Аутармак (джен)

Художник осторожно потрогал стену и задумался. Стена была тёплой. Это значило, что двигатель корабля, работающий без остановки, разогревается и скоро температура станет предельной. Что тогда будет? Натренированное воображение рисовало яркую вспышку в космосе и обломки корабля, по сложным траекториям разлетающиеся в разные стороны.

Художник выключил свет в коридоре и пошёл в кают-компанию. Поэт сидел на диване и читал книгу. На столе перед ним лежало шесть яблочных огрызков.

― Опять жрёшь? ―недовольно спросил Художник, слегка картавя. ― Лучше бы что-нибудь полезное сделал.

Поэт, только что откусивший приличный кусок седьмого яблока, промычал:

― Я хотел сделать. Я пытался дверь в рубку открыть. Но она не открывается.

― Ну конечно. Она и не откроется, ― сказал Художник, глядя на серебристый люк в противоположной стене. ― И по-моему, открывать её нет смысла.

― Но она заперта изнутри, ― возразил Поэт. ― Значит, там кто-то есть.

―Хочешь выпустить какого-нибудь монстра? Лучше скажи, что это Писатель от нас прячется? Где он сейчас?

Поэт махнул огрызком:

― У себя, наверное. Или в Чёрной комнате. Он любит летать. Пусть летает, нужен он тебе.

― Пойду поищу его, ― сказал Художник, присевший было на диван. ― Приведу его сюда. И скажу, что он дурак. Кстати, он дурак и есть.

Он опять вышел в коридор, свернул налево и постучал в дверь, на которой чёрным маркером было написано: «Меня никогда нет». Он подождал немного, но ему никто не отозвался. Нет так нет. Художник пошёл дальше и, толкнув дверь в Чёрную комнату, с порога прыгнул внутрь, но не коснулся пола, а подлетел вверх и едва не столкнулся с зависшим в воздухе Писателем.

― Привет, ― сказал Художник.

― Привет, ― откликнулся Писатель. ― Пришёл меня навестить?

― Ну да, ― кивнул Художник.

― Навещают больных и покойников, ― задумчиво ответил Писатель. ― Я, кажется, отношусь к первым, а скоро буду относиться ко вторым…

― Скоро мы все будем к ним относиться, ― довольно грубо сообщил Художник, раздражённый его словами. ― Двигатель нагревается, скоро корабль взорвётся.

― Лично я готов к смерти, ― пожал плечами Писатель и перекувырнулся в воздухе.

― Да не готов ты к ней, ― Художник начинал злиться, он хотел сказать совсем другое, а этот придурок никогда его не понимал. Да и с утра настроение было паршивое и невыспавшееся.

― Не готов? Может быть, ― легко согласился Писатель.

― Почему ты от нас уходишь? Ты считаешь себя выше нас?.. Неужели тебе неинтересно, откуда мы, кто и куда летим? И одни ли мы на корабле?

― Я не считаю себя выше вас, ― монотонно ответил Писатель. ― Мы просто люди, трое парней. И куда мы летим, я знаю. К планете Аутармак. А что мы на корабле не одни, это нам давно известно. Ничего плохого он, этот кто-то, нам пока не сделал, так что пусть живёт. Может, он зайцем летит.

Всё это было сказано с таким спокойствием, что Художник удивился, но не показал этого.

― К какой-какой планете? ― переспросил он, пытаясь понять, откуда друг это всё знает.

― Аутармак, ― повторил Писатель.

― Ты сам этот Аутармак выдумал? ― подозрительно спросил Художник, зная, что друг может нагородить чего угодно и верить ему не следует.

― Нет, мы его всё вместе придумали. Помнишь свои пейзажи, где сиреневые горы? И где бриллиантовая пещера? И где солнце отражается в ручье… Как давно мы не видели солнца…

― А Поэт?

― Его стихи. Про снег и красивую смерть. Это его Аутармак, и ему он нравится, судя по всему.

― И у тебя есть Аутармак? ― подозрительно спросил Художник.

― Есть, ― усмехнулся Писатель, ― только вы не хотите читать. Поэт ещё читает, ты ― уже нет.

― Так что значит «Аутармак»? Планета или всего лишь мечта?

― Не знаю. Неправда всё это, ― отмахнулся Писатель с таким видом, будто у него болели зубы, и отвернулся, ловя свою тетрадку, уплывшую под потолок.

― Я хотел тебя попросить, ― начал Художник после паузы, ― чтобы ты не выключался из нашей жизни.

― Вам без меня скучно? ― спросил Писатель, косо посмотрев на него. ― Я просто подумал, что будет лучше, если я уйду. Значит, без меня не лучше? А я так на это надеялся…

Художник окинул его изучающим взглядом и строго спросил:

― Ты что, стыдишься самого себя?

― Слышь, ты, психолог, заткнулся бы, ― попросил Писатель, и Художник понял, что угадал.

― Сам сделал себя изгоем?

― Должен же кто-то им быть, ― процедил Писатель. ― Вот я и ушёл. Попытался уйти.

― Ты с нами, ― попытался объяснить Художник. ― Мы тебя нормально воспринимаем. Но если хочешь, то конечно… Живи один. Каждый имеет право жить так, как он хочет…

Он развернулся и поплыл к двери, зная, что сейчас услышит за спиной голос друга. И он его, конечно, услышал, потому что действия Писателя предугадывал на два шага вперёд.

― Эй… Постой! ― позвал Писатель слишком поспешно для того, чтобы Художник мог подумать, что он хочет спросить, который час. ― Не уходи.

― Ну? ― прищурился Художник, довольный тем, что никогда не обманывается.

― На этом корабле ничего нормального не бывает. Я просто чувствую себя чужим! Я вас боюсь попросту!

― Ты всего боишься, ― в тон ему ответил Художник. ― Чего нас бояться, что мы тебе сделаем? ― друг смутившись, молчал. Чёрт, надо же за него взяться наконец, чтобы он не прятался по тёмным углам…― Пойдём лучше в кладовку. Посмотрим, может, удастся разгадать… Меня всё мучают эти два предмета.

На самом деле ничего его не мучило, ко всем странным вещам, происходившим на корабле, он относился спокойно и даже безразлично, считая, что не следует ничего делать до тех пор, пока эти странности им троим ничего не сделали.

Писатель подплыл к выходу, стараясь не оставлять друга за спиной.

― На твоём Аутармаке людей почти нет, ― сказал он, вставая на ноги в коридоре. ― А у меня одни люди, а место действия условно. Давай объединим?

― Ну давай, ― иронично улыбнулся Художник, сомневаясь, что будет делиться с кем-нибудь своим Аутармаком.

В кладовой, маленькой тёмной комнатке, на полу стоял ящик ― чёрный, с прозрачной крышкой, под которой виднелись устрашающие шипы, шестерёнки и четыре электромагнитных катушки. Художник небрежно пнул этот ящик и сказал:

― Я подумал, что он вырабатывает энергию.

Писатель сел рядом с ящиком и небрежно облокотился на него.

― Ты понимаешь, что мы тут как подопытные крысы? Здесь есть всё: замкнутое пространство, ребусы, разгадав которые, мы получим кусок колбасы в виде… да хоть в виде мгновенного прибытия на Аутармак…

«Как всегда, ― вздохнув, подумал Художник, ― все у него враги, а он ничтожество, и даже, кажется, бояться устал…»

Писатель тем временем перевернул ящик вверх дном.

― Ты видел эту кнопку? ― спросил он Художника.

― Ну, видел.

― Нажимал?

― Нет.

Писатель помедлил и вдавил кнопку внутрь. «Будь что будет. Может, это бомба, которая сейчас разнесёт весь корабль», ― подумал за него Художник.

Не разнесла. Ящик задумчиво пискнул, и всё.

― А этот бластер? ― спросил Писатель, беря в руки лазерный пистолет с запаянным дулом.

― Мы должны драться этой штукой против ящика, ― иронично предположил Художник.

Ящик дрогнул сам по себе. Крышка приподнялась и со стуком упала снова. Оробевший Писатель встал и хотел отойти подальше, но отходить было некуда: кладовка была слишком узкой.

Ящик перевернулся и теперь стоял как был.

― Что это? ― шёпотом спросил Писатель, прижимаясь к стене.

― Не знаю… ― так же шёпотом сказал Художник. В этот же миг в кладовой погас свет, но вместо света возникло ощущение, что рядом находится кто-то третий. Он заворчал и встряхнулся, вставая на все четыре лапы. Через несколько томительных секунд дверь приоткрылась, выпуская в освещённый коридор быструю серую тень.

Ящик молчал.

― Что, испугался? ― выдохнул Художник. ― Он мог нас убить…

― Страшно…

― А кто-то утверждал, что не боится смерти… что готов принять её хоть сейчас… Писал на стенах всякую фигню…

Друг молчал, подавленный тем животным ужасом, что захлестнул его минуту назад.

― Ты прав, ― сказал он наконец, пытаясь унять нервную дрожь. ― Только это не я пишу на стенах. Почерк мой, но пишу не я. Я иногда просыпаюсь утром, а на стене новая надпись. Наверное, это делает тот, чьи шаги мы слышим по ночам… я как представлю, что он ночью заходит, а я в его власти… ― голос дрожал: ну конечно, он и сам трясётся как заячий хвост…

― А зачем ему… ― начал Художник, но из кают-компании донёсся такой дикий вопль, что оба парня на мгновение замерли.

― Поэт! ― воскликнул Писатель, первым срываясь с места. Обгоняя друг друга, они пронеслись по коридору и ворвались в кают-компанию, готовые к любой схватке, готовые увидеть кровь растерзанного друга…

Поэт с ногами сидел на диване, закрываясь книгой. По столу медленно катился опрокинутый стакан сока, замер, натолкнувшись на горку огрызков. Сок тоненькой струйкой лился на пол. Никакого монстра больше в комнате не было.

― Мамочки, ― тихо сказал Поэт, роняя книгу.

― Где он?! ― заорал Писатель, оглядываясь по углам.

― Кто ― волк? ― спросил Поэт истерическим голосом.

― Волк… Он тебя не тронул?

― Не-е… Откуда это вообще взялось?!

― Вот видишь? ― спросил Художник, обращаясь к Писателю. ― Он боится и свой страх выражает вполне естественно.

Тот промолчал и сел рядом с начавшим всхлипывать Поэтом, даже осмелел настолько, что позволил себе приобнять плачущего друга. «А имею ли я право его обнимать?» ― подумал Писатель и снял руку с плеча Поэта.

― Откуда этот волк взялся? ― жалобно спросил Поэт.

Парни переглянулись.

― Ну, собственно, это мы его выпустили, ― глупо улыбаясь, поведал Писатель.

― Откуда?! ― перепугался Поэт.

― Из ящика в кладовке, ― опустил голову Художник.

Поэт наморщил лоб.

― Так ящик-то был маленький, а волчара…

― Но когда этот монстр нас расшвырял, нам было что-то не до соотношения размеров… ― ответил Писатель. ― Встречный вопрос: куда этот волк делся?

― Я не знаю. Я книжкой закрылся, ― Поэт опустил глаза. ― И… вы мне не поверите, конечно, только… дверь в рубку…

― Что? ― хором спросили Художник и Писатель, поворачиваясь к двери. Дверь была по-прежнему неприступна. ― Что с дверью?

― Она открывалась, ― пискнул Поэт.

― Открывалась? А что же закрылась? ― иронично фыркнул Художник.

― Но она вправду была открыта, ― заспорил Поэт.

― Ну, может быть, ― поспешил сказать Писатель, чтобы не огорчать друга недоверием. ― Здесь всё может быть…

Его взгляд остановился на бессмысленно стекающей струйке сока со стола. Нервы были на пределе, больше всего Писателю хотелось забиться куда-нибудь в тёмный угол и плакать от пережитого ужаса. «Всё, на что ты способен ― реветь в три ручья, ― одёрнул он себя. ― Вот парни всегда ведут себя как надо. А ты среди них…»

― Что нам с волком делать? ― вывел его из задумчивости голос Художника.

― Это я нажал кнопку, ― произнёс Писатель, глядя, как струйка сока истончается и превращается в редеющие капли.

― Не обращай внимания, ― сказал Художник Поэту. ― Он просит наказания. Наверное, он мазохист.

Писатель улыбнулся ― как раз улыбки и добивался от него друг.

― Всё равно виновник я, ― сказал он, но больше для вида. Он уже понял, что на его месте мог оказаться любой из троих.

― У меня есть нож где-то, ― сообщил Художник.

― Мы этим ножом против волка ничего не сделаем, ― рассудил Поэт. ― И вообще я отказываюсь лететь на проклятом корабле.

― А тебя никто не спрашивает, ― ответил Писатель. ― И вообще надо со всей этой чертовщиной разобраться. Мы живём на корабле, который летит неизвестно куда, вместе с нами здесь ещё кто-то обитает…

― Ну, одного из обитающих мы точно знаем ― это волк, ― продолжил Художник. ― Есть ещё тот, кто бродит по ночам ― предположительно он и закрывается днём в рубке. Нам желательно избавиться от первого и пересечься со вторым…

― Как? ― спросил Поэт. ― Волк нас порешит за милую душу. И как ты собираешься встретить второго? Мы же уже пытались, а он как будто заранее знал, в какую ночь мы спим, а в какую ― караулим его…

― И вообще здесь ещё много всего, ― снова заговорил Писатель, несмотря на то, что сам хотел заткнуться, ― Чёрная комната, например… Я понимаю, что это поле невесомости, но зачем она нужна?

― Ты же в ней летаешь, ― напомнил Художник.

― Ну, летаю, ― согласился Писатель, слегка закрасневшись, ― а что, будто вы не летаете…

― Вы не забывайте, ― сказал вдруг Поэт, ― что через некоторое время мы взорвёмся… Мы ещё настолько молоды, что в смерть не верим, но с разгадкой тайны нашего бытия надо бы поторопиться…

― Куда торопиться? Мы же не завтра взорвёмся, ― возразил Писатель.

― К тому же это всё пока не причинило нам никакого вреда, а за оставшееся время мы, может быть, успеем долететь до Аутармака, ― добавил Художник. ― Может, ни на кого из тех, кто здесь обитает, не стоит обращать внимания?

― Что такое Аутармак? ― спросил Поэт, и Художнику пришлось объяснять.

― А мне кажется, ― сказал Поэт, ― что разгадка за этой дверью… Тот, кто прячется там, может нам помочь…

― Ну, попроси его, ― предложил Писатель. ― Нет, никто нам здесь не поможет… Не чувствовали, что за нами наблюдают? Вот так и сдохнем, не пройдём эксперимента… знать бы, кто его поставил…

― Зачем нам это надо? ― спросил Художник, зевая. ― Есть и есть.

― За этой дверью ― тайна, ― сказал Поэт, и Писатель, поглядев на него, отчего-то ему поверил.

Поздно ночью он сидел в своей комнате над открытой тетрадью и пытался сосредоточиться. «Давай, пиши, ― уговаривал он себя, ― корабль скоро взорвётся, в небытии тетрадок нет и материи вообще тоже нет…» Корпус корабля привычно подрагивал, это усыпляло.

― Я никогда тебя не предам, ― сказал Ааджерим, ― я ради тебя сделаю всё, что захочешь…

Писатель прочёл и зачеркнул снова.

― Я никогда не предам тебя, ― сказал демон, ― я сделаю что угодно ради тебя…

― Я никогда не предам тебя, ― дрогнувшим голосом сказал Изгнанник, ― я сделаю всё, что…

В дверь кто-то поскрёбся. Писатель, пошатываясь, слез со стула и пошёл открывать, спросонья ожидая увидеть на пороге если не демона Ааджерима, то хотя бы Зверя, которого они сегодня выпустили.

На пороге, встрёпанный, в ночнушке, бледный и перепуганный, стоял Поэт.

― Что случилось? ― спросил Писатель, оглядев его с головы до ног.

Поэт замялся.

― Понимаешь, может, я покажусь глупым… Но волк поселился под моей кроватью…

Некоторое время Писатель смотрел на него.

― Прямо-таки под кроватью, ― недоверчиво сказал он.

― Пойди и проверь, ― предложил Поэт. ― Слушай, может, ты меня впустишь?

Писатель посторонился.

Поэт вошёл, осторожно заглянул под кровать Писателя, после чего с ногами забрался на неё.

― Ты волка видел? ― уточнил Писатель, интеллигентно не заметив наглости друга.

― Я его слышал, ― задумался Поэт. ― Я лёг спать и услышал, что под кроватью кто-то есть… Я понял, что это волк, и передо мной встала дилемма: ждать, пока он меня съест или бежать оттуда.

В неясном свете его лицо казалось бледнее обычного и оттого прекраснее. Он сидел, поджав босые ноги, и жалобно смотрел на друга.

― А что ко мне побежал? ― спросил Писатель. ― Ведь Художник ближе?

Поэт поёжился.

― Он скажет, что я придумываю… И что ему нет до этого дела. Ты же его знаешь… Леонардо… А ты…

Обидевшись за второго друга, Писатель обозвал Поэта Гомером, но сказал это так тихо, что сам почти не услышал.

― Что я? Я хороший, хотел ты сказать?

― Нет… В смысле, ты поймёшь… Ты же сам весь в этих ужасах живёшь…

― Это не значит, что я ничего не боюсь. Я очень боюсь смерти, хоть и хвалюсь, что бесстрашен… Так что ты предлагаешь? Учти, я с тобой в одну кровать не лягу! Нет, нет, ты неотразим, не спорю…

― Ты про что? ― спросил Поэт с видом крайнего умственного напряжения. ― Мне тебя тоже не надо. А ты что, меня боишься?

― Себя, скорее, ― фыркнул Писатель. ― Так что тебе надо?

Он знал уже, чего надо другу.

Поэт встал на колени, путаясь в одеяле и ночнушке, молитвенно сложил руки.

― Ну ладно, ладно, ― проворчал Писатель, ― прекрати, терпеть не могу, когда меня вот так вот умоляют… Ложись давай.

Поэт заулыбался как обрадованный ребёнок, кутаясь в одеяло. Писатель укрыл его потеплее.

― Спи, здесь нет волков, ― сказал он тихо. Поэт посапывал, закрыв глаза.

Писатель собрал со стола тетрадь, нашёл закатившуюся за лампу ручку и, в последний раз оглянувшись на Поэта, выключил свет.

В коридоре он на мгновение остановился перед дверью Художника и постучал. Заспанный хмурый друг открыл ему минуту спустя.

― Чего тебе?

― Дай нож, ― без предисловий попросил Писатель.

― Сейчас, ― Художник прикрыл дверь, не пуская его в комнату. ― На, держи, ― дверь приоткрылась снова. ― А тебе зачем?

― С волком драться, ― скривился Писатель, подкидывая на руке складной ножик. ― Спокойной ночи.

В комнате Поэта было темно и очень тихо. Наощупь Писатель добрался до стола, рискуя споткнуться о волка, и включил лампу. Потом заглянул под кровать. Никакого волка, конечно, не было.

Писатель сел за стол и, прежде чем открыть тетрадь, вытащил лезвие ножа.

Строчки снова поплыли перед глазами. В мозгу всё затуманилось, и Писатель прилёг на раскрытую тетрадь. Очнулся он от неясного беспокойства, от чувства, что заснул не там, где надо. Он зевнул, потёр глаза, взглянул на часы ― два ночи ― машинально протянул руку к ножу, но пальцы не успели коснуться холодного лезвия. За спиной Писателя раздалось угрожающее рычание, и парень прекрасно понял, что оно значит. Волосы встали дыбом у него на затылке. Оборачиваться надо было, иначе так и не увидишь своей смерти, если будешь сидеть, закаменев…

Писатель обернулся. Волчара скалился почти рядом, готовый прыгнуть.

― Мня-ня-а! ― простонал Писатель. Ледяные пальцы, шаря по столу, так и не могли найти проклятый нож.

― Не на-а-ада…

Прижатые уши волка дрогнули.

― Не надо, я хороший, ― в ужасе зашептал Писатель: в голове у него мелькнула шальная мысль, что, возможно, с волком удастся договориться. ― Не убивай меня, Зверь, это же я тебя из Генератора выпустил… Не узнал? Ты по чью душу пришёл? Поэта? Зачем тебе, кто ты? Не убивай меня, пожалуйста! Я жить хочу, понимаешь, мне страшно очень…

Волк напружился, заворчал снова.

― Не надо! ― во весь голос взвизгнул перепуганный Писатель. ― Милый, хороший, не надо!

Он уже оставил попытки найти нож и теперь уговаривал волка:

― Ну что ты, не надо, я орать буду, я же знаешь как смерти боюсь! И заляпаешь тут всё… Кровь же плохо отмывается…

Его собственный голос повергал его в ужас.

― Не надо, ― в последний раз шепнул Писатель и замолк, глядя на волка. Уши Зверя дрогнули, глаза зловеще блеснули, и внезапно извернувшись всем своим узким серым телом, он пошёл из комнаты и обернулся на пороге. Писатель сполз со стула, весь дрожа и шагнул за волком. Тот исчез в коридоре, и по его шагам парень догадался, что идёт он в кают-компанию. Дверь туда оказалась приоткрытой.

― Эй, ты где? ― спросил Писатель, протягивая руку чтобы включить свет. Но свет появился сам. Это была узкая полоска света на противоположной стене, образующая круг, и с одной стороны он становился всё шире и шире.

Дверь в рубку приоткрывалась, свет выливался в кают-компанию. Писатель попытался рассмотреть, не прячется ли кто за этим светом, но глаза уже слепило и увидеть он ничего не мог.

«Сейчас вылезет кто-нибудь…» ― подумал Писатель. Его мозг захлестнула лёгкая волна, смывающая страх и усталость, отключающая сознание…

«Помогите!» ― мысленно вскрикнул он, сползая по стенке и закрывая голову руками. Больше он ничего не помнил.

* * *

― Почему ты оказался в кают-компании? ― допрашивал Художник. ― Что ты там ночью делал?.. Да что ты молчишь ― мы с тобой уже час бьёмся!

Писатель сидел на диване и молчал.

― У тебя речь отняли, что ли? ― не выдержал Поэт. ― Ну так напиши!

Писатель поднял голову и оценивающе посмотрел на дверь в рубку, пытаясь понять, что было то, что он видел вчера. Друзья поймали его взгляд.

― Она открывалась? ― спокойно спросил Художник. ― Ты теперь знаешь, что там?

― Ну, открывалась, ― злобно сказал Писатель. ― И не ваше дело, что я там видел!

― Что-то страшное, да? ― прошептал Поэт.

― Не знаю… ― он мучительно пытался понять, нёс ли этот свет какую-то угрозу. Скорее, нёс. С другой стороны, Писатель лежал без сознания весь остаток ночи и тот, кто прятался за этим светом, мог сделать с ним что угодно. Хотя, может, это просто пытка такая: жертва чувствует, что идёт по лезвию ножа, а падения всё нет и нет…

― Это было страшно… ― медленно произнёс он. ― И светло… мне с сегодняшнего утра приходят в голову очень странные мысли… Вот для кого мы творим?

― В смысле? ― переглянулись парни.

― Для себя? Тогда вы все так же заражены эгоизмом. Друг для друга? Но это мало… Тогда всё зря?..

― Но мы не можем без этого жить, ― неуверенно сказал Поэт.

― Не знаю… Думаю, я понял, какую задачку нам задали… ― продолжал Писатель.

― Мы должны понять, что нам делать со своим даром.

Писатель вытаращился на Художника.

― Именно это я и хотел сказать…

Художник усмехнулся.

― Это всё твоя гордыня. Думаешь, что один такой умный.

Писателю стало стыдно: о своей гордыне он и сам догадывался, а теперь о ней знали и друзья.

― Мы должны решить, для чего нам наш дар? ― спросил Поэт. ― Но зачем нам это знать, если мы скоро умрём? Если ничего не будет ― ни нас, ни дара? ― и добавил уже как бы для себя: ― Я не хочу. Мне холодно и страшно…

Поздно ночью Писатель не спал. Он сидел на полу в коридоре, прислонившись к двери своей комнаты, вертел в нервных пальцах нож и чутко прислушивался к тишине. Его губы кривились от презрения к самому себе. «Думаешь, что хорошо знаешь людей? А если твоя догадка не подтвердится? Тогда зачем же Поэт захотел ночевать у себя, а не попросился к тебе?»

Волк и трясущийся от ужаса Поэт вышли из соседней комнаты в половине первого ночи. Писатель подождал, пока за ними не захлопнется дверь в кают-компанию, тогда бесшумно пробежал по коридору и приложил ухо к двери. Потом приоткрыл её и в щелочку увидел, что свет уже разливается по комнате. Нехорошо, наверное, лезть в чужие дела, но ему слишком уж хотелось узнать, что это за свет. Как и Поэтом, им двигало любопытство.

Писатель, замерев, наблюдал за тем же, что происходило вчера и с ним. Поэт, испуганно вскрикнув, повалился на пол, и свет стал нестерпимо ярким. Закрывая глаза ладонью, Писатель ещё успел увидеть, что свет накрывает блаженно улыбающегося во сне парня, и внезапно вспомнил это ощущение ― тепло…

Он хотел закрыть дверь, но она не поддавалась. Писатель испуганно налёг на дверь, но свет ― материальный, значит, свет ― был сильнее. Дверь распахнулась, и он отскочил. Глаза болели.

«Кто ты?» ― успел спросить Писатель, думая, не причинит ли этот свет теперь Поэту какого-нибудь вреда.

Он шагнул в кают-компанию и почувствовал, что свет задумчиво расступается перед ним.

«Не решил ещё, что со мной делать?»

Наощупь он добрался до Поэта, опустился перед ним на колени, левой ладонью закрывая глаза. Поэт не дышал.

Умер… нет, он не мог умереть, он же так боялся смерти… нет, он ещё не написал самых главных стихов в своей жизни…

«Что ты с ним сделал?»

«Не бойся. Ты так же лежал бездыханным. Он жив.»

Писатель, теперь, кажется, понял, что это за свет. Это разум в чистом виде. Хотя зачем он теперь? Писатель, крепко зажмурившись, обхватил Поэта за плечи и потащил к выходу. «Давай, ты выдержишь, ты же сильнее его, он такой лёгкий», ― говорил он себе.

Но его самого кто-то держал. Мягко, но сильно.

«Оставь его здесь».

«Кто ты? Скажи мне… пожалуйста. Я хочу знать, кто ты и что ты с нами делаешь… Зачем? Ответь, а то я…»

Он замолчал, поняв, что ничего не сможет. Он и нож потерял. Да и что можно сделать против этого света железкой в трясущихся пальцах?

«Отпусти нас, ― попросил Писатель. ― Ты что-то плохое делаешь.»

«Нет. Это так надо. Я не причиню вам вреда.»

«Зачем ты прячешься? Кто ты, ответь наконец!»

Свет потянулся вперёд и коснулся щеки Писателя.

«Ты добрый, да? Ответь, не молчи…»

«Иди к себе, мальчик. Не бойся за друга. Я никому из вас ничего плохого не сделаю. Поверь мне.»

Писатель вытянул руку, чтобы снова почувствовать тепло.

«Уходи, ― попросил свет. ― Ты так испуган и замучен, что мне придётся проникнуть в твою душу, чтобы успокоить тебя, и тогда, ― свет усмехнулся, ― ты никогда не уйдёшь.»

«Ты хороший, ― понял Писатель. ― Я не уйду.»

«Извини», ― сказал свет, и какая-то непреодолимая сила проволокла Писателя по полу, оторвав от Поэта, и вытолкнула за дверь.

Ещё два дня тайком переглядывающиеся Поэт и Писатель ждали, пока за волком пойдёт Художник, но тот и вида не показывал, что собирается куда-то идти.

Наконец, не выдержав, друзья припёрли его к стене в коридоре.

― Ты пойдёшь туда? ― напрямик спросил Писатель. ― Почему ты не идёшь, мы же уже там были…

Художник усмехнулся.

― Я подумаю, ― загадочно сказал он, и им пришлось его отпустить.

Прошла ещё неделя. Они искали волка по всему кораблю, но не нашли, и наконец Писатель, плюнув, сказал, что у него есть дела поважнее. Тогда Художник и Поэт оказались вдвоём в кают-компании.

― Ну так что? ― нахально спросил Поэт. ― Ты идёшь или нет?

― Я же сказал: подумаю.

― А Писатель?

― Что?

― Ты знаешь, что. Он нас вообще не замечает.

― Приступ гордыни.

― Да нет, он.. строчит как сумасшедший. Как маньяк.

― Творческий подъём.

― Раньше такого не было. Это началось после того, как он там побывал…

― Да отстань, это его дело! ― раздражённо воскликнул Художник.

― И кто тут возгордился! ― прошипел Поэт и отправился к Писателю.

Тот даже не поднял головы, хотя прекрасно слышал, что в его комнату кто-то зашёл. Поэт положил руки ему на плечи.

― Что с тобой? Ты не спал всю ночь.

Писатель поднял голову, и его взгляд несколько секунд проходил сквозь друга. Тот потянул тетрадь у него из рук.

― Это твой роман. Да, про демонов. Ты переписываешь на чистовик? Ого… сколько здесь страниц?

― Не знаю. ― Писатель устало потёр слезящиеся глаза.

― Что с тобой?

― Со мной всё нормально.

― Нет, с тобой что-то не то, ― упрямился Поэт.

Писатель снова протёр глаза и неожиданно тихо признался:

― Я, наверное, обрёл смысл бытия.

― То есть ты… ты… решил задачу?

― Не знаю. Если решил, то только для себя. Ты никак не желаешь понять, что у каждого из нас свой путь, хоть мы и летим на одном корабле.

Поэт сел напротив него и сказал:

― Рассказывай давай.

Писатель помотал головой и молча прилёг на сложенные руки.

К вечеру Поэт и Художник ждали его. Он и пришёл, заспанный и угрюмый.

― Ты нам обещал…

― Ну да. Ты, Поэт, там уже был, Художник пока упрямится. Ну ничего. Там свет. Когда заходишь, он встречает тебя…

― Я просто свалился, и всё… ― сказал Поэт.

― Я видел, ― небрежно бросил Писатель.

Поэт вытаращился на него.

― Ты был там? Дважды?

― Да, я пришёл туда вместе с тобой. Он меня заметил.

― Кто ― свет?!

― Забыл сказать, это не просто свет, это разум. Я не знаю, как это, но он со мной разговаривал. Не скажу, что он был очень рад, когда понял, что я собираюсь тебя оттуда вытаскивать. Но он… ну, тёплый, что ли…

― И очень яркий, ― бледнея, добавил Поэт.

― Ну да, я чуть не ослеп… Эй, тебе плохо?!

Сидящий рядом с Поэтом Художник залепил другу пощёчину, от которой ему стало немного лучше.

― Да вы понимаете, что это…

Он с испугом покосился на дверь в рубку.

― Это же…

― Господь Бог? ― догадался Художник, и Поэт, увидев его скептическую усмешку, замолк.

― Описание подходит, ― сказал Писатель, косясь на Художника.

― Вы в Бога верите? ― спросил Художник. ― Вы вообще знаете, что есть этот Бог?

― Я… ― начал Писатель. ― Я поверил тому, что написано в той книге. Но не исключаю существование Бога ― ведь должен был нас всех кто-то создать? Он, конечно, не такой, какой в Библии…

― Просто тебе хочется верить, что есть кто-то, кто тебя защищает, ― отрезал Художник. ― Я не могу спорить с тобой, у нас разное понимание религии. Но теперь подумай, что ему надо в нашей рубке…

― Он управляет кораблём… ― простонал Поэт.

― Тьфу! ― плюнул раздосадованный Художник. ― Не будем спорить, я же сказал.

― Ты к нему не пойдёшь? ― спросил Поэт.

Художник молчал.

― Как можно в Него не верить?! ― воскликнул Поэт.

― Ну, ты верь, ― разрешил Художник. ― Сколько хочешь. А я подумаю.

Корабль вздрогнул сильнее обычного. Лампы мигнули, на мгновение налившись зловещим красным светом.

― Что это? ― вскрикнул Поэт, которого отбросило на Художника. Писатель, устоявший на ногах, чертыхнулся и на всякий случай подошёл к друзьям.

― Знаете что, ― усмехнулся он, ― похоже, взорвёмся мы прямо сейчас…

― Тут уверуешь, ― сказал Художник.

Корабль тряхнуло так, что они все трое повалились на пол. Свет погас уже окончательно.

― Может, это метеориты… ― прошептал Художник.

― Не уверен, ― сквозь сжатые зубы ответил ему Писатель.

Они трое сидели на полу в тёмной комнате, прижимаясь друг к другу.

― Это смерть, ― сказал Поэт уныло. ― Я не хочу.

― Как вы думаете, как это со стороны выглядит? ― спросил Писатель не менее уныло. ― Сидят трое придурков…

От следующего толчка Поэта бросило на него. Писатель обнял друга и закрыл глаза. Где-то рядом дышал Художник.

― Ну что, прощайте, ребята, ― раздался его голос. ― Сейчас и Бог нам не поможет…Он, кажется, не умеет управлять кораблём…

Писатель стиснул зубы, стараясь думать не о том, что будет сейчас, а о тёплом свете, который он видел не так давно.

Но больше корабль не трясло.

Одна из ламп на потолке неуверенно моргнула.

Потом другая, третья. Кают-компания вновь была залита светом электрических ламп.

― Пронесло? ― догадался Поэт.

― Не знаю, ― тихо сказал Художник. ― Эй, друган, что с тобой?

― Перепугался? ― предположил Поэт, глядя на Писателя, который находился в полуобморочном состоянии.

― Я… ― сказал Писатель, ― я же говорил, что обрёл смысл жизни? Ну так вот, я ухожу.

― Куда? ― не поняли Поэт и Художник.

― Я иду творить, ― объявил Писатель. ― Это единственное, что можно сделать.

― Так значит, ты… ― медленно произнёс Художник, ― вправду нашёл смысл жизни? Так ради кого ты будешь творить?

Писатель молча показал на дверь рубки.

― Как хочешь, ― пожал плечами Художник.

― Поверь мне, это единственное…

― Да ладно, ладно.

― Так вы согласны с тем, что…

― Да согласны, согласны, ― проворчал Поэт, поднимаясь с пола. ― Творить надо несмотря ни на что, это ты хотел сказать?

― Не совсем, но…

― Что стоим, пошли, ― оборвал их Художник. ― Пока не поздно. А там, глядишь, и до Аутармака долетим. Что нам этот волк, что нам смерть? Пошли.

Когда дверь закрылась за ними, свет, просочившийся в щель, мигнул и заискрился, но они этого уже не видели.