Три желания на Новый год (джен)

Меня зовут Вова. Мне двенадцать лет. Я очень люблю сказки и хоккей по телевизору. У меня есть папа и мама, но они много работают и я редко их вижу. Мама считает, что я уже взрослый, поэтому няню в этом году мне не наняли, зато наняли репетиторов по математике и английскому.

У меня много друзей, только они все сейчас дома, смотрят телевизор и лопают разные вкусности. Мама, уходя на работу, тоже много чего приготовила и все время извинялась, что в новогоднюю ночь не может остаться со мной. Моя мама — дежурный хирург и ее дежурство выпало на Новый год. Папа — дальнобойщик и сейчас находится в рейсе в Германии. Он звонил уже, поздравлял и тоже извинялся. Я им обоим сказал, что все нормально, что я взрослый и Новый год не такой уж большой праздник.

Конечно я обманывал. Я очень люблю Новый год еще и потому, что в этот день мы с родителями всегда были вместе. Наша небольшая семья собиралась за красивым и вкусным столом, папа разливал шампанское, а мама всегда визжала, когда хлопала пробка. А я смеялся и тоже просил шампанского. Мне наливали особенное — детское — сладкое и шипучее. У родителей шампанское было невкусное — какое-то кислое (я однажды попробовал втихаря, пока мама и папа целовались на кухне).

Родители у меня классные, только занятые очень. Но я не жалуюсь, вы не подумайте. Завтра придет с дежурства мама, а послезавтра приедет папа и привезет что-нибудь здоровское, отчего ребята в школе будут мне завидовать и просить поделиться.

Мобильник заиграл маминой мелодией.

— Вовка, ты дома?

— Конечно, а что?

— Я не смогу позвонить тебе в ближайшие пару часов. У нас тут аврал — привезли больного.

— Резать будете? — хмыкнул я.

— Конечно, а иначе для чего меня тут держат? — мама всегда шутила на такие темы. Это называлось то ли ирония, то ли сарказм. Вроде последний. Мама говорит, что у нее профессия такая, что без шуток никуда.

— Так ты чего тогда звонишь?

— Я тебя с Новым годом только во втором часу смогу поздравить. Но ты уже будешь спать. Так что, с наступающим тебя, сынок!

— Спасибо, мама. И тебя тоже. И вашего непорезанного пока еще больного поздравь.

— Скажешь тоже! Покушаешь, посуду помой, хорошо?

— Хорошо, — вздохнул я и скучающе посмотрел на накрытый для меня одного стол. Есть не хотелось совсем, особенно после того, как мама сказала про посуду. Я ненавижу ее мыть! Уж лучше с пылесосом поработать или мусорное ведро вынести.

— Ну все, пока, Вовка. Веди себя хорошо.

— Ладно. Пока, мама.

Я нажал на отбой и задумался, чем заняться. По телевизору Галкин про что-то шутил, но я его шуток не понимал. Папа говорит, что и не надо. По остальным каналам было или про «Иронию судьбы», или какие-нибудь концерты. И ни одного мультика! Детский праздник, называется! И решил я тогда сходить на улицу, пока еще не совсем поздно.

На улице было темно и снежно. Столько снега я не видел раньше никогда. Он и сейчас щедро сыпался из туч и казалось, что весь мир шуршит фантиками от конфет. Я высунул язык и закрыл глаза. Тут же на лицо и язык стали падать холодные и мокрые снежинки. Они были безвкусными и быстро таяли.

Постояв так немного, я открыл глаза и вздрогнул: прямо на меня что-то падало. Что-то яркое, переливающееся и побольше, чем снежинка. Это что-то бамкнуло мне по лбу и я упал. Хорошо, что у меня шапка была, а то сейчас рассадил себе лоб, а мама мне потом выговор в строгой форме с занесением в ременное дело вынесла бы. Она правда больше пугает, чем берется за ремень, но лишние проблемы мне ни к чему.

— Ой, — раздалось неподалеку и я завертел головой.

— Ой-ёй-ёй, — продолжал невидимый голос.

— Кто тут? — спросил я.

— Я, — ответили мне. — А ты кто?

— Я Вовка. А ты кто?

— Я же уже ответила! Я!

— Я бывают разные! — вспомнил я старый мультик.

— Зовут меня Й-а! Чего непонятного?

— А-а-а! Йа!

— Блин, Вовка, ты чего, дразнишься? Щас как дам в лоб!

— Да спасибо, мне уже откуда-то прилетело. До сих пор голова гудит, — голова не гудела, но я часто слышал как так говорил папа и мне казалось это очень смешно — гудящая, как пароход голова!

— Так вот об кого я стукнулась! Ну и крепкий же у тебя лоб! Как бы чего не сломал мне!

— Ой, — спохватился я, — а ты где? Может Скорую вызвать?

— Да вот же я. Вниз посмотри и постарайся не затоптать меня.

Я посмотрел вниз и увидел звездочку, совсем как настоящую. Ну, то есть она и была настоящая, как в мультиках рисуют: голубая, прозрачная, с острыми гранями и красивыми лучами. А еще она говорила.

— Так и будешь на меня смотреть? Не хочешь помочь даме подняться? Чему вас только учат тут?

— Математике и английскому, — ошеломленно проговорил я. — Слушай, а это точно не бред? Может я слишком сильно ударился?

— Это я слишком сильно ударилась. Об тебя. Руку, дай, невежа! — сказала Йа ворчливо и ее лучики стали розовыми.

— Ой, ты еще и так умеешь?

— Ага, а еще я сейчас посинею и совсем замерзну, пока ты будешь на меня таращиться.

Тогда я протянул руку и взял Йа за самый длинный лучик. Мне казалось, что она должна быть очень холодной, как ледышка, но звездочка была теплой, почти горячей. Странным образом ее лучик стал дрожать и меняться. Я глазом не успел моргнуть, как предо мной стояла самая обычная девчонка. Только прозрачная, как ледяная скульптура.

— Ой, — только и мог сказать я.

— А что прикажешь делать? Оставаться без средств к передвижению не хотелось. В вашем мире звезды летают только вниз.

— Так ты все равно прозрачная. Если кто увидит… Погоди! Ты сказала «в нашем мире»? Ты инопланетянка?

— Вроде того. Давай вот сейчас обойдемся без научной фантастики, ладно? Мне это уже надоедает. В какой мир не прилетишь — все одно и то же твердят.

— А зачем ты прилетела?

— У меня миссия! — сказала Йа и подняла вверх прозрачный пальчик. Она была такой важной, что я рассмеялся. — Нет, правда, меня прислали исполнить три желания.

— Ух ты! Как в «Золотой Рыбке»?

— Не знаю я как там в «Золотой Рыбке», не читала, но спорю, что там все делалось для себя, а окружающим — пшик с маслом!

— Вроде того, — опешил я. Хотя чего с нее взять — на других планетах про Пушкина вряд ли слышали.

— Так вот, я смогу исполнить три любых желания, но только не твоих. Ты просто выберешь людей, которым нужна помощь и я все устрою. Договорились?

— Хорошо. А как?

— Что? — удивилась Йа. — И не будет никаких вопросов «А почему это другим желания? А мне?!»

— Ну ты же сказала, что нельзя для себя загадывать, — удивился я. — Правила есть правила.

— Ох! Я пролетела девяносто девять миров и везде на меня обижались за то, что исполнение желаний было для других.

— Ну, значит, у тебя сегодня юбилей, — улыбнулся я. Было неожиданно приятно удивить видавшую виды Йа.

— Да-а-а… Ну, так что у тебя с благотворительностью?

— А какие условия? Можно загадать мир во всем мире? Или бесплатную Кока-Колу для всех?

— Нет, к сожалению этого нельзя, — огорчилась Йа. — Мои желания исполняются только в частном порядке. Сожалею.

— Ну ладно. В частном, так в частном. Как говорит бабушка: частное есть целое, только маленькое.

— Ты о чем?

— Ладно, не обращай внимания. Это мне пытались дроби объяснить.

— Так ты еще и двоечник? — заулыбалась Йа.

— Эй! Я был им! Теперь я хорошист! Иван Сергеевич очень хорошо меня поднатаскал.

— А кто это — Иван Сергеевич?

— Это мой репетитор. Он еще молодой совсем, заканчивает ВУЗ, но очень умный! — мне показалось важным подчеркнуть, что на нашей планете есть такие таланты, которые из двоечников, вроде меня, за три месяца могут сделать уверенных хорошистов.

— Может ему чего-то пожелаем? — предложила Йа.

— А давай!

Йа взяла меня за руку и я сначала поморщился, ожидая, что ее ладонь будет ледяной под стать прозрачности, но она была теплой.

— Куда лететь-то?

— Что? — я посмотрел вниз и понял, что мы с ней висим в воздухе, а под нами расстилался весь наш город, от залитого ярким светом центра до полутемных окраин. — Ой!

— Не бойся, пока мы держимся за руки, ты не упадешь.

— Утешила, — буркнул я и представил, что будет, если Йа сейчас передумает и отпустит меня. Рука сама собой сжалась сильнее.

— Ты потише там, — прошипела Йа. — Мне больно.

— Извини, — сказал я и постарался не смотреть вниз.

— Представь дом, где живет твой учитель и мы там окажемся. — Сказала Йа. — Все, можешь открывать глаза.

Мы стояли перед домом, куда я регулярно приходил заниматься математикой. А в соседний подъезд — английским. Нонна Ростиславовна тоже жила в этом доме. Я почему-то только сейчас задумался о том, что они оба жили рядом и не были знакомы. Надо же! Я вот всех соседей знаю в своем доме. И в пяти соседних. А в нашем квартале — детей, с которыми учусь в одной школе.

— Эй, ты чего? Я вижу все твои мысли, пока ты держишь меня за руку, — сказала Йа. А я покраснел и вырвал у нее ладонь. Еще чего не хватало, чтобы она подсмотрела мои мысли про Светку из соседнего подъезда!

— Извини, — сказал я и уставился на окно на втором этаже. Там горел свет, значит Иван Сергеевич дома.

— А почему ты извиняешься?

— Папа говорит, — ответил я, подумав, — что если женщина не права, мужчина должен извиниться. Может поэтому они с мамой редко ссорятся?

— Угу, значит это я сейчас была не права? — надулась Йа.

— Да ладно тебе. Сама же спросила. Что я, врать должен?

— Так, что там с твоим Иваном?

— Сергеевичем, — поправил я. — Не знаю. Мы можем сами ему придумать желание или можно как-то подсмотреть, что ему надо?

— Можем и так, и так.

— Тогда подсмотрим. Я его не настолько хорошо знаю.

Йа снова взяла меня за руку, а я старался думать про уроки, только бы не про Светку. Когда мы оказались в квартире Ивана Сергеевича, все мысли сразу вылетели у меня из головы.

— Ты чего творишь! — зашептал я. — Он же нас застукает! Что я ему скажу?

— Не шепчи, я тебя плохо слышу. Ай! — вскрикнула Йа, когда я дернул ее за прозрачную косичку. — Ты чего? Он нас все равно не видит и не слышит. А будешь драться — в лоб дам!

— Спасибо, уже получил по полной, — прошипел я. — Чего ты такая вредная? Одно слово — девчонка!

— На себя посмотри, — показала мне язык Йа. — Ну, и чего мы тут имеем?

Вдруг перед нами возник экран. Я такой видел в каком-то фильме. Там Том Круз водил руками и разные картинки так и этак мелькали перед ним. Вот и сейчас передо мной мелькала вся жизнь Ивана Сергеевича.

Он рос тихим и скромным мальчиком, носил очки, за что его постоянно обижали задиры. Я засопел, вспомнив своего тезку Вовочку из параллельного класса. Его обожали учителя и ненавидели одноклассники. Да я и сам пару раз, случалось, толкал его. Меня бесило, что он мой тезка и его все называли Вовочкой. Как в анекдоте.

Но сейчас, рассматривая книжное детство Ивана Сергеевича мне стало стыдно. Мальчишки не хотели с ним играть. Девчонки дразнили его за очки и начитанность. А он, между прочим, строил прекрасные модели самолетов и отлично играл в шахматы. С ним могло бы быть интересно, если бы кто-нибудь удосужился с ним подружиться. Я задумался, а был ли наш Вовочка таким же интересным? И решил, что обязательно это выясню и стану с ним дружить. У меня много друзей, но еще один точно лишним не будет. К тому же пацаны перестанут его дразнить, если я буду рядом.

Я уже нарисовал себе целую жизнь в компании с Вовочкой, когда Йа сказала:

— Понятно. Все ясно. Типичный одинокий человек. Знал бы ты, сколько таких раскидано по Вселенной. В некоторых мирах Вынужденное Одиночество теперь вне закона. Какие будут предложения?

— Может ему собаку подарить? Он же хотел в детстве собаку.

— А кто в детстве не хотел собаку? Я вот, до сих пор хочу. Но собака не решает вопрос одиночества. Она, конечно, друг, но с ней не поговоришь. А говорящую собаку, — продолжила Йа, видя, что я открыл рот, — я не имею права ему подарить. Это будет нарушением всех законов. И да, говорящие собаки бывают.

— А почему наши не разговаривают?

— Потому что иначе люди бы узнали о себе много непривлекательного. Зачем вам лишние стрессы? Вот станете более цивилизованными, вот тогда и заговорят у вас и собаки, и кошки, и рыбки.

— Рыбки тоже?

— А чем они хуже?

— Вот здорово! — я представил, какой гвалт будет стоять на планете первое время, пока все животные смогут выговориться за долгие годы вынужденного молчания.

— Так, вернемся к твоему учителю. Собака отпадает. Что остается?

— Друг?

— Правильно мыслишь. Только не просто друг, а подруга. Девушка, понимаешь? — пояснила Йа, видя мое озадаченное лицо. — Ну, помнишь, каждой твари по паре и все такое.

— Фу! — скривился я. — Уж лучше собаку! От девчонок одни проблемы!

— Вот если бы твой папа так же думал, то я бы сейчас с другим балбесом разговаривала.

— Ну так это же папа и мама! Ну ты и загнула!

— Ох, ну как есть ребенок.

— Ладно, девчонку, так девчонку. Хотя я бы предпочел собаку.

— Это ты сейчас так говоришь, — заулыбалась Йа и я впервые разглядел, что у нее на щеках ямочки. Прозрачные, как и сами щеки. — Посмотрим на тебя через пять-шесть лет.

— Не надо. Я сам как-нибудь. Кстати, у меня есть идея. Мой репетитор английского живет в этом же доме в соседнем подъезде, но они не знакомы. Может, познакомим их?

— Ага, и через полгода ты будешь ходить сразу и на английский, и на математику в одну квартиру.

— Да ну тебя! — обиделся я, ведь ни о чем таком я и не думал!

— Как зовут претендентку на счастье?

— Нонна Ростиславовна.

— Это вот эта что ли? — Йа снова развернула экран и показала мне Нонну, гуляющую со своей таксой Ходжой по двору. Иван Сергеевич, оказывается давно заметил ее, только стеснялся подойти. — А она ничего так, — сказала Йа, рассматривая невысокую темноволосую Нонну. Я посмотрел и согласился, что у нее красивые и добрые глаза, и приятная улыбка.

— И как мы это сделаем?

— Один момент!

В коридоре раздалось пиликанье телефона и Иван Сергеевич вздрогнул, оторвавшись от экрана монитора. Он нашарил ногами тапки и вышел.

— Странно, что он такой неуверенный. Могу точно назвать его симпатичным. Ему даже очки идут, хотя без них все же лучше. А может подобрать другую оправу…

— Ты о чем вообще? — недоумевал я. Когда девчонки начинали трещать про стиль и тряпки, я терялся и не понимал ни слова.

— А вот о чем! — Йа дотронулась пальчиком до больших роговых очков Ивана Сергеевича и они превратились в легкие, почти невидимые очочки.

— Это было так необходимо?

— Ты совсем ничего не понимаешь? Для девушек главное — разглядеть глаза молодого человека. А как их можно разглядеть через эти чудовища?

— Ох, девчонки! — закатил я глаза.

Тем временем из коридора донесся разговор из которого мы поняли, что Ивана Сергеевича куда-то вызывают помочь со сломавшимся компьютером. Он, оказывается, еще и программист. Надо будет взять на заметку.

Мы слышали, как Иван Сергеевич удивился, услышав адрес, а потом засуетился, одеваясь и подхватывая какие-то диски и отвертки. Очки он нацепил не глядя. По-моему он даже не понял, что это не его старые окуляры. Наспех замотавшись шарфом, он выскочил в подъезд и захлопнул дверь.

— И что теперь?

— А ты посмотри на адрес.

Я посмотрел. Это был адрес Нонны Ростиславовны.

— Как у тебя получилось?

— Давай это будем считать секретами мастерства? — загадочно улыбнулась Йа. — Вот, смотри.

На знакомом подвижном экране показали квартиру Нонны. Она, заламывая руки, кого-то ждала. Услышала звонок и вскочила, пес Ходжа с лаем бежал рядом. Через минуту вошел смущающийся Иван Сергеевич. Он выслушал в чем дело и подошел к компьютеру. Быстро его вскрыл, что-то там поделал, что-то заменил. Потом включил, загрузил какой-то диск, постучал по клавишам и компьютер заработал!

Он долго с ним возился, устанавливая новые программы, проверяя возможные ошибки, а Нонна сидела рядом и с восхищением на него смотрела. Она даже принесла чай, но Иван Сергеевич к нему не притронулся. Он был очень занят, настраивая компьютер. Работая, он выпрямился, расправил плечи, его глаза загорелись (Йа была права, эти очки ему шли гораздо больше), он стал гораздо более уверенным в себе.

Когда все было закончено, Нонна включила Скайп и начала что-то быстро говорить на английском. Из диалога я понял, что она поздравляла отчима и свою маму с Новым годом и извинялась за долгое молчание. В качестве оправдания, она подтянула к камере и Ивана, рассказывая, как помог ей этот молодой человек, бросившей все предновогодние дела и примчавшийся спасать ее компьютер.

Иван смущался, краснел и отказывался, когда Нонна, закончив болтать, пригласила его остаться на праздничный ужин. Но девушка была непреклонна и сказала, что раз он не хочет брать с нее плату, то она хотя бы так отблагодарит его. В конце концов Иван Сергеевич остался.

— Ну вот, одно желание выполнено. Благодаря тебе двое замечательных людей нашли друг друга.

— Ты думаешь, что все получилось?

— Конечно! Не забывай, что сегодня волшебная ночь и все желания сбудутся. К тому же, что-то подсказывает мне, что желание у них будет одно на двоих.

— Ага, ты дашь забыть, — пробормотал я, стараясь не вслушиваться в довольный щебет прозрачной инопланетянки.

— Так, первое желание сделали. Теперь кого осчастливливать будем?

— Я не знаю. Давай просто прогуляемся по городу. Кому понадобится помощь или чудо — тому и перепадет кусочек счастья.

— А давай! Я уже сто миров пролетела, а ничего толком не видела.

— Не сто, а девяносто девять.

— Это я округлила. Ну, хорошо, давай руку.

Йа протянула мне прозрачную ладошку и я осторожно взял ее. Мы тут же оказались в воздухе и перед глазами закружились огни.

— Эй, давай не так высоко! — Я раньше и не думал, что боюсь высоты. Но, в принципе, на высоте птичьего полета без самолета я раньше никогда не оказывался. — Спустись пониже, я тебе нашу городскую елку покажу.

Мы плавно полетели к центру города, где стояла высокая и пушистая красавица-ель. Ее наряжали всем городом. Каждая школа участвовала в конкурсе и лучшие игрушки теперь висели на ветвях. Мой кораблик из дерева и картона, который мне помогал собирать папа, тоже висел где-то.

Я рассказывал Йа разные истории, показывал особенные места в городе, где происходило что-нибудь интересное. Например, наша встреча с пацанами из соседней школы. Мы тогда все передрались и пришли домой с синяками и в порванной одежде, но зато показали противнику, где раки зимуют.

Йа слушала, изредка перебивая. Она никак не могла понять, зачем и почему происходит что-то в нашей жизни. Историю с дракой тоже не одобрила, посмотрев так, что у меня покраснели уши. От оправданий меня спас чей-то старческий голос, настойчиво зовущий кошку. Оказалось, что это какая-то бабушка потеряла свою любимицу и сейчас звала ее.

Моя спутница снова развернула сияющий экран перед нами прямо в воздухе и мы увидели, как много эта потерявшаяся кошка значила для старушки.

Оказалось, что Нина Васильевна уже давно живет одна. Дочь уехала к мужу в другой город, навещая маму только летом с двумя дочками. Или отправляя девочек на зимние каникулы к бабушке. Этой зимой они всей семьей уехали на какой-то курорт, лишив Нину Васильевну радости оказаться в компании внучек. И без того одинокая старушка оказалась в новогодние праздники одна.

Компанию ей всегда составляла кошка Дуська, которая месяц назад вышла погулять и почему-то не вернулась. Нина Васильевна очень переживала за кошку, боялась, что ее могут обидеть злые люди или сбить машиной. Она вспоминала, какие замечательные вечера они проводили вместе с Дуськой и почти что плакала. Каждый день до самого вечера она искала свою кошку, но так и не находила. Она уже решила, что больше никогда не увидит свою любимицу.

— А почему эта женщина думает, что ее кошку могут обидеть? — удивленно спросила Йа.

— Потому что такие случаи бывали. Я не знаю, кем надо быть, чтобы мучить животных, но у нас иногда находят… — тут я замолчал, потому что вспомнил котенка, которого мы с друзьями нашли у мусорных бачков летом. Кто-то жестокий обрезал ему ушки и сломал лапки. Когда мы притащили этот испуганный, истошно орущий и дрожащий комочек к ветеринару, врач нашел у него еще и следы ожогов от сигарет. Комок подкатил к горлу и я чуть не разревелся, как маленький. Тогда, летом, мы все поклялись, что никогда не обидим ни одного животного, даже тараканов, хотя они противные. Котенка вылечили и мой друг Серега забрал его себе. Теперь это был уже большой кот, но он все равно всех боялся и забивался в угол, когда мы приходили в гости к Сережке.

— О, мои боги… — пробормотала Йа и я только сейчас сообразил, что она снова подсмотрела мои мысли. — Немедленно пошли искать кошку! Или я за себя не отвечаю!

Вокруг взметнулись снежинки и Йа что-то прошептала, глядя в небо. Тучи разошлись и множество звезд глянуло на нас. Я увидел, как Йа закрыла глаза и замерла. Потом вдруг она сорвалась с места и полетела, таща меня за собой как на буксире.

— Эй, ты чего?

— Мне указали путь! Сейчас мы найдем эту Дуську! — кричала Йа и ее слова уносил ветер.

Я не успел опомниться, как мы очутились у какого-то подвала. Дверь была закрыта на большой амбарный замок, но Йа это не остановило. Через секунду мы оказались в подвале с другой стороны двери.

Йа начала тихонько светиться и этого света хватало, чтобы освещать нам путь. Я видел старые ступеньки из раскрошившегося бетона, гудящие трубы центрального отопления и какие-то перегородки справа и слева. У нас в доме в подвале были мастерские по ремонту обуви и маленькая мебельная фабрика. Так что мне было непривычно видеть заброшенный и неухоженный подвал.

— Надо ее позвать.

— А чего не позовешь?

— Это мое или твое желание, в конце концов? Давай, подключайся.

— Да ладно, не рычи. Между прочим это было нашим общим желанием, — но посмотрев на нее, я подумал, что препираться сейчас не время и не место. — Дуся, Дуся! Кис-кис-кис! Ты где, кисонька? — позвал я кошку.

Тут же раздалось мяуканье, в котором даже я распознал такую надежду, что стало не по себе. К нам прибежала большая трехцветная кошка. Она мурчала и терлась о наши ноги. Я наклонился и подхватил ее. Дуська оказалась на удивление легкой и тощей.

— Кто-то запер ее тут, в этом подвале и она уже месяц живет только пойманными крысами и снегом, залетающим в разбитое окно, — сказала вдруг Йа таким голосом, что я испугался, как бы она не пошла разбираться с тем, кто запер тут Дуську. — А еще… — Она не успела договорить, потому что кошка вдруг спрыгнула с моих рук и убежала в темноту. И почти сразу же вернулась, неся в зубах… котенка.

Дуська положила его к нашим ногам и снова унеслась прочь. Котенок повертел головой, мяукнул и плюхнулся на пол — вычесывать блоху за ухом. Тем временем Дуська успела принести нам еще двоих котят. Три пушистика сейчас с интересом изучали мои шнурки и ноги Йа. А мы стояли и молчали.

Потом Йа что-то сделала и в ее руках оказалась вместительная корзинка, выстланная ватой. Я посадил туда трех котят, Дуська прыгнула сама и сразу начала умывать своих детенышей. Котята пищали и тыкались носами ей в пузо. Наконец они все распределили мамкины сосцы и, мурча, принялись сосать молоко. Дуська смотрела из корзинки на нас и в ее глазах отражались отблески от Йа.

— Держи корзинку крепче, — сказала Йа и обняла меня за плечи.

Мы летели через заснеженный город, я прикрывал руками корзину, боясь, что Дуська может испугаться и выскочить, но кошка лежала смирно и умывала языком котят. Через минуту мы оказались у подъезда, где жила Нина Васильевна, как объяснила мне Йа.

Мы присели на корточки у корзины и по очереди гладили Дуську и ее котят. Разговаривать особо не хотелось. Вдруг с дальнего конца двора по снегу заскрипели шаги.

— Это идет Нина Васильевна. Ей сейчас так плохо, что она думает вызывать ли ей Скорую или просто принять валидол. Как ты думаешь, она обрадуется тому, что Дуська нашлась, да еще и с прибавлением?

— Конечно! Ты же видела, эта кошка для нее — всё!

— Тогда нам пора. Прощайте, котятки, — Йа погладила напоследок три крохотные головенки и почесала за ушком Дуську. — Это вам на память. — Она распустила косичку и повязала бантик на ручку корзины. Как только ее пальцы отпустили ленточку, бант стал ярко-красным, как мешок Деда Мороза.

Мы сошли со ступенек и стали ждать, когда корзину найдет Нина Васильевна. Она медленно брела по двору и все равно высматривала свою кошку. Дуська, видимо, что-то почуяла и с громким мяуканьем выкатилась под ноги хозяйке.

Нина Васильевна сначала опешила от неожиданности, а потом подхватила кошку на руки и заплакала, уткнувшись ей в бок. Дуська мурлыкала, мяукала, словно уговаривала: «Ну, не плачь! Вот же я! Я вернулась. Теперь все будет хорошо, не надо плакать»

Йа уткнулась мне в плечо и разревелась, как самая обычная девчонка. Хотя она и была обычная. Где-нибудь на Альфе Центавра, но разве это важно? Все девчонки одинаковые — им только дай повод пореветь.

Когда она успокоилась и, смущаясь, вытирала щеки от невидимых слез, я спросил:

— А можно мне посмотреть, как там сейчас моя мама работает? Через пятнадцать минут наступит Новый год, а мы раньше всегда этот праздник вместе встречали.

— Можно, — ответила Йа. Ее голос срывался, как бывает, когда долго плачешь. — Подумай о маме. — Она взяла меня за руку и мы снова мгновенно перенеслись к больнице.

У подъезда к Скорой стояла большая белая машина с включенной мигалкой и из нее доставали носилки с каким-то парнем. Он был весь в крови и без сознания. Следом за ним выскочила заплаканная девчонка. Она побежала следом за носилками, не слушая бранящих ее санитаров. Они хотели, чтобы она ушла домой, ведь она даже не родственница этому парню, но девушка упрямо шла следом.

Тут я увидел, как в холле к носилкам подбежали медсестры, на ходу разрезая с парня одежду. Они говорили знакомыми терминами, которые я не раз слышал от мамы.

— Ножевое ранение. Похоже задета печень и часть легкого. Как это произошло?

— Он заступился за меня, — ответила девушка, следующая за ними по пятам. — Двое пристали ко мне, требовали отдать сумку. Я не захотела. Тогда один ударил меня, а когда я упала, то увидела, что на помощь пришел вот этот парень. Другой бандит выхватил нож и ударил его в бок. Потом они убежали, а я вызвала Скорую Помощь.

— Он ваш родственник?

— Нет, мы не знакомы.

— Тогда зайдите к врачу, он выпишет вам успокоительное, осмотрит и засвидетельствует побои для милиции и можете быть свободны. — Одна из медсестер остановилась и преградила путь девушке. — Как вас зовут?

— Марина.

— Мариночка, туда нельзя. Его повезли в реанимацию. Хирурги уже готовятся к операции. Вы должны уйти.

— Нет, я останусь.

— Но ведь Новый год. Вас родственники ждут, — пыталась уговорить ее медсестра.

— Ничего, я им позвоню, предупрежу. Я останусь.

— У вас шоковое состояние. Вам нужно домой.

— Если бы не он, то я бы сейчас истекала кровью в том переулке. Остаться здесь — самое малое, что я могу для него сделать. Нужно предупредить его родных. Вы можете дать мне их номер? Он наверняка есть у него в мобильном телефоне.

— Хорошо, сядьте тут и не мешайтесь у нас под ногами, — сестра сделала суровое лицо и ушла куда-то.

Марина покорно села. Я только сейчас заметил, что она дрожит то ли от холода, то ли от стресса. Я хотел попросить Йа помочь ей, как снова вышла та медсестра, неся кружку с горячим чаем и листочек с номером телефона. Она отдала это все Марине и ушла на свой пост. Девушка поставила кружку с чаем на пол и дрожащими пальцами стала набирать номер. Когда на том конце сняли трубку, она рассказала о том, что случилось и где можно их можно найти. Оказалось, что храброго парня звали Максим и его мама жила неподалеку.

— Что у вас тут вообще творится? — шепотом спросила Йа, хотя нас никто не мог услышать.

— Преступность. Большой город и все такое.

— Я этого не понимаю. Сейчас же Новый год. Это же праздник добра и счастья.

— А еще это семейный праздник. Но посмотри, где сейчас я, а где моя семья. Мама делает операцию этому Максиму, пытается его спасти. А папа ведет машину из-за границы, чтобы к праздникам у нас было побольше денег. Новый год — Новым годом, но обычную жизнь никто не отменял.

— Но ведь это неправильно. Напасть, ударить женщину, ранить мужчину в канун самого светлого праздника… я не знаю кем надо быть.

— Вот и представь, какое детство было у этих бандитов. Может им Дед Мороз подарков не дарил.

— Ремня им надо было хорошего, — проворчала Йа, — хоть я и против таких методов, но иногда это даже полезно.

— Давай посмотрим что там происходит? — кивнул я головой в сторону реанимации.

— Фу, там же сейчас человека режут, — скривилась Йа.

— Не просто режут. Его оперирует моя мама. Вот тебе и Новый год.

— Да, через пять минут наступит… Пойдем, Вовка.

Мы оказались в залитой светом операционной. Под огромным прожектором стояла моя мама. Я ее не сразу узнал: она была в какой-то распашонке, в маске и шапочке. Я узнал ее по вертикальной морщинке на лбу. Она всегда так хмурилась, когда дело было плохо.

Мама отдавала короткие распоряжения, ей подавали все новые инструменты, она что-то зажимала, промокала, резала, сшивала. Казалось, что у нее сто рук, так быстро она действовала. Ее команда как могла, помогала, действуя очень слаженно и четко. Мы с Йа смотрели на все это и не могли оторваться. Даже то, что мама была вся в крови не пугало. То, как она работала — завораживало. Дома она была совсем не такая, но тут вела себя как генерал на поле боя.

Мониторы пищали и отвлекали. Это было похоже на то, что показывают в кино, только совсем по-настоящему. Вдруг что-то изменилось и прерывистый противный звук сменился еще более противным, непрерывно пищащим на одной ноте. Все на долю секунды замерли.

Они пытались запустить сердце Максима, но он умирал. От писка закладывало уши. Я подумал, что такой звук не должен стать последним, что услышит Максим. Он вообще не должен умирать. Кто же умирает в Новый год?

Мне стало так страшно! Все слова, что я говорил Йа в холле, вылетели из головы. Мысли перепутались, как у перепуганного первоклашки.

— Йа, мы должны что-то сделать, — я начал трясти замеревшую девчонку. — Пусть это будет моим третьим желанием! Спаси его!

— Я не могу, — заплакала Йа. — Он уже умер. Я могла бы помочь, если бы его сердце снова забилось, но сейчас… — Она уткнулась мне в плечо и бурно разрыдалась.

Я стоял столбом и не думал ни о чем. До меня не сразу дошло то, что писк прекратился и снова сменился неровным прерывистым звуком. Но когда я понял, что он означает…

— Быстро! Давай действуй! — Я встряхнул ее, заставляя перестать рыдать. — Хватит реветь! Если можешь помочь, то вперед!

Йа выпрямилась и замерла. Я видел, как она становилась все менее прозрачной. Вскоре я разглядел рыжие волосы и россыпь бледных веснушек на носу. Ее глаза были закрыты, она дрожала. Я взял ее за руку и как мог, старался помочь, не зная даже толком, что от меня требуется, но мое желание было очень сильным. Я подумал, что если Дед Мороз или Бог, или кто там еще есть, существуют, то они услышат это желание и обязательно его выполнят.

— Все, — сказала Йа, немного расслабившись. — Теперь все будет в порядке.

— Ты просто умница, — я открыл глаза и посмотрел на нее. Ее глаза были синего-пресинего цвета. Как небо в жаркий день.

Постепенно она снова становилась прозрачной, но ее глаза оставались синими.

— Ты очень устала?

— Да, есть немного. Сейчас бы поспать. Хорошо, что ваша планета у меня последняя в списке. Сейчас прилечу домой и упаду.

— Долго лететь?

— Пять миллионов световых лет.

— Ого! Ты во сколько дома будешь?

— Как раз успею к нашему Новому году, — устало улыбнулась Йа. — Кстати, с Новым годом тебя! — и она поцеловала меня в щеку.

— Спасибо. И тебя тоже, — покраснел я от смущения. Меня еще никто не целовал, кроме мамы. Мы с Йа обнялись и рассмеялись.

— Как же все-таки здорово, что я попала именно к тебе!

— Точнее именно в меня. Хорошо, хоть шишки не будет!

— Пойдем.

И мы пошли. Самым обычным способом — ногами. Видимо у Йа совсем кончились силы. Мы прошли через операционную, где с Максима уже смывали кровь медсестры. Монитор продолжал стабильно и размеренно пикать и я подумал, что на свете нет приятней звука. Мы прошли к лестничной площадке и увидели мою маму. Она сидела на ступеньках и курила. Я нахмурился — обычно мама не курила совсем. Но у нее было такое выражение лица, что я решил ничего не говорить папе.

— С Новым годом, Вовка, — прошептала мама и рассмеялась.

— Она нас точно не видит? — спросил я.

— Точно. Просто она очень тебя любит и переживает, что ты остался один в праздники.

— Но ведь я не один, — я с признательностью сжал прозрачную ладошку своей подруги. — Ты подарила мне совершенно чумовой Новый год. Спасибо.

— Это тебе спасибо. Никогда раньше я не думала, что все чудеса творятся самими людьми. Если бы не твоя мама, Максим бы не выжил. Если бы не ты, то он остался бы инвалидом.

— А если бы не Максим, то сегодня могла бы умереть Марина, — подхватил я. — Как же все-таки здорово — не быть одному.

— Да, ты прав.

Мы медленно спускались по лестнице и увидели в холле, как улыбающаяся медсестра говорит Марине и маме Максима, что операция прошла без осложнений и что его жизнь вне опасности. Две женщины — юная и пожилая — расплакались от облегчения и обнялись. Они смеялись и плакали, и снова смеялись. Медсестра смотрела на них с улыбкой.

— Всегда приятнее сообщать хорошие новости, — сказала Йа.

— Еще бы.

Оказавшись на крыльце больницы, Йа посмотрела на небо и сказала:

— Мне пора. Меня ждут дома.

— А ты прилетишь когда-нибудь еще?

— Не знаю, но буду помнить, что тут меня ждет друг.

— Ты обязательно возвращайся! А лучше перебирайся на нашу планету. Я был бы рад дружить с тобой, хоть ты и девчонка.

— Спасибо,— не обиделась Йа. — Я тоже рада.

Она крепко обняла меня и вздохнула. Когда Йа опустила руки, то мы оказались на том самом месте, где впервые встретились. Я молчал, не зная что сказать. Мысли прыгали и путались в голове. Хотелось сказать так много, но ничего подходящего не нашлось. И вдруг я придумал!

— Йа, ты можешь перенести нас ко мне в комнату? — я схватил ее за руки и умоляюще посмотрел в глаза.

— Конечно, — ответила она и в ту же секунду мы оказались в моей комнате.

— Вот, возьми, пожалуйста, это тебе, — я снял с полки книгу и протянул Йа.

— «Сказки А.С. Пушкина», — прочитала она. — Спасибо большое. Ты первый, кто подарил мне что-то. Это очень… — она замолчала, а я испугался, что она снова заревет. — А вот это, тогда, тебе.

Йа сунула мне в руки обратно книжку и что-то сняла с шеи. Она бережно протянула мне какой-то кулон. Я сжал его в ладони, чувствуя, как что-то острое колет кожу. Я потом посмотрю, когда на глаза не будут наворачиваться слезы.

Она обняла меня и все-таки расплакалась. Мы снова оказались на улице, а где-то далеко люди взрывали петарды и запускали фейерверки. Смех и крики доносились до нас словно сквозь слои ваты. Я держался из последних сил и крепко обнимал ее, чувствуя, как она тает. Когда она совсем исчезла, я посмотрел на небо. По небосклону медленно взлетала звездочка, крохотная, словно искорка салюта, запущенная кем-то. Мне показалось, что Йа подмигнула мне с высоты.

Я сжал кулаки и охнул — ладонь сильно кольнуло. Я совсем забыл о ее подарке. Открывая ладонь, я уже догадывался, что увижу. Я держал в руке крохотную голубую звездочку, иногда отливающую розовым. Кулон казался живым и теплым. Я повесил его на шею и вздохнул. Сегодня закончилось самое удивительное в моей жизни приключение.