Dearly Beloved (гет)

Гермиона обиделась. На него. Из-за дурацкого учебника по зельям. Давно стоило привыкнуть к стремлению людей повесить на него всех собак. Другая сторона славы как-никак. То Рон вспылит от недостатка соображалки, то у Дурслей приступ ненависти за расход воздуха на него. А ещё постоянная презрительная харя Снейпа на фамилию Поттер, “Ежедневный Пророк” с очередной выдумкой и желанием вылепить из него козла отпущения за чужие грехи и весь магический мир на подпевках. Привычно и предсказуемо. И вдруг. Дико и непонятно. Гермиона.

Нет, конечно и в прошлом бывали у них размолвки, но почему-то легче от этой мысли не становилось. С Роном было просто — неразумному Рону попадала неразумная вожжа под его неразумный хвост. Значит посылаешь его к чёрту голову охладить. Никуда не денется, вернётся. Похоже он относился к Дурслям, Снейпу или кому-то наподобие. Помогало, что он не давал им реальных причин сердиться, и его совесть оставалась чиста. Все остальные злились на него иррационально, чаще всего ошибочно и несправедливо. Но с Гермионой всё не так. Он получал от неё всегда за дело — когда вёл себя как последний болван, козёл, задница. Где-то так.

Вот-вот, теперь он понял, каким засранцем выпендрился перед ней. Моргай, стони, откинься на травку и потянись — может поможет? Берег озера и облака — отличная сцена для репетиции как дать в ухо гордости и успеть за время её бессознанки повиниться перед Гермионой и вымолить прощение.

— Гарри?

Легка на помине. Но что это, стоит над ним с виноватой мордашкой и нервничает? Лови момент, Поттер.

— Простишь меня-придурка? — выпалил он первое, что пришло в голову.

— Ты тоже извини меня… замучила я тебя неразумными претензиями, — голос мягкий, и сама расслабилась от облегчения. И улыбка, смущённая и ласковая, согретая лучами заходящего солнца. Идеальная натура, взгляд глаза в глаза на фоне окрашенных в розовое заходящим светилом облаков. И последний идеальный штрих, когда она плавно заправила колебавшуюся от ветра прядь волос за ухо.

Он машинально потянулся за камерой и нажал на спуск, забыв про настройки — фокус, экспозицию, диафрагму. Жаль, если кадр испорчен.

— Это что такое? — с застенчивым смешком присела Гермиона рядом. — Маггловский фотоаппарат?

— Ага, нашёл в вещах Сириуса. Мамин.

После безуспешной попытки продвинуть плёнку вперёд он понял, что только что снял последний кадр.

— Значит твоя мама любила фотографировать. Кстати, это весьма ценная камера, — поделилась она сведениями, пока он перематывал отснятую пленку обратно в кассету и заменял её на новую.

— Уверена? Это старое барахло? — в нём проснулся скептик.

— Старая, шестидесятых годов, но точно не барахло. Похожа на Лейку М3 Дальномер. Даже сейчас стоит не меньше шестисот фунтов.

— Ты разбираешься в камерах? — выгнул он бровь.

— Читала, в книгах… в “Истории... фотографии”, — они одновременно усмехнулись на очевидность её обычной ссылки. — Лейка — известная марка в мире фотографии, поэтому, наверное, я и запомнила.

Типичная Гермиона, выложила всё. Ухмыляясь, он привязал конверт с отснятой кассетой к ноге прилетевшей Букли.

— Отнеси Колину и подожди фотографий. За час, надеюсь, справится.

Ухнув, Букля улетела. Колин Криви обычно пользовался колдокамерой, но увлекался фотографией ещё до Ховартса, и Гарри помог ему оборудовать тёмную комнату для фотолаборатории.

— А что насчёт тебя? Не знала, что ты любитель, — Гермиону одолевали противоречивые чувства, то ли огорчаться от своего незнания, то ли радоваться открытию новой черты в лучшем друге.

— Нет, не любитель. Я сам не знаю зачем занялся, — пожав плечами, он протянул ей камеру. — Чистая механика, без батарей и электроники, работает здесь без проблем. Без автоматики приходится на глаз определять расстояние, выдержку и диафрагму на каждый кадр. Учусь на своих ошибках.

— А почему начал только сейчас? — Она предполагала, что из-за матери, но хотелось услышать подтверждение от него. Хотелось размягчить скрытность Гарри в отношении родителей и углубить его доверие к ней. Но ответ изумил её.

— Честно? Из-за тебя.

Подкравшийся румянец, и дурацкая мысль выдать его за блики от заката. Это что, Гарри Поттер наконец заметил её? Заинтересовался и считает её достаточно симпатичной, чтобы сфотографировать?

— М-меня? — затрепетала она от проснувшейся надежды.

Гарри моргнул. Какая она странная и даже симпатичная, когда стесняется. И тут дошло, что она могла навыдумывать без полного объяснения, и Гарри затараторил:

— Ну, погоди. Это… не то, что ты подумала… Тогда, в прошлом году, когда мы на Кинг-Кросс приехали на летние каникулы...

Прошлый год? Вспомнив поцелуй в щёку Гарри после ужасного триволшебного турнира, она занервничала.

— Н-н-но-о это б-было п-просто… Имею в виду… подбодрить… как друга…

— О чём ты говоришь?

— П-погоди, разве мы не о… — странный жест рукой — желание понять, что они говорят об одном и том же. А он протупил, и покраснел от осознания.

— А… это… Извини… Я про прошлый учебный год говорил, про этот июнь.

— Ох, — ей пришлось отвернуться в смущении. Ну кто её заставлял напоминать о поцелуе? У Гарри и в мыслях его не было.

— Короче… как я говорил, приехали мы на Кинг-Кросс, ты бросилась обниматься с родителями, а я посмотрел на вас и задумался. Потом ты ещё начала разговоры про важность ЖАБА для будущей карьеры, а я понял, что ты и твои родители живёте в разных мирах. До конца жизни, если ты выберешь магическую работу. Подумал, как ты по ним скучаешь, но не показываешь нам, и как должно быть тоскуют они по тебе. А раз ты не можешь посылать им колдографии, то я придумал подучиться снимать обычные фотки. Тогда ты сможешь им их посылать. Чтобы у них... усилилась связь с твоей жизнью.

Не успев договорить, он ощутил, как Гермиона выдавливает воздух из него. Заслужил награду, Избранный!

— Ох, Гарри!

— Г-гермиона, — ну вот, дожил, впервые девушка мочит слезами свитер на груди.

Она спрятала лицо у него на груди. Гарри своей голой правдой задел за чувствительное, что она пыталась прятать от самой себя. Из-за своего маггловского происхождения она ненавидела статус секретности. Вопреки уважению правил, вопреки пониманию его необходимости и вопреки логике, главной её эмоцией была ненависть. Её возмущала жизнь в мире, куда её родителям закрыт доступ. Выбор магической карьеры только углубит пропасть.

А раз они приступили к ЖАБА уровню, то такой выбор становится всё более и более неизбежным. Ей так хотелось избавиться от удавки выбора, когда она должна будет пожертвовать чьим-то счастьем — своим или родителей. Она сможет их часто навещать, конечно, но ощущения единства и даже понимания между ними уже не будет. Душа — её иррациональная часть — готова была разорваться.

Красноречием и решительностью с людьми Гарри не отличался, поэтому просто решил не двигаться. Пусть выплачется. Хотя он совершенно не понял причины слёз, но решил не выспрашивать.

Он слегка слукавил ей о причине своего увлечения фотографией. Хотя, она скорее всего догадалась о ценности камеры для него просто потому, что она мамина. Отцовская мантия помогла ему не раз, как будто папа приходил на помощь. Камера могла помочь почувствовать рядом и маму тоже. Именно мысль о Лили и Джеймсе пробудила воспоминания о её встрече с родителями.

Была ещё одна причина, осознанная им после смерти Сириуса и знакомства с пророчеством. Если его судьба — победить Волдеморта или погибнуть при попытке, то пусть останется доказательство, что он существовал на этом свете. Конечно, куча его изображений опубликована в прессе, но все они рисовали портрет мальчика-который-выжил. Пусть останутся фотографии Гарри Поттера... просто Гарри.

Время повисло отвесной пеленой, как будто ему надоело движение, а они сидели и сидели, ничего не замечая. Из зачарованного состояния их вырвала прилетевшая Букля, и только тогда он заметил, что вечер уже поздний. Они что, целый час или больше обнимались?

— Привет, Букля, — улыбнулась Гермиона, даже не пытаясь убрать руки вокруг талии Гарри.

— Что ж, посмотрим, что я там напортачил, — забрал и вскрыл Гарри пакет с фотографиями. Но первая из них поразила его так, что руки затряслись, и он едва не выронил всю пачку.

— Это… твоя мама… — тихо ахнула Гермиона. — Н-но как?

— В фотоаппарате оставалась старая плёнка… — у Гарри перехватило дыхание. Он едва сдерживался от желания погладить глянец картинки, но и боялся пальцами размазать изображение. — Наверное папа снимал.

Причиной волнения стал великолепный портрет Лили Поттер крупным планом, где она, хохоча, пыталась не дать растрепаться волосам под сильным ветром. Размытый контраст, искажённые цвета и расплывчатые пятна вместо фона от давно пережившей срок годности плёнки придали фотографии сюрреалистическую и сказочную атмосферу. Неподвижность изображения только помогала погрузиться в смех и счастье Лили.

— Гарри? Ты в порядке? — прижимаясь щекой к его плечу, мягко спросила Гермиона, примостившаяся сбоку, чтобы не мешать ему рассматривать снимки.

— Да, нормально всё, — как же здорово, что есть кому подставить плечо.

Следующий снимок — хочешь плачь, а хочешь смейся — совершенно чёрный. Первый блин, даже не комом, а угольком — очень короткая экспозиция.

— Тяжело определять диафрагму-выдержку без экспонометра.

— Я поняла и уже пожалела тебя, мысленно. Ты потом исправился, — усмехнулась Гермиона, перебирая его пробные снимки. Большинство — пейзажи вокруг замка, и почти все — либо слишком тёмные, либо светлые и блёклые. Часть размыта из-за дрожи рук фотографа. И так до последнего, в котором он угадал с настройками.

Фотография Гермионы. Старая пленка дала тот же эффект сказочного ореола, что и на портрете Лили. Чудесным образом подходящий её портрету тоже.

— Великолепно, — неожиданно для себя пробормотал Гарри мысль вслух. А у Гермионы всё внутри затрепетало. — Пошлешь родителям?

— Ага, им должно понравиться, — она улыбнулась — Гарри наконец выучил заклинание копирования и сделал экземпляр для себя. Хотя делать копии колдографий значительно труднее из-за внедрённых чар авторского права. Гораздо важнее, что ему нужна копия её фото для себя. Захватывало дух от мысли — Гарри считает её красивой! И уже не важно, что думают и говорят другие.

— Ну вот, похоже мы пропустили ужин, — застенчиво усмехаясь, он встал и протянул ей руку. — Давай попросим Добби накормить нас.

— Хорошо придумал, — заулыбалась Гермиона, и они отправились к замку.

— Замёрзла? — не дожидаясь ответа, он стянул мантию и накинул ей на плечи.

Она не удержалась от счастливой улыбки, когда почувствовала тепло. Её согрело тепло тела Гарри.

— Уже нет.

* * *

— Где Гарри? — спросил пришедший на завтрак в большой зал Рон у сидящей в гордом одиночестве на их обычном месте Гермионы.

— Вон там, — махнула рукой Гермиона на дальний конец стола, где Гарри что-то оживлённо обсуждал с Колином Криви. По крайней мере пятикурсник руками махал точно. Обычно всё происходило наоборот, это Колин приходил к Гарри. Так что восторг давнего фотографа можно было понять, особенно с учётом темы, которую они наверняка сейчас обсуждали.

— О чём разговор был, дружище? — спросил Рон наконец присоединившегося к ним Гарри.

— Попросил совета по фотографии, — накладывая еду в тарелку, ответил Гарри.

— Фотография? — в замешательстве спросил успевший набить рот Рон.

Гарри заухмылялся, вынул камеру и, дурачась, щёлкнул снимок: озадаченный Рон с набитым по-хомячьи ртом рядом с брезгливо сморщившейся Гермионой. Девушка, представив какой получился кадр, не удержалась от смеха.

— Это маггловская камера? — Рон привык к вспышкам колдокамер, ведь они нужны были не столько для освещения, сколько для внедрения магии в снимаемую сцену. А тут вспышки не было, и Рон занервничал. — А что ты так вдруг в фотографы подался?

Гарри не хотелось повторять вчерашнее объяснение — всё равно бы Рон не понял.

— Может быть, разок захотелось побыть по другую сторону объектива?

— Тогда сними меня — великолепного, — заржал Рон, принимая избыточно театральную, величественную и франтоватую позу, как будто он — античная статуя.

Гарри смеялся пока менял установки камеры. На этот раз до снимка.

— Снято.

— А теперь ты, Гермиона, — усмехаясь, призвал её Рон. — В соблазнительной позе, а?

— Ни за что! — закрутила головой покрасневшая Гермиона. — Ни стыда у тебя, ни совести! Люди же вокруг.

— Эй, Гарри! Вижу, ты камерой маггловской разжился? Хочешь поснимать меня в обнажённом виде? Мне уже семнадцать, совершеннолетняя, знаешь ли! — дразня, позвала Кэти Белл, приняв упомянутую ранее призывную и дразнящую позу.

— Вот это да, мне тоже камера нужна, — сглотнул Рон, когда внимание слышавших Кэти девушек к Гарри стало вдруг ощущаться даже его толстой кожей.

* * *

— Гляди-ка, ты и вправду довольно хороший фотограф, — отметила Гермиона, когда они с Гарри, сидя на том же месте около озера, разбирали снимки со второй плёнки. То фото, с жующим Роном, оказалось ещё смешнее, чем она предполагала. — Могу я его родителям послать?

— Да, конечно, — улыбаясь, Гарри сделал копию. — Ты ту, первую, уже послала?

— О, да! Она им жутко понравилась, — обрадовалась она. А потом слегка покраснела, когда вспомнила полученный ответ. Мама дразнила, что никогда не видела её такой красивой, а ведь ничто не красит девушку так, как любовь. — Они её повесили в рамке над камином вместе с остальными семейными фотографиями.

— Здорово, — обрадовался Гарри. Рамку она упомянула с одной целью, выяснить, а не поставил ли он её фото тоже в рамке около своей постели или ещё где, на что она втайне надеялась. К её разочарованию намёк повис в воздухе.

— Ой, как здорово, — ахнула она на вид Хогвартса — тёмный силуэт на фоне закатного неба, перечёркнутого несколькими прожилками облаков. — Скопируешь мне?

— Конечно. Тут я попробовал широкоугольный объектив подчеркнуть безбрежность неба.

— Говоришь совсем как профессионал, — поддразнила она. — Кстати о профессии. Ты думал, чем хочешь заняться после Ховартса? — она вспомнила трудности выбора ею между магическим и маггловским мирами.

Гарри взъерошил волосы и слегка скривился.

— Честно… не совсем.

— А почему? ЖАБА уже в следующем году. Сдашь или нет какие-то, и много дверей откроются или закроются. Подумай, а то потом можешь пожалеть. Вдруг захочешь быть создателем заклинаний: без арифмантики ЖАБА уровня там делать нечего, а самостоятельно нагнать почти нереально. Лучше придумать или составить план сейчас.

— Наверно, — в отличие от Гермионы он не ощущал никакого стремления к карьере. Даже невозможность заниматься в ЖАБА классе Снейпа по зельям совершенно не взволновала. А когда Слизнорт всё равно принял его в ЖАБА класс, то не потянуло улюлюкать от радости, что дорога в авроры вновь открылась. Какая ерунда по сравнению с возможностью погибнуть в борьбе с Волдемортом. Зачем тратить силы на подготовку к будущему, которого скорее всего не случится? Естественно, говорить такое Гермионе незачем. Расстроится ещё.

— Ты по-прежнему хочешь пойти в авроры? — Ей, если честно, не хотелось, чтобы он им стал. Слишком опасно. Одного квиддича ей хватало с головой для беспокойства. Станет аврором, и ей придётся каждый день ждать в страхе, вернётся ли он домой. Но с другой стороны, от его возвращения в целости и сохранности и её облегчения от сдерживания нервного напряжения секс может получится потрясающий. Может и неплохо получится… Стоп! Что!? О чём я тут замечталась!?

— Пожалуй, можно аврором… в отсутствии лучшего выбора, — вздохнул он.

— Я уверена, перед тобой открыто множество дорог, Гарри, — добродушно попеняла она, стараясь отбросить мысли о супружеской жизни с аврором Поттером. — Ты талантлив.

— Ну да, согласен. В этом-то и проблема.

— О чём ты?

Он помедлил перед тем, как объяснить. На эту тему он ещё ни с кем не говорил. Ха! Да он вообще ни с кем ни на одну тему серьёзно не говорил. Даже Дамблдор его монологами кормил, совершенно не поощряя самостоятельности даже в мыслях.

— Я способен овладеть основами множества занятий и дойти до некоторого уровня совершенства почти без усилий. Квиддич, например. Полный новичок, нетренированный и почти не знающий правил. Но я выиграл первый матч, и тут же стал кум королю. Чуток абсурдно, не находишь?

Обдумав, Гермиона пришла к тому же выводу. Гарри всё удавалось легко. Кроме окклюменции. Помнится, она не раз думала о несправедливости мироздания: Гарри мог оттягиваться с Роном в то время, как она горбатилась в библиотеке, и всё равно умудрялся рвать ей подмётки на ходу.

— Знаешь, шляпа хотела отправить меня на Слизерин, — откинулся он навзничь и потянулся. — Иногда мне кажется, что мои способности схватывать на лету воплощают идеологию чистокровных. Как будто я генетически склонен, или предназначен, или рождён со способностями усваивать навыки быстрее и легче других без особых усилий. Ощущение, что именно к этому стремятся и Рон, и Малфой, не к ночи будь помянут, как чистокровные. Я вырос, не усвоив взглядов чистокровных волшебников, поэтому мне иногда приходят мысли о несправедливости моих способностей по отношению к тем, кто тяжко трудятся для достижения тех же результатов.

Молодец, очень точно. Поэтому Гермиона никогда не обижалась на Гарри.

— Но есть другая сторона того, что я на все руки мастер. Получается, я ни в чём не профессионал. Каждый раз натыкаюсь на стену, непонятно почему. Может просто сам факт лёгкости начала отвращает меня от желания методично работать и совершенствоваться дальше. Или то, что я легко могу найти новое занятие и запросто переключиться, как вот с фотографией, позволяет мне разбрасываться среди множества увлечений. А в результате у меня просто нет времени посвятить себя одному и стать там настоящим мастером. Я утыкаюсь в стену, которая по силам гению упорного труда. Где-то так… Я сейчас лучше Рона в квиддиче просто за счёт врождённых способностей, но с его фанатичной нацеленностью он может стать профессионалом. А я? Я никогда не попаду в высшую лигу. — Гарри прервался, но всё-таки решил договорить. — Я неплох во многом, но ничего выдающегося. Поэтому — в отсутствии лучшего — буду аврором.

Гермиона уставилась на него с большим удивлением. Пусть он не определился со своим будущим, но по крайней мере он не оставил всё на самотёк. Обдумывал. Глубоко. Её такое отношение даже возбуждало. Размышления — это так сексуально. К тому же хоть раз это он устроил словоизвержение вместо как обычно внимательного выслушивания её бесконечных и часто бессвязных периодов.

— Извини, я заболтался, — робко нарушил он её размышления. — Оказывается так легко рассказывать тебе что-то, вот я…

— Я рада. И твоей оценке тоже, — улыбнулась она в ответ и покачала головой.

— А ты? Думаешь о будущем?

— Думала, и, пожалуй, слишком много.

— Ты это, не напрягайся особо-то, — подмигнул он и вытащил камеру. — Давай, немного пощёлкаю тебя, пока солнце светит.

— Ой… До сих пор мне так неловко, — признала она факт, но скрыла причину смущения — полностью сосредоточенный на ней его взгляд. Чудесное ощущение, когда тебя рассматривает симпатичный тебе мальчик, но такое непривычное, что поглощает почти полностью. У неё не было друзей, поэтому и ощущала она неловкость, позируя не для семейных событий.

— Шкалик для храбрости? Есть огневиски в заначке.

— Нет, без спиртного, — засмеялась она, и тут Гарри щёлкнул затвором. — Ты! Зараза! Я же не подготовилась!

— А мне ты как раз такая, естественная нравишься, — ободряюще улыбнулся он. — А то смущённая ты получишься скованной, неестественной.

— Если ты так считаешь, — она застенчиво улыбнулась, и Гарри быстро запечатлел кадр притягательно-милой застенчивости. А потом захохотал на шлепок по руке.

— Ладно, фотографируемая. Примите удобную позу.

— И какую же позу мне принять? Я совершенно неопытная модель, — робко призналась она. — Ты уверен, что не перепутал меня с Кэти? Она так уверенно выглядела, знала, что делает. И… и… — и про себя добавила: — “И она красивее меня”.

— Ты не знаешь, что делаешь. Я не знаю, что делаю. Но у нас кое-что получается, значит, мы учимся вместе, — он достал и протянул ей “Историю Хогвартса”. Раз её смущает позирование, то и перебор позы смутит, возможно, даже больше. А с его точки зрения нет ничего естественнее и привычнее для Гермионы, чем чтение. — Хорошо, ложись на траву животом и делай вид, что читаешь. Или читай на самом деле.

— Ладно, — хохотнула она, довольная, что он всё ещё желает снимать её, а не Кэти Белл. Он, конечно, не признал, кто из них красивее. Но важен лишь её текущий выигрыш, а значит некоторое время глаза Гарри будут видеть её и только её.

Гарри бросил взгляд на солнце и на уже читающую Гермиону. И пошёл по кругу, стараясь найти точку, взгляд с которой заставит сыграть просачивающийся сквозь облака свет наилучшим образом. Впервые он тратил столько времени на обдумывание всего лишь одного снимка, и ощущалось это необыкновенно.

— Можешь согнуть правую ногу в колене, чтобы она болталась в воздухе? — попытался он уравновесить сцену, заполнив пустой угол.

— Так?

— Идеально, — он вновь изучил вид перед тем, как нежно поправить волосы, закрывавшие лицо с выбранного им места съёмки. И ощутил, как под его касанием напряжение покидает её тело. — Ага, постарайся остаться такой же расслабленной.

— Хорошо.

Отодвинувшись, он сам лёг на траву и принялся изучать сцену через видоискатель. Стремление к идеальному снимку заставило сосредоточится на деталях, которые до этого он всегда опускал. Например, как чрезвычайно красива Гермиона Грейнджер. Не тогда, на балу, в небесно-голубом платье. А нечто большее внешних атрибутов, что проявилось в ней. Просто красота простой Гермионы Грейнджер. А может быть то платье оказалось для неё такой же ширмой, как титул мальчика-который-выжил для него? За которой никто не рассмотрел настоящую личность и не заметил настоящую красоту.

— Ты уже снял? — вырвал его из задумчивости голос Гермионы.

— А? Нет, это просто щелчок переключения. Я собираюсь снять много раз при различных выдержке и диафрагме, чтобы не промазать, — быстро проговорил он, выставляя расстояние в видоискателе. Потом прибавил диафрагму, чтобы ближний и дальний фон слегка расплылись. оставив чётким ядром только Гермиону с книгой. Такой выборочный фокус — свойство только маггловской фотографии.

Гермиона забыла смущение и просто наслаждалась — сейчас других девушек, кроме неё, для Гарри не существует. А то, что для неё не существует никого, кроме Гарри — истина не требующая доказательства.

* * *

— Отпадно смотришься, Грейнджер!

Гермиона проводила удивлённым взглядом сально подмигнувшего ей Финнегана.

— Что случилось?

— Они рассмотрели твои фотографии у Гарри, — проворчал Рон, стараясь убить Симуса взглядом. А потом направил ещё более ядовитый Кормаку МакЛаггену.

— Что? Гарри их всем показывал? — запаниковала она. Ей нравилось думать, что эти снимки только для них двоих.

— Нет, конечно. Он просто вставил пару твоих снимков в рамки и поставил себе на тумбочку, — сердито сказал взъерошенный Рон. Ему не нравилось, что остальные обнаружили в Гермионе существо женского пола. Фото Гарри открыли глаза некоторым насколько она привлекательна.

— В самом деле? — она с трудом скрыла удовольствие в голосе. Воображение разгулялось сверх всякой меры, рисуя картины о том, что её образ — последнее, что он видит перед сном, и первое, на что падает его взгляд с утра. Такого желания расплакаться от счастья она не испытывала ещё ни разу в жизни.

— У него там ещё фото очень красивой рыжеволоски, — попытался сказать Рон как бы невзначай. Этим он напомнил ей Джеймса Бонда, когда тот, точно так же покрутив напиток и пригубив, невзначай пытался выведать секреты у собеседника. Только Рон сильно уступал в тонкости, оставаясь прямолинейным там, где 007 обошёлся бы намёками. — Ты случайно не знаешь, кто она?

— Ты говоришь про маму Гарри? — старательно подавила смешок Гермиона.

Рон подавился, поперхнулся, и брызги тыквенного сока напополам со слюной веером разлетелись у него изо рта, совершенно забрызгав скривившегося в отвращении Невилла. От сильного потрясения его голос дал петуха:

— Его мама?

— Не думаю, что ты заслужишь признательность Гарри, вожделея к его матери, — засмеялась Гермиона и заклинанием очистила Невилла. — Извини, Невилл.

— Ну почему он не сказал сразу? Я почти влюбился, — Рон засобирался уходить. — Пошло оно всё! Квиддич и только квиддич отвлечёт меня от мыслей о такой офигительной маме Гарри! Всё равно надо привыкать играть в снегу, чтобы потом задать перцу слизеринцам.

— Вы опять поцапались? — занял покинутое Роном место Гарри, провожая взглядом сильно расстроенного рыжего.

— Нет. Он сейчас в безутешном горе из-за недоступности девушки.

— Кого? Флер? Но он и так про неё с Биллом знает, — выразив удивление поднятием бровей, Гарри налил себе соку.

— Нет, не Флер, — лукаво усмехнулась Гермиона ещё и на совпадение положений, в которых оба друга узнают одну и ту же новость. — Твоя мама.

Гарри подавился, Гермиона зашлась в хохоте, а Невилл во второй раз за пять минут подвергся омовению вездесущим хогвартским напитком.

— Моя мама!?

— Гарри, тебя вместе с Рональдом нарглы заразили? — подошедшая Луна очистила жертву тыквенного душа. — — Было бы разумно не подвергать больше Невилла опасности заразиться ими, а то у вас случится эпидемия. Следи за нарглами ближе к зиме, особенно когда рядом омела.

— Спасибо, Луна. Буду иметь в виду, — ответил Гарри, откашлявшись после того, как Гермиона, всё ещё хохоча, от души похлопала его по спине.

— Извини, Невилл. Не устояла перед искушением, — безуспешно попыталась скорчить виноватую гримасу Гермиона.

— Не за что. Я лучше вас вдвоём тут оставлю, — Невилл не был уверен, есть ли что между Гарри и Гермионой, но он давно не видел её такой искренне оживлённой и счёл за лучшее не портить ей настрой своим присутствием.

— Ну… вот, похоже снежок ночью выпал, — Гарри затих после непонятного жеста. — В-общем, ты не против слегка прогуляться? Может, ещё посниматься?

Непонятно почему нерешительность его просьбы о простой утренней прогулке заставила её ощутить, как будто он приглашает её на свидание.

— Да, с радостью.

— Отлично, — расплылся он в улыбке, пока она надевала голубые вязаные шапочку и варежки.

— Ух ты, как тут здорово, — ахнула Гермиона при взгляде на непотревоженное снежное одеяло. Гарри поддался искушению и несколько раз навскидку щёлкнул камерой, когда она ловила лениво падающие снежинки. Оставалось лишь гадать, смог бы он без камеры заметить эти маленькие волшебные мгновения. Снег случался в Хогвартсе и раньше, но пять лет он пропускал и упускал ангельское выражение на лице Гермионы, когда она по-детски радовалась первому снегу.

— Знаешь, родители оценили твои фотографии, — она накануне получила письмо от них. — Для них Хогвартс всегда оставался далёкой и мифической землёй волшебных сказок, которую они никогда не увидят и не ощутят её прелесть. Благодаря тебе и замок стал реальней, и они приблизились к пониманию моей жизни здесь.

— Иногда мне кажется, что моя мама ощущала то же самое к своим родителям. Может, поэтому купила фотоаппарат, — Гарри не очень обращал внимание на слова, как и Гермиона погрузившись в созерцание падающего снега.

Было приятно, что он опять делится с ней мыслями о родителях.

— Мама тут написала, что твои снимки очень хороши, но не покрывают всей картины жизни Хогвартса.

— Правда? А что не так с моими фотографиями? — Колин оставался единственным доступным фотоспециалистом, притом весьма необъективным в отношении мальчика-который-выжил. Поэтому Гарри обрадовался возможной сторонней конструктивной критике.

— Что ты! К фотографиям никаких претензий нет, — смущённо улыбаясь, она покачала головой и ногой подбросила в воздух кучку снега. — Ты не отобразил одну очень важную вещь на посылаемых им фотографиях.

Гарри задумался. Он сфотографировал большинство их знакомых и преподавателей, много сцен повседневной жизни замка, по которым невозможно предположить о наличии магии. По-другому было нельзя в предназначенных для немагического мира снимках. Если не магию, то что же он пропустил?

Гермиона обхихикалась на его озадаченную физиономию.

— Дурачок ты. Просто мама заметила, что нет ни одной твоей фотографии. А ведь ты — большая и важная часть моей жизни. Из неё как будто вырван громадный кусок — я шлю и шлю фотографии, а тебя на них всё нет и нет. Ты хоть понимаешь, что моя жизнь была бы неполной без тебя?

Гарри завис, уловив, какими словами она сформулировала последнее утверждение. И медленно сказал.

— Все кадры снимал я.

— Я знаю. Может… ты научишь меня пользоваться камерой? А пока… как насчёт сфотографироваться… ты знаешь… вместе?

— А как мы устроим это? У меня нет штатива, а в фотоаппарате нет задержки спуска, — в раздумье почесал он голову. — А волшебством воздействовать на камеру боюсь — слишком тонкие и точные там механика с оптикой. Жалко, если не починится в случае чего.

— Ладно… для начала вставай ко мне поближе… вплотную. Держи камеру на вытянутой руке объективом на нас.

— А, ну да, — кивнув, он нерешительно придвинулся вплотную. Так близко от неё сердце не справлялось и сбивалось с ритма, а, казалось бы, привыкшие руки потеряли всю лёгкость обращения с настройками. Наконец ему удалось выставить дистанцию по шкале на объективе примерно на длину руки, и он вытянул руку с камерой. — Готова?

Гермиона прижалась к Гарри посильнее, заставив его обхватить её другой рукой сзади и сама обняв его за талию. И обнаружив, как уютно подладились их тела, склонила свою голову к его. Идеально.

— Готова.

Щёлк.

* * *

Гермиона не слишком удивилась, когда обнаружила, что в этом году переписка с родителями оказалась гораздо содержательнее, чем в предыдущие. Фотографии Гарри обеспечили другое качество, превратили сухие до тех пор строчки описаний и даже слова каникулярных рассказов в сочные кусочки настоящей жизни. Изображение стоит тысячи слов, и ещё много чего помимо слов. Как, например, вместо множества упоминаний какой неряха Рон за столом, одна фотка показала весёлый фрагмент того, с чем Гермионе приходилось сосуществовать каждый день. Она ощущала уменьшение разделяющей её с родителями мучительной пропасти, над которой возникли мосты, связывающие их жизни.

Чувство благодарности охватывало её каждый раз при воспоминании о задумчивости и предусмотрительности Гарри в начале года. Кстати о нём. Она улыбнулась фотографии в рамке рядом с кроватью. Они с Гарри получились там слегка наискосок из-за съёмки с вытянутой руки, но это только добавляло очарования. Гарри щеголял так любимой ею улыбкой до ушей. С её точки зрения он так здорово смотрелся, что она почти ощутила себя недостаточно красивой просто находиться с ним рядом. Поникнув, она вздохнула и вернулась к письму родителям.

— О, привет! Что за фото? — с лёту засекла новый снимок Парвати. Изучив поближе, она завизжала. — Ух ты, как мило! Вы так прелестно смотритесь вместе.

— Ч-честно? — сознание провалилась в пустоту от неожиданности.

— Без сомнения! Итак, вы как, парочка уже? — Парвати впала в режим добычи лакомых сплетен. — Вы вдвоём так красиво выглядите, что я почти готова простить его за ту катастрофу вместо свидания на святочном балу!

Одно дело — слышать, что ты красивая девушка, и совершенно другой уровень, полёт ввысь на седьмое небо, когда вас вместе с симпатичным тебе парнем называют красивой парой.

— Т-ты честно так считаешь?

— Так вы встречаетесь? — давила своё Парвати.

— Н-нет, не встречаемся, — покачала головой Гермиона.

— Значит Поттер всё ещё сопляк. Давать надежду невинным девушкам и прокатывать, ц-ц-ц, — Парвати покачала головой и пощёлкала языком в весёлом неодобрении.

— Он не раздавал мне авансов, — вспылила в защиту Гарри обманутая.

— Намеренно — нет, естественно, — засмеялась и подмигнула ей Парвати. — Но намеренно или нет, всё равно его поведение — жестоко.

— Что же мне делать? — поникла Гермиона.

Подмигнув ещё раз, Парвати приняла позу, в которой Кэти Белл в большом зале дразнила и предлагала себя Гарри.

— Снимись голышом!

— ПАРВАТИ!

— Извини-прости, — захихикала та. — Не надо, конечно. Если серьёзно, хочешь настоящий совет?

Склонив голову набок, Гермиона с любопытством посмотрела на соседку. У них никогда не было ни одного серьёзного разговора, в-основном из-за противоположности интересов. Они нормально уживались и приятельствовали: можно весело провести время, но не доверять в серьёзных вопросах, как с Гарри и иногда с Джинни.

— Только честно, ты любишь его? Как… Можешь представить своё будущее с ним? Или наоборот, вообразить свою жизнь без него?

Гермиона протяжно вздохнула и наконец признала вслух так давно скрываемое.

— Да… Думаю, я люблю его.

— Ладно… Сложность в том, что Гарри — полных лох в предсказаниях, — Парвати любила эти уроки, поэтому не понимала отвращения некоторых к ним.

— Какое это имеет отношение к чему-либо?

— Тебе не понять, раз ты бросила предсказания. Но я следила за Гарри иногда на уроках… Нельзя сказать, что с трудом, ведь половина прогнозов профессора Трелани — о нём, — Парвати хитрым жестом изобразила свою общую незаинтересованность лично в Гарри. — Очевидно, Гарри не выкладывается на предсказаниях, но всё гораздо глубже. Он не верит в будущее, своё и вообще, как я заметила. А в отсутствие будущего, в которое можно верить, он, естественно, считает предсказания туфтой.

— К чему ты ведёшь? — надо признать, Гермиону впечатлила наблюдательность сокурсницы. Она всегда производила впечатление слегка пустоголовой, поэтому нетривиальный поворот разговора оказался приятной неожиданностью. Действительно, Гарри не вкладывался в будущее. Как показатель — их разговор о профессии и его выбор стать аврором по умолчанию. Неявно! Ну что за безучастность?

— Не знаю по какой причине, может действительно из-за какого-то пророчества и маячащего из-за этого за его плечом ты-знаешь-кого, но он просто не видит будущего для себя. А значит, он не видит будущего с тобой.

— Ох, — немедленно сдулась Гермиона.

— Но, конечно, в твоих силах всё поменять. Намекни, и не раз. Заставь его задуматься о будущем и прекратить погрязать в прошлом.

Прошлое. Сириус. Джеймс и Лили. Седрик. Время без сложностей. Гермиона осознавала, насколько легко Гарри погрузиться в фотографии из прошлого, чем смотреть вперёд, в неопределённое будущее. Какая ирония, что Парвати даже не представляет, насколько она права насчёт пророчества.

— Знаю, может и рано, глупо, наивно думать о замужестве, но какая девушка не представляет фамилию своего парня рядом со своим именем. Типа проверки. Гермиона Поттер. Звучит, не находишь? — хихикнула Парвати. — Основа будущего — надежда, и именно её сейчас не достаёт Гарри. Подари её ему… будущее… семью… Не предсказывай, а твори. Именно в этом главный смысл предсказаний.

* * *

Лёжа на кровати и уставившись на их совместное с Гермионой фото, Гарри обдумывал свои чувства к ней. Когда бы она ни оказывалась неподалёку, первым побуждением было обнять её рукой и притянуть поближе или переплести пальцы с её. Всякий раз при взгляде на её губы или в глаза он ощущал необъяснимое желание поцеловать её. Удивительно, как можно страстно желать чего-то, что даже не попробовал? Влюбившись в неё, он не представлял, что ему со всем этим делать.

С одной стороны ощущение правильности. И одновременно — неправильности. Рон виделся наименьшей из проблем. Он подозревал, что наблюдал намёки на что-то между Роном и Гермионой довольно давно. Но Лаванда строила рыжему другу глазки с начала года, а, зная Рона, Гарри не сомневался, что тот не упустит шанса пообжиматься с любой пышногрудой блондинкой. Кроме того, не из самодовольства или чего-то подобного, но даже он, присмотревшись, отметил, что Гермиона увлечена им гораздо сильнее, чем Роном. У Гермионы с Роном случались в буквальном смысле яростные вспышки, без сомнения страстные, но гаснущие так же быстро. Потому что причиной их были скорее всего обоюдные приступы собственничества и ревности на той же основе. Наподобие ревности Рона к бойфрендам Джинни. С Гарри у Гермионы пока не случалось фейерверков, всего лишь тихая и уютная химия, стабильная и, как ему вдруг захотелось сказать, домашняя.

Нет, наибольшим препятствием были пятьдесят на пятьдесят шансы пережить ближайшие несколько лет. Хотя нет, пятьдесят процентов — слишком щедро. Если пророчество исполняется, то всё сведётся к разборке один на один между ним и Волдемортом. Кто тогда в здравом уме и твёрдой памяти поставит на тощую посредственность в облике подростка в его противостоянии с сильнейшим тёмным колдуном после Гриндевальда. Даже с неведомой Волдеморту мистической силой на стороне Гарри свои шансы парень реалистично оценивал как весьма незначительные. С его стороны слишком нечестно втянуть Гермиону в серьёзные взаимоотношения, сыграть в ящик и оставить её убитой горем.

В начале учебного года он, зная пророчество, решил прожить этот год без заморочек. Последний шанс попробовать нормальную для парня его возраста жизнь перед тем как отправиться одолеть Волдеморта или погибнуть при попытке. Хотелось обычного: всплесков адреналина в квиддичных матчах, брызжущих из ушей бодроперцовых зелий в ночь перед экзаменами, сливочного пива во время визитов в Хогсмид, регулярно надранной задницы в шахматах, поприкалываться на новейшие шутихи близнецов, замутить необременительную романтическую интрижку с подружкой и прочее в том же духе. Неужели он запросил слишком много?

Ведь то, что он хотел от Гермионы разгульным романчиком не называлось. Со случайной девушкой типа Джинни, меняющей парней как одежду, по сезону или по погоде, вряд ли возникла бы проблема расстаться в конце года, например сославшись на опасность для неё. Но с Гермионой невозможно так поступить. Заполучив, он окажется не в силах оторваться и отпустить её. Никогда и ни за что. Разум твердил, что это наивный взгляд юнца, он ничего не мог с этим поделать. Кроме того, трудно витать в юношеских эмпиреях, стоит лишь вспомнить про дамоклов меч смертельного приговора над головой.

— Я не могу так поступить с ней, — пробормотал он и поставил фото на тумбочку. Если он умрёт в схватке с Волдемортом, эта фотография останется доказательством — Гарри Поттер жил на этом свете и любил Гермиону Грейнджер.

— Гарри?

Он вскинулся от неожиданности, увидев Гермиону в дверях спальни. Вопреки недавнему внутреннему конфликту ему удалось улыбнуться.

— Салют. Как ты тут оказалась?

— Гадала-гадала, соизволишь ли ты почтить своим вниманием ужин? Учти, он уже идёт, — она осторожно ступила в бастион мужественности и гриффиндорского братства. А при виде своих фотографий в рамках её глаза заблестели от удовольствия.

Ага, ужин. Понятно, почему ему удалось урвать такую редкость как минуты мира и покоя для размышлений.

— Ты как, Гарри? — тихо спросила она и, почти невесомо присев к нему на край кровати, тщательно разгладила юбку.

— Да? — сглотнув, он внезапно осознал, что сердце вдруг сместилось в горло, забыв, где ему положено находиться.

Она вложила свою ладонь в его и переплела пальцы, краснея и застенчиво отводя взгляд. Чем ошеломила Гарри до полной потери речи.

“Да пошло оно всё… подальше”. С этой мыслью он выбросил в окно все предыдущие внутренние споры и размышления и ласково коснулся её губ своими. Так состоялся их первый, волнующий и сладкий поцелуй.

* * *

Но выброшенные из пресловутого окна оговорки под гнётом реальности настойчиво ломились в парадную дверь разума после ночи раздумий в соответствии с поговоркой “Утро вечера мудренее”.

“Что я делаю?” — мысленно застонал Гарри. Нет, он не сожалел, что целовался с Гермионой, ни в коей мере. Но факт оставался фактом, ему предстояло сразиться с Волдемортом. И никакие поцелуи не могли повлиять на неизбежность схватки. “Тупой обдолбанный тёмный лордик! Какого хрена ты лезешь в мою жизнь? И почему вместо тебя нет в моей жизни столько же хорошего?”

— Гарри?

Очнувшись, он увидел спускающуюся по девчоночьей лестнице в гостиную одетую в пижаму и протирающую глаза Гермиону.

— Доброе утро.

— Доброе. Что ты вскочил в такую рань? — присела она рядом с ним и, взяв за руку, ласково ткнулась щекой ему под подбородок.

“Знаешь что, Волдеморда? Маршируй-ка ты с оркестром прямо в задницу сам к себе!” И опять рассудочность и благоразумие вылетели в окно, когда лицо расплылось в глупейшей улыбке, а ноздри затрепетали от сладкого персикового аромата её волос.

— На восходе лучшее освещение и чистый воздух для фотографирования. У меня типа привычки рано вставать образовалось. Ты просто не натыкалась на меня — частенько из-за туманов и облаков я сразу ложился досыпать. Потом понял, что в гостиной в это время пусто, можно посидеть и подумать в тишине.

— Вот как! Чем же наполнены ваши раздумья?

Губы сжались в непроизвольную гримасу от мыслей о пророчестве и Волдеморте, которые с извращённой настойчивостью лезли обратно в голову. Понятно, что чем больше он пробудет с Гермионой, тем труднее будет оторваться и взять на себя ответственность схватиться с Волдемортом. Мысленно он пренебрежительно хмыкнул на идею, что быстрый разрыв с Гермионой наилучшим образом послужит так называемому всеобщему благу. Он не желал рвать с ней. Никогда. Особенно сейчас, когда он так счастлив.

Непроизвольно сузив глаза, он как через прицел всмотрелся в мысль. Да, сейчас он счастлив. Но что, если ему не удастся убить Волдеморта и придётся умереть самому? Будет ли счастлива Гермиона? Нет, наверняка убита горем. Особенно если их отношения продлятся до самого несчастливого для него конца. Если порвать сейчас, она обидится, но несравнимо горше будет ей в дальней перспективе при его смерти от руки Волдеморта.

Гермиона наблюдала изменения выражения лица Гарри, и ей казалось, что в его голове работает механизм, а его шестерни замедляют вращение. Чтобы он там ни надумал, надо отвлечь его от мысленных совещаний. Оседлав колени, она поцеловала его, постаравшись выразить свою любовь.

— О чём ты размышлял?

— А? — поцелуй перемкнул ему мозги, и на лице отразилось полнейшее изумление. — Не знаю. Вроде бы ни о чём важном.

— Я, конечно, польщена, что одним поцелуем якобы могу отправить под откос весь твой мыслительный процесс. Но так дёшево меня не купишь, — засмеявшись, она шлёпнула его по руке.

Он промедлил, позволив включиться голове, а потом выпалил:

— Что, если я умру? — скривился и мысленно обругал свой глупый язык, увидев её поникший вид.

Гермиона предполагала, что именно поэтому он сдерживал чувства, но произнесённые вслух слова ударили её с силой бладжера. Да, она ожидала этого аргумента, но впрямую столкнувшись, не представляла, что ей сказать в ответ.

Неужто просто твердить, что всё будет хорошо? И что потом их ждёт счастливая жизнь? Безответственно. Он вряд ли поверит вообще. Слишком силён Волдеморт. Нельзя отмахнуться от реальной возможности умереть. И не только для Гарри, но и для неё, и для множества жителей волшебной Британии.

Ей хотелось быть с ним независимо ни от чего. Если всё завершиться его смертью, ей будет страшно одиноко. Но эти страдания никогда не сравнятся с болью от невозможности любить его до самого конца. Но как ей убедить его в своих чувствах? Гарри жутко упёрт, когда дело впрямую касается её безопасности и благополучия, пусть даже он дико заблуждался в своих представлениях о них.

Она вздохнула, обняла его за шею и прижалась лбом ко лбу.

— Если ты умрёшь, могу я хотя бы стать матерью твоего ребёнка перед тем, как ты уйдёшь?

От неожиданности он только моргал, бессмысленным взглядом встретив её слишком серьёзный взгляд. Только потом краем глаза он заметил, как изогнулись вверх её губы в почти незаметной усмешке. И тут они оба расхохотались.

— Мы можем назвать её Эмма Ватсон Поттер, — она с ходу придумала имя и, опрокинув его на софу, разлеглась сверху.

— Что пробудит в ней такое же отвращение ко второму имени, как у Тонкс к её первому. Эмма убью-того-кто-назовёт-меня-Ватсон Поттер.

— У неё будут тёмные волосы, прямые у корней от тебя, но идущие волной ближе к кончикам, — Гермиона весело чмокнула Гарри в губы. — Ей будет интересен весь мир вокруг, но и покапризничать она не откажется.

— Твои родители избалуют её до мозга костей, — чмокнул он её в свою очередь. — Но из-за строгой мамы выбросы случайной магии помогут ей, когда случится невтерпёж..

— Рон постарается усадить её на метлу раньше, чем она научится ходить. А нам придётся пару раз отправлять его в больницу, когда она вырубит его детским бладжером в голову.

— Луна, на нашу голову, убедит её в существовании морщерогих кизляков. Но, может, она перестанет в них верить тогда же, когда разуверится в Санта-Клаусе.

— Повозюкаться с цветочками в грязи ей поможет Невилл.

— А Джинни позаботится о моде ещё до того, как она обратит внимание на то, во что одета.

— Хоть она и ведьма, но в начальную маггловскую школу она у меня пойдёт обязательно.

— А потом… — даже лёжа он осунулся, и горькая улыбка перекосила лицо. — В один прекрасный день она тебя спросит “А где мой папа”?

Гермиона не смогла удержаться от слёз, а сердце защемило тонко-тонко. Она покачала головой и поцеловала его сладко-сладко.

— Тогда я ей скажу... что только пять часов. Папа возвращается с работы в шесть. И научу её определять время по часам со стрелками. Хорошо?

— Скорее всего она будет ждать у входной двери, каждые пять минут проверяя часы, — едва слышно прошептал Гарри. — Наступит шесть часов, а папа так и не войдёт в переднюю дверь.

— Тогда она сама откроет дверь, увидит, как папа вылезает из машины, и бросится к нему босиком чтобы обнять его крепко-крепко, — продолжила гнуть своё Гермиона, ласково прикусывая Гарри мочку уха, в которое она шептала ответ. — А я поругаю её “Эмма Ватсон Поттер, ты должна надевать туфли, когда выходишь из дома”!

— Тогда... с ней случится приступ не-называйте-меня-Ватсон, — Гарри ощутил, что и у него глаза уже на мокром месте.

— А потом я подарю тебе, моему любимому мужу, поцелуй “Добро пожаловать домой”, — и она, бросив взгляд украдкой, слилась с ним в крепком поцелуе. — Как насчёт такого пророчества?

— Но...

— Я узнала, что предсказания, пророчества не предугадывают будущее. Они его создают, — и пальчиком на губы не дала ему говорить. — Давай создадим будущее сами. Хорошо? И что бы ни случилось, я хочу строить это будущее с тобой вместе. Несмотря ни на что… потому что… я люблю тебя… И какую бы идиотскую глупость ты ни выдумал, меня в обратном не убедить.

Он смотрел в её набухшие от слёз глаза и видел в них такое обожание, что просто не мог ей отказать, даже если бы хотел.

— Я тоже тебя люблю.

Гермиона расплылась в радостной улыбке, шмыгнув и вытерев слёзы рукавом перед тем, как ещё раз поцеловаться с Гарри. После его признания поцелуй получился более горячим и страстным. Она застонала, выгнувшись от удовольствия, пока их языки ласкали друг друга.

Услышав скрипы наверху лестниц, как признак начала пробуждения остальных, они с неохотой перестали вжиматься, но всё ещё не решались отпустить друг друга из объятий.

— Воду хочешь?

Гермиона кивнула, ощутив, как она пересохла от слёз и поцелуев, и Гарри призвал бутылку с водой из своей спальни. Не успела она как следует напиться, как он призвал фотоаппарат.

— Ты не считаешь, что твоим родителям не терпится увидеть твоего нового парня? — хохотнул он. — Мне кажется, им пора уже знать, что стоит приготовиться к появлению внучки Эммы Ватсон Поттер?

— Да ну тебя, — рассмеялась она и пересела поудобнее у него на коленях ради снимка.

Уже вытянув руку с камерой и нацеливаясь Гарри подумал о всех сделанных им её фотографиях, но не смог вспомнить ни разу, чтобы он сказал, какая она красивая. Конечно, вроде бы незачем упоминать очевидность, но желание оказалось неодолимым.

— Эй, ты красивая. Знаешь об этом?

— Знаю, — радостно закивала она.

— Просто убедился. Готова?

— Готова.

И как только он начал нажимать на кнопку, она вытянулась и чмокнула его в щёку.