Сказочная несправедливость (гет)

В сказках средним дочерям обычно не везёт. Самое удачное — это, конечно, родиться третьей. Но если уж не получилось, то и старшей быть тоже ничего. Во всяком случае, если на долю младшей выпадают чудеса, то на долю старшей приходится свобода воли. О том, чтобы когда-нибудь везло именно средним, Андромеда Блэк не нашла никаких свидетельств, даже перерыв все свои книги.

Её собственная история по всем фронтам выходила однозначным подтверждением этого безрадостного принципа. Беллатрикс была настоящей Блэк, унаследовав фамильное высокомерие и красоту, и её как наследницу воспринимал отец Сигнус, отчаявшийся уже дождаться сыновей. Нарциссе досталась воздушная миловидность Розье и их же способность просчитывать варианты, и она была любимицей матери Друэллы. Андромеде не досталось ни того, ни другого: черты её напоминали о Блэках, но в них чувствовались примеси; её упрямство не уступало пресловутому семейному — но лишь иногда. И если на Беллатрикс возлагали надежды как на продолжательницу рода и традиций, а Нарциссе прочили успешный брак, то от Андромеды не ждали толком ничего, и даже «Слизерин, диплом, достойный чистокровный союз» в её случае были скорее абстракциями.

Витающее в воздухе «Андромеда — разочарование семьи» скоро расползлось по всем многочисленным родственникам, разве что, за исключением дядюшки Альфарда — но тот никогда не упускал случая поддразнить сестру и брата и вообще был странным, хоть Андромеда и прониклась к нему уважением. Тётушка Вальбурга в каждый свой визит всенепременно пеняла Друэлле на воспитание средней дочери, Беллатрикс морщила нос и отказывалась посвящать младшую в свои дела, а Нарциссе с ней было просто скучно. Поначалу Андромеда надеялась, что всё изменится, когда она поступит в Слизерин — этого момента она ждала и боялась. Как и все будущие ученики, конечно, Андромеда не слишком разбиралась в этих хогвартских факультетах, зная лишь то, что рассказывали в семье, но Слизерин, с важностью восхваляемый Беллатрикс и ностальгически вспоминаемый родителями, казался именно тем, что может разом перевернуть её жизнь.

Шляпа действительно отправила её в Слизерин, как Андромеда и хотела, но разочарованию её не было предела: никто, похоже, даже не обратил на её распределение внимания, и она так и осталась «разочарованием семьи». Как ни странно, именно это обстоятельство — разочарование в ней — помогло Андромеде обрести внезапную свободу. Ею не интересовались — с одной стороны, но с другой — и не мешали, и Андромеда в Хогвартсе жила в своё удовольствие.

Одноклассницы её не признавали, одноклассникам было на неё, по большому счёту, плевать, и она была предоставлена себе. Её спокойный нрав и полная индифферентность к дракам заработала Андромеде к репутации изрядное количество очков межфакультетского нейтралитета, благодаря чему ей удалось удачно вписываться в пары с хаффлпаффками на совместных занятиях, сидеть с рейвенкловцами за домашними заданиями в библиотеке и спокойно кивать знакомым гриффиндорцам, проходя по замку.

Впрочем, ни обилие знакомых, ни отсутствие близких друзей Андромеду сильно не тревожили. Разочаровавшись в семейных установках и парнях-однокурсниках (не то чтобы у неё был большой опыт, но сидя в библиотеке за домашним заданием можно было услышать много интересного), она твёрдо решила посвятить себя науке и рьяно штудировала старинные манускрипты. На третьем курсе Андромеда не взяла себе из предметов разве что Прорицания, а в любви к чисто академическим предметам вроде нумерологии, истории и древних рун она могла посоревноваться с самыми заядлыми рейвенкловцами.

Хотя при этом вопрос «выбора профессии» Андромеду не занимал совершенно. Конкретных планов на будущее она не имела, но смутно подозревала, что дело «как-нибудь уладится», а пока наслаждалась жизнью — вдали от скучного, как ей казалось, до зубовного скрежета родного семейства с причитаниями матушки и скептическими замечаниями отца.

Шестой курс обещал быть, к тому же, куда более спокойным: Беллатрикс с её энтузиазмом закончила наконец Хогвартс. Поэтому к началу первой учебной недели Андромеда пребывала в весьма приподнятом настроении и на первом занятии по зельям дружелюбно поприветствовала оказавшегося с ней в паре хаффлпаффца Тонкса, хоть его фамилией её знания о нём и заканчивались. Тонкс же почему-то слегка смутился и, неловко улыбнувшись в ответ, уткнулся носом в рецепт, боясь упустить детали, и Андромеда бы скоро забыла об этом незначительном инциденте, если бы ближе к концу занятия её мыслей не прервал его негромкий голос.

— Вы не собираетесь, случаем, работать в Мунго, мисс Блэк?

От официального обращения она слегка удивлённо вскинулась.

— Что натолкнуло вас на столь неожиданную мысль? — спросила Андромеда, искоса поглядывая на Тонкса и одновременно пытаясь резать корень валерианы. Тот отчего-то порозовел.

— У вас очень красивые руки, — проговорил он, всё-таки встречаясь с ней взглядом, — Руки врача. Или целителя, как вам будет угодно.

Андромеда хмыкнула, не зная, как реагировать на такой комплимент.

— Вы специально интересовались этим вопросом? — наконец поинтересовалась она, пытаясь обратить всё в шутку.

— У меня отец — врач, — пожал плечами Тонкс. — Маггловский врач, — он вдруг нахмурился. — Простите.

— За что вы извиняетесь? — не поняла Андромеда, откладывая нож и в упор смотря на него.

— Обычно представителям вашего факультета не слишком интересны подробности маггловской жизни, — отозвался тот.

— А моя сестра считает, что их надо отдать на корм фестралам, — ровным голосом произнесла она, сдерживая внезапную обиду. Андромеда никогда не задумывалась над своими взаимоотношениями с магглами — у неё не было для этого повода, но само суждение её по стереотипам задело за живое.

— А вы? — спросил Тонкс быстро и даже, может быть, с вызовом.

— А мне без разницы, — с тем же вызовом и ещё резче ответила Андромеда. — Может быть, я буду считать иначе, если мне придётся тесно с ними общаться, но с вами мне не детей крестить, поэтому не вижу проблемы.

— Извините, — пробормотал он, пряча глаза, но его голос потонул в общем шуме, начавшемся после объявления Слагхорна о том, что время вышло.

Андромеда выскочила из класса первой, даже не обернувшись.

Это было странно, возмутительно неправильно, но она никак не могла избавиться от назойливо лезущих в голову мыслей о её перебранке (да и была ли там перебранка толком?) с Тонксом. В конце концов, они до того дня даже не разговаривали: может, пару раз за все школьные годы. И при чём здесь вообще мог быть Тонкс?.. В Большом зале Андромеда, мучимая этой загадкой, бросала украдкой взгляды на хаффлпаффский стол, в попытке понять, что такого необычного могло оказаться в её партнёре по зельям.

Эдвард Тонкс — на имя она обратила внимание, когда на следующем их совместном уроке профессор МакГонагалл читала список, — казался совершенно обыкновенным шестнадцатилетним парнем. Смешливым и добродушным — Андромеда слышала, как он перешучивался с одноклассниками, — и легко смущающимся: пару раз она поймала его взгляд и видно было, что Тонксу от этого не по себе.

Его сложно было бы назвать красавцем, но, — признавала Андромеда, наблюдая за хаффлпаффцами издали, — в нём было обаяние. Тёплое простоватое обаяние, просвечивающее в мягких чертах лица, чуть широковатом носу в еле заметных веснушках и светлых, широко раскрытых глазах. И почему-то именно его глаза, с любопытством смотрящие на мир, заставляли её раз за разом вновь переживать колкую обиду.

Добило Андромеду то, что на следующем уроке зелий Тонкс с ней даже не разговаривал, всё сосредоточенно вчитываясь в рецепт, хотя буквально за несколько минут до начала она видела, как они радостно смеялись своей хаффлпаффской компанией.

Тонкс поймал её на лестнице, стоило ей выйти из подземелий, и зачем-то утянул в сторону.

— Мисс Блэк, вы имеете полное право на меня сердиться, но прошу вас, я совершенно не хотел вас обидеть, — отчеканил он на одном дыхании, и Андромеда замерла, ошарашенная. В следующий момент её захлестнуло накопившееся раздражение.

— Ты вывалил на меня свои идиотские предрассудки, даже не озаботившись тем, что никогда толком со мной не разговаривал! — выпалила она, стараясь не дрогнуть. — И это ещё меня, слизеринку, ты обвиняешь в предвзятости!

— Мне очень жаль, мисс Блэк, — он шумно вздохнул. — На самом деле я просто побоялся. Знаете, мне так давно хотелось завязать с вами разговор, а тут...

— Меня зовут Андромеда, — почти крикнула она. — Или меня можно воспринимать только как часть «благороднейшего и древнейшего» семейства, пропади оно всё пропадом?

Тонкс замолчал, кажется, поражённый её реакцией.

— И ты из всех людей, со своими родителями-магглами, постоянно напоминаешь мне об этом, — отчего-то севшим голосом закончила Андромеда и хрипло втянула воздух. — Почему?..

— Дело в том, что... — он стушевался, но, оглядевшись, понял, что отступать некуда и вскинул голову, — правда в том, что ты мне очень нравишься. И я не придумал ничего лучше, чем нести какую-то чушь в твоём присутствии.

Андромеда моргнула. Почему-то от вида виноватого Тонкса у неё сжалось сердце.

— Но я — Блэк, и этим всё сказано, да? — она сдержала рвущие слёзы — уже не злости, но горькой досады.

— Это знаменитая фамилия, да, — его скулы дрогнули. — И твоя сестра-староста весьма громогласно рассуждала о репутации...

— Хватит! — Андромеда сердито тряхнула головой. — Им никогда не было до меня дела, так с какой стати я должна заботиться о семейной репутации? — она шагнула вперёд и, выпрямившись, скрестила руки на груди. — Вы слишком много думаете, мистер Тонкс, — обвиняюще закончила Андромеда, вкладывая в эту фразу всю свою язвительностью.

— Тед, — неожиданно поправил он и в следующий миг она почувствовала чужие тёплые руки на своих плечах.

— Значит, Тед? — Андромеда чуть отстранилась и вдруг улыбнулась, неумолимо краснея. — Хорошее сокращение.

Тот, не менее раскрасневшийся — больше от смущения, — ответил ей тем же.

— А как я могу звать тебя? — спросил он, нерешительно поднимая руку и касаясь её щеки.

— Как угодно, — она лукаво усмехнулась. — Только не Андромедой. Это слишком напоминает о Блэках.

В конце концов, у них было впереди ещё целых два года свободы. А потом... Кто сказал, что члену «благороднейшего и древнейшего» семейства нужно чьё-то разрешение? Тем более, когда ты — средняя из сестёр.