Сероглазый Король (гет)

Слава тебе, безысходная боль!

Умер вчера сероглазый король.

Анна Ахматова

Джинни Поттер слишком поздно поняла, что несчастлива в браке. Муж, трое детей, большой дом, «Гарпии», слава, в конце концов. Было все. А счастья, как оказалось, не было. То ли она просто не замечала его присутствия за бесконечными хлопотами, которые неизбежно возникают, когда семья выползает за рамки «мы живем вдвоем и для себя».

Джинни слишком поздно поняла, что не любит собственного мужа. Когда-то давно Гарри стал просто целью, достижение которой она оправдывала внеземной любовью, в которую сама же потом поверила. Цель достигнута, жизненный план выполнен в сжатые сроки. Что дальше? И как жить теперь? Поставить новую цель?

Она слишком поздно осознала, что нелюбима. Пожалуй, это доставляло наибольшую боль, ведь она была истинной женщиной и слепо придерживалась принципа «какой бы то ни был, но мой», очень выгодно не учитывающий ее собственные чувства. Нет, Гарри был примерным семьянином: не ходил «налево» и не засматривался на молодых ведьмочек, которыми просто кишело Министерство. Он исправно дарил ей подарки, помнил про все важные семейные даты и не забывал о ее матчах, но... Во всех его действиях сквозила обреченность. Он был правильным до мозга костей, ведь того требовало от него общество и его собственные внутренние нормы морали. И он уже давно ни во что не вкладывал душу. Гарри давно не жил — он просто существовал.

Как же она иногда завидовала Рону! У них с Гермионой порой тряслись стены, когда они затевали скандал, заканчивающийся обычно бурным примирением. Джинни же за все годы совместной жизни смогла закатить мужу всего две истерики, разбившиеся о скалу его спокойствия. Гарри был твердо уверен в том, что настоящая крепкая семья невозможна со скандалами. А она почему-то смирилась.

Ей уже давно надоело быть «миссис Поттер», но... «Положение обязывает». Они должны быть идеальной парой. Если не для всего общества в целом, то хотя бы для детей. И сейчас Джинни считала дни до того момента, когда Лили отправится в Хогвартс, а она сама съедет в маленькую квартирку недалеко от центра Лондона. Ведь «положение обязывает».

Джинни Поттер уже приготовилась ждать, но в ее жизни вдруг появился «он». И она сорвалась с цепи.

Драко Малфой никогда не волновал ее сердца в школе. Верно преданная Поттеру, как комнатная собачка, Джинни считала своими врагами всех, кого считал врагами он. Да и Драко по отношению к ней никогда не проявлял особого благородства или снисходительности, которые можно бы было принять за проявление симпатии. Скорее, они просто не существовали друг для друга — так было легче обоим.

Но жизнь идет. От заносчивого юнца не осталось и следа. Сейчас это был молодой мужчина слегка за тридцать, обремененный женой и сыном. Лицо Малфоя частенько можно было увидеть на первой полосе «Пророка». В последние годы на него, если можно было так выразиться, пошла мода в магическом мире. Все хотели знать: где он, с кем он и почему. И его внезапную славу нельзя было объяснить активной благотворительной деятельностью. Разве от того, что Драко пожертвует очередную круглую сумму в пользу больницы святого Мунго, девушки начнут бегать за ним толпами? Нет, дело было лишь во внезапно открывшемся холодном обаянии. Драко вдруг стал вторым символом поколения, едва не затмившим первый — Гарри Джеймса Поттера.

Плохое забывается быстро. Вот и о Волдеморте все постарались забыть. А вместе с ним на второй план отошел и Гарри, превратившись из «мальчика-который-выжил» в одного из героев войны, незаурядного аврора, в будущем метившего на пост Министра Магии.

Драко же не падал. Он взбирался выше и выше, пока титул «чистокровный принц» не стал для него слишком тесным. Он стал Сероглазым Королем и окончательно отрекся от себя прежнего.

И, наверное, они встретились тогда, когда это было нужно обоим.

— Эй, Уизлетта, ты сегодня классно играла.

Услышав свое старое школьной прозвище, которым ее наградил тот же Малфой, Джинни вздрогнула и невольно напряглась. Повернувшись на голос, она тут же встретилась взглядом с его насмешливыми серыми глазами.

— Боюсь тебя расстроить, но я уже много лет как «Поттер».

— О, это не стало для меня ударом. О вашей свадьбе кричали все газеты, и только слепо-глухо-немой парализованный старик в заброшенной деревушке в Северной Ирландии ничего не знает об избраннице Гарри Поттера. И я уверен, он от этого не страдает.

Джинни невольно хмыкнула. Разве все те же самые газеты ни с таким же ажиотажем обсуждали и его собственную свадьбу? На ее насмешливый вопрос, Малфой самодовольно усмехнулся.

— О моей жене знает даже тот дед, который ничего не слышал о тебе. Ты все так же остра на язык, и это, признаюсь, мне нравится.

— Прости, что не падаю в обморок от счастья от того, что тебе хоть что-то начало во мне нравиться.

Малфой вновь довольно усмехнулся и облизнул губы.

— Очень жаль. Знаешь, я думал о том, что если ты будешь несказанно рада меня видеть, то я, пожалуй, приглашу тебя в какой-нибудь бар, чтобы отпраздновать победу «Гарпий». Но, похоже, у тебя другие планы.

Но планов у нее, на самом деле, не было. Гарри, Джеймс и Альбус на два дня ушли в «исключительно мужской» поход, Лили же была отправлена на выходные к бабушке, дедушке и садовым гномам. И все ее планы заключались лишь во взмахе палочкой, который заставил бы мыться посуду.

— Я согласна.

И посуда так и осталась немытой до самого приезда Гарри...

Сложно было сказать, что вообще ее привлекало в Малфое. Да, красив, да, обаятелен. Но дело было совсем не в этом. Дело было в ощущениях. За годы в браке она забыла о том, что значит быть по-настоящему любимой. Что значат переплетенные пальцы рук, искренние поцелуи, тайные встречи в забытых Богом местах. Ей нравилось прятаться, скрываться и каждый раз просыпаться в разных номерах разных гостиниц. Последнее, правда, случалось довольно редко — время не всегда позволяло им быть вместе больше пары часов. Его всегда было мало. А в их кратких и быстрых прощаниях ей нравилось торопливо застегивать пуговицы на его дорогой рубашке, поправлять галстук и целовать на удачу.

Вместе с тем, в их отношениях наряду с чем-то откровенно ребяческим, было и нечто взрослое. Что-то такое, чего не было в юности. Может, сама атмосфера?

Чем больше проходило времени, тем меньше Джинни узнавала себя: вечные обманы, фальшь, игры и притворство. Из исключительно положительной и в чем-то даже консервативной леди она превратилась в свободную раскрепощенную женщину. И ей это, несомненно, нравилось.

Они с Малфоем никогда не говорили о том, что стоит попробовать жить вместе. О его разводе не могло быть и речи — слишком высоки были ставки. С ее стороны все было проще, хотя и не без некоторых сложностей тринадцати, одиннадцати и восьми лет. Но, твердо решив для себя, что она готова жить с ним даже в сомнительном статусе любовницы, лишь бы не строить больше из себя счастливую жену и маму дома, Джинни под благовидным предлогом показала Драко дочери. Всю их недолгую встречу Лили просидела глядя на него совершенно восторженными глазами. Когда же Малфой аппарировал, она с абсолютно серьезным видом заявила:

— Когда я вырасту, я выйду замуж за дядю Драко.

С облегчением выдохнув, Джинни уже почти решилась, но...

— Нет, это совершенно неприемлемо! О чем ты вообще думала?

Это была одна из тех немногих ночей, когда они могли не думать о времени. Малфой нервно расхаживал из угла в угол, не скрывая своего раздражения. Джинни внезапно почувствовала себя первокурсницей, которую отчитывает строгий профессор. Натянув одеяло едва ли не до самого носа, она сидела на кровати, следя за Драко испуганными глазами.

— Я... Я подумала, что нам будет проще, если скрываться придется только одному... Я ведь не прошу тебя уйти от семьи или что-то в этом роде...

— Все будет хуже! Так проще вычислить! Все начнут думать из-за кого ты ушла от Поттера, ведь сделать это просто так ты не могла — он слишком идеален. Стоит кому-нибудь хоть раз увидеть меня где-нибудь рядом с тобой, поползут слухи, которые потом, непременно, подкрепятся реальными фактами. И все! Моя репутация... Хотя черт с ней, с репутацией! Твой Поттер с землей меня сравняет, лишь бы обелить себя. После смерти отца у нас не осталось связей в Министерстве... Это будет конец... И для меня, и для тебя, как ты не понимаешь?!

— Но рано или поздно все и так все узнают!

Драко, наконец, остановился, взял со столика пачку дорогих сигарет и закурил.

— Не узнают... А если... Нет, это не важно.

И все осталось как было... Лишь Лили теперь постоянно вспоминала о своем Сероглазом Короле. Он завладел ее сердцем так же легко и быстро, как и сердцем самой Джинни. Похоже, в их роду просто нет иммунитета против малфоевского обаяния...

Вскоре ей стало казаться, что Гарри все знает. В его жестах, в его взглядах, в его интонациях все просто кричало о том, что их отношения с Драко перестали быть тайной. Поначалу она списывала все на паранойю, но догадки превратились в уверенность, когда, выходя из одного отеля в гордом одиночестве, она столкнулась с личным помощником Гарри.

Тайна перестала быть таковой. Но и общественного достояния из нее пока никто не делал.

В их последнюю встречу Драко много курил, его пальцы тряслись, а голос немного дрожал. Но она, как всегда, не приняла это всерьез.

Следующей ночью ее разбудил хлопок аппарации где-то на кухне. Торопливо завязав на талии шелковый халат, она босиком спустилась вниз, не в силах подавить растущее внутри беспокойство.

Гарри стоял лицом к окну, упершись согнутой в локте рукой в стену. Услышав ее торопливые шаги, он даже не повернулся. Не выдержав гнетущей и давящей на уши тишины, Джинни нарушила ее первой.

— Ты ведь в ночную смену сегодня... Что-то случилось?

Гарри в задумчивости провел большим пальцем по нижней губе, стараясь не смотреть на мутное отражение испуганного лица Джинни в оконном стекле.

— Я только что с вызова, из Малфой Мэнора, — выдержав паузу, за которую сердце Джинни, казалось, не сделало ни одного удара, он устало вздохнул. — Его нашли мертвым в саду. Приори Инкантатем показал, что последним заклинанием была Авада. Все это очень похоже на самоубийство.

Прислонившись спиной к косяку, Джинни сползла вниз и даже, кажется, потеряла сознание. Очнувшись, она поняла, что Гарри на кухне уже нет. Просидев на полу целую вечность, она, наконец, встала и на негнущихся ногах вышла на улицу. Прохладный ночной сентябрьский ветер мягкими ладонями стирал с ее щек слезы и, казалось, нежно поддерживал ее, не давая упасть, деревья что-то шептали, шелестя пожелтевшими листьями, будто успокаивая.

Стоя на коленях, она еще долго смотрела на восходящее солнце. Это было первое утро новой жизни. Первое утро без Короля.

Дочку свою я сейчас разбужу,

В серые глазки ее погляжу.

А за окном шелестят тополя:

«Нет на земле твоего короля».

Анна Ахматова