Что-о?.. (джен)

— Ой, что это? — удивилась женщина и потыкала мокрое и взъерошенное пальцем. Она никогда раньше не рожала — от кого и как, если живешь в одиночестве в юрте посреди темной и холодной пустоты? — но смутно подозревала, что если из неё что-то выползло, то оно должно быть либо неживым, либо похожим на неё.

— Ой, что это? — изумился Кутх и ухватил клювом странно неоперенный палец женщины. Он раньше её не видел — в тёмной и холодной пустоте всё черное и бесформенное, согласно законам оптики, да и глаза не особо тренированные — но предполагал, что на ощупь женщина-дух должна быть таким же, каким был он до того, как провалился в ведро с водой и по досадной случайности не успел отрастить жабры — то есть пернатой, пушистой и с тощими жилистыми ногами с цепкими когтями.

— Ай, что это? — вскрикнула женщина и отдёрнула укушенный палец. Дух повозилась в каких-то тряпках и вытащила бурдюк, слабо светившийся изнутри. Она поднесла этот импровизированный светильник к странному прыгающему комку, вывалившемуся из неё. Кутх скакал, пытаясь отряхнуть с себя мокрое и скользкое, приставшее на него, пока он жил внутри женщины, потихоньку регенерируя и отращивая конечности. Из-под его лап вместе с липкой влагой выскальзывало что-то мелкое и шустрое.

— Ай, что это? — завопил Кутх, наступив на мелкое, крутанувшись на месте от неожиданности, поскользнувшись и неловко севши на хвост. От отломившегося пера отскочило что-то чуть более крупное и вспорхнуло.

— И… что это? — полюбопытствовала женщина, поднося ближе к Кутху светящийся бурдюк.

— Мммыхмшшши, — пробормотал тот неразборчиво, поскольку отирал с клюва поросшими перьями руками остатки мокрого и скользкого — а перья, как стало впоследствии известно, не приспособлены для таких действий, они только липнут и мешают.

— Мы-ши? — произнесла женщина новое слово, будто пробуя его на вкус, и провела рукой по полу, нащупывая шуструю мелочь. Мелочь цапнула её за многострадальный палец и убежала. Кутх тем временем неуклюже поднялся на ноги и вперевалку шагнул наобум. Из-под его лап снова выскочила мелкая штуковина.

— Мы-ши, — ворчливо произнес Кутх. — Ну ладно, пусть они называются «мыши». Хотя на самом деле это остаточная регенерационная энергоматерия с инерционной трансформацией. Но ты не поймешь, женщина.

Дух хмыкнула, но возражать не стала: вообще-то ей было прекрасно известно, что имеет в виду Кутх — именно из этого она строила свою юрту и создавала вещи в ней, — но решила, что ей будет выгоднее выглядеть глупо. К тому же, в отличие от хвастуна Кутха, женщина была скромна.

— Эй, ты! — прикрикнул на нее Кутх. — Смой с меня эту гадость!

Женщина послушно плеснула на него холодной водой из ведра. Кутх взвыл — его обожгла поистине ледяная, с плавающими кристалликами, жидкость. Вместе с водой, стекавшей с его перьев, на пол юрты шлепались извивающиеся мелкие рыбёшки. «Этак он мне всё жилище живностью заполнит», — подумала женщина. Впрочем, она не возражала. Это позже, намного позже, женщины начнут ворчать на мужчин за разбросанные носки, расставленные где ни попадя немытые чашки и рассыпанные в известном только мужчинам порядке, больше похожем на бардак, железяки; но женщина—дух ещё не знала об этом, потому промолчала.

Кутх трясся от холода.

— Сог-г-грей ме-ме-мня, мать! — простучал он клювом. Дух прислонила к нему светящийся тёплый бурдюк и принялась искать другие бурдюки — поменьше, похолоднее, светившиеся чуть иначе. Кутх обнял пернатыми руками бурдюк и разомлел, обсыхая. Он томно созерцал копошащуюся мелочь.

— Мы-ши… откуда мыши? Дурацкое слово. А ну-ка, ути-пути… — Кутх протянул к мелочи пушистую ладонь. Мышь понюхала её, смешно шевеля усиками, и попробовала куснуть.

— Гадость эти ваши мыши, — вынес вердикт Кутх. — Откуда же они берутся?..

Не выпуская из объятий теплый бурдюк, Кутх прошелся взад-вперёд. Из-под его лап стайками выскакивали мелкие мышата.

— А, понял! — Кутх зажал бурдюк в клюве, расставил руки, прикрыл глаза и напрягся. Руки удлинились, пальцы выросли и срослись перепонками, перья стали жестче. Кутх открыл глаза, поглядел на новообретенные крылья и довольно заметил, не выпуская бурдюка:

— Ннафитса!

Он часто захлопал руками — то есть крыльями — и поднялся в воздух. Количество мышей оставалось прежним, значит он прав — дело в следах. Ну что же, летать даже удобнее. Кутх осторожно приземлился.

— Так лучше. Ну, я пошел. А это я заберу с собой, — Кутх похлопал крылом по приглянувшемуся ему бурдюку. Он перехватил ношу покрепче и пока что неловко полетел прочь из юрты, подсвечивая свой путь бурдюком. Позже любопытный Кутх не вытерпит и откроет бурдюк, желая посмотреть, что же там светит… Но это совсем другая история.

А что женщина-дух? Она была опечалена тем, что её ребёнок так быстро ушел от неё — хотя это был первый ребёнок, и она ещё не знала, сколько он должен быть с ней. И она жалела свою любимую игрушку, тёплую и светящуюся. Но позже, когда весь мир осветился, и появилась плодородная земля, населенная мышами, и птицами, и рыбёшкой, она подумала, что так даже лучше. В любом случае, она не жаловалась — потому что тогда женщины ещё были по-настоящему скромными.