Я могу лишь мечтать (гет)

Когда ты осталась одна, Джинни Уизли? Задолго до или сразу после? Когда он бросил тебя, боясь подвергать опасности, или когда ушел туда, откуда уже никогда не вернется? С какого момента началась твоя жизнь без Гарри Поттера?..

Сколько раз ты спрашивала себя: «За что?» Сколько ночей рыдала, уткнувшись в подушку, чтобы никто, даже чутко спящая в соседней комнате мать, не услышал твоего воя? И как сильно корила себя за то, что так и не узнала о том, куда уходил Гарри во время битвы? Ты бы остановила его, ты бы смогла, и он бы был сейчас жив.

Тебе остается лишь мечтать о том, чтобы увидеть его лицо вновь. Что бы ты сделала, Джинни, окажись вдруг Гарри с тобой?.. Но ты никогда не узнаешь. Тебе остается лишь мечтать.

Что ты чувствуешь, возвращаясь в памяти к тому моменту, когда увидела бездыханное тело Гарри на руках у рыдающего Хагрида? Как бы ты поступила сейчас? Так же упала бы на колени или бросилась бы в убийственную атаку, не думая уже о своей жизни и даже желая умереть, только бы захватить с собой на тот свет того, кто лишил самого дорогого?

Война закончилась, вы победили благодаря той жертве, но легче ли тебе от этого? Ты ведь осталась одна, Джинни Уизли. И пока твой же собственный брат взахлеб рассказывает о том, как уже второй его ребенок делает свои первые шаги, тебе остается лишь пытаться сдерживать слезы. У тебя не будет детей, ты ведь так для себя решила?

* * *

Есть много вещей, которые мы делаем каждый день: ходим на работу, общаемся с друзьями, проводим время с семьей. Джинни Узили делала все это, но жила ли она или просто существовала? Вряд ли ответ на этот вопрос заставил бы задуматься хоть кого-то, кто знал ее после.

Все ее существование сводилось к тому, что раз в неделю Джинни надевала свое лучшее платье и, судорожно сжав палочку в кулак, аппарировала на Богом забытый остров где-то в проливе Ла-Манш, где находилась могила Гарри Поттера, поросшая жесткой травой. Маленький клочок земли, защищенный заклятьем Доверия, свято хранил свою тайну. И почти никто не знал, что надгробие на кладбище в Годриковой Впадине, давно ставшее местом поклонения, лежало на пустой могиле. Гарри похоронили тайно, устроив, однако, при этом пышные официальные похороны. А на его могильной плите было написано всего шесть слов: «Гарри Джеймс Поттер. Мальчик, который победил».

Да, он победил тогда. Умер, но победил. И пусть Волдеморта шальным заклятьем убил пребывавший в состоянии аффекта Рон, в памяти все волшебников именно Гарри останется настоящим героем. А в памяти Джинни он был лишь безрассудным мальчишкой, когда-то полезшим за ней в Тайную Комнату

...Тот май был необычайно холодным. Или это было так принято, говорить «необычайно» по отношению ко всему, что, как кажется большинству, выбивается из мнимой нормы? Накинув легкую кофту, Джинни тенью выскользнула за скрипящую калитку родного дома и аппарировала. Привычное ощущение, словно ее пытаются протащить через угольное ушко, а потом все вдруг отступает, и она, наконец, может сделать глоток воздуха.

Чуть теплый ветер колышет жесткую траву, поднимает вверх тучи песка, который лезет в глаза, трепет волосы и платье. Кожа покрывается мурашками, но Джинни этого уже не замечает. Каждый раз оказываясь здесь, она впадает в состояние полутранса, когда для нее перестает существовать почти все.

Пройдя несколько метров, утопая в песке по щиколотку, Джинни падает на колени рядом с тем, что с первого взгляда можно принять за обычный местный булыжник. Подув на внезапно окоченевшие пальцы, она бережно стряхивает с него песок, обнажая высеченные на нем буквы только для того, чтобы они были занесены снова уже через пару минут. Гарри Джеймс Поттер. Мальчик, которого больше нет.

Просидев на коленях пару минут, в полутрансе раскачиваясь взад-вперед, Джинни начинает говорить. Они никогда не плачет, нет. За все те годы, что нет Гарри, Джинни уже давно выплакала все слезы. Она просто рассказывает ему о своей жизни, о семье, о проказах племянников, обо всем, что могло бы волновать его, был бы он жив. И так каждую неделю. Из года в год. Джинни создала себе собственного Гарри, который был все еще жив, и только это удерживало ее саму на пороге между жизнью и смертью, ведь внутренне она была пуста и разбита.

Джинни могла сидеть так часами, закрыв глаза и представляя, что Гарри сидит перед ней и внимательно слушает, изредка кивая головой. И никто не мог помешать ей, ведь заклятие Доверия пропускало на остров лишь избранных. Да и те являлись сюда лишь пару-тройку раз в год. И Джинни никогда бы не подумала, что услышит за спиной этот голос...

— Джинни Уизли...

Они не виделись с момента окончания Битвы, но этот голос она бы узнала и через сотню лет, доведись ей их прожить. Драко Малфой...

Он напугал ее. Да-да, Джинни определенно была напугана, ведь она не слышала хлопка аппарации, а размеры и ландшафт острова просто бы не позволили никому здесь спрятаться. И услышав вдруг голос Малфоя, Джинни резко развернулась, едва не упав при этом на спину, но закрыв при этом собой надгробие Гарри: непроизвольно она защищала то, что было ей дорого.

— Джинни Уизли...

И лишь когда Малфой произнес ее имя во второй раз, она вдруг до конца осознала, что происходит. Выйдя из оцепенения, Джинни медленно подняла взгляд. Малфой стоял рядом, практически за ее спиной, так что ей только и оставалось, что удивляться его внезапно обнаружившейся способности к скрытности. Скрестив на груди руки, он безразлично смотрел на нее сверху вниз. Первое, что бросилось Джинни в глаза — отсутствие в его взгляде надменности и высокомерности, вечных спутников Малфоя. Сейчас единственное, что четко читалось на его лице — усталость.

— Как ты сюда попал?

Малфой безразлично пожал плечами.

— Так же, как и ты. Аппарировал. Правда, несколько раньше. Постоял немного под дезиллюминационным заклинанием... Это так важно?

— Ты прекрасно знаешь, о чем именно я спрашиваю. Кто рассказал тебе про этот остров? Рон?

Драко смерил Джинни холодным взглядом.

— Зачем задавать вопрос, ответ на который и так ясен? У заклятья Доверия может быть только один хранитель. И мы оба знаем, кто это. Может, задашь, наконец, более логичный вопрос?

Джинни вновь подняла на него глаза и несколько секунд пристально вглядывалась в лицо Малфоя. Однако оно по-прежнему не выражало ничего, словно было высечено из камня.

— Что ты здесь делаешь?

Малфой закатил глаза и картинно взмахнул руками.

— Ну, хотя бы с третьего раза, Уизли. Что я здесь делаю? Хочу подарить тебе одну возможность... Ты не откажешься, я думаю.

— Мне не нужно от тебя подачек, Малфой. Зря ты сюда пришел...

В ответ он лишь лукаво улыбнулся.

— Неужели ты не хочешь снова увидеть Поттера?

Это ощущение, словно через тело пропустили мощный заряд тока. Джинни резко вскочила на ноги и, не осознавая, что делает, толкнула Малфоя в грудь.

— Гарри мертв! И не смей произносить его имя, ты!.. — Джинни осеклась.

— Ну-ну, — Малфой сделал вид, будто смахивает невидимую пылинку с лацкана пиджака, — только без истерик, Уизли. Я прекрасно знаю, что Поттер мертв, но, тем не менее, предложение остается в силе. Ты хочешь увидеть его? Такого, каким он был в день Битвы?

Джинни вдруг заколебалась. Это же был Малфой — Малфой! — которого она во время учебы в Хогвартсе считала подонком и которого была готова убить сразу после смерти Гарри. И сейчас... Но ведь предлагает увидеть Гарри! Не об этом ли она мечтала все это время?..

Пожалуй, не до конца осознавая, что она делает, Джинни кивнула.

* * *

И вот: не самый лучший мотель на окраине Лондона, достаточно чистый, пусть и немного старомодный, со стареньким телевизором, скрипучей кроватью и ситцевыми занавесками в клеточку. Джинни ходит из угла в угол, заламывая руки от волнения. На ней лучшее платье, а волосы заплетены в аккуратную косу. И Джинни уже начинает жалеть, что согласилась на это. Она знает, что Гарри, который вдруг появится здесь — ненастоящий, она знает, что и Малфою доверять нельзя, он знает, что после этого, скорее всего, ее жизнь кардинально изменится, но Джинни все равно здесь. Потому что если есть хоть малейшая надежда увидеть Гарри вновь — она ей воспользуется.

Внезапно за дверь раздаются тихие шаги, и Джинни тут же замирает. Ей вдруг начинает казаться, что она знает эту вверенную поступь. Сердце начинает биться как бешеное, явно намереваясь выпрыгнуть из грудной клетки. Ручка поворачивается с легким скрежетом, с легким же скрипом открывается дверь...

И мир вдруг замирает. Все становится неважным, когда Джинни видит это лицо, эти волосы, даже эти очки. Она уже не чувствует, как слезы градом начинают катиться из глаз. Джинни прикрывает рот рукой, пытаясь подавить отчаянный крик, и падает на колени с глухим стуком. И она вдруг чувствует горячие слезы, быстро катящиеся по щекам, капающие с подбородка, громко ударяющиеся о деревянный пол. Слышит свой собственный то ли крик, то ли стон, рвущийся наружу из самых глубин ее естества. Согнувшись пополам, Джинни уткнулась лбом в деревянный пол, трясясь от рыданий всем телом. Все было как в ее самых смелых мечтах, но встретившись с этой мечтой в реальности, Джинни просто потеряла над собой контроль.

Все это растянулось в безумно долгие пять секунд. Стоявший у двери Гарри, казалось, в начале совсем растерялся, но, быстро взяв себя в руки, неуверенным шагом подошел к скрючившейся на полу Джинни и, присев рядом с ней на корточки, попытался поднять ее, приобхватив за плечи. Почувствовав его прикосновения, девушка резко подняла голову и впилась взглядом в глаза Гарри.

— Боже мой, это ты...

Резко подавшись вперед, Джинни вдруг обхватила Гарри за шею, уткнувшись любом куда-то в ключицу. В нос ударил такой знакомый запах его тела. Джинни не чувствовала его уже много лет, хоть и упрямо убеждала себя, что одежда Гарри все еще пахнет им. Нет, нет, нет!.. Старые вещи — лишь старые вещи. Куда им до живого Гарри, такого родного, такого любимого! Внутри бушевало столько эмоций, что Джинни казалось, будто она сходит с ума.

Тот день она запомнила плохо. Джинни то успокаивалась, то вновь начинала рыдать, то прижимала Гарри к себе, как самое дорогое, что у нее есть, то на нее вдруг находили приступы отвращения, и она отталкивала его, на несколько мгновений осознавая, что это не ее Гарри. Одно состояние сменялось другим, и Джинни уже не видела границ между ними.

Гарри же почти никак не реагировал на ее прикосновения. Он почти ничего не говорил, держался отстранено и не отвечал на поцелуи. А через какое-то время просто встал и вышел из комнаты. Джинни же, опешившая на пару мгновений, выскочив в коридор, увидела лишь его фигуру, скрывшуюся за тут же захлопнувшейся дверью соседнего номера. Бросившись туда, она еще долго колотила в нее и дергала ручку, пытаясь попасть внутрь, пока та не щелкнула сама. Оказавшись в номере, Джинни застыла на пороге как вкопанная: на кровати, низко опустив голову и обхватив ее руками, сидел Малфой.

— К-как ты?...

Джинни судорожно схватилась за край стоявшего у двери комода, чтобы не упасть. Эмоции, нахлынувшие еще при появлении Гарри, никак не отступали, все было словно в тумане. Малфой поднял голову и посмотрел прямо Джинни в глаза. И от того, какую тоску она увидела в их глубине, ей стало страшно.

— Прости, Уизли, я не смог... Я думал, что это будет просто, но... Я не могу притворяться. Я не могу быть им.

Джинни нервно сглотнула.

— Как ты смог? Оборотное зелье...

— Не обращает тебя, если волосы или ногти были срезаны после смерти. То, что есть у меня, было взято еще при жизни. Странно, что я оказался единственным счастливчиком. В любом случае, Уизли, эксперимент не удался. Прости.

Драко встал и подошел к окну с явным намерением аппарировать.

— Но... Подожди, — когда он обернулся, Джинни на несколько секунд потеряла дар речи и все пыталась собраться с мыслями. — Я не понимаю, какие ты преследуешь цели, зачем тебе вообще это надо, но... Ты ведь не можешь лишить меня этого! То, что ты... Боже, я не знаю, как это сказать, но Малфой, пожалуйста... Дай мне увидеть его еще один раз.

Коротко кивнув, Драко аппарировал.

* * *

А потом был еще и еще один раз... Три, четыре, пять... И с каждым разом Джинни держала себя в руках все лучше. А может, видя перед собой семнадцатилетнего Гарри, она мысленно переключалась в те времена и уже забывала о своей реальности, в которой его уже давно не было. И с каждым разом Джинни заходила все дальше, руша границу между ними одну за другой.

Сложно было сказать, что творилось в душе у Малфоя. Что заставляло его снова и снова пить Оборотное зелье, чтобы представать перед Джинни в облике Гарри. Может то, что каждое ее слово, каждый взгляд, каждое прикосновение находило отклик в его собственной душе? И Драко шел дальше и дальше, прекрасно осознавая, что все, что дает ему Джинни она дает и не ему вовсе, а Гарри, которого видела в нем.

Раз за разом они заходили все дальше, пока однажды Джинни не начала расстегивать пуговицы на рубашке Малфоя, а Драко, одурманенный ее запахом, уже не мог ее остановить. Мягкая кожа, горячие прикосновения, а он, словно зверь, запертый в чужом теле, как в клетке. Драко хотелось целовать ее своими губами и рисовать на спине таинственные узоры своими пальцами, чувствовать ее всю своим собственным телом. Но от него осталось лишь сознание, про которое Джинни в такие моменты предпочитала забывать. Требовательно покусывая нижнюю губу Гарри, она стремительно избавляла их обоих от одежды, а внутренний голос Драко, умолявший его остановиться, был подавлен волной нахлынувшего возбуждения. И Малфой перестал принадлежать себе, отдавшись в лапы животным инстинктам.

В голове у Джинни бесконечно крутилась лишь одна мысль: «Теперь или никогда», а от запаха Гарри сносило крышу. Она старалась прижаться сильнее, впивалась ногтями в его оголенные плечи, до крови прокусывала его губы. Ближе, ближе, еще ближе! Джинни хотелось вобрать Гарри в себя полностью, растворить его в каждой клеточке своего тела, чтобы он навсегда остался с ней, а не появлялся раз в неделю в Богом забытом маггловском мотеле.

Последний миг перед тем, как мир взрывается яркими красками, и крик, который уже нельзя подавить:

— Гарри!

Рухнув рядом с тяжело дышавшей Джинни, Малфой тут же перекатывается на живот и, свесив голову с кровати, замирает. Только в этот момент он осознал, что между ними произошло, и от этого его вдруг начинает тошнить. Драко лежит так несколько секунд, жадно хватая ртом воздух. В себя его приводит жалобный всхлип Джинни.

— Малфой, мы... Что мы наделали?

Переведя взгляд на свою руку, Драко понимает, что действие Оборотного зелья закончилось, и он вновь стал самим собой. Не ответив на вопрос Джинни, Малфой сполз с кровати и, натянув ставшие вдруг короткими штаны, молча вышел из комнаты.

* * *

Тихий стук в дверь. Не стук даже, звучит так, словно кошка скребется. Джинни лежит на своей кровати на животе, свесив вниз левую руку и касаясь пальцами пола. Она ни разу не встала и, кажется, даже не пошевелилась со вчерашнего вечера, когда Джинни, сама не зная как, аппарировала к «Норе», на не слушающихся ногах добрела до своей комнаты и без сил рухнула на постель.

— Джинни... — чуть приоткрыв дверь, Молли Уизли осторожно заглянула к ней в комнату. — К тебе пришли.

Девушка не ответила. Тогда миссис Уизли едва слышно пошла внутрь и присела на самый краешек кровати, нежно положив руку на спину дочери.

— Джинни, там Драко Малфой. Он говорит, что хочет тебя видеть.

Имя Малфой больно резало слух. Джинни вздрогнула и чуть оторвала голову от подушки.

— Зачем он пришел?

— Я не знаю, милая. Я сказала ему, чтобы он уходил, но Малфой ответил, что останется здесь до тех пор, пока не увидит тебя.

Виновато закусив губу, миссис Уизли выжидающе уставилась на затылок дочери.

— Я сейчас спущусь.

Молли вздрогнула от неожиданности.

— Хорошо, я ему передам.

Поднявшись, она тихо вышла из комнаты, оставив Джинни одну. Раз, два, три, четыре, пять... Резкий рывок — и вот она уже сидит на кровати, свесив ноги вниз. Шесть, семь, восемь, девять, десять... Встать на ноги. Просто встать. Одиннадцать, двенадцать, тринадцать... В зеркале отражается кто-то чужой, никак не похожий на Джинни Уизли. Но встряхнув головой, она выходит из комнаты.

Малфой ждет внизу, в столовой. Сидит на стуле, нервно барабаня пальцами по столешнице. Миссис Уизли хлопочет здесь же, делая вид, что не обращает на гостя никакого внимания, но постоянно поглядывая на него. Увидев Джинни, Драко резко вскочил с места, едва ли не уронив стул.

— Нам нужно поговорить.

Молча пройдя мимо Малфоя, девушка толкнула входную дверь и вышла на улицу. Не оглядываясь, Джинни дошла до амбара и лишь там остановилась. Малфой, все это время следовавший за ней, замер в нескольких шагах.

— Зачем ты пришел? Решил меня добить? — голос Джинни звучал глухо и низко. Хотелось кричать, но в горле начало щипать, стоило ей только увидеть Драко и вспомнить, что между ними произошло.

— Мне плохо, Уизли. Мне очень плохо.

Джинни сжала кулаки от злости.

— Не думаю, что хуже, чем мне.

— Так же. Я чувствую себя настолько паршиво, что готов пустить Аваду в самого себя, только бы избавиться от этого.

Девушка с вызовом посмотрела Малфою в глаза.

— Так что тебя останавливает?

— Я обещал кое-что Поттеру.

Услышав о Гарри, Джинни вздрогнула. Малфой же, заметив это, невесело усмехнулся.

— Как ты думаешь, Уизли, зачем мне нужно было... — он запнулся, — все это? Поттер взял с меня Непреложный Обет после того, как вытащил нас с Гойлом из Выручай-комнаты. Видимо, он уже тогда думал, что погибнет в ту ночь, и решил взять с меня плату за мою жизнь сразу, не откладывая в долгий ящик. Я пообещал Поттеру заботиться о тебе и не дать ничего с собой сделать. Грейнджер нас скрепила. Поэтому я и мог попасть на тот остров. Твой братец прекрасно знал об Обете.

Джинни отчаянно замотала головой.

— Нет, неправда, нет!

— Я так и знал, что ты не поверишь. Может, на руку взглянешь? Или у братца спросишь, чтобы наверняка?

Драко сделал несколько шагов вперед, задирая рукав пиджака, но Джинни тут же попятилась, и он остановился.

— Зачем Гарри было делать это?

— Кто теперь узнает? Мне кажется, Поттер подстраховывался на случай того, что Волдеморт победит. Я бы вышел сухим из воды, и должен был вытащить тебя.

— И Оборотное зелье...

Драко кивнул.

— Он дал мне прядь своих волос, чтобы я мог обратиться в него, на крайний случай.

— Но тебя не было столько лет!

Малфой усмехнулся и нервно потер запястье, на котором вдруг проявились тонкие шрамы от Непреложного обета.

— Мне было плохо все эти годы, да. Ты страдала, убивалась по Поттеру. Но это было терпимо. Ты не хотела ничего с собой сделать, не собиралась, например, прыгать с моста... Но в один прекрасный день заклятье вдруг решило, что я не проявляю должного рвения... И тогда я пришел.

Джинни и Драко несколько секунд смотрели друг другу в глаза, пока он первый не отвел взгляд.

— Я хотел избавить от Обета поскорее, поэтому и воспользовался сразу именно крайним средством. Но сделал только хуже.

Джинни сделала еще два шага назад и уперлась спиной в стену амбара.

— Все было бы хорошо, если бы ты мог себя контролировать!

— Хорошо все никогда бы не было хорошо! После первого обращения я лез на стену от боли, потому что я не заботился о тебе, а доводил до ручки!

Джинни молчала. Она вдруг осознала, что все эти недели жила от одной встречи с Малфоем до другой. Как раньше она видела смысл своей жизни в том, чтобы каждую неделю ходить на могилу к Гарри, так теперь он заключался во встречах с ним. Всего лишь час, но какой это был час!

— Я делал хуже, но уже не мог остановиться, потому что понимал, что ты не выдержишь еще одной его смерти.

Джинни вжалась в стену амбара. Отступать было некуда.

— И только поэтому?

Малфой поднял взгляд и встретился с ней глазами.

— Нет.

— Иначе бы ты сдержался...

Снова немое противостояние. Только взгляды, но эти взгляды говорили обо всем, что нельзя было выразить словами. Быстро преодолев расстояние между ними, Драко обеими ладонями обхватил голову Джинни и впился в ее губы. И то, что он чувствовал, находясь в теле Гарри, не шло ни в какое сравнение с тем, что он чувствовал сейчас. И теперь все было гораздо проще: Джинни отвечала на его поцелуй, а не на поцелуй Поттера.

Она же... Оказавшись друг так близко к Малфою, Джинни вдруг почувствовала тот самый запах, который она все это время принимала за запах Гарри. И эти, казалось бы, чужие губы, целовали так же, как и вчера. Джинни обхватила Малфоя за шею и прильнула ближе.

А боль, терзавшая Драко все эти года, вдруг утихла...