Я устал (гет)

Мне снится, что я бронзовый кубок. Третий из трех, последний. Маленький и невзрачный, едва различимый под пылью.

«Что по плану, Гарри? Что будет завтра, Гарри? Что мы будем делать, Гарри?» Нет смысла кидаться вопросами, но я задаю их. Задаю изо дня в день, задаю. Делать больше все равно нечего. А он мрачнеет. Он не знает на них ответ.

Гарри Поттер отбрасывает слишком длинную тень, слишком тяжёлую. С каждым годом она все плотнее обматывается вокруг меня, как чёрный плащ. Нет, как саван. Мы до сих пор живы, так?

Медальон на груди — второе сердце. Он пульсирует как огонь и диктует, что нужно думать и как. Он огромный как бладжер и чёрный внутри. Цепочка ссыхается, как старое дерево, и давит на горло. Давит и не даёт дышать. Давит и не получается думать. Какие мысли пришли извне не понять, все они одинаково серые.

Мне снится, что я золотой снитч. Крылья собраны, и он не может летать. В квиддич играют без него, и матч никогда не кончается, а я устаю наблюдать слишком скоро. Снитч принадлежит Гарри Поттеру и не должен летать. Свернут в кармане. Свернут, убит.

Каждый день кто-то умирает. Они отдают свою жизнь за Гарри Поттера, а он даже не знает об их смерти. Он даже не знает о том, что они жили. Ему просто все равно. Я вижу это в его глазах.

Мне снится, что Дамблдор жмет мне руку, улыбаясь сквозь бороду. Я бронзовый кубок, второсортный товар. Кубок пылится в кладовке, а рядом стоят погнутые металлические ведра, поеденные ржавчиной, как шубы молью. Главный приз выставлен в Зале славы, и каждый первокурсник бегает на него поглядеть.

Гарри не знает, кто умрет сегодня. Он не знает, что будет завтра. И что делать со штукой, которая попеременно висит у нас на шее, он тоже не знает. Гарри злится, когда я спрашиваю, куда мы отправимся теперь. Он злится и едва держит себя в руках. Я вижу это в его глазах.

Ему нечего терять. Все, кого он любил, мертвы. Я думаю о своей семье каждый день, пока медальон болтается над моим сердцем. Что если сегодня умрет кто-нибудь из них. Гарри Поттеру плевать на них, даже на Джинни. Ему нельзя было лезть в её сердце. И я хочу сказать ему, что думаю обо всём этом. Но пока он держит себя в руках, молчу и я.

Гарри не объясняет правил игры, в которую мы ввязались. Он сам их не знает. Каждый день умирает ещё один человек, ещё двое, трое. А Гарри сидит в палатке и думает. Он сидит и говорит. Он сидит и ничего не делает. Ему плевать, но он все ещё держит себя в руках.

Мне снится Гермиона, и я беру её за руку. Она слушает Гарри, она улыбается ему. И я замечаю, что её руки больше нет в моей.

Гарри Поттер отбрасывает слишком высокую тень, и я в ней вот-вот потеряюсь. Она не идет ни в какие сравнения с тенью Чарли, Билла, Фреда и Джорджа. Они маленькие люди, а я и того меньше. Я хотел обогнать их не в одном, так в другом. Но до Гарри Поттера мне не дорасти никогда.

Гермиона больше не улыбается. А он сидит и ничего не делает. Он даже сдерживает себя через раз, когда его черёд носить второе сердце.

Мне снится, что я пыль под ногами героя. Героя, который не знает, чего ждать в следующую минуту. Гарри стоит на моей голове, ведь я только пыль под его ногами.

Желудок скручивает от голода. Это мешок с иголками, в который кидают поганки, подгоревшую рыбу и сухари. Гермиона не улыбается, когда вручает каждому порцию такой еды, а Гарри её подбадривает. И она благодарна ему. Я вижу это в её глазах.

Штука на моей груди — чёрный бладжер — тяжело бьётся в пустой живот. Возможно, сегодня умрёт кто-то из моих родных, а мы сидим в палатке и жуём несъедобную рыбу. Гарри не знает, что делать с этой штукой. Он не знает, где искать другие. Он ничего не знает, а мы бесцельно сидим рядом с ним.

Сны приходят ко мне всякий раз, когда горло стягивает золотая цепь. Медальон тревожит мой разум днем, а сны вступают в права ночью. Разум — это клубок, сны — спицы. Мне снится, что я длинный носок. Мне снится, что я сломанный кубок. Мне снится, снится… мне через день что-нибудь снится.

Гарри радуется незначительной, что пыль между книжных страниц, чепухе. Как ребенок лелеет свою надежду. А Гермиона его поддерживает. Она улыбается ему. Она тоже рада.

Мне снится, что я снитч с серебряными крыльями. Тяжёлое чёрное сердце кроется в самом центре и не позволяет взлететь. Снитч запрятан далеко: в самую густую траву, в самое дрянное болото — откуда ему никак не выскочить. Он утонет там, сгинет.

Наконец я говорю Гарри, что он такое и где его план, ведь он тоже больше не держит себя в руках. Гермиона уверяет, что совсем так не думает, и хочет, чтобы я тоже молчал. Она боится ранить Гарри, ограждает его как мамочка. Она всегда остается с ним.

Цепочка больше не жмёт горло, медальон не пульсирует на груди.

Шумный, глупый, порядком уставший, я не помню, что в мире есть кто-то еще. Егеря хватают меня, держат. Ссорятся, спорят, дерутся. Они кидаются друг на друга, как голодные псы, а я сбегаю. Держаться рядом — вот что главное. Я заучиваю этот урок назубок, но сейчас-то уже поздно.

Дом набит вкусной едой, и голова работает с полной скоростью. Как и неспокойные ноги.

Мне больше не снятся сны. Они остались в палатке вместе с Гермионой и Гарри. В воздухе стоит холод, в кастрюле — скудная еда, и я бы отдал за это свою теперешнюю постель. Мне больше не спится вовсе, ноги самостоятельно перебирают по ковру.

Гермиона улыбается, когда Гарри её обнимает. Я вижу их, если глаза не открывать слишком долго. Гарри Поттер бросает огромную тень, но мне никогда не найти к ним обратной дороги.

Все это чудится усталой голове: шум, помехи. Как же тихо. Гермиона называет мое имя, а мои глаза даже не закрыты. Свет ныряет прямо в грудь, как живой, он тёплый, как её руки. Ноги ходят, язык шевелится, а голова почти не соображает. Мне кажется, что это сон, что я проснусь на холодной койке, а мои друзья будут рядом. Они уже где-то здесь. Гермиона настоящая молодец — я не вижу их и не слышу.

Медальон — тяжёлый чёрный бладжер — тянет Гарри на дно, душит его, отрезав от воздуха. Он знает, как эта штука опасна, он всегда это знал. А в воде то, что способно разрушить крестраж. Как раз это Гарри и нужно.

Мои зубы стучат друг об дружку и вот-вот прикусят щеку. Но это такое ничто. Гарри может отправить меня обратно, прогнать, как докучливую собаку. Он поглядывает на меня как на призрак, и в глазах его таится неуверенная радость.

Тварь, что сидела в медальоне, выползает наружу. Вися на шее, она била в живот и в голову. Теперь она метит в самое сердце, и иголки её точно лезвия. Одну часть Гарри давно уничтожил. И только теперь я понимаю, как сложно вершить подвиги. Хочу обратно в тень, не слышать ничего и не видеть.

Гермиона такая настоящая и такая красивая, что дух перехватывает. Мои руки свисают неживыми, они ничего не могут. Я ничего не хочу.

— Бей, Рон, бей!

Я слышу сквозь сон. Почему я слышу? Очередной кошмар, где главная роль отведена Гермионе. Она обнимает Гарри и целует. Она всегда выбирает его.

Удар со всей мощи, со всей дури, со всей злости. Это обман, уловка. Гарри знает, что говорит. Он сталкивается с подобным каждый год. Он чуть не с рождения с этим живёт.

Сердце горячим бладжером подскакивает к самому горлу. И на щеках теплые струйки. Они солёные как кровь.

«Плакала целую неделю…»

Гермиона кричит и собирается запустить в меня проклятьем. Она не плачет, только смеется. Резко так и неестественно, что дурно становится. Она совсем не рада меня видеть. Она кричит, ругается, дерется, а мне снова кажется, что это сон. Хороший, ну почти, ведь Гермиона слушает меня, придираясь к каждому слову.

Гарри прощает меня легко и вручает мне часть солнца. Заставив меня разбить крестраж, он делает наши победы общими. Общее дело, общая слава, общая дружба.

Гермиона моя подруга, но она не прощает меня так просто.

Она не замечает меня, даже по делу не заговаривает. И взгляды кидает короткие, злые. Это продолжается долго, целые дни напролет. Она советуется с Гарри, она слушает его. Нарочно игнорирует меня.

Нарочно. Я вижу это в её глазах. И мне остается только ждать.

— Ты просто выслуживаешься перед ней, — говорит Гарри, и я не сдерживаю в себе радости. Гермиона ему как сестра, теперь-то я знаю!

Мне снится Гермиона. Я держу её руку в своей, и, кажется, ей почти нравятся мои веснушки. Она улыбается, её лицо очень близко, и я начинаю думать, что это не только сон.