Любовь и ненависть в 11 Б (гет)

Честно говоря, я никогда не любила первое сентября. Бантики, причёски, крики, гомон, суета — все куда-то спешат, несут огромные букеты...

Утро застало меня, Наталью Самойлову, ученицу теперь уже 11 класса, в постели. Просыпаться вовсе не хотелось. Но будильник звенел так, что не открыть глаз было просто невозможно. Порхнув в ванную, умывшись и причесавшись наспех, я таки посмотрела на часы. И поняла, что опаздываю.

Как ураган, сметая на своём пути всё необходимое в сумку: ручки, тетрадки, дневник, — я бестолково бегала по квартире. \"Хорошо, что родители в первую смену… а бабушка в гостях…\" — подумалось невольно, потому что, если бы в доме остался кто-нибудь из взрослых, вряд ли мне позволили бы навести кругом такой беспорядок. Но, поразмыслив и решив, что пока всё можно оставить и так, я полезла в сумку за ключами. Обуваться пришлось долго: босоножки на огромном каблуке не хотели поддаваться решительному натиску и желали нежного неторопливого обращения. Наконец, с формальностями было покончено — меня ждала увлекательная дорога к школе. Напрасно я полагала, что доберусь туда без приключений. Лифт, ломающийся постоянно, так обрадовался задыхающейся от быстрого бега попутчице, что не пожелал её выпускать.

— Помогите! Кто-нибудь! — напрасно кричала я в темноте. Все были заняты своими делами.

— Эй! Ну, пожалуйста!

И будто услышав надрыв в моем голосе, лифт пожалел нерадивую ученицу и открыл свои серые двери.

— Десять минут впустую. Не верится, что я потратила десять минут на то, чтобы поиграть в прятки в лифте…

По узкой дорожке, потом направо, по залитому грязью тротуару... И вот впереди родная, знакомая до боли школа.

Речь директора я, естественно, пропустила, зато всё остальное увидела в самом ближнем ракурсе. Дело в том, что классная руководительница, пожурив, вытолкнула меня, растерявшуюся от пристальных взглядов, в первый ряд, чтобы я ничего не проморгала. Программа концерта шла по отрепетированному годами сценарию, ученики могли знать наперёд, что же произойдёт дальше. Странно было, конечно, предполагать, что в этом году всё изменится, но так хотелось новизны…

На сцену пригласили какую-то пару, я не услышала фамилий, но слова \"гордость школы\", почему-то выхваченные из речи ведущего, запомнились и не давали покоя, пока в самый центр не вышла загорелая девушка в коротком бальном платье и стройный парень в чёрном костюме. Танец казался захватывающим — ни одной неточности. Грация, плавность, согласованность движений придавали ему особого изящества. Партнёры кружились под ритм вальса, и всё мешалось в этом мерном движении: забывались обиды, ссоры, несправедливые обвинения, в душе расцветало какое-то новое, доселе невиданное чувство умиротворения, восторга и… окрылённости. Розовое пятно её платья… шаг… поворот головы… он протягивает руку, и она… летит… порхает над публикой, забирает, уносит с собой овации.

Я сама не поняла, когда начала хлопать, — ладони сами стучали одна о другую, не признавая воли хозяйки. Устыдившись того, что, быть может, слишком явно показываю свою восторженность, я спрятала руки за спину и поймала на себе недоумевающий взгляд.

Этого парня я видела впервые, — наверное, новичок. Он стоял, гордо вздёрнув подбородок вверх, и смотрел на остальных свысока, будто сам отличался чем-то существенным, важным от безликой толпы. Высокий, с вьющимися чёрными волосами, он и вправду походил на аристократа, который мог бы жить в восемнадцатом веке. Он ничего не сказал вслух, но взгляд, обжигающий и острый, говорил сам за себя. \"Ты мне не нравишься! — будто нашёптывал он, — Ты другая, не такая как я, ты хуже…\"

— Я… — пробормотала я, но кто-то из одноклассников дёрнул меня за рукав блузки:

— Таш! Я тебя не заметила, как ты проскочила? — Вороника в своём репертуаре…

Я снова обернулась к брюнету, но тот уже смотрел в другую сторону.

— Я опоздала. Не удивительно, что ты меня не заметила…

Я поведала полной рыжей девчонке о своём красочном утре. На сцене кто-то пел песню \"как здорово, что все мы здесь…\" просительным низким голосом, отчего хотелось крикнуть: \"Прекратите это безобразие!\", однако все стоически переносили сие издевательство в приятной беседе друг с другом. Лишь высокий парень с чёрными вихрами так же молча смотрел вперёд.

Заканчивался первый звонок — долговязый Бойцов пронёс девочку-первоклашку на плечах и помахал кому-то рукой. Дзинь-дзинь — вот и первая трель последнего года. Что принесёт он с собой, этот новый учебный год?

— Линейку покидают седьмые классы…

А старшеклассникам стоять ещё долго. Ждать, пока пройдут остальные.

Но вот и они поднимаются по лестнице на второй этаж, в 216 кабинет. Татьяна Александровна чинно открывает дверь и все неторопливо проходят внутрь, будто впервые.

Я заняла своё законное место на первой парте второго ряда. Жаль, что никто не приземлился следом за мной.

— Вы все знаете меня не первый год… — классная дама начала свою речь с той фразы, которую ученики должны были бы уже заучить за все те годы, которые провели в стенах этого помещения, — …но сейчас я — ваш классный руководитель. Для тех, кто меня не знает, Татьяна Александровна. Думаю, Америки не открою, если скажу, что вы учитесь в физмате, и поэтому каждый должен помнить, что стоит сделать всё, чтобы избежать плохих оценок. Это понятно?

Как-то совсем нерадостно и почти на автомате все качнули головой, соглашаясь.

— Сегодня начинается одиннадцатый класс, напоминать, что нужно ходить в школьной форме не надо?

И так далее. Я больше не слушала, — знала всё, вплоть до последнего слова.

Я оглядывала свой новый класс, где была знакома, пожалуй, только с одним человеком — Вероникой.

У учительского стола, сгорбившись и пристально глядя в лицо преподавателя, сидел отталкивающего вида паренёк с усами. \"С бородой бы ещё пришёл!\" — как-то некстати подумалось мне, но вслух я, конечно, ничего не произнесла.

Кто-то ухмылялся, пристально вглядываясь в соседа, кто-то попросту игнорировал Изъянчика — как ласково любили меж собой называть физичку ученики — а кто-то внимательно слушал речь преподавателя…

Вон, какой-то парень вообще прикрыл глаза… Устал, наверное, бедняжка! А ведь учебный год-то ещё не начался!

— Кто будет старостой? — вдруг вырвал меня из задумчивости резкий вопрос? Казалось, учительница с осуждением поглядела на меня.

— Станицину!

— Зайцева!

Послышалось с разных сторон.

Изъянчик подняла руку вверх, и класс замолк.

— Предлагаю проголосовать.

Мне было всё равно за кого голосовать, поэтому я машинально сказала запомнившуюся из фамилию и потом выслушала долгие упрёки в свой адрес со стороны Димки, как его назвала Татьяна Александровна. Видимо, он не очень-то рвался в старосты.

— Решено. Старостой будет Зайцев!

Дальнейшие разглагольствования были быстро прекращены.

— А теперь я хочу представить вам нового одноклассника… — со скучающими лицами ученики смотрели кто на доску, кто в потолок. Казалось, никого абсолютно не интересовал новичок, — …Львинова Григория.

Я подняла взгляд, чтобы не пропустить самую интересную часть дня — представления новичков — и с удивлением обнаружила, что прямо передо мной, стоит по струнке недавний знакомый — рьяный защитник искусства.

— Представься, пожалуйста, — доброжелательно взяла его Изъянчик за руку.

— Григорий.

Ни слова больше. Крепкий орешек.

И, развернувшись, прошагал на своё место.

Когда очередь стоять перед всем классом дошла до меня самой, я отнюдь не ощущала в себе уверенности, несмотря на то, что расправила плечи и по привычке задрала голову вверх. Пока Татьяна Александровна, тепло улыбаясь, расписывала все мои достоинства, я уже чувствовала себя товаром, выставленным на аукцион. Щёки горели, от стыда я не знала, куда отвести глаза… но когда классная замолчала и разрешила наконец-таки представиться, я громким голосом поздоровалась с новым коллективом, мысленно уговаривая Бога, чтобы он помог мне здесь ужиться. Назвав своё имя, я несколько раз кашлянула и добавила \"рада, что буду теперь учиться с вами\". На чём официальная часть завершилась.

Дальше был первый урок физики. Я с радостью вспоминала всё то, что проходили в прошлом году, иногда отвечала на вопросы, когда этого требовал учитель.

Классный час, это нудное шоу, придуманное для того, чтобы задержать учеников в школе, не заставил себя долго ждать.

— Я понимаю, что вы уже не маленькие и вправе сами усаживаться на те места, которые облюбовали, но всё же позволю себе внести маленькие коррективы, — классная немного помолчала, а потом повелительно рявкнула:

— Львинов, на первую парту!

Не сразу я поняла, что свободное место осталось только рядом со мной, поэтому весьма удивилась, увидев рядом с собой Григория.

— Привет… — а что ещё мне оставалось сказать?

Но мальчишка промолчал. Он смерил меня злобным взглядом и сел подальше от меня, так и не ответив на приветствие.

Скривившись от такого явного неуважения, я, однако, не расстроилась, хотя поведение новичка и задело меня.

Сама я ещё в прошлом году была в параллельном классе и, собственно, переходить никуда не собиралась, но распределение по специальностям заставило поменять свои приоритеты. Тяжело далось мне, выпускнице, решение перейти из одного класса в другой, но выбора мне никто не оставил — техническое образование, крайне престижное и выгодное на сегодняшний день, было необходимо как воздух.

Эта школа, в которой ученики тянулись к знаниям, была новой и своеобразной. Когда мне исполнилось тринадцать, и родители перевили меня сюда, первое впечатление от всего здесь увиденного сложилось очень странное: с одной стороны от здания словно веяло теплотой, с другой — длинные коридоры и огромное количество классов внушали некое недоверие.

Но первого сентября, встретившись со своим новым классом, все свои сомнения я оставила позади. Такие же, как и у меня, затравленные выражения на лицах, немой вопрос в глазах: \"примут ли меня за \"свою\"?\" успокоили чувство неизвестности. В свои тринадцать я быстро нашла общий язык со всеми сверстниками, класс был в общем-то дружным и проблем с общением никогда не возникало. Общие темы сплотили коллектив. Несмотря ни на что, присутствовали, конечно, в «дешках» и люди, с которыми неприятно было поддерживать отношения, но в целом класс, к которому я успела привыкнуть, радовал учителей своей весёлостью и детским оптимизмом.

Сегодня, когда, словно на ладони, передо мной предстал новый класс, я несколько смутилась — незнакомые хмурые лица, одинаково недружелюбные выражения на них, злость во взгляде. Одноклассники будто оценивали меня, сверля мою спину своими глазами. Но стоило мне повернуться, как пристальное внимание исчезало.

Мне определённо не нравилась напряжённая атмосфера в классе, — хотелось мигом подобрать свои вещи и выпорхнуть из душного помещения, но я продолжала концентрироваться на ласковых интонациях любимого педагога.

Мальчик, который сидел со мной по соседству, был абсолютно поглощён своими размышлениями, поэтому, когда я толкнула его, он вздрогнул и громко спросил:

— Что?

В коротком слове было столько яда, что я мигом пожалела о том, что побеспокоила нового одноклассника.

— Я… — запинаясь пролепетала я, вызывая лишь ещё большее раздражение у собеседника, — просто хотела отдать тебе расписание.

Если честно, я соврала. Расписание Изъянчик обещала продиктовать нам в конце классного часа, но так как сама я уже записала карандашом, какие завтра будут уроки, решила поделиться информацией с недружелюбным соседом.

— Спасибо, — выдавил из себя Гришка и практически вырвал из моих пальцев аккуратный дневник.

После того, как классная поучительным тоном заверила, что в этом году некоторые преподаватели будут чрезмерно строги к ученикам ввиду приближающихся экзаменов, посмотрела прямо на первый стол, где сидела я, и добавила:

— Особенно некоторым товарищам нужно не расслабляться, так как от этого зависит их медаль…

Я закатила глаза и внутренне напряглась. Это было больной темой. Из-за этой несчастной медали я не могла даже спокойно отдохнуть — постоянно усаживали за уроки.

Сосед ухмыльнулся и небрежно протянул мне дневник.

— Почерк у тебя не очень-то разборчивый, — спокойно сказал он, уже не глядя в мою сторону. И мне захотелось стукнуть его за такое ко мне отношение. Но так как Изъянчик как раз подошла, чтобы расписаться, я сдержала праведный порыв высказать нахалу, что о нем думаю.

Уже когда класс закрывали на ключ и весь 11 «Б» рванул по лестнице вниз, Гришка пожелал мне «приятно провести остаток дня», на что я лишь кивнула головой, удивленная такой внезапной переменой.

У ворот школы меня уже ждали: Клоков издалека стал махать руками, чтобы я заметила его. Львинов вместе со мной дошёл до ворот, потом свернул в другую сторону.

— Ну, рассказывай! — потребовала я, когда фигура одноклассника скрылась за углом.

— Какого черта тебя так долго не было? — возмущался Клоков, показывая при этом такие рожицы, что не рассмеяться было просто невозможно. — У нас классный час закончился час назад!

Я понимала его нетерпеливость. Раньше мы вместе с этим весельчаком учились в 10 «Д» и были хорошими друзьями. Четыре года без ссор и скандалов прекрасно доказывали, насколько крепки наши отношения. Вот и сегодня мы условились встретиться после занятий, чтобы подвести черту пережитому первому сентября.

— Изъянчик не только втолковывала нам, что нужно приносить сменку каждый день, но и решила провести урок.

Клоков — парень среднего роста, среднего телосложения, сегодня одетый в лёгкий светлый костюм, не преминул поехидничать:

— Да, как же, Изъянова без физики? Она хоть контрошку не провела?

Я усмехнулась, так как знала, что отношения с физичкой у Дениса не сложились ещё в восьмом классе, — отсюда и его вечная антипатия к точным наукам. Обычно в шутку я говорила: «Не везёт с физикой — повезёт с ОБЖ», — но сегодня был не тот день. Дело в том, что ОБЖ у «дешек» тоже вела Татьяна Александровна, но уж на этом предмете все ученики просто отдыхали.

— Да ладно, Денис, если Валя не захотела утруждать себя великим и могучим… русским языком, я не виновата.

Я подмигнула бывшему однокласснику и подтолкнула его вперёд:

— Сколько стоять-то можно, пойдём уже…

Мы с Клоковым жили рядом, поэтому из школы и в школу ходили вместе.

Парень не отреагировал на мое предложение пойти домой и продолжал упорно стоять на своём месте.

— Может, всё-таки подойдём к Веронике, иначе она просто сломает шею в надежде нас отыскать… — я улыбнулась. Денис просто не «переваривал» Веро, называя её «третьей лишней», но, так как я несколько раз указала на его заносчивость, парень угомонился, однако постоянно третировал добродушную толстушку.

— ЭЙ! — крикнула я. — Ника!

И Вероника засеменила в нашу сторону.

Клоков отвернулся и начал беседу с проходящей мимо Антиповой. Меня мало волновало, что произошло прошлым летом у какого-то Димы на какой-то даче, поэтому я, проигнорировав Антипову, начала расспрашивать Веронику, что у той такого могло стрястись, если она даже не отвечала на мои звонки.

— Ну, — замялась рыжеволосая подруга, — это долгая история, — и, покосившись на Клокова, который энергично жестикулировал руками, доказывая что-то Антиповой, добавила:

— …позже расскажу.

Сначала вражда Веро и Дениски вызывала у меня только непонимание, — я искренне надеялась, что впоследствии Клоков смирится с тем, что у меня появилась подруга, но этого не произошло. Напротив, за год, который я знала Веронику, Денис категорически отказывался воспринимать её всерьёз, упорно повторяя, что рыжеволосая не похожа на человека, который бы мог стать верным другом.

Вот и сейчас в моей голове проносились планы, как бы разрядить атмосферу, ибо Антипова пошла своей дорогой, а Клоков повернулся к нам лицом и теперь жёг своими карими глазами лоб Вероники. Та в свою очередь пялилась на него с ненавистью.

Обречённо пожав плечами, я попыталась завести разговор:

— Денис, ты так и не рассказал, что у вас там нового. Кажется, кто-то ушёл из класса? Новеньких не закинули? Слышала, старосту опять сместили с поста?

Закидывая друга вопросами, я надеялась, что упрямец наконец сменит гнев на милость и разговорится. Вообще-то Денис никогда не лез за словом в карман и его разговорчивость порой даже надоедала мне, но наперекор всем моим ожиданиям, он насупился и не пожелал поддержать беседу.

— Замечательно! — в сердцах выпалила я, рассердившись на Клокова. — Может, объясните мне, какая кошка между вами пробежала?

Вероника и Денис синхронно уставились на меня, но в этот раз я не желала отступать. Я решила покончить с враждой этих двоих и, наконец,вздохнуть спокойно.

Не впервой было видеть мне на лице Клокова такое свирепое выражение, зато Вероника почти светилась от радости:

— Ну, понимаешь… — подруга украдкой покосилась на Клокова и замолчала, видимо, собираясь высказаться о нём нелестным образом.

— Всё дело в том, что у нас разные интересы, — спокойно закончил за Веронику Денис.

Мы втроем так и стояли около ворот школы. Некоторые учителя уже проплывали мимо, недоумённо провожая нас взглядами.

«Ещё не хватало, чтоб в учительской перемывали нам кости!» — подумала я и направилась к дому.

Меня порядком утомили частые перепалки Дэна с Вероникой. Складывалось такое впечатление, что он намеренно хочет привлечь внимание к своей персоне.

Голова раскалывалась пополам, выяснять отношения абсолютно не хотелось… поэтому я оставила Клокова обижаться меня в свое удовольствие, а Веронике кивнула на прощание.

* * *

Уже около дома я споткнулась, зацепившись шпилькой за какой-то камень, и едва не упала. От перспективы разбить коленки об асфальт меня кто-то спас. Кто-то, кто по случайности проходил мимо. Сердце мое бешено застучало. Я представила, что бы могло случиться, если бы я упала, поэтому я ещё крепче вцепилась в плечо своего спасителя, так как от страха всё ещё дрожали колени, а дыхание не выровнялось. Я уже собиралась рассыпаться в благодарностях, но, взглянув вверх и встретившись взглядом с испытывающими глазами спасителя, потеряла на какое-то время дар речи.

Иронично, с долей неодобрения смотрел на меня Гришка Львинов, не отталкивая и не притягивая к себе. Казалось, он ждал, какую ещё глупость совершит \"эта непредсказуемая девица\". Но я молчала, желая провалиться сквозь землю от стыда.

«Наверное, я выгляжу более чем глупо…» — обречённо подумалось мне.

Я торопливо отступила от одноклассника, но тут же споткнулась и пошатнулась. Если бы Гришка не подал мне вовремя руки, то я наверняка не удержала бы равновесия.

— Спасибо, — тихо поблагодарила я Львинова, втайне мечтая о том, чтобы он никогда в жизни больше не видел моей неловкости.

Неизвестно почему этот странный тип пробуждал неуверенность в себе. Возможно, слишком высокомерно он взирал на окружающих с высоты своего роста, возможно, именно из-за такого отношения именно ко мне — не как к однокласснице, а как к пятилетнему ребёнку.

— Будешь снова падать, только позови! — с издёвкой обратился он ко мне, раскрасневшейся от возмущения и обиды. — Всегда к твоим услугам.

Сумка, которую я сжимала в руке изо всех сил, распахнулась. Всё её содержимое посыпалось вниз. Я едва не заплакала от досады. Вовсе не хотелось мне показаться дурочкой перед этим самонадеянным типом, который и не думал помогать.

Нагибаться к земле в юбке было неудобно но, преодолев стеснительность, я присела на корточки и принялась собирать школьные принадлежности.

Гришка молча наблюдал за моими безуспешными попытками поднять всё сразу. Из-за его присутствия я никак не могла сконцентрироваться. Видимо, парню надоело кривиться в усмешке. Он в минуту подобрал то, что ещё оставалось на асфальте, и протянул мне. Я поспешно выпрямилась, заметив, что Гришка метнулся в мою сторону: наверное, боялся, что снова оступлюсь.

— Я… мм, — странно, но когда Львинов вот так смотрел в мои глаза, мне казалось, будто он читает мысли, видит меня насквозь.

— Да… — он всё ещё протягивал зажатые в ладони тетради. — Вот, не забудь.

— До завтра! — попрощалась я, поспешно закидывая в сумку вещи и, не дожидаясь ответа, бегом кинулась к дому, коря себя за то, что снова оставила последнее слово за Львиновым.