Легилимент (джен)

Альбус швырнул документ на стол и потер уставшие от долгого чтения глаза. Заранее отбросив идею найти под грудой отчетов, сводок, приказов и прочей макулатуры зеркальце, мужчина достал палочку и призвал предмет.

После недолгой зарядки для глаз Альбус положил зеркальце в ящик стола и бросил взгляд на настенные часы, после чего выругался и стал торопливо собираться, укладывая необходимые документы в небольшой кейс, обитый коричневой кожей.

Набросив на плечи пальто, он закрыл кабинет и направился к лифтам, по пути сдав ключи охраннику, дежурившему у входа в крыло. Поднявшись на верхний этаж, Альбус направился к кабинету министра.

Не постучавшись, он открыл дверь и поймал на себе удивленный взгляд хозяина кабинета.

— Альбус! Я думал, ты уже ушел, — откладывая ручку, поднялся навстречу Альбусу отец.

— Сиди, — вместо приветствия бросил Поттер-младший. – Новости с Ближнего Востока.

Альбус подошел к столу, бросил на него сшитую папку и сел в кресло. Поттер-старший тут же взял папку в руки и принялся внимательно изучать содержимое. По мере углубления в текст, лицо его становилось все более и более хмурым.

— Что думаешь делать? – бросив на сына взгляд поверх документа, озабоченным тоном спросил Гарри.

— Если бы знал, не пришел, — ответил Альбус.

— Варианты?

— Несколько. Как бы там ни было, мы в любом случае не можем позволить пакистанцам добраться до нашего парня. Но любые действия скомпрометируют источник в МВР.

— Давай-ка детальнее, — подперев рукой лоб, устало произнес Гарри.

Альбус с сомнением посмотрел на отца.

— Ты уверен, что хочешь знать детали? В случае чего…

— Я знаю правила, Альбус, — перебив сына, сказал Поттер-старший. – Говори.

Пожав плечами, Альбус достал из кейса еще одну папку и протянул отцу.

— Ты выносишь документы из управления? – удивленно вскинув брови, спросил Гарри.

Ничего не ответив, Альбус скептически посмотрел на него. Старший Поттер неодобрительно покачал головой, но развивать тему не стал и углубился в чтение. Альбус сидел, положив руки на подлокотники и терпеливо ждал, когда легендарный Гарри Поттер вникнет в ситуацию.

Некоторое время спустя Гарри заговорил.

— Во-первых, никакого ЦРУ, эти ублюдки потом с нас не слезут. Во-вторых, ликвидация своего агента – это слишком радикальный шаг, поэтому оставим его на самый последний случай. В-третьих, твой маршрут отхода ведет через территорию Талибана, тебе не кажется это опрометчивым решением?

Младший Поттер едва заметно ухмыльнулся.

— ЦРУ сильно облажались в прошлом году в Йемене. Мы их прикрыли, и теперь начальник резидентуры Штатов в Иране кое-что мне должен. У него есть люди в Суккуре, которые доберутся до объекта куда быстрее, чем наша группа из Афганистана. За Талибан не переживай. Пакистанцы не сунутся туда ради одного рассекреченного агента, а безопасность на территории уже моя забота.

— Мерлин всемогущий, у тебя и там кто-то есть? – изумленно воскликнул Гарри.

Альбус промолчал.

— Я порой забываю, как сложно с тобой разговаривать, — удрученно вздохнул Поттер-старший. – Ты обладаешь уникальной способностью любой диалог превращать в монолог.

Все так же сохраняя молчание, Альбус принялся изучать край стола. Отец пристально смотрел на него несколько секунд, затем встал и подошел к чайному столику, стоявшему перед окном.

Они долго думали каждый о своем. Альбус сидя в кресле, Гарри наблюдая за ночным Лондоном через окно. Около десяти минут спустя, старший Поттер первым нарушил тишину, случайно уронив на пол металлический поднос с сервизом. Выругавшись, он поставил посуду обратно на чайный столик и вернулся за стол.

– Ты знаешь, я сомневался, когда отдавал тебе эту должность. Сейчас я вижу, что никто и никогда не сможет справиться с работой, подобной этой, лучше тебя, — тихо произнес Гарри, смотря на сына.

Альбус снова не ответил, лишь сменил позу в кресле. Гарри бессильно покачал головой.

— Что, вообще ничего не скажешь?

— А что ты хочешь услышать?

— Хоть что-нибудь.

Альбус глубоко вздохнул и взглянул на отца.

— Ты сам знаешь, что я не могу ничего тебе сказать о наличии моих людей где бы то ни было, равно как и об их отсутствии.

— Альбус, я…

— Не надо, отец. Мы уже проходили это, и не раз. Сейчас не лучшее время для выяснения отношений между отцом и сыном, — отрезал Альбус.

— Оно всегда не лучшее, — мрачно заметил Гарри.

— Мы уже оба слишком старые, чтобы пытаться изменить друг друга. У тебя есть мама, Джеймс, Лили, Тедди, внуки, правнуки и все тебя любят. Твоя страна тебя любит. Хватит, папа. Давай лучше займемся делом.

Гарри смотрел на сына со смесью печали и давней, застоявшейся вины во взгляде. Он любил его всем сердцем, да и как можно было не любить свое дитя. Единственного ребенка с такими же глазами, как у него самого. С глазами Лили Поттер.

Но что-то разладилось между ними с тех пор, как Альбус Северус закончил пятый курс. И вот уже много лет никак не приходило в норму.

— Так зачем ты пришел, сын? Я едва ли смогу сказать тебе, что делать. Я военный, политик, но точно не шпион.

— Я не шпион, — сухо произнес Альбус. – Я пришел узнать, как бы поступил великий Гарри Поттер.

— Как бы поступил великий Гарри Поттер, — эхом повторил старший Поттер, на несколько мгновений задумавшись. – Я сделал бы все возможное, чтобы вытащить своего человека.

— Даже если под угрозой безопасность целого государства?

— Любая жизнь бесценна.

Альбус усмехнулся, поднялся, забрал с отцовского стола принесенные документы и уложил их обратно в кейс. После чего постоял некоторое время, кусая нижнюю губу и как будто желая что-то сказать, но в итоге лишь пожал руку отцу и направился к выходу.

— Альбус, — позвал Гарри.

Поттер-младший остановился у двери и обернулся. Две пары зеленых глаз встретились было, но Альбус увел взгляд в сторону.

— Заходи домой. Мама скучает. Твой брат и сестра тоже. И я. Все мы, — с каким-то смятением проговорил Гарри.

Его сын лишь коротко кивнул и вышел из кабинета.

* * *

Поздним вечером следующего дня Альбус Северус Поттер с замученным, но довольным видом вышел из кабинета и бодро зашагал к лифтам, по пути привычно сдав ключи дежурному аврору. Насвистывая приевшийся мотивчик, Альбус спустился на этаж отдела Связи и прошел по узенькому коридору к массивной двери, окрашенной в темно-бордовый цвет. Остановившись, Альбус достал палочку и положил ее в небольшое углубление в стене. Палочка с тихим хлопком исчезла, и приятный женский голос произнес:

— Доступ разрешен.

Альбус дернул дверь на себя и зашел внутрь просторного помещения с высокими потолками и огромным прибором посередине, напоминавшим цилиндрическую кабину со стеклянными перегородками.

Рядом с прибором находились несколько шкафчиков с мониторами, источниками питания, распределительными щитами и прочим инженерным оборудованием. В одном из таких шкафчиков с отверткой в одной, и волшебной палочкой в другой руке, копался старый мужчина в форме сотрудника отдела Тайн.

Заметив гостя, инженер оставил свое занятие и направился к нему.

— Добрый вечер, мистер Поттер. Что-то вы сегодня рано, — улыбнулся старик, вытаскивая из отсека одного из шкафчиков волшебную палочку и протягивая ее Альбусу.

— Надо когда-нибудь и отдыхать, Марк, — вернул улыбку Альбус.

— Тут вы несомненно правы. В нашем возрасте перенапряжение может иметь губительные последствия. Так вы домой?

Альбус лишь кивнул и направился к сканеру сетчатки глазного яблока. Спустя еще несколько процедур подтверждения личности, он вошел в кабину и посмотрел на изображение, появившееся на стекле.

“Запрос на доступ к государственному объекту #003

Личность: мистер Альбус Северус Поттер.

Статус: активен.

Должность: невыразимец.

Процедура верификации завершена успешно.

Процедура анализа биометрических данных завершена успешно.

Верификация палочки: ОК.

Соответствие биометрических данных: ОК.

В доступе отказано.”

Альбус раздраженно возвел глаза к потолку и выглянул из кабины.

— Марк, эта штука опять барахлит!

— Сейчас исправлю, сэр! – крикнул Марк с другого конца зала. – Было куда лучше во времена каминной сети, не находите?

— Ты абсолютно прав, — крикнул в ответ Альбус и улыбнулся, вспоминая былые времена.

Да, было куда лучше.

Спустя несколько минут Марк подал знак, и Альбус вошел в кабину. Почувствовав сильное давление на свое магическое поле, он напрягся и закрыл глаза. Раздался звук, похожий на тот, когда рвется гитарная струна, и через мгновение Альбус вышел из уменьшенной копии кабины Министерства в подвале своего дома. Поднявшись наверх, он столкнулся со стоящей на пороге входной двери дочерью с небольшой дорожной сумкой в руках.

— Грейс? – растерянно спросил Альбус.

Дочка выронила сумку, подбежала к отцу и обняла его.

— Прости меня, папа, — прошептала она. – Прости, пожалуйста.

— Но за что, милая? – непонимающе спросил Альбус, слегка отстранившись и смотря дочери в глаза.

Грейс заплакала и села на тумбу, закрыв лицо руками. Отец опустился на корточки рядом с ней.

— Прости меня, папа! Прости! Когда мама ушла к Джонатану, я думала, что смогу! — рыдая, кричала Грейс. — Я думала, что она не любит тебя, и я решила остаться с тобой, потому что все тебя бросили, но я не могла так поступить, папа, понимаешь? Я думала, что справлюсь, но я больше не могу жить в этом огромном доме совсем одна! Тебя не бывает дома по несколько суток, а потом ты приходишь, и мы почти не разговариваем! У тебя постоянно работа и секреты, и тайны, а я устала, папа, слышишь?! Устала! Мне одиноко здесь, и я больше не могу, я уеду к маме.

Альбус обнял ее и нежно погладил по голове.

Из груди будто что-то вырвали. Жена, уходя, забрала с собой двоих сыновей и младшую дочь. Но Грейс отказалась идти с матерью, обозвав ту шлюхой, а братьев и сестру продажными тварями. Конечно, ей за это досталось. Но отца она так и не оставила. Более того, она заставила его бросить пить после ухода матери и остальных детей.

Он не держал зла на них, он злился на себя. И вот уже четыре года Грейс заполняла собой дыру в старом отцовском сердце. А сейчас Альбус чувствовал, как в грудной клетке снова появляется черная пустота, сжирающая его медленно, но верно. Кусочек за кусочком.

— Грейс, позволь мне все исправить. Что я могу сделать? – все так же обнимая дочь, спросил Альбус.

Та отстранилась, утерла слезы и посмотрела на отца.

— Расскажи мне, папа. Расскажи мне все. Хватит тайн, я прошу тебя. Я устала от них до безумия. Я даже не знаю, кем ты работаешь, — горько усмехнулась дочь. — Расскажи мне! И почему ушла мама, тоже расскажи! Что такого ты хранишь в себе, что важнее твоей семьи и твоего счастья?!

— Ты же знаешь, дочь. Я работаю в отделе Тайн.

— Этого мало, папа. Скажи мне правду, — сделав акцент на последнее слово, произнесла Грейс.

Альбус обреченно опустил голову и закрыл лицо ладонями.

— Все равно не скажешь, да? – с какой-то мрачной безысходностью в голосе спросила Грейс.

Альбус помотал головой.

— Я не могу, милая. Не могу. Это то, что важнее счастья отдельно взятого человека. То, что важнее меня и о чем нельзя рассказывать. Такая вот у меня паршивая работа.

Грейс пришла в себя и уже не плакала, а просто сидела, будто окаменев. Альбус убрал руки от лица и смотрел в одну точку на стене. Потом перевел взгляд на дочь.

— Не смотри так на меня, — тихо попросила Грейс.

— Как так?

— Я не знаю, как. Понимающе. От этого мне еще противнее от самой себя и от того, что я собираюсь сделать. Я вижу, что ты понимаешь, как больно делаешь мне и всем нам. Но еще я вижу то, чего не увидела мама. Твое бессилие. Я вижу, что ты не можешь поступиться своими принципами и честью, и я это уважаю. Но прости, папа, но я тоже не могу. Больше нет.

Альбус мог бы попытаться что-то сказать, чтобы удержать дочь. Мог бы умолять ее остаться. Но в горле будто встал ком, и грудь сдавило тугим стальным обручем.

Он поднялся с пола и пошатываясь пошел на кухню. Из держателя на запястье в ладонь плавно скользнула волшебная палочка. Альбус сел на стул и положил руку с палочкой на гладкую поверхность старого деревянного стола из темного дуба.

Он видел, как дочь поднялась и наклонилась подобрать сумку.

— Стой.

Грейс обернулась и с удивлением посмотрела на отца. Тот жестом пригласил ее сесть на соседний стул.

Она поставила сумку на тумбу, где недавно сидела, и зашла на кухню. Найдя в баре бутылку старого выдержанного виски и два бокала, Грейс разлила напиток и села рядом с отцом, протянув ему один бокал. Альбус опрокинул залпом и с глухим стуком поставил бокал на стол, после чего подпер голову рукой, пребывая в некотором замешательстве.

— Либо говори, либо не мучай меня.

— Я просто не знаю с чего начать, — растерянно пробормотал Альбус.

Грейс взяла его за руку.

— С самого начала, папа. С самого.

Альбус, будто испугавшись, бросил быстрый взгляд на дочь.

— Грейс, после этого рассказа, пообещай мне, что не оставишь меня. Даже если твое отношение ко мне изменится. Я делал страшные вещи, которые могут испугать тебя, но все это было ради страны и вас.

— Что бы ты ни сделал, ты мой отец. Я всегда буду любить тебя. Я просто хочу разрушить эту стену, которую ты построил и из-за которой страдаешь.

Альбус вдохнул побольше воздуха и выпрямил спину. Налил себе еще немного виски, выпил, и заговорил.

— Ты знаешь, в Хогвартсе я учился весьма и весьма посредственно. Звезд с неба не хватал, но и не был худшим в классе.

— А не вы ли с мамой говорили нам, что оба были отличниками? – возмутилась Грейс.

— Ну, будут у тебя свои дети, поймешь. Каждый родитель хочет быть примером для своего ребенка и мотивировать его на учебу.

— То есть теория заговора верна. Все родители – заговорщики, — звонко рассмеялась дочка.

— Отчасти, — улыбнулся Альбус. – Так вот. Знаешь, мое обучение в школе было далеко не таким, каким я его себе представлял. Я думал, что во мне рано или поздно откроется какой-нибудь талант, и я смогу соответствовать семье Поттеров. О моем отце пели песни, восхваляли, да что там, его боготворили. Даже памятник поставили. При живом человеке поставили памятник, представляешь, какая это честь? Мой брат, твой дядя Джеймс, был всеобщим любимцем. О нем говорили не иначе, как о втором Гарри Поттере. Такой же любитель приключений, он вечно ввязывался в какие-то истории и выходил сухим из воды. А как он летал на метле! Загляденье. Учителя говорили, что даже твой дед и прадед уступали ему.

— Ну, это я и так знала. Я его частенько вижу по телику, когда матчи транслируют — пожала плечами Грейс.

— Тем не менее. Говоря о твоей тете, та была круглой отличницей. За что бы она не взялась, все получалось великолепно. Правительственные гранты, участия в научных конференциях, кстати, школу она закончила, не получив ни одной В, только П. Но самое великое ее достижение – именно твоя тетя Лили решила проблему взаимодействия магических и электрических полей. Если бы не она, не было бы сейчас мобильных телефонов, телевизоров, а мы бы все еще продолжали пользоваться совами.

— Пап, — перебила отца Грейс. – Я все это знаю. Ты обещал рассказать о себе, так рассказывай.

— Я стараюсь, милая. Все это важно для того, чтобы ты понимала, что твой папка не был кем-то выдающимся. Я ничего не умел, летал средне, учился средне, школу и то закончил с грехом пополам. Меня постоянно сравнивали с отцом, братом, сестрой. Не в лицо, конечно, но за спиной. Я не виню их, от Поттеров всегда ожидают чего-то выдающегося, да я и сам так делал. В итоге, в конце пятого курса я перестал ждать, что во мне откроется талант. Я устал сравнивать себя с членами моей семьи. Знаешь, как говорят – в семье не без огорченья. В семье Поттеров таким огорчением стал я. Я видел жалость матери и ее чрезмерную заботу, видел ожидание, а затем и растерянность в глазах отца. Видел превосходство во взглядах брата и сестры. И это было невероятно противно. И мерзко от самого себя. Что я – сын великого Гарри Поттера, оказался неудачником. Время шло, я закончил Хогвартс, но так и не понял, кем хочу быть. Отец настаивал на службе, но я не чувствовал в себе стремления связывать свою жизнь с Авроратом. Так ничего и не решив, я задумал отправиться на пару лет попутешествовать и найти себя. Но твой дед оказался категорически против и начал давить, чтобы я поступал в университет. Да что там дед, вся семья, весь наш клан решили промыть мне мозги. Уизли, Люпины, учителя, в общем — все.

— А тебе нелегко пришлось, — с грустью заметила Грейс.

— Всегда тяжело быть не таким, как все. Особенно, в негативном смысле. Все это кончилось тем, что я украл деньги из отцовского сейфа и сбежал.

— Ты что сделал?! – изумленно воскликнула дочь, резко встрепенувшись. — Ты что, ограбил Гринготс?!

— Нет, — улыбнулся Альбус. – Отец хранил некоторое количество денег дома в металлическом сейфе. Особой защиты там не было, поэтому я вскрыл его, правда, не без усилий. Стащив деньги, я отправился путешествовать. Конечно, меня принялись искать, но куда там. Когда живешь в семье человека, победившего Волан-де-Морта и всю жизнь проведшего в борьбе, сам невольно перенимаешь его паранойю и автоматически действуешь осторожно. Спустя полтора года я вернулся в страну, но возвращаться к семье не спешил. Устроился на работу помощником фотографа, снял квартиру. Жил, конечно, бедно, но все же я гордился собой, что живу за свой счет и сам себя обеспечиваю. Иногда, правда, меня узнавали на улицах, но ввиду моей заурядности мне довольно легко удавалось спихнуть все на схожесть. Спустя год я сел на наркоту.

— Господи, папа, — Грейс в замешательстве прикрыла рот ладонью.

— Ты сама просила все, — пожал плечами Альбус. — На самом деле, это не так страшно, как звучит. Побаловался немного, но потом меня выперли с работы, я стал неплатежеспособен, и меня выселили. После этого я вернулся домой. Отец даже не вспомнил о деньгах, но в этот раз уже не предложил пойти в университет, а приказал. Мне было глубоко плевать, честно говоря, и я подчинился. За два с половиной года я все равно ни черта не понял о себе и кем хочу быть, поэтому первого сентября две тысячи двадцать седьмого года я стал курсантом третьего факультета академии государственной службы при Аврорате Великобритании. Третий факультет, чтобы ты знала, это факультет легилиментов. Легилименция никогда не пользовалась популярностью, к тому же, особых перспектив у выпускников третьего факультета не было, а потому туда мало кто шел. А вот работы для легилиментов хватало, и поэтому, из-за нехватки кадров в управлениях, тех, кто обучался на третьем факультете, учили на совесть, жестко контролируя, но при этом никого не отчисляя. Ну, только за очень грубые нарушения.

— Так ты легилимент? – спросила Грейс.

— Ну да, — кивнул Альбус. — Тебе что, интересна легилименция?

— Не знаю, — пожала плечами дочь. – Профессор Лонгботтом рассказывал нам, что если незнающий и неопытный человек использует легилименцию, то он может сойти с ума. Перенять воспоминания другого человека себе или еще хуже, потеряться в чужом разуме. Ну или что-то вроде этого.

— Да, профессор Лонгботтом абсолютно прав. Я видел такое и не один раз. Ужасное зрелище, если честно. Видишь ли, многие представляют себе чужой мозг, как коридор с большим количеством комнат. Или как книгу. Или вообще нечто упорядоченное и понятное. Но человеческий разум – это хаотичная, постоянно изменяющая материя. Отправная точка всегда одна – настоящий момент. Легилиментов учат проникать глубже, переходить из одного воспоминания в другое, путем поиска связей. Представим, что я вошел в твой разум. Сначала я увижу себя, сидящего перед тобой. На профессиональном языке это называется нулевым уровнем. Так вот, на нулевом уровне нельзя долго задерживаться, максимум секунду или полторы, иначе можно нанести вред испытуемому. Ну, или как вариант, получить хорошего такого пинка от окклюмента. Дальше, путем некоторых операций, я могу перескочить в ближайшее воспоминание, например, как мы сегодня с тобой встретились. Это – нулевая фаза. И, если на нулевом уровне я становлюсь тобой, то есть вижу мир твоими глазами и мне доступны твои переживания, эмоции, то все остальные воспоминания я вижу, как сторонний наблюдатель. Я вижу все, как в думосбросе. На нулевой фазе нулевого уровня мне доступны твои воспоминания, хранящиеся на поверхности памяти. Ты даже не осознаешь, но ты постоянно прокручиваешь в своей голове события последнего дня или дней – зависит от человека, а также постоянно крутишь воспоминания более старые, но смежные с нулевым уровнем, и легилимент их видит вместе с тобой.

— Ничего не понимаю, — нахмурив брови, скривилась Грейс.

— Нулевой уровень – это то, что происходит здесь и сейчас. Это сама ты. Нулевая фаза – это самое ближайшее воспоминание, отложившееся у тебя в голове. Как я уже сказал, человек постоянно прокручивает недавние события. Это основной круг. Но рядом с ним есть еще один круг — интуитивный. Там появляются воспоминания, которые ассоциируются у тебя с той или иной информацией, поступающей извне. Эти воспоминания, как вспышки – появляются и исчезают. Представь, что ты увидела маму. В связи с этим в интуитивном круге появляется набор основополагающих воспоминаний, которые формируют твое общее отношение к ней, а также набор специфических воспоминаний – недавних и не очень, которые формируют более детальное мнение. Ты любишь маму, и причиной этому чувству выступает массив основополагающих воспоминаний, в которых мама о тебе заботится, поет песню на ночь и так далее. Но при этом, ты сердишься на нее из-за того, что она меня бросила. Это – специфические воспоминания и более детальное отношение. На интуитивный круг нельзя перейти. Вернее, можно, но есть очень большой риск, что тебя унесет обратно в недра памяти, откуда основополагающие и специфические воспоминания приходят и куда уходят. И если это случится, найти обратный путь будет уже невероятно тяжело и случится то, о чем говорил профессор Лонгботтом – ты потеряешься в чужом разуме. Поэтому безопаснее пользоваться основным кругом. Это дольше, труднее и менее эффективно, но безопаснее. Ты сам выбираешь путь, переходя из воспоминания в воспоминание, углубляясь во времени. При этом, легилимент должен постоянно анализировать то, что видит. Должен понимать, что чувствовал человек в момент показываемого воспоминания. Должен пытаться предугадать, какие обстоятельства предшествовали прокручиваемому событию. Если все сделать правильно, то переходишь в следующее воспоминание и так пока не найдешь нужное.

— А как ты понимаешь, что воспоминание нужное?

— Не знаю, Грейс. Это очень тяжело объяснить. Ты перескакиваешь из одного воспоминания в другое, при этом у тебя всегда есть выбор. Это не прямой коридор, а лабиринт и переходишь ты на свое усмотрение. Но нет никаких дверей, нет каких-то переходов. Ты просто чувствуешь, и все. Ты как будто заставляешь человека вспомнить то, что тебе нужно, и, когда это происходит, ныряешь дальше. Вы с испытуемым представляете симбиоз, когда ты выступаешь в роли его памяти. Ты как будто направляешь его, чтобы он показал тебе, что ты хочешь. Но очень часто легилимент перескакивает в ненужное ему воспоминание, и тогда начинается сначала. Ты должен уже из нового воспоминания найти путь к нужному. При этом нельзя вернуться в прошлое и перескочить из него, потому что тогда велик шанс провалиться и застрять в разуме. Обратный ход можно использовать только один раз – когда ты уходишь из разума человека.

— Честно говоря, я мало что поняла, но все равно спасибо. Ты попытался, — улыбнулась Грейс.

— Ты даже не представляешь себе, насколько это тонкая и тяжелая наука. В ней огромное количество законов, приемов, тактик, теорий. Легилименция практически на четверть состоит из психологии. Очень важно научиться понимать эмоции людей, потому что каждое воспоминание будит в человеке определенную эмоцию, и это – инструмент, с помощью которого можно заставить жертву показать нужное воспоминание.

— Я смотрю, тебе нравится твое занятие?

— Поначалу было все равно. Учился, потому что так было надо. Потом испытывал некое отвращение. А потом все встало на свои места, и я заинтересовался.

— И что было после академии?

— Целая жизнь, — тяжело вздохнул Альбус. – Целая жизнь пролетела мимо, а я и не заметил. После выпуска из академии меня распределили в инструкторы. Мы проводили лекции и семинары для других сотрудников. Азам легилименции и окклюменции обучали на всех факультетах, но не так, как нас. К тому же, если долго не пользоваться окклюменцией, то навыки пропадают, и мы должны были поддерживать требуемый уровень у всех авроров. Инструктором я прослужил два с половиной года, получил звание лейтенанта, после чего пришел приказ о моем переводе в группу адаптации на должность младшего легилимента. Группа адаптации состоит из пяти обливиаторов и пяти легилиментов. Обычно работа происходит следующим образом: допустим, с фермы сбежали грифоны, и маглы увидели их в небе. Отдел по выработке объяснений дает нам версию – проводились учебные полеты на какой-то там авиабазе. Несколько групп адаптации прибывает на место, обливиаторы стирают воспоминание о грифонах и впихивают воспоминание о самолетах. После этого легилименты должны сгладить острые углы и откорректировать память. К примеру, что человек действительно видел по телевизору объявление, что в этот день будут проводиться учебные полеты. Изредка новое воспоминание отторгается разумом человека, и легилименты должны изменить его под требования мозга магла. Это очень грубый пример, но он понятный, я надеюсь.

Грейс кивнула. Дочка слушала Альбуса затаив дыхание. Отец открывался перед ней с новой, неизвестной стороны, рассказывал о своей жизни, работе, и это ей нравилось.

— Так да. Младший легилимент – стажер. Ему нельзя участвовать в процессе, но присутствовать на операциях и набираться опыта можно. Стажером я прослужил около года, после этого сдал квалификационный экзамен и получил должность легилимента группы адаптации. Меня распределили в Бирмингем, где я проработал шесть лет. В две тысячи сорок первом году мне присвоили звание капитана и назначили на должность старшего легилимента группы. Многое изменилось за тот период, так сразу всего и не вспомнишь. В тридцать восьмом или тридцать девятом, точно не помню, твоя тетка нашла способ пользоваться электронными приборами, в конце две тысячи сорокового умер Кингсли Шеклболт, пробывший на посту министра больше сорока лет. После этого к власти пришел Перси Уизли, правда, всего на два года. Он возомнил себя реформатором, решил ввести новую внешнюю политику, переориентировать экономику государства, но его быстренько сняли и должность министра занял твой дедушка. Это было в две тысячи сорок третьем, я думал, что после этого карьера моя попрет вверх, но отец ясно дал мне понять, что способствовать моему продвижению не будет.

— Ну ты и так был уже капитаном, — заметила Грейс.

— Да, ты права. Честного говоря, я и не рвался наверх, просто отец всегда был крайне лоялен к членам семьи, вот и я решил, что он будет продвигать своих. Ты знаешь, я даже рад, что он так не поступил. Я не был каким-то выдающимся работником. Обязанности свои знал и выполнял старательно, как и все. Не всегда без косяков, конечно, но работал я честно и добросовестно, как и все. Так что, был самым обычным служивым. Так вот, с увеличением научно-технического прогресса у маглов, работы у групп адаптации становилось все больше и больше. Маглы, сами того не желая, все ближе подбирались к завесе статута, в связи с чем группы адаптации постоянно расширяли. Менялись методики работы, все больше и больше ресурсов тратилось на сокрытие присутствия магов. В конце концов, где-то в две тысячи сорок седьмом году профессии легилиментов и обливиаторов стали самыми востребованными, были открыты центры экспресс подготовки, а вот профессионалов катастрофически не хватало. Зарплаты наши взлетели до небес, но и работали мы не покладая рук и перемещались по всей стране. Был даже создан департамент логистики и эффективного использования групп адаптации. Иногда бывало такое, что по несколько недель мы не появлялись дома. Я сейчас говорю о себе и о других сотрудниках, которые на тот момент уже имели серьезный опыт. Всех новичков швыряли из одного конца страны в другой, смотря где требовалось больше ресурсов, но при этом всегда возвращали ночевать домой, чтобы люди не бросали работу. А вот стариков использовали не щадя, потому что бросить службу мы не могли, иначе прощай пенсия, прощайте льготы, прощай высокая зарплата, а также выслуга лет вместе с обучением в университете и все в этом же духе. Вот и горбатились. Все это длилось около двух лет, у нас есть даже название — “Великая Амнезия”, потому что не счесть сколько мы тогда памяти стерли.

— Да, я слышала что-то такое, — задумчиво проговорила Грейс. – По-моему, дедушка рассказывал.

— Да, в те времена мы стали самыми частыми гостями в кабинете твоего деда, — кивнул Альбус. – Он тогда в прямом смысле ночевал на работе. Тяжело было.

— А потом мама создала Покров, — улыбнулась Грейс.

— Ну, будем откровенны, не только она.

Дочь подняла на отца полный негодования взгляд.

— Ладно-ладно! – рассмеялся Альбус и поднял руки в примирительном жесте. – Честно говоря, сколько тетя Лили и твоя мама не пытались мне втолковать, как эта штука работает, я так ни черта и не понял.

— О, папа, это же так просто! Они разделили магические поля на активные и пассивные и скрыли…

— Ой, не надо, милая, — перебил дочку Альбус. – Я слишком тупой для этого.

Грейс скептически повела бровью.

— То есть ты знаешь, как работает человеческий мозг, а понять простейшую вещь не можешь?

Альбус поднял вверх палец.

— Прошу заметить, я не знаю, как работает человеческий мозг. Я работаю с разумом и памятью, а это не одно и то же, что мозг, это лишь его часть.

— Ладно, не философствуй, я хочу послушать, что было дальше, — Грейс замахала на отца руками.

— Ну так вот, на момент введения Покрова в эксплуатацию в начале две тысячи пятидесятого года, в моей группе было четырнадцать легилиментов и шестнадцать обливиаторов, вместо положенных пяти и пяти, так что можешь оценить масштабы “Великой Амнезии”. Покров проявил себя, как невероятно эффективное средство. Он скрывал около шестидесяти процентов случаев прорыва завесы.

— Мама говорила, что восемьдесят.

— Конечно, мама говорила, что восемьдесят, это же ее детище, — развел руками Альбус. — Сейчас она говорит, что девяносто, и она права, но в те времена Покров был еще не до конца доработан и в реальности скрывал шестьдесят. Работы у нас, конечно, поубавилось, но даже тех оставшихся сорока процентов было достаточно, чтобы группу не свели к положенным десяти работникам, а оставили по восемь легилиментов и обливиаторов. Как бы там ни было, жить все равно стало легче и спокойнее. В середине две тысячи пятидесятого меня представили к первой моей награде – “орден Лиммертайла третьей степени” за выдающуюся службу. Тетя Лили пригласила на церемонию награждения твою маму, где мы и познакомились. Как только я ее увидел, я понял, что эта та женщина, с которой я хочу провести остаток жизни. Правда, она нет, и я полгода за ней бегал, но в итоге своего добился, и она согласилась пойти со мной на свидание.

— Любви с первого взгляда не бывает, — протянула Грейс.

— Тогда ты ничего не знаешь о любви. Я влюбился в твою маму, как только вышел на сцену и увидел ее во втором ряду рядом с сестрой. О, Грейс, ты бы ее видела! Как она была красива, — с ностальгией произнес Альбус.

— Папа, завязывай. Я знаю, что ты любишь маму, но не хочу видеть, как ты думаешь о ней в подобном ключе, — недовольным тоном сказала Грейс.

— Ты знаешь, как мне ее не хватает? Я до сих пор с ума схожу. Мне многие говорят, что я дурак, а еще больше не верят, что любовь сохранилась спустя столько лет, но я до сих пор без ума от нее.

— Мне жаль, что между вами все закончилось, особенно, вот так. Я скучаю по нашим семейным вечерам, хоть они и бывали крайне редко, — с тоской произнесла Грейс.

— Для меня ничего не кончилось. И никогда не кончится. Я всегда буду любить твою маму, Грейс, — голос Альбуса предательски задрожал. – Ладно, давай сменим тему. В общем, в середине две тысячи пятидесятого я получил свою первую награду, а в конце того же года, спустя девять лет, проведенных на должности старшего легилимента, меня назначили командиром группы адаптации. Так что, две тысячи пятидесятый год был для меня очень удачным. Конец “Амнезии”, ввод Покрова, первая награда, встреча с твоей мамой, повышение на службе. Очень насыщенный был год. Много чего происходило, Грейс, и в мире, и в стране, но об этом можешь прочитать в учебнике истории. В две тысячи пятьдесят первом, например, в функцию Покрова добавили отслеживание всех аппараций, и я до сих пор не понимаю, как твой дед удержал власть после этого. Первые месяца три население было не то что недовольно, оно было в ярости. Митинги, забастовки, погромы. Я всерьез опасался тогда не только за его положение, но и за жизнь. Правда спустя полгода процент преступности резко сократился, а раскрываемость пошла в гору, и люди стали успокаиваться. В начале пятьдесят второго мне присвоили звание майора, а летом того же года мы с мамой поженились. Мне было сорок шесть, маме тридцать два, и мы были самыми счастливыми людьми на свете. Мы были молоды, уважаемы в обществе, любимы друзьями, занимали хорошие должности, а впереди была целая жизнь. В две тысячи пятьдесят третьем году, за два дня до моего дня рождения, родилась ты, моя милая, и я не знал, чего еще желать в жизни. Ты была мне лучшим подарком, который я когда-либо получал. Когда я взял тебя, маленькую кроху, на руки, и ты посмотрела мне в глаза, мир перестал существовать. Когда-нибудь ты познаешь это счастье, Грейс. В тот момент я понял, что остаток своей жизни я посвящу тебе. Это чувство невозможно описать словами – держать на руках своего ребенка.

— Папа! – прошептала Грейс и обняла отца. – Я так тебя люблю, отец.

— А я тебя, моя милая, — с нежностью ответил Альбус и вытер слезы с глаз. – Я прошу тебя, доченька, не оставляй меня. Мне кажется, я с ума сойду, если и ты уйдешь.

— Я не уйду. Но ты все равно расскажешь мне все до конца, — вытирая глаза и садясь обратно на стул, потребовала Грейс.

— Расскажу, — повинуясь желанию дочери, пообещал Альбус. – Так вот, в две тысячи пятьдесят третьем родилась ты. Два года спустя, в пятьдесят пятом, родился Гарри. Потом, по-моему, в две тысячи пятьдесят седьмом году, мне добавили обязанностей, и я начал работать на Аврорат. Работа была несложная – как опытный легилимент, я руководил, а иногда и сам проводил допросы. Но совмещать с работой начальника группы было тяжело. Еще через два года, в пятьдесят девятом, родились Питер и Нимфадора. А в две тысячи шестидесятом мне досрочно присвоили звание подполковника и поставили на должность начальника главного управления Адаптации в Бирмингеме, при этом наградили орденом Мерлина третьей степени за заслуги перед государством. Честно говоря, сказать, что я был удивлен – ничего не сказать. У начальника управления было много более достойных кандидатов в преемники, и я недоумевал, отчего мне оказана такая честь. Через пару лет он отвел меня в сторону и сказал:” Я поставил тебя, потому что ты не заслужил и не хотел. Но ты достойный офицер, Альбус, и я знал, что ты будешь трудиться не покладая рук, чтобы оправдать оказанное тебе доверие. Как видишь, я был прав.” Честно признаться, в те времена я думал, что достиг уже всего, Грейс. Я занимал очень высокое положение на службе, у меня была красавица жена, четверо великолепных детей, друзья, деньги, здоровье, да в общем все. Желать было больше нечего, нужно было просто жить и наслаждаться. Но, видимо, это человеческая натура – не ценить то, что у тебя есть. Видимо, это присуще всем нам. Я никогда не жаждал власти, никогда не хотел стать генералом или министром. Я просто делал свою работу. Я был обычным счастливым человеком, Грейс. У меня все в жизни сложилось хорошо, но я не смог этого оценить. В две тысячи шестьдесят четвертом году ко мне пришли люди в форме сотрудников отдела Тайн и попросили оказать помощь государству.

— Невыразимцы? Ты то им зачем понадобился? – Грейс с озабоченным и заинтересованным выражением лица наклонилась ближе к отцу.

— Это были не обычные сотрудники отдела Тайн. Это была разведка, Грейс. То, что я сейчас делаю – государственная измена, и карается она смертной казнью. Более того, как только тебе станут известны некоторые факты, ты попадешь в круг осведомленных лиц, а это весьма опасно, моя милая, и я никогда бы не рассказал тебе такое, будь я в здравом уме. Но, видимо, я уже свихнулся, потому что не смыслю своей жизни без тебя, поэтому, подумай хорошенько, прежде чем ответить. Ты уверена, что хочешь услышать продолжение? Или, может, достаточно того, что я уже рассказал? — с надеждой в голосе спросил Альбус.

Грейс с некоторым замешательством смотрела в глаза отцу, пытаясь найти ответ на немой вопрос, но в этот раз всезнающий папа сам не знал ответа. Грейс с напряжением сглотнула и взяла отца за руку.

— Я хочу знать, что тебя тревожит, отец, и ради чего ты отпустил единственную женщину, которую любил больше всего на свете.

Альбус закрыл глаза и покорно сжал губы. После чего налил себе выпить.

— Эти ребята попросили меня отправиться в Израиль. Резидентура рассекретила человека из верхушки израильского Моссада, и они хотели выудить из него как можно больше информации. Но для такой операции нужен был крайне опытный легилимент, с навыками обливиатора, а на тот момент, я, пожалуй, был единственным, кто в полной мере подходил под заданные критерии. У меня был огромный опыт работы в группе адаптации, я был проверенным человеком с внушительным послужным списком, при этом занимал высокую должность и носил погоны подполковника. Я был ведущим легилиментом в стране, при этом хорошо знакомым с аспектами работы обливиаторов. Единственный, кто мог подойти лучше меня – это начальник главного управления Адаптации в Лондоне, но он был обливиатором, а не легилиментом. И если легилимент может освоить навыки обливиатора, то в обратную сторону это утверждение не работает. Вернее, работает, но легилименция в разы сложнее чар стирания памяти, и никогда обливиатор без должного обучения не сможет пользоваться легилименцией в полной мере, как это делают подготовленные легилименты.

— А ты был крутым мужиком, получается, — Грейс натянуто улыбнулась.

— Я и сейчас крутой мужик. В общем, моя работа заключалась в том, чтобы вскрыть мозг высокопоставленного агента Моссада, собрать как можно больше информации, после этого убрать из памяти воспоминание о моей акции и скрыться незамеченным. Проблема заключалась в том, что он постоянно находился под наблюдением и охраной, и единственный способ его застать в одиночестве, при этом не спровоцировав охрану, была кабинка в туалете ресторана, где он каждый день обедал со своими коллегами. Задача с точки зрения легилименции также осложнялась наличием в голове у всех агентов спецслужб Израиля так называемой “кнопки”, с помощью которой они, если чувствуют, что вражеский легилимент сильнее, были способны начисто стереть себе память.

— Охренеть, мой папа – шпион, — со странной смесью гордости и растерянности в голосе, сказала Грейс.

— Я не шпион, — покачал головой Альбус. – Ты знаешь, сейчас я жалею, что тогда согласился помочь. Ничего хорошего это миру не принесло, а я потерял свою семью. Акция прошла успешно, честно сказать, я даже не ожидал, что справлюсь настолько хорошо. Я разорвал окклюменционные барьеры того агента в доли секунды, завладел его разумом и уничтожил “кнопку”. Собрал данные, после чего стер себя из его памяти. Никто тогда даже не заметил, что самый страшный секрет двадцатого века был раскрыт в кабинке туалета.

— Самый страшный секрет? Ты о чем? – Грейс настороженно прищурилась.

Альбус налил себе почти полный стакан виски и, давясь и проливая напиток на одежду, осушил до дна.

— Грейс, Волдеморт не был просто злодеем, как мы думали на протяжении века. Он не был каким-то там бандитом или террористом. Томас Реддл был завербован в молодости спецслужбами Советского Союза, а проект “Волдеморт” – это тщательно спланированная совместная операция СССР, Израиля и Франции, которые хотели с помощью этого человека установить в одной из самых могущественных держав мира свой порядок, и им почти удалось.

Грейс в ужасе прикрыла рот ладонью.

— Да, у меня была такая же реакция. Все эти смерти и две войны, через которые прошли несколько поколений, были не более чем проектом правительств других стран, — с холодной яростью отчеканил Альбус. – И мы ответили, Грейс, о да, мы ответили. Знаешь, я до сих пор не могу спокойно говорить о Волдеморте, но то, что сделали мы, мне представляется намного более ужасным. Ты слышала про бога Кронуса?

— Из греческой мифологии? Да, слышала.

— После возвращения домой меня оставили в разведке в отделе планирования спец операций. Я был в числе тех немногих, кто был посвящен в секрет Волдеморта, и мне была поручена подготовка и планирование операции “Кронус”. Операции, за которую я впоследствии получил орден Мерлина второй степени, и за которую мне стыдно по сей день. Идея была не моей, но сама стратегия, организация, руководство и все остальное было на мне. По всему миру, на четырех континентах, после двух лет подготовки, с разницей в несколько минут были уничтожены семьи всех чиновников, агентов и остальных лиц, кто был хоть как-то причастен к Тому Реддлу. Мы не трогали самих планировавших операцию, только семьи – жены, дети, внуки, правнуки.

— О Боже, — прошептала Грейс.

— Таким образом, мы отомстили за всех наших не родившихся детей и те, кто дожил до этого момента, все поняли. Они поняли, кто нанес удар и за что. Четыре континента, сорок шесть целей, коридор в 3 минуты. Это операция стала величайшим успехом в истории разведки Британии, а также нашим самым страшным провалом. По крайней мере, так думаю я.

Подавленная Грейс ссутулилась и молча смотрела в одну точку. Альбусу было неприятно вываливать столько дерьма на нее, но уже начав, он не мог остановиться.

— Несмотря на то, что операция была засекречена, все прогнозы указывали на последующую войну. Но, вопреки здравому смыслу, ничего не произошло. Конечно, несколько ухудшились отношения на политической арене, появилось некое напряжение, но со временем все пришло в норму. Я знаю, что наш удар поверг понимающих людей в ужас. Я знаю, что Волдеморт не задумывался, как две гражданские войны. В планах у его хозяев была смена режима, но без кровавой резни. А мы целенаправленно ударили по женщинам и детям. Но самое страшное, что у меня было два шанса спасти мир, но я ими не воспользовался.

Грейс подняла непонимающий взгляд на отца.

— Первый – это отказаться лететь в Израиль в самом начале. Остаться дома с семьей и хорошей работой, довольствоваться своим положением и просто жить. Но я не оценил счастья, и сейчас у меня есть куча ненужных денег, бесполезная власть, и сквозящая дыра в груди в придачу, — горько усмехнулся Альбус. – Вторым шансом было скрыть информацию о Темном Лорде. Того, что я скопировал с мозга агента, было бы и так предостаточно, но я все равно рассказал. Я понимал, что руководство будет мстить, даже догадывался как, но все равно рассказал.

— Это был твой долг, — попыталась утешить отца Грейс.

— Перед кем долг, милая моя? Перед кем? Перед страной? Стало ли стране легче после всех этих смертей? Навряд ли. Перед кем еще? Перед миром? Ну уж миру я точно оказал медвежью услугу. Судей нет, Грейс, каждый сам в ответе за себя и свою душу.

Альбус поднялся и сделал пару упражнений, разминая затекшую спину. Грейс прошла к холодильнику, достала оттуда масло и ветчину, потом взяла хлеб и принялась делать бутерброды.

Кушали молча. По лицу Грейс было заметно, что она если и не в шоке от услышанного, то уж как минимум в смятении. Альбус уже решил было закончить рассказ, но тут дочь доела бутерброд, вытерла руки бумажным полотенцем и сказала:

— Это же не конец истории, верно?

Альбус положил недоеденный бутерброд на тарелку.

— На самом деле, это уже почти конец. Я не буду тебя посвящать в подробности всех остальных операций, это ни к чему. Я прослужил в отделе планирования три года, после чего меня назначили главой этого самого отдела, присвоили звание полковника и наградили орденом Лиммертайла второй степени. Параллельно мне то и дело приходилось срываться и летать в другие страны – проводить допросы, изымать информацию в поле, да много чего еще. После успеха с агентом Моссада и с “Кронусом” меня разве что не на руках носили и всем нужен был лучший легилимент страны. Признаюсь, мне это льстило.

— Да, я помню, как ты постоянно уезжал. Особенно обидно было приехать на Рождественские каникулы, а папа уехал на месяц.

Альбус скривился, будто в него вонзили нож.

— Прости меня, родная. Меньше всего я хотел тебя расстроить. Но это была моя работа.

— Тогда почему ты не ушел? – задала резонный вопрос Грейс.

— Откуда не ушел? Из разведки? – усмехнулся Альбус. – Ты взрослая девочка и должна понимать, что оттуда не уходят. Если уж решил связать себя со службой своей стране, то делаешь это до конца. Да и признаюсь, я не хотел. Мне нравилось. Практически неограниченные ресурсы, уважение людей, которые хоть и не знают кто ты, но заведомо относятся к тебе с почтением, встречи с послами и министрами, визиты в другие страны. Все это мне нравилось. К тому же, я наконец-то стал применять свои навыки по назначению, а не подтирать за обливиаторами. Мне было шестьдесят два года, и я прожил две трети жизни, при этом сумел достичь таких высот, которые многим и не снились даже в сто, и в сто десять. Я был доволен всем и не замечал, что твоя мама все больше и больше отдаляется от меня. В две тысячи шестьдесят девятом году меня представили к ордену Лиммертайла первой степени за выдающуюся службу и заслуги перед родиной. Это была высшая награда, которую мог получить военный человек, при этом неважно каких войск. Полными кавалерами ордена Лиммертайла на тот момент являлись всего пятнадцать человек, включая меня.

— Да, я помню церемонию. Вы с мамой были самой красивой парой на балу, — с нежностью улыбнулась Грейс.

— Даже твой дядя Джеймс приехал тогда из Испании. Две тысячи шестьдесят девятый был одним из самых счастливых годов в моей жизни. Все было хорошо, Грейс. А через два года меня назначили главой резидентуры в Италии, и я уехал.

— На два с половиной года, — тихо добавила девушка.

— Но я же регулярно приезжал домой, — возразил Альбус.

— Все равно видеть отца раз в неделю по субботам – слабое утешение для любящей семьи. Тогда мама и познакомилась с Джонатаном, и он стал иногда к нам приходить. А потом все чаще и чаще. Почему ты ей не рассказал, пап? Мама всегда говорила, что если бы не твои секреты, она бы все пережила.

— Я не имел права, Грейс. Я не виню маму. Я знаю, что сам толкнул ее на этот поступок, когда уехал в другую страну и все, что смог ей сказать: “Прости, любимая, это работа.” – Альбус нервно рассмеялся. – Через два с половиной года меня вернули и предложили вновь возглавить отдел планирования спец операций. Я согласился. Работа на этот раз обещала быть спокойнее, без постоянных полетов и операций, и я надеялся, что в семье все наладится, если я каждый вечер буду приходить домой. Но не вышло. Мама решила уйти, и я ничего не мог с этим поделать. Вернее, я мог, конечно, одним щелчком раздавить этого Джонатана, но это бы ничего не изменило, и я смирился. К тому же со мной осталась ты, и я очень тебе благодарен за это.

— Не стоит, отец. Я бы не смогла иначе.

— Нет, стоит. Ты вытащила меня из ямы, и, как я уже сегодня говорил, ты – причина, по которой я живу. Так вот полтора года назад, Грейс, по особому приказу совета безопасности нашего государства, мне было присвоено звание генерал-лейтенанта, и я был назначен на должность главы внешней контрразведки.

— С ума сойти! – изумленно воскликнула Грейс. – Мой папа генерал. Нет, я, конечно, еще давно поняла, что ты очень важная персона, особенно когда тебя наградили Лиммертайлом первой степени, но я думала, что это в основном благодаря дедушке.

Альбус заливисто рассмеялся и с поддельным возмущением в голосе произнес:

— Да как смеешь ты!

Грейс присоединилась к отцу и тоже засмеялась.

— Тем не менее, — продолжил Альбус. – Дед не решает такие вопросы. Он, конечно, министр, но он не всевластен. Я спрашивал у него, помогал ли он мне хоть когда-нибудь, на что он ответил, что помог мне только один раз – когда заставил пойти в академию, а больше никогда умышленно не способствовал моему продвижению.

— А почему я никогда не видела тебя в форме, если ты генерал? – спросила девушка.

— Не положено, — улыбнулся Альбус. – Мы крепим звезды на несуществующие погоны и защищаем страну от невидимых врагов. Для нас есть только одна форма – форма невыразимцев, при этом без каких-либо опознавательных знаков. У меня есть удостоверение, где указано, что я — генерал-лейтенант внутренних войск адаптации. Это значит, что я имею право отдавать приказы ниже стоящим по званию внутри моих войск, но даже обычный патрульный аврор может послать меня куда подальше. Я не имею права давить на нижестоящие чины других войск, но формально они обязаны мне подчиниться, так как моя должность подразумевает полное подчинение с их стороны. Если мне нужно их содействие, я обращаюсь напрямую к командующему этими войсками, а он уже сам приказывает нужным людям оказывать мне помощь. Также мне запрещено раскрывать свою должность каким бы то ни было способом, даже намекнуть нельзя. Запрещено разговаривать о работе вне стен управления, да и вообще запрещено даже упоминать свою работу. Если что, у меня есть прикрытие – генерал-лейтенант войск адаптации, должность засекречена. Если начнут копать, наткнутся на несуществующую должность главного инспектора. Вот, наверное, и все, доченька. Вся история моей жизни уместилась в один час. Конечно, все это вкратце и очень сжато, но теперь ты хотя бы примерно знаешь, кто я такой и чем занимаюсь.

Грейс смотрела на отца и слезы текли по ее щекам.

— Вот только жаль, что все это неправда, да, папа? – с раздирающей сердце отца тоской в голосе произнесла Грейс.

Альбус заплакал. Горячие, непривычные слезы оставляли неприятное чувство на коже. Будто по ней прополз слизняк.

— Когда-нибудь, доченька, я расскажу вам всем по-настоящему. Но не сейчас. Такая у меня работа.

В голове будто взрывались бомбы. Пульсирующая боль грозила расколоть черепную коробку. Это нормально, когда ломаются пассивные ментальные блоки. Особенно, когда делаешь это сам.

Альбус открыл глаза и убрал от виска палочку. В прихожей никого не было.

— Когда-нибудь, — вздохнул Альбус и пошел наверх готовиться ко сну.

Завтра на работу.

* * *

От автора:

Я встретился с недопониманием среди читателей, поэтому просто оставлю вам послание.

Альбус применил легилименцию к самому себе в тот момент, когда Грейс стояла на пороге дома, а он сидел за столом на кухне. Всю историю он рассказал своей дочери, образ которой сам создал у себя в голове с помощью легилименции.

Будучи профессионалом, он сумел замкнуть заклинание и выйти из своего же собственного разума.

Как-то так.

Надеюсь, вам понравилось.

* * *