Звёзды на кухне (гет)

1979 год, второе апреля

Десять вечера. Тот благословенный час, когда все дети уже уложены и Молли наконец может заняться собой. Правда, дел всё равно навалом. Грязная посуда, оставшаяся от ужина, брошенные игрушки расползаются по углам, под потолком попискивают именинные воздушные шарики — близнецам вчера исполнился год. Два отчаянно синих шара в рыжую крапинку гоняются друг за другом вокруг полной свечей подвесной лампы — того и гляди лопнут и перебудят спящих мальчуганов.

Но, потихоньку разбирая оставшиеся завалы, можно подумать в тишине — о грядущем лете, о весенних посадках на огороде, о том, что Биллу до школы всего два года, о том, как хочется выбраться куда-нибудь всей семьёй, но время слишком неспокойное... И Артура всё ещё нет. Тут же ровное течение мыслей прерывается, Молли охватывает тревога. Она вглядывается в большие окна кухни, но видит только квадраты жёлтого света, ложащиеся на ровную весеннюю травку двора, и кромешную темень вокруг — особенно густую и вязкую по контрасту с медовой желтизной домашнего уюта.

Нора на отшибе от прочего жилья, магловского и магического, и Молли кажется, что она на необитаемом острове, затерявшемся во мгле. Но нет, на острове было бы безопасно. А тут темнота сторожит за воротами, подкрадывается к крыльцу...

Если выйти во двор и отойти подальше от дома, глаза привыкают, и мрак уже не кажется полным: светят чистые весенние звёзды, пролетают ночные птицы, шевелят ветками деревья... Вся живая молодая поросль тянется к небу даже ночью, и дом тянется, а она, Молли, стоит, закинув голову к звёздам, и знает, что её место здесь, на земле, рядом с детьми — не лететь, а пускать корни, прорастать вниз.

Вдруг между звёзд — вспышки: зелёные, красные... Что-то стремительно движется по небу, слышны далёкие крики, свист прорезающих воздух проклятий. Какая-то воздушная битва проносится слева направо над домом, как Дикая охота... И одна сбитая Ступефаем звезда летит вниз, посверкивая серебром.

Молли протягивает руку и в последний момент отдёргивает её. О звезду можно обжечься.

К её ногам падает серебряная маска Пожирателя, потом метла, разлетаясь в щепки, и наконец, с глухим стуком, человеческое тело. Видимо, кто-то притормозил падение заклинанием, но удар всё равно достаточно страшен.

В небе и на земле уже снова тихо, где-то ухает сова, светят оставшиеся звёзды. Молли поднимает палочку, и рассеянный в весеннем воздухе Люмос освещает лицо упавшего: она где-то видела его — все маги друг друга где-то видели! — но сейчас, перевёрнутое, со сломанным носом, расчерченное струйками крови, это лицо не узнаваемо совсем.

Если бы Пожиратель ворвался в дом, угрожал детям, Молли без колебаний запустила бы в него Авадой. Но он без сознания, к тому же совсем мальчишка, тощий и бледный. Она не поднимет палочку на беспомощного человека, будь тот хоть десять раз тёмный маг. Возможно, и убийца — но верится плохо. По виду — вчерашний выпускник Хогвартса, много ли бед он успел натворить?

И купол защитных чар над двором пропустил его. Скорее всего, потому что тот без чувств и не был опознан, как опасность. Но, может, он в любом случае не представляет угрозы.

Она наклоняется, чтобы проверить, есть ли у него палочка. Палочка, как ни странно, цела — мальчишка прижимает её к груди, стиснув в кулаке. Будто, падая, спасал её, а не себя. Молли осторожно разжимает пальцы, словно вынимает игрушку из руки спящего ребёнка. Прячет добычу в карман фартука. Опускается на колени и осторожно ощупывает пострадавший нос незнакомца. Простейшие лечебные заклинания — в этом она дока, с такими-то сорванцами. Идёт в дом за мокрым полотенцем, по дороге закидывая маску и обломки метлы в чулан. Когда кровь аккуратно стёрта с лица, Молли припоминает, где уже видела этого человека.

Незадолго до рождения близнецов Лили Поттер помогала ей делать покупки в Косом переулке. Когда появляется на свет второй или третий ребёнок, ползунки и игрушки достаются ему от старших братьев. Но если ожидаются сразу двое? Без обновок не обойтись. И вот Лили, часто бывавшая у них в доме, когда собирались орденцы, и легко подружившаяся с Молли, предложила помочь. Артур ведь пропадал на работе, а в остальное время часто отлучался по орденским делам.

Оставалась всего одна лавка, а потом — к Фортескью. Молли было жарко, несмотря на конец зимы, и страшно хотелось мороженого. Но сначала надо было купить во «Флориш и Блоттс» новинку — «Как влиять на развитие магии ребёнка ещё до рождения». И тут какой-то чернявый тип, выскочивший из книжного им навстречу, завесив глаза длинными волосами и не глядя по сторонам, чуть не врезался в Лили, свернув в сторону лишь в последний момент. Ещё немного — и протаранил бы их обеих своим выдающимся носом.

Сверкнул чёрный глаз:

— Лили, ты?

Лили, не говоря не слова, втащила Молли в лавку, а мальчишка — лет семнадцати, на вид чуть младше Поттеров — остался снаружи, тоскливо смотреть им вслед.

— Кто это? — спросила Молли, когда села за столик в ожидании сельдереевого мороженого и отдышалась.

— Так, бывший друг... — Лили отворачивалась и кусала губу. — Росли вместе. Потом учились на одном курсе. Снейп. Северус. А теперь он из этих. Пожиратель. Я тут навещала родителей и случайно встретила его маму, Эйлин. На ней лица нет. Она хоть и слизеринка, и его настраивала, что только там, в Слизерине, его место, но вполне умная и трезвая. Неплохая, в общем. Жалко мне её.

— А его? — Молли, в общем, уже знала ответ, спросила автоматически.

— Его — нет. Он сам выбрал свой путь.

— Но раз друг, ты повлиять не пробовала?

— Какое! К тому же, он ещё раньше очень меня обидел. — Лили поковыряла ложечкой в мороженом со вкусом сливочного пива. — Я всё помню, что было у нас хорошего в детстве, но мне кажется, что это уже другой человек. — И воткнула ложку в вазочку, будто точку поставила.

Лежащий шевелится под руками Молли, стирающими кровь, — и приходит в себя прежде, чем она успевает произнести «Эннервейт», как собиралась.

Приоткрывает глаза и берёт в руку её рыжую прядь, освещённую падающим из дома лучом света.

— Это ты? Спасибо! Мне так хорошо... — Тут его глаза открываются полностью, и следующее слово он проглатывает. Прищуривается, тянется за палочкой. Пытается подняться, но только стонет.

— Лежи уж! Я тебе ничего не сделаю. Только не вздумай что-нибудь выкинуть, — предупреждает Молли, наставив на неожиданного пленника острие палочки. — Тут у меня дети, я с тебя шкуру спущу, если что. Впрочем, это уже кто-то сделал, — бормочет она под нос. — Как там тебя? С... Снейп?

— Я тебя помню, — отвечает он невпопад. — Ты была с Лили в Косом переулке, год назад. Она тут? — Молли слышатся в голосе надежда и страх.

— Она, небось, сейчас сражается с твоими дружками! И я бы сражалась, если не дети. Что мне с тобой делать, скажи, а?

— Сдать своим и посмотреть, как они меня убьют, — бурчит мальчишка. — Но я кое-что умею и без палочки — может, так просто и не дамся.

— А вот встать ты без палочки сможешь, интересно? Кости целы, проверь!

— Какое тебе дело?

— Хочу, чтобы ты убрался отсюда поскорей, пока действительно никто не пришёл.

— Тогда дай мне руку!

Молли протягивает ему левую, по-прежнему держа его под прицелом палочки. Но этот... Снейп и не думает баловать — видимо, не до того ему сейчас. С трудом садится, держась другой рукой за бок.

— Рёбра?

— Да.

— Это я умею. Пошли на кухню. Только предупреждаю ещё раз: ни шагу от меня! И это только ради твоей матери.

Молли знает, что на самом деле — не только. Она против воли сочувствует и ему самому, так же, как переживает, наказывая собственных детей даже за серьёзные проступки. Собственно, из-за несерьёзных она только ворчит.

Первый раз она видит в Пожирателе живого человека — с тёплой кожей и красной кровью, со слабостью и страхом. Человека, который не всегда был преступником — дружили же они когда-то с Лили! Мальчишку, которого просто хочется выпороть, запереть в чулане, лишить сладкого и прогулок, пока не одумается.

Перелом зафиксирован, Снейп давится костеростом, сидя на светлой деревянной лавке у кухонного стола. До пояса голый — рёбра можно пересчитать все, и сломанные, и целые. Раздеваться не хотел, но с Молли попробуй поспорь — она и дракона укротила бы, посмей тот не послушаться её в её собственном доме. Метка чернеет на руке уродливой гематомой. Жаль, что в домашней аптечке нет средства от таких синяков. И вообще, лечение тут, похоже, надо начинать с промывки мозгов.

Она заваривает простой чёрный чай в оранжевом чайнике, похожем на тыкву. Ставит две кружки на стол. Взяв свою и грея пальцы о горячий эмалевый бок, пытается унять нервную дрожь. Она всё-таки боится, но показывать этого нельзя. Причём боится не только за Артура — стрелка показывает «опасность», и за детей — что их ждёт? — но и за этого непутёвого мальчишку. Только за себя не боится нисколько.

Пока он молча жуёт кусок вчерашнего кекса, костерост действует. По-хорошему, надо дать ему время. Но ждать нельзя. Они оба это понимают.

— Палочку отдашь? Мне надо аппарировать.

Молли думает.

— Поклянись, что никогда не причинишь вреда этому дому и его обитателям. Клянись дорогим тебе именем.

Он клянётся, но имя произносит, беззвучно шевеля губами. И она всё равно верит этой клятве. Может, потому что ей хочется верить, что всё будет хорошо.

Молли суёт ему маску, брезгливо держа её двумя пальцами.

— Забирай свою пакость. Стыдитесь приличным людям лицо показывать? И правильно.

Выводит из дома, держа за руку — чтобы защитные чары молчали. Он смотрит тоскливо, будто не хочет уходить. Молли лихорадочно подбирает слова. Что можно сказать за пять минут, чтобы изменить жизнь человека?

И она просто гладит его по голове. Она читала, как это важно для детей. Пусть даже и выросших.

— Иди и не делай зла.

— Поздно, — отвечает он, опустив глаза.

— Никогда не поздно. Как никогда не поздно просить прощения.

— А вот это — неправда. Меня уже один раз не простили.

— Даже если не прощают, это нужно делать — для себя. — Она протягивает ему палочку и отступает назад.

Вместо слов прощания или благодарности раздаётся хлопок аппарации. Молли смотрит на звёзды и ищет среди них хоть какой-то знак, что всё будет хорошо. Созвездие Близнецов уже заходит за горизонт, но рыжий Поллукс успевает подмигнуть ей, прежде чем скрыться из глаз.

1995 год, девятое декабря

Молли давно привыкла хозяйничать на кухне Гриммольд-плейс как на собственной — и неважно, что думал об этом Сириус. Орден должен быть накормлен, от Флетчера до Альбуса, если тот вдруг оставался на ужин. Кто не оставался никогда — так это Снейп. Но Молли время от времени всё-таки ровным голосом произносила: «Ужин! Ремус, Артур! Северус?» или «Гестия, Кингсли! Северус?».

Как его зовут, она запомнила ещё в восемьдесят втором, когда Билл поступил в Хогвартс и рассказывал о злющем преподе зельеварения. «Интересно, ты помнишь свою клятву? — кипятилась Молли про себя. — Про вред обитателям моего дома?!» Впрочем, Билл учился хорошо, и даже язве-Снейпу к нему было не придраться.

А вообще-то имя всплыло ещё раньше, во время процессов над Пожирателями. Она читала отчёты в «Пророке» и внимательно рассматривала фотографии. Да, очень неважно выглядел Северус Снейп в хищных лапах Обвинительного кресла. Но его оправдали под поручительство Дамблдора, и у Молли с души камень свалился. Ведь она никогда не забывала о звезде, упавшей с апрельского неба. Хоть звезда и оказалась угольком.

Почерневший, обуглившийся, смотрел Снейп с газетных страниц в восемьдесят первом. Молли было безумно жаль его — Лили! И в то же время она почти ликовала: не ошиблась тогда, всё сделала правильно. Может быть, даже нашла верные слова. А может, всё решило мимолётное прикосновение? Ей нравилось так думать, пусть даже она никогда не узнает правду.

Кто бы мог предположить, что приземлённая, хозяйственная, домовитая Молли окажется такой мечтательницей...

Но и о земном и насущном она не забывала. И ей очень хотелось когда-нибудь накормить жёлтого и тощего Северуса Снейпа ужином.

Итак, две недели до Рождества девяносто пятого года. На кухне уже вовсю пахнет ромом и мускатным орехом. Молли впрок печёт кексы и пряники. Ведь за праздничным столом орденцы не встретятся — она приготовит для них гостинцы заранее, чтобы они съели кусочек на задании или дежурстве. Может быть, им станет теплее...

Сегодня суббота. Традиционное собрание Ордена. Снейп пришёл позже всех — прямо из Тёмной ставки. И, как поняла Молли из его разговора с Дамблдором, не спешит назад в школу — у него сегодня нет дежурства, и он собирается отлучиться домой.

Обсуждение кончилось, а Снейп будто и не обратил внимания — сидит, смотрит в одну точку. И Молли первый раз не спрашивает про ужин. Просто потихоньку посылает на стол блюдо за блюдом, запускает тарелки — они скользят по столешнице и тормозят точнёхонько перед каждым.

И когда все, кроме задумавшегося Снейпа, наполнили свои тарелки, черпак, повинуясь палочке Молли, делает пару ловких движений.

Северус, похоже, не заметил, как перед ним оказалось сладко пахнущее баранье жаркое — с морковкой и картошкой, как положено, и с эстрагоном, выращенным Молли на собственном огороде. Когда духовитый пар достигает ноздрей, он чихает и удивлённо смотрит на тарелку, но ничего не говорит и начинает есть. Видимо, понимает, что отказываться уже поздно и глупо.

Сидит носом в подливку и механически раз за разом подносит вилку ко рту. Ни на кого не смотрит и опять всё пропустил — остальные ушли, а на кухне только он и Молли. Которой сегодня отменно везёт. Она подходит и ставит перед ним корзиночку с имбирными пряниками, украшенными звёздами из золотой бумаги.

— Вот, к Рождеству, и не вздумай отказываться, Северус Снейп! — говорит она нарочито строгим голосом.

А когда он не реагирует, берёт его кисть и сжимает вокруг плетёной ручки: свои пальцы поверх его, не принимая возражений.

— Слушаюсь, миссис Корри, — отвечает он с усмешкой.

Молли смотрит непонимающе.

— Так, была в детстве одна книжка... Там строгая старушка продала такие вот пряники детям, а ночью вернулась за звёздами, стащила их у детей и приклеила обратно на небо, забравшись по лестнице.

У Молли пол уходит из-под ног, и она ещё крепче вцепляется в чужие пальцы, и с ними — в ручку корзинки, будто это самая надёжная опора.

— Значит, старушка? — произносит она непослушными губами. А мысленно: «Откуда ты знаешь о звёздах?»

— Нет, строгая. А ещё — с лестницей на небо, спрятанной в кладовке.

Он встаёт, не отнимая руки, и целует её в краешек губ.

— Спасибо.

Молли думает: за что? За этот раз или ещё за прошлый, ведь он так и не поблагодарил её тогда... Она чувствует тепло губ и тепло руки, но на кухне уже нет ни Снейпа, ни корзинки с пряниками и звёздами.

А ночью в Спиннерз-энд Северус прячет под подушку звезду от единственного пряника, который он решился съесть, закрывает глаза и прислушивается — не послышатся ли на улице шаги, не стукнет ли лестница о подоконник? Потом сползает в дремоту и видит солнце, ветер и рыжие волосы. Они щекочут его по лицу.

Северус боится открыть глаза и думает во сне: до Рождества ещё много пряников. Одна из звёзд обязательно окажется той самой, исполняющей желание.

FIN