Горькое счастье (гет)

Слава тебе, безысходная боль!

Умер вчера сероглазый король.

Ахматова А.

Этого человека я впервые увидела, когда мне было пять лет. Помню, как, сбежав из детской, на цыпочках прокралась к отцовскому кабинету, как наблюдала в приоткрытую дверь за высоким мужчиной с забранными в хвост светлыми волосами, расположившемся спиной ко мне. Я знала, что отец не любит, когда его отрывают от работы, но некое чувство противоречия всегда толкало меня на необдуманные поступки. Какое дело было мне, любимице отца, до негласных правил нашего дома? Даже в раннем детстве я точно знала одно — ради меня отец готов пойти на все.

Помню, как ворвалась в отцовский кабинет, как устроилась у него на руках, с любопытством рассматривая сидящего передо мной человека. Я помню благоговение, охватившее меня, когда встретилась взглядом с холодными, выразительными серыми глазами.

— Ваша дочь? — вежливо спросил он, поднимаясь и натягивая перчатки.

Небрежная грация сквозила в каждом движении, завораживая, восхищая, подавляя...

— Да, младшая, — отозвался отец, поправляя заколку на моих волосах.

Гость отца задумчиво рассматривал меня, словно я была неодушевленным предметом, и на какую-то долю секунду меня это задело, заставило вылезти из уютных отцовских объятий, гордо расправить плечи и с достоинством произнести:

— Нарцисса Блэк, — с вызовом произнесла я, уставившись на него.

Видимо, моя дерзость пришлась ему по душе: в глазах появилась смешинка, и губы изогнулись в легкой улыбке. Он наклонился ко мне и легко потрепал по волосам:

— Очень приятно, мисс Блэк, — просто ответил он и, уже обращаясь к отцу, добавил: — Сигнус, ваша дочь очаровательна.

— Благодарю, Абрахас, — отец встал из-за стола, желая проводить гостя.

А я так и осталась стоять посередине кабинета, узнав, что сероглазый король, покоривший мое детское сердечко, носит звучное имя «Абрахас».

За обедом, когда отец, смеясь, рассказывал присутствующим о моем неожиданном появлении во время переговоров с Малфоем, мне в очередной раз влетело от матери. Она никогда не понимала моего неуемного любопытства и всегда злилась, когда что-то шло в разрез с общепринятыми правилами, а тут случилось такое вопиющее нарушение. Лишив сладкого на неделю и запретив выходить из комнаты, она рассчитывала, что это заставит меня одуматься и больше так не делать. Наверное, хорошо, что мама никогда не интересовалась мной так, как старшими сестрами, ведь знай она меня лучше, сразу бы поняла, — выпади мне еще один шанс вновь повстречать Абрахаса Малфоя, и я, не задумываясь, воспользовалась бы им.

Вот так совершенно буднично в мою жизнь вошел он.

* * *

Наша следующая встреча состоялась через шесть лет, когда пришло время совершать покупки к школе.

Мне не верилось, что все по-настоящему до тех пор, пока в моих руках не оказалась волшебная палочка. Лишь взмахнув ею и осыпав всех блестящими нетающими снежинками, я поняла, что детство подошло к концу, и совсем скоро для меня начнется новая, насыщенная событиями жизнь в Хогвартсе. Пусть я и была подготовлена рассказами старших сестер, но все равно в глубине души прочно поселилось волнение — а как же это будет лично для меня.

Абрахас Малфой, подошедший к нам, уже не казался мне таким недосягаемо-высоким, как тогда, но аура незримой силы по-прежнему окружала его плотным коконом. За прошедшие годы его образ стерся в моей памяти, потускнел, стал казаться волшебной сказкой, вычитанной где-то. Но стоило взглянуть в пронзительные серые глаза и я вновь, как в далеком детстве, потерялась в них.

— Мое почтение, миссис Блэк, — он склонился над рукой матери, и я невольно затаила дыхание, представляя себя на ее месте. Каково это, почувствовать прикосновение его губ к своим пальцам? Каково это, оказаться хоть на мгновение ближе к нему?..

— Мисс Блэк, — холодная улыбка, адресованная мне, — вы стали еще более очаровательной, чем в детстве, — и пусть он больше ничего не добавил, отвернувшись к отцу, радостное ликование нахлынуло на меня с ошеломительной скоростью.

Он нашел меня очаровательной! Нет, «более» очаровательной!.. Значит, он запомнил меня, помнил обо мне... Сердце колотилось как сумасшедшее. Переполнявшее счастье заставляло чуть прикусывать нижнюю губу, чтобы не рассмеяться во весь голос. Наверное, именно это и отрезвило. Заставило взять себя в руки и серьезно задуматься.

«Раз он король, то я должна быть достойной моего короля!»

Окинув нас всех на прощание взглядом, мистер Малфой отправился по своим делам. А я все так же продолжала смотреть ему вслед, моля всем сердцем, чтобы он обернулся, и, в то же время, боясь этого больше всего на свете.

Мадам Малкин, собирая меня в школу, наверное, удивлялась, что у юной леди — как она ко мне обращалась — столь прекрасно развито чувство стиля. Она с удовольствием помогала выбирать мантии, советовала или же просто согласно кивала, когда я вносила очередное предложение. Я же выбирала себе одежду так, чтобы не казаться глупой и наивной малолеткой. Я хотела, чтобы во мне все увидели взрослую.

Отец улыбался, оплачивая покупки, но, когда мы вышли за порог гостеприимного ателье, произнес:

— Нарцисса, да твой гардероб нам вышел почти по цене материнских мантий. Решили совсем разорить меня? — ласковая рука противоречила смыслу сказанного. И я только крепко прижалась к отцу, счастливо улыбаясь и сожалея, что не могу объяснить ему одну простую истину — настоящие королевы не могут позволить себе выглядеть плохо.

— Я так тебя люблю, папочка, — прошептала я вместо всего этого и, увидев счастливую улыбку обычно занятого своими делами отца, почувствовала, как в сердце упрочнился фундамент моей уверенности в своих силах.

* * *

Первые три года в Хогвартсе для меня пролетели незаметно. Столько нового, неизведанного открывалось передо мной... только протяни руку, и оно станет твоим. Для меня Хогвартс не был той волшебной сказкой, которая очаровывала магглорожденных, для меня он стал просто местом, где я могла узнать что-то новое: необязательно полезное, но точно интересное. С одной стороны, я сожалела, что магия для меня не открывалась постепенно, что все это я уже видела в исполнении других, с другой же, давало мне лишний толчок, чтобы усерднее заниматься и скорее достичь результатов. Я старалась, чтобы отец мной гордился...

Чтобы он тоже мог бы мной гордиться.

Люциуса Малфоя я заметила еще во время распределения. На его светлых волосах играли блики свечей, создавая вокруг головы сверкающий венец. Мне не было видно с места, где я стояла, его лица, но так хотелось надеяться, что оно будет таким же выразительным, как и у его отца.

— Нарцисса Блэк! — громко назвала МакГонагалл мое имя. И я, расправив плечи и гордо вздернув подбородок, пошла вперед. Старинный артефакт на моей голове задумался, словно сомневаясь, но потом громко огласил свой вердикт: — Слизерин!

В момент, когда я сняла Шляпу, чтобы передать профессору МакГонагалл, мне показалось, что в голове скользнула прохладная чужеродная мысль: «Короли не умеют любить».

«Вздор», — подумала я и поспешила избавиться от своевольного артефакта, не слишком аккуратно сунув Шляпу в руки декана Гриффиндора. Меня ждала моя новая семья на следующие семь лет.

Я шла к столу, чувствуя, как замирает сердце, шла и считала тогда шаги до него. «Пять, четыре, три, два, один...» Открыла рот, чтобы спросить, да так и не задала вопроса: повернувшийся ко мне в профиль Малфой-младший совсем не был похож на своего отца. У них вообще не было ничего общего, кроме цвета волос, а глаза... мое самое большое разочарование — они были обычными. В них не было неповторимого сияния глаз Абрахаса, его воли и силы. Они были просто другими, глаза незнакомого, малоинтересного человека. Все длилось меньше секунды, но и этого времени хватило, чтобы я ловко сменила приоритеты и направилась к своим одногруппникам.

* * *

Годы меняли каждого из нас, перекраивали на свое усмотрение и заставляли взрослеть. Кто-то становился внушительнее, а кто-то наоборот — делался тусклым и незаметным, словно растворяясь в толпе. Кто-то становился добрее, а кто-то примыкал к другому лагерю, исповедовавшему грубую силу. Время касалось своим крылом нас всех: кого-то больше, кого-то меньше, но прежним не остался никто.

Малфой вытянулся, возмужал, утратил мальчишескую непосредственность, приправленную воспитанием, и стал по-настоящему интересным молодым человеком. Светлые волосы посветлели еще больше, а в глазах отразилась спокойная уверенность в своих силах. Иногда, когда пламя камина неярко освещало общую гостиную, я наблюдала за ним, читающим книгу при свете огня. Пламя бросало на его лицо странные тени, скрадывающие черты и фигуру, делая чуть бесплотным и неосязаемым. В такие моменты я затаивала дыхание и смотрела на него, не в силах отвести глаз, ведь передо мной оживала моя мечта — Абрахас Малфой. Я до боли стискивала пальцы на крепком переплете книги, боясь выдать себя хоть одним неверным движением, крепко сжимала губы, чтобы они, непослушные моей воли, не прошептали любимое имя. Корила себя за несдержанность, за то, что за все прошедшие годы так и не стала достойной его. Но, в то же время, была безумно счастлива, что он приходил ко мне, пусть и вот так, в облике родного сына, но находился рядом, и я чувствовала, как обманувшееся слепой надеждой сердце начинало свой бешеный ритм.

* * *

Рождество на своем шестом курсе я захотела впервые провести в школе. Зачем я это тогда сделала? Не знаю, не могу ответить даже сейчас, спустя столько лет. Наверное, мне хотелось посмотреть, как отмечают этот праздник вне Блэк-холла.

Родители были удивлены, если не сказать больше. Мать гневно высказалась в полученном мною письме и обо мне, и о моей глупой затее; папа же был настроен гораздо более дружелюбно и просто посоветовал получить удовольствие от праздника, не забыв рассказать ему наиболее запомнившиеся моменты. Когда я читала строки, написанные его рукой, мои губы не переставали улыбаться — как же я рада, что у меня такой понимающий отец.

Это Рождество было особенным еще и потому, что оно стало бы первым в череде праздников, которые мы проводили без Меды. Сердце вновь больно сжалось. С момента побега Андромеды пошло уже почти полгода, а я до сих пор не могла поверить, что моей разумной и рассудительной сестры больше нет рядом. Возможно, это и было главной причиной, почему я не хотела ехать домой на Рождество. Сидеть за праздничным столом и смотреть на пустое место Меды... невыносимо! И пусть голос рассудка твердил, что у меня не может быть сестры-предательницы, я все равно не могла заставить себя сжечь единственно письмо Андромеды Тонкс... моей сестры.

Дни до Рождества пролетели разноцветной чередой. Покупки в Хогсмиде подарков для родных и знакомых, счастливый смех школьников и их раскрасневшиеся щеки, морозный ветер, распушивший волосы... Все это казалось настолько удивительным, заставляло смотреть на мир широко раскрытыми глазами, радостно улыбаться, словно эти дни были лучшими за все мои шестнадцать лет.

Но такой живой я могла себе позволить быть только там, где никто не мог меня увидеть. Стоило переступить порог Хогвартса, как на лицо возвращалось привычное выражение холодной невозмутимости и отрешенности. Я была Нарциссой Блэк и не могла позволить себе выглядеть легкомысленной.

Холод подземелий Слизерина вымораживал из души остатки тепла. Наверное, поэтому нас считали замерзшими ледышками, неспособными на прямое проявление своих чувств. В чем-то это была наша защитная реакция, наша маска, которую мы носили с достоинством...

Со всего факультета в тот год осталось всего пять человек, включая и меня. Рассредоточившись по гостиной, каждый из них занимался своими делами. В углу, в самом дальнем кресле, расположился тихий и незаметный первокурсник-полукровка — Северус Снейп. Он был, наверное, самым несчастным и одиноким человеком из всех, кого я видела в своей жизни. Иногда, от нечего делать, я наблюдала за ним и всегда подмечала, как загораются светом его глаза, стоило ему увидеть маленькую грязнокровку с Гриффиндора. Я никогда не была одержима идеями чистокровности, как моя старшая сестра Беллатрикс, но привитое с детства легкое чувство брезгливости не давало рассмотреть в Лили Эванс то, что видел Снейп.

Краем глаза я отметила блеск светлых волос в кресле у камина. Люциус Малфой по непонятным для меня причинам тоже остался в этом году в Хогвартсе, а ведь обычно предпочитал проводить его во Франции, за редким исключением, когда двери Малфой-мэнора отворялись перед высшим светом магической аристократии Англии, и отец настаивал на его присутствии. «Слухами земля полнится», — это выражение известно всем, а слухи о балах в особняке Малфоев обрастали фантастическими подробностями, от которых сладко замирало сердце... Я с благоговением ожидала следующего Рождества, когда смогу впервые присутствовать на балу под роскошными сводами Малфой-мэнора. Первый бал, где я смогу свободно увидеть моего сероглазого короля, где смогу с ним заговорить...

Тогда я не смела мечтать о большем, но душа просила совсем иного. Она хотела быть рядом с ним всегда и везде. Абрахас... он стал моей навязчивой идеей, стимулом, толкающим вперед, заставляющим меняться и быстрее взрослеть. Он cтал моей самой сладкой мечтой...

Предпраздничный день я провела за упаковкой подарков. То, за чем раньше следили наши домовики, теперь приходилось контролировать самой. К ужину я оказалась выжата как лимон. Кто бы мог подумать, что многочисленная родня — это отнюдь не так прекрасно, как многим казалось.

В преддверии праздника Большой зал был украшен сугробами волшебного снега. Снег падал с зачарованного потолка, оседая на волосах серебряной вуалью, скапливался на отполированных сотнями ладоней факультетских столах, звонко поскрипывал под неспешными шагами школьников. Было красиво, но не той помпезной красотой, которую так любила тетя Вальбурга, а красотой домашней, уютной... теплой. Запрокинув голову, я сидела на скамье и едва заметно улыбалась, когда теплые снежинки щекотали щеки и с тихим шорохом падали на пол. Наверное, то, что я тогда ощущала, было по-своему счастьем. Тихим, незаметным и потому совсем эфемерным. Мне не хотелось открывать глаза и сталкиваться взглядами с кем-то из присутствовавших в зале, хотелось остаться с этим неожиданным чудом, поселившимся внутри. Я настолько отрешилась от происходящего, что в чувство меня привел холодный голос Малфоя:

— Блэк, тебе почта, — и правда, передо мной сидела нахохлившаяся пепельная сова.

Мне хватило одного взгляда, чтобы понять — письмо из дома. Отвязав свиток, я отпустила несчастную птицу греться в совятню, а сама сломала сургучную печать. Пергамент с тихим шорохом раскрылся, и тонким почерком матери был положен конец моей самовольной выходке. В восемь за мной должна была приехать карета.

Тогда я только вздохнула, понимая, что всему свое время, а мое время быть счастливой еще просто не настало. Я посмотрела на гомонящих школьников, бесстрастно отмечая блеск их глаз от предвкушения праздника. Перевела взгляд на свой стол — Малфой, нахмурившись, тоже читал полученное письмо. Видимо, не только мне пришли неожиданные вести. Отодвинула полную тарелку и направилась к профессору Слагхорну, далеко не сразу услышав неспешные шаги у себя за спиной.

— Профессор, родители вызывают нас домой, — не дав мне раскрыть рта, произнес Малфой. — В восемь за нами прибудет карета.

Я не подала виду, что сказанное Малфоем для меня в новинку, и согласна кивнула, подтверждая его слова. Слагхорн отложил вилку и, покрутив в пальцах краешек своих пышных усов, медленно произнес:

— Очень жаль, что вы не встретите Рождество в Хогвартсе. Обстоятельства, да-да, они вечно вмешиваются в наши планы, — покивал головой, и закончил: — Я желаю вам удачно отдохнуть и жду вас после каникул.

Мы кивнули и направились к выходу из зала. Я — собирать вещи, Малфой — ну, наверное, тоже, или что он там еще мог делать.

Дорога из Хогвартса мне не запомнилась совершенно. Малфой, прислонившись к окну, дремал, я же закуталась в мантию и просто наблюдала за мелькающим пейзажем. Украдкой я бросала на Люциуса взгляды, пытаясь сравнивать с Абрахасом, но вскоре бросила это бесполезное занятие. Да, они похожи, но в то же время были совершенно разными.

— Долго ты еще будешь меня изучать? — я вздрогнула, услышав скучающий голос. И пусть ситуация была совершенно иной, она тем не менее напомнила мне о давнем происшествии в отцовском кабинете, когда я вот точно так рассматривала его отца.

— Откуда ты знал, что мы должны отправиться вместе? — задала я первый пришедший в голову вопрос, надеясь, что мой голос звучит так же отстраненно, как и у него.

— Отец написал, — зевнул Малфой.

Всего два слова «отец написал» всколыхнули в моей душе бурю. Что бы это могло значить? Мне хотелось более подробно выяснить все, но карета уже завернула на подъездную аллею и затормозила у крыльца Блэк-холла.

— Скоро увидимся, — неопределенно произнес он, откидываясь на спинку сидения.

— Прощай, — отозвалась я, удивленная его словами, и карета тронулась дальше в путь.

* * *

Стоило мне тогда переступить порог родного дома, как я сразу же поняла — произошло что-то очень важное. Наш главный домовик Вилси в парадной ливрее приветствовал меня прямо на пороге.

— Мисс Нарцисса, — поклонился он, — вам следует немедленно пройти в кабинет хозяина Сигнуса.

Подавив рвущееся беспокойство, я неторопливо направилась по знакомому с детства коридору к кабинету отца. На мгновение я замешкалась у резных дверей, распахнутых услужливым домовиком, но, сделав глубокий вдох и подавив эмоции, ступила в помещение.

В камине ярко горел огонь, отчего мои руки, замерзшие в дороге, сразу же согрелись. Из кресла, стоящего вплотную к камину, поднялась рослая фигура отца.

— Добрый вечер, Нарцисса, — приблизившись, он поцеловал меня в лоб.

— Добрый вечер, отец. Ты хотел меня видеть?

— На самом деле, вас хотел видеть я, мисс Блэк, — из второго кресла, на которое я поначалу даже не обратила внимания, поднялся он. Мое сердце замерло, а потом с оглушительным грохотом заколотилось в груди.

— Мисс Блэк... Нарцисса, — вкрадчиво проговорил Абрахас, приближаясь и целуя мои пальцы. — Я ведь могу вас так называть? — пленительные серые глаза заглянули мне прямо в душу.

Мог ли он? Да я была готова душу продать, чтобы слышать из его уст мое имя! «Нарцисса...» Я кивнула, ведь голос совершенно мне не повиновался.

— Сигнус, позволите?

Я перевела недоуменный взгляд на отца, но тот ободряюще улыбнулся и взял мои вмиг похолодевшие пальцы в свои широкие и теплые ладони.

— Нарцисса, — начал Малфой, — я был бы очень рад, если бы вы вошли в нашу семью.

Его слова прозвучали в оглушительной тишине, не было слышно даже треска прогорающих поленьев в камине. Или это я утратила способность слышать? Лихорадочные мысли кружились в голове. «Войти в семью? Это значит... — я не смела верить своему счастью, — значит, он хочет...» — счастье затапливало сознание, раскрашивая все невероятными цветами. Сердце рвалось к нему, замершему передо мной, я хотела обнять его и никогда не отпускать.

— Согласны ли вы, — говорил он, а я была готова кричать от переполняющего счастья: мои мечты сбывались! Великий Мерлин, спасибо тебе за все! — выйти замуж за моего сына?..

«Сына...»

Что-то замерло в моей груди, звонко надломившись. Тихий скрежет разбегающихся трещин вспарывал сознание, выворачивая его наизнанку и коверкая безжалостными руками. Губы раздвинула заученная за столько лет вежливая улыбка, а душа уже начинала покрываться морозной корочкой пока еще тонкого льда.

— Для меня большая честь стать частью вашей семьи, — прозвучал в комнате мой лишенный эмоций голос.

— Я очень рад, Нарцисса, — улыбнулся он в ответ. — Вы полностью оправдали мои ожидания. Я не смог бы найти партии более достойной моего сына, чем вы.

Я продолжала улыбаться, а внутри молила отца не отпускать моей руки, ведь лишившись его поддержки, просто бы упала прямо здесь, у его ног. Мой сероглазый король говорил еще что-то несомненно важное, но пропускаемое мною мимо ушей. Его глаза цепко изучали меня, но все время натыкались на маску равнодушия, освоенную мною самой первой. Пальцы, невидимые в складках мантии, судорожно сминали край черного платья, а затаившаяся истерика выпускала первые коготки, пробуя стену моего псевдо-спокойствия на прочность.

— Я жду вас с семьей на завтрашнем балу, — говорил Малфой, и мне вдруг стало смешно: я так мечтала туда попасть, а вот теперь, когда это должно было случиться на самом деле, не чувствовала совершенно ничего. — На балу объявим о вашей помолвке, Нарцисса.

— Это будет просто замечательно, — произнесла я то, что от меня ожидали.

Абрахас удовлетворенно кивнул и поднял с кресла, в котором сидел до моего прихода, свою мантию. Он мягко потрепал меня по щеке:

— Вы будете самой красивой невестой в мире, Нарцисса. Ваша красота уже ослепительна, — я невольно задержала дыхание, смотря ему в глаза, — а со временем вам и вовсе не будет равных. Вы будете пленять мужчин одним лишь взглядом. Никто не сможет устоять перед вами.

«Но ведь вы устояли...» — скользнула грустная мысль.

— Вы вырастили замечательную дочь, Сигнус. Я рад, что именно она будет моей невесткой. Жду вас завтра на балу, — он поклонился и исчез в зеленых сполохах камина, оставив после себя горьковатый аромат туалетной воды и властное «Малфой-мэнор».