Бьют часы, тик-так, очнись! (гет)

— Бьют часы, тик-так, очнись, Грейнджер! — И дикий хохот, эхом отбившийся от стен. Близнецы Уизли, личный кошмар их факультета, отплясывали рядом, стараясь создать как можно больше шума. Гермиона, закрывшись очередной книгой, опустила тяжёлый переплёт и осуждающе на них посмотрела. Фред, будто осекаясь, таинственно понизил голос:

— Братец Фордж, кажется, нашим невинным забавам пришёл полный конец. Мисс Гриффиндорская Староста сейчас будет действовать радикально. — Джордж, явно переигрывая, пал на колени, причитая:

— Братец Дред, но мы ещё так молоды! И у нас отнимутся руки от написания миллионов строчек: «Я не должен быть задницей Мерлина»!

— Богохульник. — В близнеца полетел клочок бумаги, ловко стукнув его по затылку. Фред, обольстительно улыбнувшись Грейнджер, присел в реверансе, пропев: — Наше шутовское почтение, леди Апломб и Серьёзность!

И снова хохот.

— Придурки, — буркнула Гермиона, вновь утыкаясь в чтиво. Но по губам, автоматически, скользнула улыбка.

Никто на её памяти не был настолько самодовольно-прекрасным.

Когда ты стоишь перед выбором — убить или умереть, не хочется быть той-самой-решительной. Хочется лишь справедливо всхлипнуть и спрятаться в самом тёмном углу замка. Хочется, чтобы две пары рук прижимали к себе, успокаивающе гладя по волосам, сейчас спутанным и лохматым. И щедро политыми чужой кровью и сажей, запах которой намертво вклинился в сосуды.

— Бьют часы, тик-так, очнись, Грейнджер. — Задумавшись, она щёлкнула у себя перед носом пальцами. Когда Гермиона была маленькая, то думала, что все волшебники таким образом совершают чудо. Щёлк! И Золушка становится принцессой. Щёлк! И у Русалочки есть ноги. Щёлк! И лягушка становится принцем.

Дурацкие, магловские сказки.

Стоя посреди Большого Зала, она старательно воскрешала в памяти те приятные воспоминания, так или иначе связанные с этим местом.

Распределение, завтрак, почтовые совы, Рождество, Гарри, Рон, Гарри, Рон, идентичные, насмешливые взгляды двух головорезов.

Мальчишки, которые не думали о смерти.

Извечно удивлённый взгляд пустых голубых глаз вперился в своды помещения, такие высокие, такие недосягаемые. Подняв голову вверх, она вспоминала, как они кружились там, у зачарованного потолка, дразня Амбридж.

Абсурдно-хреновая улыбка получилась сюрреализмом посреди этого всеобщего горя. Спрятав лицо в ладонях, Гермиона устало вздохнула, давя в себе жгучее желание разрыдаться. Впереди, всего в трёх метрах, Джордж держал за руку свою-мёртвую-половину, растерянно и настойчиво спрашивая Фреда, простудится он или нет. Ведь сквозняки, проникая через многочисленные трещины, стелются по полу. А он лежит — такой взъерошено-удивлённый, холодный и, самое главное, не дышащий. И это было слишком.

Горестный вой одного единственного человека раскаленной лавой пробился в уши. И в это мгновение ей уже хотелось оглохнуть, ослепнуть и лишить себя осязания. И обоняния, ибо запах сажи, намертво впившийся в сосуды, вызывал давно сдерживаемый рвотный рефлекс.

Гермиона Грейнджер, стоя посреди Большого Зала, тихо всхлипнула, закусив грязную, измазанную в чужой крови, руку зубами.

— Шухер, Фредди! — воскликнул второй близнец, пряча что-то за пазухой. — Нас спалила Её Высочество Староста.

— Боюсь, Джорджи, нас ожидают все муки ада, — сокрушенно покачав головой, пробормотал Фред.

— Или строчки! — подхватил Джордж, заламывая руки.

— Отбой был в десять вечера, что вы оба здесь делаете, позвольте спросить? — уперев руки в бока, спросила Гермиона, осуждающе глядя то на одного, то на другого.

— Так и быть, позволяем...

— ... Уговорила, противная.

Джордж, аккуратно прижав к себе тело брата, уткнулся в грязный и пыльный воротник некогда щегольской рубашки Фреда, продолжая тихо и горько завывать.

«Лишите меня слуха! Лишите зрения! Сделайте что-нибудь!» — безмолвно кричала Гермиона, не решаясь подойти. Но в действительности именно она была тем-самым-человеком, которого ждал оставшийся в живых близнец Уизли. А еще была гиперответственность за все свои последующие слова, которая пугала, исчезала и вселяла жалкие, для гриффиндорки, мысли сбежать.

Иногда ей казалось, что храбрость — это всё, чем славились студенты колледжа Гриффиндор.

Пытливый ум, незаурядная логика, превосходная память — что она делает на факультете Годрика?

Джордж, оторвавшись от тела брата, поднял взгляд вверх и встретился с её — сострадательно-карими, совершенно пустыми. Взгляд спустился вниз — на обкусанные губы, на ссадину, которая заканчивалась раной на подбородке; и вернулся обратно, к глазам. Что он хотел выяснить, Гермиона не поняла. Что ожидал прочесть — она так и не узнала. Позорно сбежав из Большого Зала, Грейнджер автоматически и мысленно прокладывала дорогу к Выручай-Комнате.

Кто бы мог подумать, что знаменательный день Победы она будет ненавидеть больше всего на свете.

Гермиона, сдавленно всхлипнув, прислонилась к холодной стене, зажмурив глаза. Тяжело, невероятно тяжело даётся эта сосредоточенность на уроках, в гостиной, в Зале, в кабинетах. Везде, где есть другие люди. Всегда гордо вздернутый нос, серьёзный, глубокомысленный взгляд и лёгкая, плавная походка. А сейчас, когда вечер полноправно захватывает сутки, она просто не выдерживает. Очередное дежурство, опять в одиночестве.

— Грейнджер?

Удивленно-идентичный возглас близнецов.

«Только не они!» — вмиг промчалась в голове мысль. Не хватало ей ещё и издевательств.

— Гермиона, ну ты чего? — впервые в голосе Фреда Уизли появилась растерянность.

— Староста, не плачь. — Внезапно тёплые руки легли на плечи, а от лица насильно отняли руки, открывая заплаканные глаза. И неожиданно стало хорошо. Стоило лишь взглянуть в голубые, горящие взгляды двух Главных Бузотёров.

— Скажи нам, кто тебя обидел, Грейнджер. И его найдут завтра, висящим на собственных же панталонах. — Подмигнул Джордж.

— Верно! Обижать тебя можем только мы! — притворно нахмурился Фред, пихая брата в бок. Гермиона замотала головой, старательно пряча улыбку. Джордж, прикоснувшись к её подбородку, поднял его так, чтобы их взгляды пересеклись. Точнее, с его, непривычно серьезным.

— Знаешь, Гермиона, какая ты красивая, когда нет всей этой напыщенной суровости.

Лёгкий поцелуй в щеку от Фреда заставил Гермиону вспыхнуть. Машинально дотронувшись ладонью до места поцелуя, пропустила шутливый щелчок по носу от Джорджа, но впитала тепло его нежной улыбки, когда он шептал ей: «Бьют часы, тик-так, очнись, Грейнджер!»

И они ушли, оставив её в недоумении, растерянности, но с глупой улыбкой на губах.

— Шалость удалась! — послышались их голоса за углом.

Выручай-комната осталась лишь приятным воспоминанием в голове. Было сложно представить, что где-то в недрах этих стен горит вечное, Адское пламя. И вечно будет гореть тело её бывшего однокашника Винсента Крэбба, который тоже не думал о смерти. О ней не думала Тонкс, бросившись в самую гущу Битвы, выискивая и отчаянно зовя Ремуса. О ней не думала Лаванда, бросившись под заклятие Долохова, прикрыв собой Рона. О ней не думал профессор Снейп, неосторожно говоря о том, что Тёмный Лорд и так достаточно могущественен. И о ней совсем не думали Фред и Джордж — самые светлые, самые тёплые. В висках забили тяжёлые молоты, и только тогда Гермиона дала полную волю слезам. Крупные, обжигающие капли стекали по щекам, а из уст вырывалось стыдное поскуливание, когда она, упираясь в стену спиной, съехала по ней, обхватив себя руками. Больше не будет этих объятий в две пары рук. Не будет смелых поцелуев горячими, опухшими губами. Не будет двойного шёпота: «До завтра, мисс Гриффиндорская Староста». Не будет громкого, заразительно смеха.

Гарри решительно схватил Джинни в охапку, прижимаясь к её губам. Присутствие Рона, Гермионы, близнецов и остальных не мешало ему выразить свои чувства. Взгляд Грейнджер замер только на двоих, без слов передавая им всё то, что накипело. Что она долгими вечерами, пока они прятались в палатке, писала в письмах, судьба которых быть не отправленными. Фред и Джордж, отыскав наконец её в толпе, тоже, решительно и безоговорочно, двинулись вперёд, расталкивая бывших однокурсников, друзей, знакомых. Пробираясь к ней.

Две пары рук схватили её и прижали к ним — таким тёплым. Это был глоток свежего воздуха, прыжок в небо. Поцелуи растворились в слезах, а удивленный шёпот окружающих — в их признаниях.

— Больше никогда не смей так делать, Грейнджер! — необычайно серьёзно сказал Фред, тряхнув её за плечи.

— Иначе мы всем расскажем, что ты спишь с игрушечным единорогом! — пригрозил Джордж, вцепившись в её предплечье. Гермиона рассмеялась — впервые так легко, воздушно, свободно.

— Я сплю с мягкой игрушкой-единорогом, которого зовут Пол! — прокричала она, обратив на себя внимание всех.

— Братец Фордж, крыть нечем, — опечалено резюмировал Фред и сокрушенно мотнул головой.

— Братец Дред, у нас есть ещё пара запрещенных приёмов, — ухмыляясь, Джордж вновь поцеловал её, да так, что ноги подкосились, и Фреду пришлось прижать её к себе, обнимая за талию.

— Надо написать Рите Скитер, что её теория насчёт Гермионы — верна, — оторвавшись от чувственных уст, прошептал Джордж. Девушка вскинула брови, а Фред рассмеялся и пояснил: — Грейнджер — амбициозная девочка, которая любит игроков в квиддич.

— Гермиона Грейнджер любит только хороших игроков в квиддич, — насупившись, поправила Гермиона. Звонкий смех близнецов взвился до потолка, и все, кто присутствовал в Выручай-комнате, по-началу неуверенно, а затем всё шире и шире начали улыбаться. Грейнджер их понимала. Невозможно противиться заразительному смеху близнецов Уизли.

Стоило почти весь год скитаться невесть где, чтобы понять, как сильно ты любишь.

Когда стоит выбор — убить или умереть, ей хочется умереть.

Мертвые, но полные удивления глаза Фреда. Тихий, но горестный вой Джорджа. Её трясущиеся руки, перекошенное от сдерживаемых слёз лицо, мышцы которого навеки атрофировались на одном выражении. Некрасивая, маглорожденная девочка Грейнджер, читающая магловские сказки. Два мальчика-близнеца, не боящиеся смерти. И их никчёмный, разрушенный до руин, школьный роман.

Сидя на пыльном полу, она не подняла головы, когда по лестнице поднялся Герой Магической Британии. Ничего не сказала, когда рядом сел Гарри Поттер. И никак не отреагировала, когда лучший друг судорожно сжал её пальцы в своих, безмолвно говоря о том, что уже не имеет смысла. Храбрый мальчик Гарри Поттер, который ждал смерти сегодня. Амбициозная девочка Гермиона Грейнджер, которая любит только хороших игроков в квиддич.

Вцепившись ледяными пальцами в его рубашку, Герйнджер уткнулась в плечо Гарри и разрыдалась с новой силой, не сдерживаясь и не скрываясь. Сейчас — можно.

— Знаешь, Гермиона, — начал Гарри тихо, игнорируя её завывания, — когда мы есть, то смерти еще нет, а когда смерть наступает, то нас уже нет. Таким образом, смерть не существует ни для живых, ни для мертвых. — Он поднял взгляд вверх, задержав зелёные, бесовские глаза на многочисленных трещинах, через которые нагло проникал сквозняк. — Ему уже всё равно. А вам нужно как-то жить.

Мертвому Фреду, там, на полу Большого Зала, нипочём никакие сквозняки. А её трясёт от холода, и каждая мурашка, возникшая на теле, отзывается болью в простуженных суставах.

— Джордж, Фред, вы идёте с Ремусом на Астрономическую Башню. Прикрывайте тыл!

— Да, господин министр! — шутливо отсалютовали Кингсли близнецы, отходя от Гермионы. Та, отчаянно вцепившись в ладонь одного из Уизли, сглотнула и просипела:

— Осторожны... Будьте осторожны.

Сурово двинувшись к ней, они в один голос прошипели:

— Бойся нас Тот-Кого-Никак-Не-Отсохнет! У нас есть Суровая Грифиндорская Староста.

— Грейнджер, мы вернемся ещё до отбоя, — подмигнул Джордж, а Фред, наскоро смахнув губами одинокую слезу, оставившую грязный подтёк на нежной когда-то коже Гермионы, махнул рукой, мол, и не такое делали. Улыбнувшись, девушка отпустила руку близнеца, и они скрылись на лестнице. Подняв голову вверх, Грейнджер увидела, как меняется потолок Выручай-Комнаты. «Не к добру», — мелькнула предательская мысль.

Совсем недавно она ходила в этот класс, разучивая заклинания у профессора Флитвика. Недавно. Однако ей кажется, будто бы в прошлой жизни. Руки измазаны в саже, по щеке уныло течёт капля крови, которую она игнорирует, настойчиво ведя себя вниз. Слева — спуск в подземелья, где их каждый урок невероятно выводил профессор Снейп, нашедший покой на полу Визжащей Хижины. Если перейти через лестницу, можно попасть на проход в Астрономическую Башню, где Гермиона часто отлавливала неудачливых влюбленных, будучи на дежурстве. А сейчас она проходила мимо класса Защиты от Тёмных искусств, который менялся при каждом преподавателе, коих было немало.

И снова — Большой Зал.

Ничего не изменилось.

— Фредди, как ты, братишка?

— Всё хорошо, Джорджи, вот только пол-ягодицы оторвало. Надо было слушать Грюма и не засовывать в задний карман волшебную палочку.

— Приготовь палочку, дурень, это тебе не стычка в Лютном переулке с барыгами. Тут всё серьёзно!

— Тут ты прав. Даже как-то не улыбается. И поджилки трясутся.

— Только не обмочись, а то мне стыдно будет говорить, что ты мой брат.

Ремус, вскинувшись, как охотничий пёс, просипел:

— Аппарируют! Щит разрушен, и защита замка пала.

— Готовь свою оставшуюся ягодицу, чтобы тебе надрали задницу, Фредди, — шепнул Джордж и тут же махнул палочкой, невербально используя Протего.

— Оставь её мне, Джорджи, будет за что ущипнуть позже.

Заклятия мелькали в темноте, пока удачно отражаемые. Упивающиеся появлялись по всей территории, оглушенные триумфом. Гарри Поттер мёртв!

— Больше нет Спасителя Магического Мира! — кричал Волдеморт, усиливая свой голос. — Больше нет вашей надежды!

— Зачем так кричать, Волди? — прохрипел Джордж, откатываясь в сторону. Заклятие Беллатрисы пронеслось над головой, и она зашипела, как кошка. — Вид воистину устрашающий, мадам, — кивнул Уизли, перекатываясь в бок, а Лестрейндж, оглушительно захохотав, начала осыпать его градом невербальных, и ему приходилось только петлять, не всегда успевая использовать Щитовое.

— Джордж!

Фред, разоружая и оглушая Руквуда, аппарирует со своего места, с ювелирной точностью оказываясь перед Беллатрисой. Та, не ожидая подобного, опешила, отскакивая. Это позволило Джорджу лишить её палочки. Хлестко и жестко махнув своей, он отбросил Упивающуюся к стене. Ударившись головой, Лестрейндж съехала по бетону, оставляя за собой кровавый след.

— Суров, брат, — удивленно проговорил Фред, повернув голову к близнецу.

Авада Кедавра — это заклятие, которое невозможно отразить. За его применение волшебник отправляется на пожизненно заключение в Азкабан.

Рудольфусу Лестрейнджу уже было всё равно. Боль от потери женщины, которую он любил, которая на его глазах была убита, затмила разум. Руки действовали автоматически, а знакомые, но до сих пор не использованные слова, эхом сорвались с губ. И Фред, навечно оставив на лице удивлённое выражение, упал на землю.

Ничего не изменилось.

Только не было Джорджа.

«Где ты?» — отчаянно думала Гермиона, разыскивая того взглядом. Но нет: Рон, обнимающий Молли; Перси, держащий руку на плече у отца; Билл, испещренный шрамами, положивший голову на колени Флёр; Джинни, сидящая рядом с завёрнутым в какую-то ткань телом. Но нет Джорджа.

Метнувшись обратно, на выход, Грейнджер побежала, что есть сил.

— Что будет, если вы однажды расстанетесь? Ну, не всю же жизнь будете вместе, — рассудительно произнесла Гермиона, усевшись прямо на мантию Фреда, которую он расстелил на пол. Конечно, на самой высоте Астрономической Башни не очень-то и тепло, но разве она не волшебница? Купол Обогревающих висел над ними.

— Я скинусь с этой башни с его именем на устах, — скорбно пропищал Джордж, имитируя слёзную истерику.

— Кретин! — фыркнула девушка.

На Астрономической Башне, на самой её высоте, всегда холодно. И сейчас, машинально прошептав Фламма, Гермиона неуверенно подошла ближе, не решаясь взять за руку. Джордж, вцепившись в края единственного окна здесь, смотрел вперёд, не отрываясь.

— Бьют часы, тик-так, очнись, Джордж, — прохрипела Гермиона, сглатывая слёзы. — Отбой уже был, пора спать.

— Да, староста, — тихо проговорил Уизли, продолжая смотреть вперёд.