лист, лежавший под сенью раскидистого бука, я взмахнула ею и отчетливо произнесла:

— Вингардиум левиоса!

И ничего не произошло.

Я усиленно махала палочкой, кричала слова заклинания, тихо шептала, но листок не желал летать по воздуху подобно птице.

Вскоре я пришла к выводу, что в Хогвартсе меня наверняка научат, как применять эти чары. Оставив безуспешные попытки перехода от теории к практике, я ограничилась только зазубриванием истории магии чтением учебника по трансфигурации.

Этот печальный опыт меня не раздосадовал, а наоборот, только разжег азарт: мне страшно хотелось попасть в школу, чтобы овладеть азами магической науки.

Время начало бежать с безумной скоростью, словно кто-то заколдовал стрелки часов. Не успела я дочитать все учебники, как настал день отправления в школу чародейства и волшебства «Хогвартс».

* * *

Чемоданы были упакованы, жаба Хэмиш (подарок тетушки Гартензии к школе), мирно квакая, лежала в кармане моей потрепанной куртки, а сама я, нервно теребя билет, восторженно смотрела, как гигантский «Хогвартс-экспресс» испускает могучие пары серебристого дыма.

Отец помог занести тяжелые чемоданы в купе. Пробормотав что-то на прощание, он слабо улыбнулся и скрылся в толпе. Усадив Хэмиша на колени, я с тоской наблюдала, как родители прощаются со своими детьми: обнимают, целуют, проливают слезы… я чувствовала себя одинокой и брошенной.

После смерти мамы, отец перестал разговаривать, почти ничего не ел, лежал целыми днями на старом продавленном диване и невидящим взором глядел в пространство.

А ведь когда-то ор был совершенно другим.

Я помню, как мы ходили на чемпионат мира по квиддичу. У меня до сих пор хранилась брошюра с этого матча, а на ее обратной стороне была реклама новой модели «Чистометов».

Мне было не больше шести. Помню лишь, как отец учил меня названиям некоторых приемов игры: «Двойная Восьмерка», «Финт Вронского», и, кажется, «Трансильванский Блок». Мы болели за «Татсхилл Торнадос», размахивали небесно-голубыми флажками и ели драже «Берти Боттс». Я точно помню, что мне попадались конфеты со вкусом вишневого пирога, зеленого чая, лимона и мыла.

А после матча мы заходили в кафе Флориана Фортескью и покупали мороженое. Ах, чего там только не было! И фруктовое, испускавшее большие лиловые пузыри, и малиновый фруктовый лед, и застывшая шоколадная глазурь в форме маленьких драконов… домой мы обычно добирались с помощью порталов или парной трансгрессии. Мама готовила рагу с овощами, мясную запеканку…

Я была погружена в свои мысли и не сразу заметила, как в купе зашел темноволосый мальчик с громадным чемоданом и клеткой, в которой сидя на жердочке, чистила перья большая полярная сова.

На вопрос «можно здесь сесть?» я ответила утвердительным кивком и отвернулась к окну.

Поезд тронулся с места. Деревья за окном пришли в движение. Они начали проноситься все быстрее и быстрее. Мальчик, сидевший напротив, поймал мой взгляд и улыбнулся.

— Я Гарри, Гарри Поттер, — он протянул мне руку.

После секундного колебания я ответила на рукопожатие.

— Сандра Фосетт, — ответила я и начала изучать мальчика с гораздо большим интересом.

Я заметила тонкий шрам на лбу в виде молнии. Так значит, именно туда ударило заклятие самого темного волшебника нынешнего столетия…

Гарри Поттер выглядел немного бледным и болезненным мальчиком. Вероятно, он казался еще меньше из-за одежды, которая была ему несказанно велика, а с очками, обмотанными на переносице прозрачным скотчем, он выглядел немного нелепо. С трудом верилось, что этот мальчик смог остановить такого темного и могущественного волшебника, как Волдеморт.

Хэмиш несколько раз квакнул и, выпучив глаза, и спрыгнул на пол.

Пошатываясь, (поезд в этот момент поворачивал, и при ходьбе меня кренило немного вправо) я пересекла купе и с большим трудом поймала жабу, которая несколько раз выскальзывала из рук и норовила кинуться в объятия свободы, то есть в открытое окно поезда.

Конечно, Гарри Поттер был знаменитостью. В нашем мире его имя каждый ребенок с пеленок слышал. Но Мальчик-Который-Выжил совершенно ничего не знал о мире волшебников. Его удивляло абсолютно все, начиная от движущихся фотографий на карточках шоколадных лягушек и заканчивая полетами на метлах.

Мы сидели и разговаривали а в это время в купе заходили, как они выразились, «совершенно случайно», несколько десятков человек, дабы узреть собственными очами знаменитого Гарри Поттера.

Затем, стали наведываться какие-то мрачные личности, желавшие втянуть несчастного Гарри в свою подозрительную компанию.

Но Хэмиш храбро запрыгнул на голову одного мальчика с очень бледным лицом и начал душераздирающе квакать.

Подозрительную троицу как ветром сдуло.

Мы решили отпраздновать победу бутылочкой тыквенного сока (который мы предварительно закупили у улыбающейся продавщицы, и дополнили напиток печеньем, конфетами, и всеми видами сладостей, какие только сумели унести).

Шел уже пятый тост за жизнь и здравие моей жабы, как вдруг влетела (по-другому и не скажешь) девочка с темными глазами и спутанными каштановыми волосами, и начала вопрошать прямо-таки начальственным тоном:

— Никто не видел жабу? Мальчик по имени Невилл потерял жабу.

Мы с Гарри отрицательно помотали головами и подняли бокалы за Альбуса Дамблдора. Вдруг взгляд девочки упал на моего Хэмиша, который сидел на большой коробке лакричных леденцов.

Злорадно усмехнувшись, девочка исчезла и через несколько секунд появилась вместе с круглолицым мальчиком. Данный субъект приятной наружности был немного рассеянным и являлся жертвой воспитания своей бабушки. Круглолицый подтвердил, что Хэмиш не является его жабой и поспешно вышел из купе. Девочка смерила нас подозрительным взглядом и вышла следом.

Выдохнув, я принялась разворачивать еще одну упаковку тыквенного печенья.

На исходе дня, «Хогвартс-экспресс» замедлил ход. Поспешно натянув на себя школьную мантию, я вышла из поезда вслед за Гарри Поттером.

Откуда-то сверху послышался громогласный зов:

— Первокурсники, сюда! Эй, первокурсники!

— Хагрид! — Гарри стал пробираться сквозь толпу к великану. Тот заметил его и потрепал мальчика здоровенной ручищей по плечу, отчего бедняга чуть не упал.

Рубеус Хагрид имел вид довольно-таки устрашающий: косматая борода, спутанные волосы, которые почти закрывали лицо. Он был намного выше обычного человека, и, по крайней мере, в несколько раз шире. Хоть Хагрид и казался зловещим и подозрительным типом, но на самом деле имел доброе сердце и любил зверушек.

По традиции, первокурсников сплавляют на лодках через озеро.

Посему, страшно устав и промокнув до нитки, через полчаса или около того, мы добрались до замка.

В темноте окна башен светились, весь облик Хогвартса казался волшебным. Замок был огромным (никак не менее восьми этажей) и очень древним. Его возводила четверка великих волшебников много тысячелетий назад.

Мы вошли через главные ворота, и, миновав несколько помещений, очутились у входа в Большой зал, где должно было состояться распределение на факультеты.

Здесь нас встретила грозного вида дама, произнесла приветственное слово, и, обнадежив будущим ужином, исчезла.

Среди первокурсников царило смятение и уныние. Они не знали, как будет проходить распределение на факультеты, и очень волновались.

— Наверняка мы будем проходить какие-нибудь испытания. Я выучила несколько заклинаний, и надеюсь опробовать их на практике, — важно произнесла девочка, которую мы видели ее в поезде. Вскоре я узнала, что зовут ее Гермиона Грейнджер.

— А я слышал, что нам нужно будет сражаться с дементорами, — неуверенно произнес худой мальчик и испуганно замотал головой, словно опасаясь произнесенных слов.

Первокурсники мгновенно разделились на две группы: одни лихорадочно соображали, какие чары использовать против стражей Азкабана, а другие шепотом у них спрашивали, кто же такие, эти дементоры.

— Да не будет никаких испытаний! Нам нужно только надеть распределяющую шляпу, и она сама отправит нас на один из четырех факультетов, — неожиданно для всех, включая и саму себя, произнесла я.

Все облегченно вздохнули и мгновенно умолкли. Слышался только вкрадчивый шепот Гермионы, цитирующей «Историю Хогвартса» всем, кто соглашался ее слушать.

Наконец, нас запустили в Большой зал. Выстроившись напротив четырех столов, за которыми сидели учащиеся, профессор МакГоннагал стала зачитывать наши имена в алфавитном порядке и надевать на будущих волшебников распределяющую шляпу, а та, в свою очередь, отправлять учеников на один из факультетов.

Порой шляпа выкрикивала факультет, едва касавшись головы первокурсника, а иногда раздумывала по нескольку минут. Очередь продвигалась медленно. За пятнадцать минут шляпа отправила только двоих на Слизерин, одного на Хаффлпафф, и еще одного на Гриффиндор.

Крайний из столов из столов взорвался аплодисментами, когда к Гриффиндору присоединился Гарри Поттер.

— С нами Поттер, с нами Поттер! — вопили они.

Утихомирив их (это заняло еще десять минут), профессор МакГоннагал продолжила распределение. И только сейчас до меня дошло, что Минерва МакГоннагал пропустила мою фамилию. Волноваться было не из-за чего, но у меня дрожали колени.

Вскоре, все были распределены на факультеты, и у табуретки, на которой лежала распределяющая шляпа, осталась лишь я.

— Простите меня, я вас видимо пропустила, мисс…

— Фоссет, — тихо ответила я, чувствуя как дрожь усиливается.

Выдохнув, я опустилась на табурет.

Профессор МакГоннагалл, смутившись, водрузила мне на голову распределяющую шляпу. Этот головной убор был настолько большим, что закрывал глаза. Я погрузилась в кромешную тьму, и к моему удивлению, отсутствие солнечного света положительно повлияло на мой мозговой процесс.

Насколько я знала, отец мой учился на Рейвенкло, а мать на Гриффиндоре. Эти два факультета и казались мне наиболее привлекательными. Гарри Поттера шляпа тоже распределила на Гриффиндор. Не плохо бы туда попасть. А ведь и сам Дамблдор учился на этом факультете!..

Я взвешивала все «за» и «против» пребывания на Гриффиндоре, не замечая гнетущей тишины.

А шляпа все молчала.

Мне показалось, что прошла целая вечность, прежде чем профессор МакГоннагалл рывком стянула с меня шляпу и начала о чем-то совещаться с профессором Дамблдором.

Я чувствовала, что все полчаса, пока я сидела на табурете, ко мне было приковано внимание присутствующих.

Ничего не понимая, я повернулась к учительскому столу. На лице профессора МакГоннагалл читалось волнение, и даже испуг. Учителя, сидящие за столом рядом с Дамблдором, перешептывались между собой и бросали на меня тревожные взгляды.

Наконец, профессор МакГоннагалл, чье лицо-было мертвенно серым, тихо произнесла:

— Вероятно, произошла ошибка… вы не волшебница. Вам лучше сесть завтра на «Хогвартс-экспресс» и вернуться в Лондон.

Я не сразу поняла смысл сказанного. Несколько секунд я стояла в оцепенении, а потом весь смысл ее слов обрушился на меня лавиной. Мое потрясение было так велико, что я даже не могла плакать. Гигантский ком, размером с добрый бладжер, стоял у меня в горле.

Я была как в бреду.

Последнее, что я увидела, прежде чем лишиться чувств, было лицо Альбуса Дамблдора, на котором отразилась неподдельная скорбь.