Тварь (джен)

От людей её отделяла прозрачная стена, позволяющая видеть обыденные предметы обихода: столы, стулья, кипы бумаг, тонкие портативные компьютеры, бытовые самописцы последнего образца. Среди скучной канцелярии ярко выделялся высокомерный графин и подобострастно окружившие его близнецы-стаканчики. Падая, свет преломлялся на стеклянных гранях, рассыпался цветными легкомысленными бликами.

Последнее резко не вязалось с тем, что сейчас должно было здесь произойти. В исходе дела у Скай не возникало сомнений.

Мужчина в серебристом костюме (непременный атрибут любого исследователя) обратился к Скай первым:

— Вы согласны отвечать на наши вопросы?

Скай кивнула.

— Вы открыты к диалогу?

Она-то готова. Вот только для диалога нужны два голоса. А кто станет слушать её?

По общему фону исходящих от людей информативных потоков Скай чувствовала, что её оппонентами руководил лишь страх. Страх уничтожал в них чувство справедливости, сочувствие, возможность правильно воспринимать и интерпретировать факты. Страх, по сути, делал их мозг примитивным передатчиком, использующим лишь три процента из ста возможных.

Единственная женщина за столом, с сухим и недоброжелательным лицом, прокашлявшись, потянулась к микрофону.

— Это не обязательно, — уронила Скай. — Я прекрасно услышу вас и без этого устройства.

Женщина свела брови, демонстративно нажимая на маленькую упругую кнопку.

Скай подавила вздох.

— Назовите ваше имя? — потребовала женщина.

— Согласно вашим же отчетам у меня нет имени. Профессор Прожевский называет меня Скай и я отзываюсь. Хотя что именно подразумевает под собой данный звукоряд, для меня остается загадкой.

— Я попросила бы не отвлекаться от темы. Итак, на сегодняшний день всем присутствующим ясно одно: эксперимент с грифом «секретно» получил широкую огласку, — провозгласила женщина. — Теперь, когда Совет в курсе того безобразия, что учинил названный профессор Прожевский, по решению Верховного «Реликт», принесенный с поверхности земли шесть лет тому назад, должен быть уничтожен. Без промедления.

«Без суда и следствия», — упрямо витало в воздухе.

Люди прятали глаза, теребили в руках ручки и карандаши, кто-то перелистывал бумаги.

«Странные они, эти люди», — подумала Скай.

* * *

Над тварью высилось черное небо, неподвижное, с холодными искорками. Точно таким же, черным и неподвижным, оно было много часов подряд, но тварь безошибочно чувствовала приближение рассвета. Вместе с рассветом придёт тепло, а вместе с теплом и необходимость действовать, и вечный лютый голод, заставляющий постоянно искать пропитание.

Открыв глаза, тварь медленно перевернулась со спины на живот, встала на четвереньки, прислушиваясь.

Своё логово тварь свила между камнями. То, что некогда на этом самом месте находился один из небоскребов, ячейка гигантского мегаполиса, центра и средоточия многочисленных социальных институтов, для особи не имело значения. Для неё обрушенные бетонные конструкции с торчащими кусками арматуры означали укрытие, в котором стены худо-бедно защищали от возможного агрессора.

Солнце, огромное, алое, тяжелое и старое устало поднималось над горизонтом, пробуждая тех, кто, подобно твари, принадлежал кровавому миру. Пробуждал других чудовищ, успевших проголодаться за долгую ночь. Все, что ползало, ходило или бегало, спешило выбраться из логова и выйти на охоту в поисках свежего мяса и крови.

Тварь опасливо остановилась, услышав привычные горловые звуки. Она припала к земле, перестраивая клетки таким образом, чтобы полностью слиться с окружающей действительностью. Здесь в одно мгновение из охотника превращаются в дичь.

Тварь этого конечно не знала, но больше всего её потенциальная пища напоминала человеческих детёнышей: короткие пухлые конечности, непомерно большие головы, красивой формы глаза. Но стоило распахнуться малюсенькому детскому ротику, как взгляду открывались два ряда клыков, способных в крошево дробить любые стены. Между клыками тянулась густая слюна, разъедающая кожу до костей.

Близко почуяв добычу, тварь отбросила всякую осторожность. Голод, горячий и требовательный, прокатывался по внутренностям. Мир вокруг сделался четким. Она ясно видела любую тень, могла пересчитать каждую крошку в щебёнке под ногами.

Зубы удлинились и заострились, ногти выдвинулись вперед, трансформируясь в когти.

«Младенцы» залюлюкали, загулили, пытаясь рассыпаться в стороны.

Тварь зарычала.

Прыжок.

Удар.

О! Это чувство насыщения, ради которого все сущее жило и двигалось…

* * *

— Вы понимаете, Скай, что не являетесь человеком? Скажите, к какому виду животных вы себя относите?

— Животных? — саркастично хмыкнула она. — Если сравнивать меня с вами, то по степени сложности устройства вы уступаете мне ровно во столько же раз, во сколько превосходите пресловутую инфузорию «Туфельку».

— Значит, вы признаете, что не являетесь человеком? — с едким удовольствием процедила дама.

— Глупо отрицать очевидное, — спокойно согласилась Скай. — Я не человек. Согласно развитым вами теориям, я мутант. Хотя почему «мутант», для меня остаётся загадкой, ведь ДНК человека во мне вообще нет. Если верить порицаемому вами профессору, то я идеальный пример приспособляемости живого организма к неблагоприятным условиям. Мое сознание обладает тем, что вы называется нравственностью, эстетическими понятиями, моралью и культурой. Хотя, наверное, в духовности вы мне все-таки откажете?

* * *

Тварь подняла голову, отрываясь от сладкого процесса насыщения.

Прислушалась и принюхалась.

Знакомые звуки и запахи переплетались с совершенными иными, странными, непонятными. Скрип, шаги, громкие хлопки и тихий, ритмичный бой. Ни в одном из других, ранее встреченных ею существ, ничто так сладко не вибрировало.

Она замерла, раздумывая, стоит напасть или убежать?

Показавшаяся высокая фигура выглядела устрашающе яркой. У фигуры не было лица. Никакого, пусть даже отталкивающего или угрожающего.

Размахивая странными верхними конечностями, переваливаясь с одной нижней конечности на другую, фигура беззаботно шагала туда, где таились, в надежде на добычу, другие твари.

Судя по запаху и звукам, их успело сползтись не меньше десятка.

Как можно этого не чувствовать?

— Гхр-гхр-гхр, — раздался знакомый клич.

Уродливые младенцы неслись в сторону нелепой фигуры, широко раззявив голодные рты.

Фигура неуклюже повернулась. В её верхних конечностях что-то блеснуло. Из этого нечто вырвался оглушительный грохот, заставивший тварь упасть на землю.

Но залп не спас несмышлёныша.

Лавина других тварей взвилась в воздух, падая на облюбованную жертву.

Яркий великан пятясь, оступился и упал. Его накрыло телами нападающих. Мучительные попытки подняться не увенчались успехом. Сколько яркий не отшвыривал от себя извивающихся, отчаянно визжащих мутантов, их не становилось меньше. Они впивались резцами в цветную кожу, и та от соприкосновения с ядовитыми зубами плавилась.

Острые зубки мелькали и мелькали, пока великан не перестал сопротивляться.

Затем раздалась целая трель оглушительных хлопков. Земля разверзлась. Оттуда высыпалось множество нелепых и ярких фигур.

Нападающие теснили уродцев-мутантов, заставляя их рассеиваться со злобным шипением.

— Гхр-гхр-гхр — доносилось со всех сторон.

* * *

Двери бесшумно разошлись, пропуская красивую статную женщину.

Андреас, внимательно наблюдавший за размножением биологических организмов и процессом накопления токсинов в питательной среде, недовольно поглядел на Мэй, вынужденный отрываться от опытов из-за её непредвиденного визита

— Что? — не слишком приветливо спросил он.

— Группа стажеров-исследователей только что вернулась с поверхности, — сообщила женщина.

Сердце Андреаса дрогнуло.

— Мы потеряли несколько человек, — закончила она.

Накрыв образцы непроницаемой сферой, биолог повернулся к коллеге:

— Садитесь, — кивком указал он на стул. — Рассказывай.

Мэй села, зажимая коленями кончики красивых, длинных, белых от постоянной возни с реактивами, пальцев:

— Один из мальчишек оторвался от основной группы и, наплевав на инструкции, вышел на поверхность в одиночку. На него сразу же напали карликовые мутанты. Прежде чем успели оказать помощь, твари его растерзали. Двоё наших ребят, пытавшихся его отбить, тоже тяжело ранены.

Андреас побарабанил пальцами по столешнице.

Что тут скажешь? А ведь сказать что-то нужно, раз от него этого, по видимости, ждут?

— Прискорбно, — выдавил из себя он.

Мэй издала короткий смешок:

— Доложили, что у раненого не осталось лица, разворочена грудная клетка.

Бросив выразительный взгляд на пробирку с вирусами, Мэй спросила:

— Это то, что я думаю, да?

Андреас кивнул.

— И?

— Согласно моим наблюдениям, твоему раненому лучше умереть. Ему, — акцентировал последнее слово Андреас, — всё равно не выжить. Человеком бедняга не очнется при любом раскладе. Видишь? Сами по себе эти бактерии лояльны к человеческим клеткам. Но их токсины меняют биологические ткани до неузнаваемости. И больше всего подвластны изменениям именно нервные и стволовые клетки. Мозг — первое, что поражают яды. И неважно, каким образом эта гадость попадает в организм. Результат один.

— Вакцина?

— Вакцины нет, — дёрнул плечом Андреас. — Лучше ответь, когда в Правительстве начнут думать головой, а не тем, чем привыкли?

— Полагаешь, я знаю ответ на этот вопрос?

— Ну, не я же у нас встречаюсь с сыном Верховного! — съязвил Андреас.

— Вокруг нас теперь непременно поднимется шумиха, — уныло опустила голову Мэй. — Общественность всегда против того, чтобы молодняку разрешали выходить на поверхность.

* * *

— Общественность? Да что они понимают, эти недоучки, писаки-журналисты! Им бы только грязным бельем размахивать!

Верховный стукнул по столу внушительных размеров кулаком, грозно нависая над невысокой женщиной, выполняющей при нем обязанности пресс-секретаря.

— Ну, да, мы потеряли троих! За всё нужно платить, не так ли? Почему взрослые дети, желающие до глубоких седин играть в виртуальные игры и потреблять всё, что потребляется, не хотят об этом знать?!

Лицо у Верховного побагровело, губы побелели и вытянулись в ниточку.

Пресс-секретарь волновалась: не будет ли такое волнение излишним? А если будет, что тогда следует предпринять? Кого первым уведомить?

Тяжело опустившись на стул, Верховный залпом выпил стакан воды и уже тише, менее экспрессивно, продолжил:

— На эту грязную заметку ответьте так… — указательный палец Верховного обвиняюще указал прямо на нос пресс-секретаря.

В ответ та быстро застрочила на сенсорной поверхности электронной бумаги.

— Наш долг, — вещал Глава Правительства, — перед потомками заключается в том, чтобы продолжать изучать явления, происходящие на поверхности умирающей планеты. При условии, конечно, что мы хотим, чтобы человечество продолжило существовать дальше, а не закончилось на нас с вами. Только знания помогут нам выжить. А для того, чтобы получать и применять эти самые знания, нужен квалифицированный персонал. Поскольку он не плесень, сам по себе не произрастает, — ехидно прошипел Верховный, — его приходится выращивать! И тут одной теорией никак не обойтись. У меня и так полно умников, которые стоят ровно столько, сколько дырка от бублика. Нам же нужны люди, которые по-настоящему хотят знать. И такие люди будут! В погоне за целью я не погнушаюсь никакими средствами. И я ни для кого не делаю исключений.

Голос Верховного зазвучал глуше, тише:

— У меня погиб сын. Старший. И младший тоже ежедневно рискует жизнью. По чистой случайности мутанты напали сегодня, а не, скажем, завтра, когда на поверхность должна была идти группа Лесса. Так и передай этим злокозненным сплетникам. Пусть отвалят по-хорошему!

Достав из кармана белоснежный платок, Верховный вытер пот со лба:

— Мне жаль ребят. Но несчастные случаи в их работе закономерность. Это всё?

Пресс-секретарь подняла на начальника испуганные глаза.

— Не совсем. Согласно сделанному Мэй Вербовски докладу группа спустила мутанта и поместила его в сектор «В» до дальнейшего рассмотрения дела…

Она осеклась, испуганно глядя на патрона.

— Что?!... Что они сделали?! — взвыл он.

Ещё раз, пробежав глазами по сообщению, та повторила:

— Спустили мутанта и поместили его…

Отборная брань, какую можно услышать только в рабочих комнатах, а не в президентских апартаментах, сотрясла воздух:

— С ума посходили?! — неистовствовал Верховный. — Чему их учили? На что тратили деньги налогоплательщиков?! Все в группе знают об опасности, которые представляют собою существа с поверхности! Знают, чем мы рискуем, выходя туда! И эти, с позволения, сказать, «профессионалы», позволяют себе приводить чудовищ в сердце нашей цивилизации!!!

* * *

— Я понимаю, — продолжала Скай, — профессор Прожевский у всех вас как кость в горле. Он порядком усложнил всем жизнь, верно? Будь он человеком заурядным, вам бы не приходилось сейчас принимать решения против совести. Если бы он, подобно вам, боялся теней на стене, я бы давно и благополучно была мертва. Шесть лет назад уничтожить меня каждый имел моральное право. А теперь я слишком похожа на вас. Я говорю как вы. Выгляжу, как вы. Иногда даже думаю, как вы! Но всего этого мало для сохранения моей жизни, не так ли? Этого не хватит даже на то, чтобы в засекреченных, припрятанных от общественности файлах, вместо цифр и грифов появились имена?

— Никакие имена не способны вернуть жизнь тем, кого мы похоронили по твоей милости! — вскакивая со стула, выкрикнула женщина. — И никакие имена не способны изменить того факта, что, стоит тебе на долю секунды снять контроль, ты потеряешь не только человеческие мысли, чувства, мораль и нравственность, но и саму антропоморфную форму!

* * *

Лессар убивал время за тем, что переписывал из архива сведения о последнем веке первого тысячелетия христианской эпохи. Переписал большей частью механически. История не была его коньком. Он чаще думал о будущем, чем о прошлом. Все же подобное времяпрепровождение не казалось ему скучным. Ушедший мир зачаровывал и завораживал его. Зелёные луга и леса, серые горы, синие моря, желтые пустыни, серые степи — всё, что в книгах обозначено, как «природа», не могло не будить жажды.

Жажды вернуть утраченный мир вновь.

Лесс многое отдал бы, чтобы бы хоть глазком взглянуть на живые потоки несинтетической воды.

Конечно, современная техника легко воспроизводит иллюзию зелёных лесов, прозрачных озер, высоких гор. Но, несмотря на высокое качество все это не больше, чем дешевая иллюзия. Прекрасный обман чувств. Галлюциноген без неприятных последствий.

А вот в прошлом…

Взревела сирена.

Лесс отодвинул ноутбук и, потерев кулаком глаза, поднялся, устремляясь к подъемнику, перед которым уже успели столпиться многочисленные коллеги.

— Что за черт?! Какого рожна происходит? — поинтересовался он у тех, кто стоял впереди него.

В ответ получил лишь неопределенное пожимание плечами.

Сирена продолжала выть.

Когда накал страстей достиг апогея, двери открылись, пропуская группу в оранжевых скафандрах. Четыре человека несли то, что ещё вчера было «гомо сапиенс», а сегодня стало жалкими фрагментами.

Лессар как–то отстраненно отмечал, что грудная клетка пострадавшего раскрыта, руки вывернуты под неестественным углом, шлем забрызган кровью.

— Мать честная! — проговорил кто-то за его спиной. — Вот черт!

Лессар понял, что сейчас «фрагменты» понесут к Мэй. И той предстоит долго-долго собирать их по частям.

В суматохе удалось проскользнуть в реанимационный отсек.

Парни стянули с искореженных останков шлем, обнажая бескровное лицо пострадавшего.

Мэй спешно устанавливала кислородную маску. За её отточенными умелыми движениями можно было следить, как за игрой великого артиста.

Сердце Лесса замирало каждый раз, как кто-то из ребят использовал острые предметы. Учитывая обстоятельства, это грозило заражением. Одно неловкое движение и любой из спасателей может быть поражен вредоносными вирусами.

— Пульс отсутствует!

— Очистите палату от посторонних. Дайте заряд, — распорядилась Мэй.

Когда спустя четыре часа она покинула стены лаборатории, пациент был мертв.

Лесс с самого начала это предвидел.

Устало стягивая хирургическое облачение, женщина зло поглядела на любовника. Её безмерно раздражал его внешний вид, превосходство ума и положения.

И то, как он по-хозяйски развалился в её кабинете.

— Необходимо кремировать останки, — поигрывая электронной сенсорной ручкой, заметил Лесс.

— И что бы я без тебя делала, умный ты мой? — ядовито отозвалась Мэй.

Она тщательно промыла руки в химическом растворе и подставила их под стерилизатор.

— И зачем всё это? — тоскливо протянул Лесс. — Раз инфекция передается через кровь, то ты либо уже больна, и тогда все эти манипуляции полная чепуха; либо совершенно здорова, и тогда — чепуха вдвойне.

— Знаю, но таковы правила.

— А правила нарушать нельзя, даже если они идиотские, — невесело прокомментировал Лесс.

Неожиданно Мэй спрятала лицо в ладонях и разрыдалась.

Лесс не придумал ничего лучше, чем просто обнять любимую за плечи:

— Ну, тихо, тихо, — шептал он на ухо молодой женщине, ласково убирая спадающую на лицо темную непослушную прядь. — У него с самого начала не было шанса. Ты сделала все, что могла. Кроме тебя, мой храбрый ангел, никто другой за его жизнь и драться бы не стал.

— Это ужасно! — простонала Мэй. — Когда прекратятся эти адские вылазки? Ведь почти не одна не обходится без несчастного случая. Почему твой отец не запретит эти эксперименты, Лесс? За последний месяц мы потеряли семерых!

— У всего есть цена.

— Ой, вот только не надо начинать этот разговор снова!

Она вырвалась и, отвернувшись, нервно закурила.

Лесс любил Мэй. Но по некоторым вопросам им никогда не прийти к соглашению.

— Хотелось бы знать, за что такой высокий счет? — темные глаза женщины сверкнули и погасли за пушистыми ресницами.

— За знания. За возможность когда-нибудь вырваться из этих проклятых каменных мешков, — ответил Лесс.

— Мы и без того знаем, что на поверхности земли не осталось кислорода. О том мизерном проценте, который есть, говорить не стоит. Что сохранившиеся наверху формы жизни напоминают самый злой кошмар их всех возможных. Что ещё нужно, чтобы успокоиться и тихо проживать наши жизни до конца?

— Ты устала, Мэй, — взялся за дверную ручку Лесс. — Когда отдохнешь, мы поговорим. Если, конечно, захочешь.

Он старался не злиться, ибо уважал и ценил в ней эту черту характера — способность любить людей больше себя самой. Уважал не меньше, чем любил её стройные длинные ноги, черные густые косы и раскосые, огненно-черные глаза. Да, Мэй была непримиримой, по-своему беспощадной, горячей и холодной одновременно. Они не сходились по многим вопросам. Постоянно спорили. Порой казалось, что им невозможно найти общий язык.

А вот в такие моменты, как сейчас, даже думалось: а нужно ли?

Устала не только Мэй. Лесс тоже устал. Нельзя поддаваться слабости, нельзя так думать. Он нужен ей, даже если из гордыни сама Мэй этого не понимает.

В дверь постучали, и в приоткрывшейся щели Лесс увидел встревоженную физиономию Андреаса:

— Можно?

— Заходи.

Андреас просочился так осторожно, будто опасался, что за дверью его подстерегает маньяк с топором:

— Ты не занят?

— Шутишь? Я всегда занят. Слегка. Как и полагается сыну Верховного.

Андреас хихикнул с раздражающим подобострастием.

— Что тебе надо? — стараясь говорить ровно, поинтересовался Лесс.

Ему хотелось побыть одному.

— У меня новости.

— Я думал, — поморщился Лесс, — на сегодня новости закончились.

Андреас переминался с ноги на ногу:

— Лесс, я бы тебя не тревожил, но понимаешь, у ребят проблемы. Проблемы — не то слово. Они по уши в дерьме! Боюсь, без твоего вмешательства они в нём утонут.

Тонкая бровь Лесса изогнулась:

— Мы все в дерьме. Это наша профессиональная обязанность — ходить в таком костюме.

Андреас сжался.

— Ну, что там у вас? — вздохнул Лесс. — Выкладывай уже.

— Можно, я лучше покажу? Так ты все гораздо лучше поймешь.

— Показывай, — разрешил Лесс.

— Нам придется кое-куда сходить.

У Лесса зачесались кулаки съездить Андреасу по физиономии. Но воспитание победило примитивные импульсы.

— Бессонницу тебе в часы отдыха, Андреас. Ладно, к дьяволу! Пошли.

Следуя за испуганным Андреасом, Лесс оказался в секретном секторе «В». Раньше ему частенько приходилось захаживать сюда со старшим братом. Тот хранил здесь секретные образцы ДНК исчезнувших доисторических животных. Правда, расположение ячеек в секторах память Лесса сохранила плохо.

Они с Андреасом почти бесшумно скользили по извивающемуся шлангу длинного коридора, мимо бесконечного ряда дверей без номеров пока не остановились у одной, серебристой, бронированной и кислотоустойчивой.

–Ты должен будешь вступиться за ребят. Я понимаю, они нарушили инструкции, но… — снова начал Андреас.

— Давай короче! — рявкнул Лесс. — Ближе к делу.

— Ближе, так ближе, — согласился Андреас.

В центре камеры стоял огромный ящик из непробиваемого стекла, в котором находилась … спящая девочка.

— Не понял шутки.

Лесс повернулся к Андреасу за разъяснениями.

Андреас потряс головой:

— Какие там шутки?! Эта девочка — мутант.

— Да ну?!

В пригашенном голубоватом свете тело девочки излучало перламутровое сияние. Гибкая, сильная, с удивительно пропорциональными руками и ногами, она выглядела совершенной.

Девочка спала на животе, подложив руку под щеку. Белокуро-серебристые, длинные волосы укрывали лунное тело как плащом. Другого покрова на юной сильфиде не было. Абсолютно нагая, она словно только что сошла с ладоней Творца.

Взгляд невольно отмечал утонченную красоту лица: нежные пухлые губы, черный веер ресниц, изящную линию нежных скул.

— Она — мутант? — недоверчиво протянул Лесс.

Взгляд скользил вдоль тонкой линии спины, точеных ягодиц, маленьких пальчиков ног и удлиненного, расслабленного запястья.

— Мутантка? — повторил он. — Ты уверен?

Андреас кивнул:

— Ещё бы не уверен. Ребята принесли её сверху. Кто ещё там может жить? Представляешь, что с нами сделает твой отец?

Несколько минут Лессар наблюдал, как грудь ребёнка ритмично поднималась и опускалась.

Ребенок дышал, без сомнения. Она спокойно могла существовать в разряженной атмосфере, в которой почти не наблюдалось кислорода, и не погибла здесь. Как анаэробная бактерия.

— До сих пор встречающиеся нам мутанты выглядели уродами. Они ведь гермафродиты, Лесс! А эта? Ты только взгляни на неё! Как фея. Ты же можешь понять тех, кто не смог себя заставить уничтожить её, как прописано по инструкции, правда?

— Могу, — кивнул Лесс. — Не парься, Андреас. Я поговорю с отцом. Он поймёт.

Спустя две четверти часа Лесс навытяжку стоял перед Верховным в президентских апартаментах, повторяя, точно заведенный:

— Мы не можем уничтожить это существо. Она восхитительна, отец! Невозможно ребят винить за сделанную ошибку…

— Восхитительна?! — кустистые брови Верховного сошлись над переносицей. — Восхитительна! Она — восхитительна! Тьфу!

— Я видел её собственными глазами. Уж мне-то вы можете верить, отец?

— Лесс, помолчи! Как говорили в древности, может быть повезет сойти за умного.— Но она выглядит вполне обычной…

— Её необходимо уничтожить.

— Нет! — горячо возразил сын отцу. — Группа исследователей не киллеры. Они не станут убивать детей.

— Да выгляди она сто раз младенцем, Лесс, мутанты всё равно — мутанты! Ты со своей квалификацией должен был усвоить это давным-давно, — устало махнул рукой отец, оттягивая ворот рубашки, который неожиданно стал ему тесным. — Но весь ум, какой есть, достался твоему брату. А на тебе, увы, генетика отдохнула.

— Я усвоил, — сжал зубы Лесс. — Я просто объясняю, почему ребята поступили так, как поступили.

— Ты подобрал команду себе под стать, Лесс, — невозмутимо отозвался Верховный. — Твоих ребят отчего-то нисколько не смутило, что голый ребёнок прогуливается в безкислородной среде при температуре минус 90 градусов. Это же так обычно!

— Я же говорю вам, она выглядит…

— Как человек, — возводя очи горе, закончил Верховный. — Черт возьми, Лесс! Она — мутант! Мутантов следует убивать, потому что они опасны. Все, точка!

— Отец, не спешите. Дайте нам возможность! Ну, под мою личную ответственность! Хотя бы раз, — единственный раз! — доверьтесь мне. Мы попытаемся доказать, что в ней есть куда больше, чем все мы думаем.

Верховный потер глаза:

— Куда вы её поместили?

— В хранилище, в сектор «В».

–Ты отвечаешь за все.

–— Да, сэр! — щёлкнул каблуками молодой человек, чуть ли не бегом направляясь к эскалатору.

Он чувствовал себя школьником, которому объявили о неплановых каникулах.

* * *

Тварь чувствовала себя плохо. Как ей удалось оказаться в прозрачном замкнутом пространстве, где все сияло, издавая тонкий неприятный писк?

Поднявшись на ноги, она крадучись подошла к прозрачной стене. Руки ощутили прохладу и гладкость незнакомой поверхности.

Одна их стен отодвинулась в сторону. Из образовавшего провала вышли существа, похожие на других тварей. При взгляде на них мозг заполнился странными, непонятными видениями. Тварь не могла постичь картин, разворачивающихся перед нею, но видения были интенсивными, яркими и трудно считываемыми.

От фигур единовременно исходила угроза и страх, опасения и нечто вроде интереса. И агрессия. Все они хотели её гибели. Уровень агрессии превышал критический уровень.

Необходимо уничтожить противника, пока тот не перешел в нападение первым.

Закрыв глаза, Тварь сгустила энергетические, электрические и магнитные поля. Прозрачная стена с сухим хлопком брызнула стеклом в разные стороны. Полетели светящиеся кнопки, закачались стены, потихоньку оплавляясь.

В считанные секунды обуглилась плоть существ.

Опасность устранена.

Тварь осторожно перешагнула через груды переломанных, искореженных материалов.

Зрелище, представшее взору, ей вовсе не понравилось. Раньше в помещении было уютнее. Оно перестало выглядеть чистеньким, беленьким. Да и тонкий равномерный писк сменился надсадным воем.

Тварь подошла к одному из трупов. Одним рывком распорола плотный жесткий материал, и неожиданно для себя принялась вглядываться в лицо предполагаемому обеду.

Существо не походило на тех, кем Твари приходилось питаться раньше. Привычного голода не было. При мысли, что нужно располосовать останки на части, делалось неприятно. Она двинулась к стене, через отверстие, в которое прошли существа.

Удар плазмы, ещё удар. Маленькие горячие солнышки побежали по металлу, разогревая, оплавляя, разъедая. Вскоре в стене образовался оплывший, палящий жаром, но вполне свободный проход.

Визг аппаратуры действовал на нервы.

Подняв голову, Тварь обнаружила тонкие, разбегающиеся во все стороны, провода.

Удар.

В комнате сделалось тихо. Свет погас.

Видео-рецепторы быстро перестроились. Предметы, утратив цвет, приобрели четкие очертания.

Тварь подошла к новой стене. На этот раз она не стала ничего разрушать. Считав информацию о препятствии, перестроила тело таким образом, чтобы стать частью целого, слиться с ним, перетечь по каменным перегородкам, как ток по проводам, и, достигнув предела, отпочковаться, снова становясь цельной и индивидуальной.

«Протекая» по камням, Тварь видела картины. Стены хранили память о тех, кто ходил мимо: череда белых и серебристых фигур со странными предметами в руках, назначение которых было для неё непостижимо.

Стены не испытывали эмоций, не давали оценку. Они просто впитывали в себя информацию.

Но Тварь стеной не была.

Если бы с другой стороны её не встретили оружейным залпом, все могло бы закончиться иначе.

Но странные создания, что находились в комнате, с пронзительными звуками метались и палили, попадая друг в друга, разбивая предметы. А потом уже запах свежего мяса разбудил вечный голод. Одним движением Тварь свернула кому-то шею, оторвала голову и припала губами к бьющей фонтаном алой ароматной густой жидкости.

Мням-м!

Такого вкуса ей раньше знать не приходилось! Горячая. Вкусная.

А потом это случилось. И испортило все.

Картины. Смех. Плач. Фигуры. Они двигались. Общались. Обменивались информацией.

Стремительно со струей теплой крови пустое сознание Твари обогащалось новыми знаниями.

Вот лицо мальчика, протягивающего девочке маленького неживого человечка — куклу. Лицо девочки. Лицо женщины, ставящей тарелку на стол. Разноцветные книги. Дисплеи компьютеров. Успехи и неудачи в заведении, в котором детей обучают. Ускоренное биение сердца, повышенное внимание к мальчику по имени Сайман Харвей, белокурому и тонкому, с огромными черными глазами. Боль, потому что его внимание завоевать не удается. Работа. Новая работа. Рядом с ним. И снова боль. Мертвые тела. Вскрытие. Страх. Работа. Смерть Харвея. Работа.

Кровь иссякла.

Тварь отпрянула от тела. Что же она натворила? Эти существа, не такие, как там, откуда она пришла. Она не должна была убивать женщину.

Она вообще не должна нести смерть, потому, что делать так — неправильно.

Свет больно ударил по визуальным рецепторам, настроенным на то, чтобы видеть в кромешном мраке.

Новая группа существ с темными палками наперевес, из которых рвался дарящий болезненные, разрывающие плоть, ощущения, огонь, наступала стремительно, не давая времени поступить иначе.

Конечно, она не должна убивать, чтобы питаться. Но убивать, чтобы защищать свою жизнь — это приемлимо?

Тело перестраивалось, покрывалось черной чешуей, пробить которую оружие нападавших было уже не способно.

Когти и зубы удлинялись.

Волосы превращались в лезвия.

Тварь взвилась в прыжок.

* * *

Лесс рассматривал декоративный светильник. Он был доволен. Впервые в жизни отец прислушался к его мнению. Такое событие следовало отметить. И Лесс отмечал его распитием бутылки дорога коньяка.

Сонно кружащиеся пузырьки в пустом, без рыбок, аквариуме, после третьего стакана навевали сон.

Освещение в кабинете мигнуло.

Лесс напрягся. Перебои в электрическом питании в этом отсеке практически не случались. Но, поскольку бутылка уже подходила к концу, а градус в ней был немалый, он списал все сбои на кору головного мозга, затуманенного алкоголем.

Голубоватые, нежные тени лениво ползли по стенам. Как призраки.

Древние верили, что существуют призраки. И души. Но это было давно. Ещё до начала современной истории. Ещё до выхода человечества в космос, уничтожившего веру в чудеса, но поставившего огромное количество новых вопросов и загадок.

Надсадный рев сигнала тревоги заставил Лесса подскочить на ноги, вялые и расслабленные.

Проклиная дурную идею, лишившую его остроты реакций, Лесс кинулся к двери. Но та не пожелала открываться.

Лессар вспомнил, как, надумав предаться разврату на рабочем месте, и, понятно, не желая быть застуканным за нарушением правил, самим же и предписанных, запер её. Электроключом с кодом. Естественно, личным. Сделанному по индивидуальному заказу. Вскрыть подобное не под силу и мастеру, не стоит и пытаться.

В спешке носясь по кабинету, расшвыривая все в сторону, Лесс матерился так, что любой алкаш покраснел бы, застеснявшись.

Здесь — нет.

И здесь.

И здесь!

Мать, мать, мать!!!

Да куда же можно забросить предмет, величиной в добрые пятнадцать сантиметров, так, чтобы не отыскать?!

Только он на такое способен …

Звуки выстрелов заставили Лесса замереть.

В кого они там стреляют, мать вашу?! И — почему?..

Сердце притихло.

Тело замерло, обернувшись в слух.

Оглушительный грохот. Разрывающие слух крики, заставляющие кровь леденеть в жилах. Да что происходит-то?!!

Алкогольные пары улетучились из мозга, но продолжали держаться в мышцах. Рывками выдергивая на себя ящики, сбрасывая со стола все, что на нем лежало, Лесс искал проклятый ключ.

А со всех сторон грохотало, кричало, бухало и билось.

Ключ нашелся, как всегда, неожиданно. И как всегда в таких случаях, лежал на самом видном месте.

Лихорадочно схватив его, Лесс кинулся к двери. Вложил в пазл.

Процесс разблокировки сопровождался музыкальным мелодичным перезвоном. Десять секунд, необходимых для синхронизации, показались ему вечностью.

Крики стихли. Больше не стреляли.

Только бы никто не пострадал!

Лесс вырвался в коридор.

Свет мигал, порождая множество полутеней.

— Эй! Есть кто живой? — крикнул он.

Ответом послужил глухой звук вентиляторов.

Лесс шел вперед, уже зная, что произошла непоправимая трагедия и исправить уже ничего не получиться.

Внутренности аппаратов и внутренности людей складывались в одну бесконечную мерзкую кишку. Оторванные головы, конечности, обожженные ткани, покореженный пластик, оплывший металл.

Трупы, трупы, трупы…

Когда только успел случиться весь этот ужас?

Вот Андреас.

А это то, что раньше было Мэй.

Лесс опустился на колени рядом с останками любимой женщины. Что-то делать поздно. Без головы не живут.

Шорох справа заставил медленно повернуть голову.

Рядом с ним стояла изящная девочка и смотрела ясными, холодными глазами.

— Вы называете себя людьми? — тонко и мягко, будто колокольчик, пропел голос. — Здравствуй, Человек.

— Будь ты проклята! — прорыдал Лесс. — Будь ты проклята! О, Господи…

* * *

— Вы должны понять, никто не может поручиться, что в будущем вы вновь не станете представлять для нас опасность, — сутулясь, говорил мужчина в серебристом костюме. — Смертельную угрозу для представителей нашего вида.

Скай пожала плечами:

— Сколько представителей «гомо сапиенс», не теряя человеческой формы, были меньше людьми, чем я? И вовсе не мутанты некогда уничтожили целый мир, профессор.

— Мы не можем рисковать, Скай. Прости. Нам всем очень жаль.

— Только — то? — холодно улыбнулась девушка.

Долгие годы во искупление вины Скай терпела их эксперименты, послушно была и донором, и испытуемой крысой.

Долгие годы старалась стать для них если не любимой, то хотя бы приемлемой: жила в каменных катакомбах, ела пресную пищу, не способную давать информацию — только белки, жиры, углеводы.

Но для них она все навсегда останется чужой. Тварью.

Ей тоже очень, очень жаль…

Она не шевельнулась, когда люди, поспешно поднявшись из-за стола, как тати, юркнули к выходу.

Боялись.

Правильно делали.

Она могла бы уничтожить их самодовольное представление о безопасности. Могла бы убивать долго, упоенно, с вдохновением. Пить их жаркую пресную кровь.

Могла бы. Если бы была тем, кем они хотели её видеть.

Но она была другой.

Загудели машины, заставив задрожать пол под ногами. Из скрытых рукавов вырвались широкие языки пламени. Несколько секунд плоть неистово страдала от накала температуры.

Затем тело Твари считало информацию и, распавшись, слилось с языками пламени, стало ими, потекло по железным трубам…

* * *

Лесс смотрел на огромный монитор, изображающий окно. Сегодня за ним виднелся песчаный пляж, несколько пальм хлопали мясистыми листами; бескрайнее количество воды, некогда называемое морем.

Программа была задана так, что от окна кондиционеры распространяли порывы ветра.

Полная имитация жизни. Но это не жизнь.

Мягкая женская рука с длинными, аккуратно обработанными ноготками, обняла Лесса за шею:

— О чем грустите, господин Верховный?

Он с досадой оттолкнул девушку:

— Отстань, Триа. Иди спать. Часы показывает глубокую ночь.

— Все это иллюзия, — насмешливо ответила женщина с красивым лицом. — Ты же сам так говоришь? Иллюзия.

Лесс смотрел в искусственное окно и думал.

Сегодня он пришел к цели, добился того, на чем некогда так настаивал отец — Тварь была уничтожена. Никто больше не пострадает по её, а косвенно, и по его вине, тоже.

Только не была ли его цель так же призрачна, как этот пейзаж за окном?

В скучном подземном мире, где за все отвечали машины, где без ведома людского не происходило ничего, где все было предсказуемо и расчерчено на математические квадраты так скучно жить!

Единственным непредсказуемым и не учтенным звеном могла стать Тварь.

Но Твари больше не было.

Остатки мира предстояла изучить, запротоколировать и занести в архивы.

Лесс смотрел на искусственно созданный мираж и печалился о демоне, которого был вынужден уничтожить.