Марлин и я (гет)

1

Это был поздний мартовский вечер. Тот вечер, когда я подумал, что вижу Марлин МакКинон впервые.

— Привет, — сказал я, подсаживаясь к ней после завершающей патетичной речи Дамблдора. — Я Сириус Блэк.

Мои слова можно было выводить золотыми буквами на ночном безоблачном небе — настолько я был значимым в своих глазах.

Как и всегда.

— Ты серьезно? — спросила она, не отрываясь от блокнота, в котором что-то писала.

— Серьезнее некуда. Я тот самый Блэк.

Она, наконец, подняла на меня свои глаза и посмотрела как на идиота.

— Мы учились на одном факультете, Блэк. Семь лет мы проучились в одном классе.

Её серые глаза смотрели с насмешкой.

Может быть, я так долго не мог её разглядеть, потому, что мне все время казалось, что в ней нет ничего особенного?

Очень скоро я стал думать совершенно иначе.

2

Если бы я снова не заговорил с ней несколько дней спустя, возможно, я бы никогда не узнал, насколько мы похожи.

— Сходим куда-нибудь? — предложил я, не дослушивая очередную наполненную глубоким смыслом речь.

Она фыркнула.

— В моей жизни есть кое-что поважнее, чем дешевый паб, дрянная выпивка и быстрый секс.

Я ухмыльнулся. Она смешила меня, эта Марлин, по-настоящему смешила — может, своими большими серыми глазами, а может тем, что хотела выглядеть очень крутой в огромном, почти мужском свитере и грубых армейских ботинках на шнуровке.

— Ты недооцениваешь меня, — сказал я.

— Ты недооцениваешь жизнь, — сказала она.

3

А потом, так уж совпало, мы отправились вместе в рейд — кажется, в Бристоль, где должно было быть нападение Пожирателей. Какому-то умнику пришло в голову распределить нас по парочкам.

— Только не вздумай влюбиться в меня, Блэк, — серьезно сказала она.

Мы сидели на скамейке в парке. Марлин болтала ногами, и я все ждал, когда эти армейские ботинки соскользнут с её маленьких ступней. Мне хотелось посмеяться над нахалкой.

— Советую тебе того же, — отозвался я. — Скорее уж ты влюбишься в меня.

Марлин пожала плечами.

— В меня всегда все влюбляются.

Волосы у нее неизменно были стянуты в хвост на затылке, огромная одежда укутывала фигуру девчонки до невозможности, из горла почти мужского свитера торчала длиннющая шея.

— И что же ты делаешь? — спросил я, отчаянно пытаясь не засмеяться.

— Ничего, — Марлин вновь пожала плечами. — Нет никакой любви.

А вот в этом она была права. Ведь, в самом деле, как может существовать то, что нельзя увидеть, потрогать, или почувствовать?

4

Когда Марлин курила, она была похожа на нелепого маленького ребенка с большой взрослой сигаретой.

— Когда сбывается твоя мечта, — сказала она мне в Ньюкасле. — В твоей голове происходит "пшик". То есть, ты такой: "И это все? Несколько лет жизни блохастому коту под хвост!".

Мы стояли на мосту, опирались на каменный парапет и смотрели в воду так внимательно, словно зеркальная гладь неизвестной реки была экраном телевизора, где показывали какой-то захватывающий боевик.

— Значит, нужно жить одним днем, — сказал я. — Получать от жизни все, что можешь, хватать все, что сможешь ухватить.

Она так сильно хотела казаться крутой — с дурно пахнущими сигаретами и псевдофилосовскими размышлениями, что мне оставалось только посмеиваться над ней в стороне.

— Твоя рука на моей заднице, Блэк.

Я никогда не останавливал её.

Впрочем, руку я тоже не убрал.

5

В Дерби мы впервые поцеловались.

Эта смешная девчонка Марлин в огромном свитере, зажимавшая между пальцев сигарету, поцеловала меня. Я прижал её к ближайшей стене в ответ — мы как раз шли мимо какой-то подворотни.

А через несколько минут, когда я уже успел запустить свои руки ей под одежду, на всю ночную улицу раздался звук пощечины.

— Какого хрена? — не понял я тогда.

Марлин пожала плечами — крупная вязь её свитера, освещенная уличным фонарем, колыхнулась.

— Показалось, что увидела копов. А у нас нет с собой документов, — объяснила она. — Ты же не подумал, что мне захотелось тебя поцеловать?

Признаться, именно об этом я и подумал.

— Живи на всю катушку, помнишь? — усмехнулся я. — И не отрицай, что на самом деле, ты хочешь меня, МакКинон. Просто хорошо это скрываешь.

Она хмыкнула.

— Если бы мы, женщины, хотели трахаться так же сильно, как хотите этого вы, мужчины, то в тюрьмах бы не сидело столько насильников.

Она закурила свою сигарету и выпустила в небо длинную струю дыма. Я молчал и думал о том, что никогда в жизни мне не хотелось ни одну девушку так, как эту нелепую Марлин сейчас.

6

В Файли в Марлин попало оглушающее. Она была похожа на маленького отважного воробушка, фехтуя своей палочкой. Пожирателей было гораздо меньше, чем нас, но кто-то из них все же умудрился попасть в нее. Кто-то из наших ребят крикнул: "Уходите", я подхватил обмякшее тело и апарировал к себе.

Марлин проснулась под утро. Забралась на меня сверху, стянула свой свитер через голову и отшвырнула его куда-то на пол безжизненной шерстяной тряпкой. Я пару раз моргнул, не соображая, проснулся я уже, или все еще продолжаю находиться во власти сна.

— Расскажешь кому-нибудь, и я прикончу тебя, — пообещала она, округляя свои серые глаза, пока я помогал ей избавляться от штанов.

Я вскинул брови.

— Разве мне кто-нибудь поверит?

Она хотела быть крутой — а я не возражал. Я был готов даже подыграть ей. На что только не пойдешь, чтобы затащить кого-то в постель.

7

С ней было легко.

Мы говорили о семье в Троубридже, обсуждали школу в Солсбери, думали вслух о разных мелочах в Майнти. Наши речи, которые казались как мне, так и ей, невероятно значимыми, можно было выводить золотыми чернилами — и целого неба не хватило бы, чтобы их вместить.

Марлин хотела казаться невероятно крутой, когда садилась за руль моего мотоцикла, обхватывая своими тощими ногами его железные бока. Я держал её за талию и ехидно подначивал:

— Не бойся, я буду держать тебя.

Злилась она тоже невероятно смешно.

— Что с того? — сказала она, повернувшись и сверкнув своими большими глазами. — Вместе же упадем.

Я смотрел в её глаза. В ней было целое море недостатков, а я, кажется, совершенно по-идиотски тонул.

Падать вместе с МакКинон было не страшно.

8

Марлин так часто оставалась у меня после наших с ней дежурств, что однажды она осталась насовсем. Почему я не возражал? По-моему, я просто не заметил, когда это произошло.

У нее просто внезапно появился ключ от моей входной двери.

— Не переживай. Никакой любви нет, ты все еще свободен, — напомнила она. — Просто здесь я все равно провожу гораздо больше времени, чем дома.

— Значит, я могу привести подружку? — я многозначительно посмотрел на нее, отчего она фыркнула.

— Если только захватишь кого-нибудь для меня.

Я действительно был свободен. Моя свобода была наручниками, которые я спокойно носил, даже не думая о том, где же спрятан ключ. Этот факт совершенно не интересовал меня.

К августу Марлин так хорошо знала меня, что у нее были ключи от всех моих замков.

9

Мы никогда не делали тех милых мелочей, которые совершают возлюбленные.

Никаких глупостей, совершенно точно нет.

Мы не смотрели романтических мелодрам, укутавшись одним одеялом, не готовили друг другу завтраков, не ели одно мороженое на двоих. Я не пытался запомнить запах её волос, а она не спала, уткнувшись мне в шею. О, нет. Никакой романтической фигни.

Я никогда не дарил ей подарков. Даже ни одного занюханного цветочка.

Она прокурила мне всю квартиру. В ней появилась куча пепельниц, в каждой из которых поселилось по горе окурков.

Я терялся на несколько дней, зная, что дома не будет сцен.

Она никогда не примеряла мою фамилию к своему имени — я уверен, она этого не делала даже про себя.

Между нами точно не было никакой любви. Точно вам говорю. Наверное, мы даже толком не доверяли друг другу, ведь когда доверяешь, тебя точно обманут.

Но что-то внутри меня заставляло смертельно желать её, как никого другого.

А она только держалась за мой рукав, когда мы шли куда-то в темноте на очередном задании.

P. S.

В последний раз я видел Марлин в дверях своей квартиры. Мы только пришли со смены, и она стояла, прислонившись к косяку. Входная дверь была распахнута настежь.

Я не помню глубины её взгляда, или выражения её лица. Единственное, что я помню об этом дне, так это то, что мне дико, до одури, до черных мушек в глазах хотелось спать. Мне казалось, что я не спал целую жизнь.

Кажется, она собиралась сходить за молоком. Или, может, купить свежую газету.

— Ты любишь меня, Сириус? — внезапно спросила она, разглядывая то, как я стягивал свои носки.

— Нет, — отозвался я, не глядя на нее. — А ты меня?

— И я тебя не люблю, — прозвучало в ответ. — Разве это не прекрасно?

А потом она ушла.

И больше я никогда в своей жизни не увидел Марлин МакКинон.

и нет,

совсем нет

общего снимка,

запаха сигарет,

или чего-то в ответ -

это про тусклый свет

и брошенные спицы.

солнце осеннее целует в макушку, а мне

больше некому

целовать ключицы