Выходцы из Чернобыля (джен)

То, что я сейчас расскажу, является детскими воспоминаниями двадцатисемилетней давности, но даже сейчас, спустя столько времени, у меня не повернулся бы язык сказать «всего лишь воспоминание». Как вы понимаете, прошло уже двадцать семь лет, а на тот момент мне было четыре года, однако, несмотря на это, я помню те события с поражающей отчетливостью. Возможно, кому-то некоторые вещи покажутся до ужаса пугающими, а кому-то чересчур надуманными, каждый волен судить сам. Сколько я себя помню, произошедшее не раз подвергалось тщательному анализу с моей стороны, на разных стадиях взросления.

Итак, шел 1986 год. Припять — молодой и цветущий город энергетиков, пускай со сравнительно небольшим населением, но очень оживленный. Можно сказать, что город «вырос» благодаря крупнейшей по тем временам атомной электростанции, Чернобыльской АЭС, так как изначально он планировался, как город для работников станции. Это было время, когда в стране шла перестройка, когда все вокруг бурлило и вскипало от нововведений различного характера, в том числе политических и экономических. И, надо сказать, ЧАЭС являлась подлинным центром жизни СССР. Наш дом на окраине Припяти как раз выходил окном кухни на станцию, поэтому каждое утро мы лицезрели, как первые лучи солнца играют на блестящей поверхности полосатой красно-белой трубы. Как ни странно, взрыва в ту ночь никто из нас не слышал, только утром мы увидели, что вокруг станции летают вертолеты, а от нее валили клубы темного дыма. Саму дыру в четвертом энергоблоке мы увидели многим позже, по телевизору в новостях, будучи вдали от дома. Несмотря на то, что моя семья уже тогда всерьез запаниковала, мою сестру Юлю все равно погнали в школу, перед этим дав ей выпить молоко с каплей йода. Это так, на всякий случай. Вернулась она спустя полчаса, сказав, что уже у порога школы ее развернули и отправили домой, запретив задерживаться на улице. Юля с квадратными от страха и удивления глазами взахлеб рассказывала, что перед входом лежала мокрая тряпка, уборщицы бегали по коридору с марлевыми повязками на лицах и протирали все, что только можно. Окна были наглухо закрыты, несмотря на то, что день выдался довольно погожий, а самой Юле перед тем, как отправить домой, дали таблетку йода. Расскажу, для чего нужна была эта мера. Дело в том, что в наших краях организму йода всегда не хватает, поэтому наша щитовидная железа впитывает его как губка, стоит только оному попасть внутрь. При взрыве в воздух взлетело просто ужасающее количество радиоактивного йода, поэтому организм было необходимо «накормить» нормальным веществом, ибо если щитовидка поглотит радиоактивный, то вывести его уже будет никак нельзя.

Итак, в десять утра вся наша семья была в сборе, окна наглухо закрыты, на лицах повязки, а все мы приняли по таблетке йода. И надо сказать этим маленьким таблеточкам спасибо за то, что сегодня я жива и здорова и, слава богу, не инвалид и могу рассказать свою историю. Многие люди, как позже выяснилось, капали йод на хлеб и съедали его — тоже вариант. Весь субботний день прошел в метаниях, ведь новость об аварии разлетелась по городу подобно лесному пожару. О радиации уже все догадались, но оставались в неведении — а какой же уровень в нашем городе? Сколько мы уже успели нахватать? Сколько микрорентген является нормой? На эти вопросы никто не мог дать точного ответа, ибо представление о «норме» было очень смазанным. На органы чувств тоже не было надежды, ибо радиация не имеет ни вкуса, ни запаха, а для того, чтобы получить ожоги, нужно быть в непосредственной близости от источника.

Рано утром, двадцать седьмого апреля по городу разнеслось объявление об эвакуации из города:

«Внимание, внимание! Уважаемые товарищи! Городской совет народных депутатов сообщает, что в связи с аварией на Чернобыльской атомной электростанции в городе Припяти складывается неблагоприятная радиационная обстановка. Партийными и советскими органами, воинскими частями принимаются необходимые меры. Однако с целью обеспечения полной безопасности людей, и, в первую очередь, детей, возникает необходимость провести временную эвакуацию жителей города в близлежащие населенные пункты Киевской области. Для этого к каждому жилому дому сегодня, двадцать седьмого апреля, начиная с четырнадцати ноль ноль часов, будут поданы автобусы в сопровождении работников милиции и представителей горисполкома. Рекомендуется с собой взять документы, крайне необходимые вещи, а также, на первый случай, продукты питания. Руководителями предприятий и учреждений определен круг работников, которые остаются на месте для обеспечения нормального функционирования предприятий города. Все жилые дома на период эвакуации будут охраняться работниками милиции. Товарищи, временно оставляя свое жилье, не забудьте, пожалуйста, закрыть окна, выключить электрические и газовые приборы, перекрыть водопроводные краны. Просим соблюдать спокойствие, организованность и порядок при проведении временной эвакуации.»

О да, спокойствие. Насколько я помню, в тот день спокойствие, как таковое, наблюдалось только в моем поведении, если можно было так сказать. До тех пор, пока мне не заявили, что куклу можно взять только одну, а кошку брать мы с собой не будем. Спустя двадцать семь лет я все еще негодую по этому поводу: в чем же кошка была виновата? Разве по ее вине произошел взрыв? Нет, кошка не строила станцию. Она тут не причем. Поэтому кошку жалко. Осознание того, как талантливо правительство навешало нам длиннющей лапши на уши, уверяя, что мы вернемся через три дня, не дает мне покоя. Как же сильно может отчаяться человек, поверив, что радиация просто так возьмет и исчезнет за три дня. А может быть, тут дело было вовсе не в отчаянии, а в вере и в человеческом оптимизме. Хотя, о каком оптимизме тут можно говорить? Ведь полсотни тысяч человек покинули город не от того, что у них был такой выбор, а от того, что оного и не было вовсе. Нам говорили, что мы покидаем прежнюю жизнь всего лишь на три дня, но кто знал, что эти три дня уже никогда не пройдут? Тогда мы оставляли все: свои дома, свою работу, свои амбиции и надежду на счастливую жизнь в нашем таком еще молодом городе Припять. С того самого дня, с того самого часа на всех нас было поставлено клеймо «Выходцы из Чернобыля». В тот день было задействовано около тысячи двухсот автобусов на почти пол сотни тысяч жителей. Когда мы сели в один из автобусов, то внезапно поняли: если за какие-то жалкие часы стараются эвакуировать все население города — произошла настоящая трагедия. Наша правота, как вы понимаете, была очевидна, ибо трагедия действительно случилась, причем мирового масштаба. Но люди вели себя на удивление тихо: паники не было. Да и смысл паниковать? От этого только хуже, больше, наверное, в моральном плане.

Дороги я совсем не помню, но ехали мы очень долго. Периодически делали остановки на элементарное справление физиологических нужд, затем снова дорога. Уже под вечер несколько автобусов остановились в каком-то селе, а остальные поехали дальше. Когда уставшие припятчане, а так же сонные жители села вышли на площадь, началась рассортировка. Сейчас я поражаюсь, насколько же добрый был тогда народ, и как все-таки мало-мальски общее горе может сблизить абсолютно незнакомых людей. Как знать, если бы подобное случилось в наше время, была бы такая взаимовыручка? Вот представьте, незнакомый дядька будит вас посреди ночи, подталкивает к вам целый выводок из пяти человек и говорит, что они временно поживут у вас, так как в таком-то городе случилось ЧП. С уверенностью могу сказать, большинство современных людей просто скрутят конституционную фигу, и преспокойно пойдут спать дальше, красноречиво хлопнув дверью. В ту ночь ни один житель села не предъявил претензии по поводу нежданных поселенцев, все с пониманием отнеслись к ситуации, так как большинство уже слышало об этом в новостях. Нашу семью приняла одинокая женщина, которая была только рада дать нам временное убежище, но отец сказал, что остаемся мы лишь на одну ночь, а с утра уедем в Киев. Несомненно, хочется сказать спасибо тем людям, которые не испугались тесноты в своем жилище и дали нам — «Выходцам из Чернобыля» пристанище, хоть и временное, спася тем самым не только наши жизни, но и души.