Endspiel (джен)

Чёрная пешка с глухим стуком опустилась на светлую клетку у края шахматной доски. Худосочная рука арлекина, затянутая в потёртую перчатку, ещё немного задержалась на фигуре, мусоля круглую верхушку, в тот час, как сам маленький шут ликующе уставился на седого короля.

— Глядите, Ваше Величество! Ваш покорный слуга провёл пешку до последней клетки! — потемневшие со временем серебряные бубенчики, пришитые к длинным ушам старого колпака, зазвякали в такт радостным выкрикам.

— Ты… — прилагая немалые усилия, прошептал король, восседавший на троне посреди пустого зала. — Что ты… сделал? — голос его перемежался с хрипами и сухим кашлем, что заставлял старика кривиться от боли.

— Тише, Ваше величество, тише, — приложил указательный палец к губам, увлечённо выискивая на полу затерявшегося ферзя, который был так неаккуратно сбит острым башмаком шута, когда тот выплясывал перед правителем. — Ах, вот он где! Под маротту закатился, черт эдакий!

Король снова зашёлся кашлем, неотрывно одними глазами наблюдая за движениями гаера. А он в это время почитай ползком по холодному мрамору вновь придвинулся на красную дорожку к шахматной доске, с горящим взглядом меняя пешку на ферзя и проделывая ещё несколько ходов как чёрными, так и белыми фигурами — за старика.

— Шут… ты поплатишься… — еле слышно выговорил король, а с его губ стекла тонкая струя крови, смешанная со слюной, и закапала с подбородка.

Завидев это, гаер мигом подскочил к правителю, опираясь руками на бараньи головы, вырезанные на подлокотниках, и склоняясь к нему лицом к лицу. Распахнутыми глазами он уставился на алую жидкость. Дикий пристальный взгляд изучал, чёрные зрачки судорожно сужались до маленькой точки, а затем резко расширялись, словно старались впитать как можно больше из этого мгновения: больше оттенков полуслепых глаз короля, едва заметное подёргивание века, сухость потрескавшихся губ, рисунок глубоких морщин на грубой обветренной коже, блеск выступившей испарины на лбу… Этот взгляд пробирал до костей.

Шут глубоко вдохнул запах крови, блаженно закатив глаза и одарив мужчину гадким дурманом дешёвой браги и горького табака на выдохе, заползающим в ноздри прозрачной вязкой слизью и продирающейся до самых лёгких, едко царапая внутренности.

Король кашлянул. На лицо арлекина полетели ржавые брызги. Одёрнувшись от неожиданности, шут оторопело замер, а затем провёл ладонью по запачканной кровью щеке.

Он смазал грим. Теперь на щеках красовались багряно-белёсые разводы, сквозь которые просвечивали тысячи морщин, выдавая в гаере не старика, но измотанного жизнью и частыми пьянствами до утра человека.

Удивление и презрение. Это ясно читалось по его виду, когда тот разглядывал тёмные мокрые разводы на перчатке. А искривлённые в недоброй усмешке губы внушали страх.

Взмах руки и удар. Но нет. Ладонь шута остановилась в паре сантиметров от щеки старика, зажмурившегося от безысходности.

— О, нет, Ваше Величество, — зазвенели вновь бубенчики, когда гаер склонил голову набок, грубо вытирая засаленным рукавом струю крови с лица короля, — этого не будет.

Слегка пританцовывая и звеня колпаком, он зашёл сзади трона, бесцеремонно приобняв короля за плечи, буквально вдавливая его в сидение. Склонился к уху старика и широким жестом указал на доску с игрой, на сторону белых фигур, против которых выступали лишь чёрный король с новоиспечённым ферзём:

— Ваши подданные уже и так порядком потрепали вас, перемывая косточки, — прошипел шут, — все эти белые ладьи, туры, кони и офицеры, да даже королева!.. Все они никчёмны в своём естестве, полном желчи и сумбурных понятий о чести, — он отскочил от трона, прыгая обратно к доске, и заголосил, срываясь на сиплый смех: — Да все они скрывают свои вороньи клювы за слащавой соловьиной песней! Они жаждут отведать падали… а главным блюдом для них всегда были Вы. Они залили Вам уши и глаза мёдом своих речей, а в рот засыпали лишь то, что нужно было им. Белый король, ха! Король оказался единственной фигурой, оставшейся в неведении о происходящем, скрытый от реальности за спинами предателей, творящих произвол от его королевского имени. Король оказался пешкой, прибережённой напоследок. На всякий случай…

Арлекин рванул обратно к старику, падая на колени к его ногам, цепляясь дрожащими пальцами в подол уппеланда, и прошептал, тыча пальцем на доску:

— Ведь Вы заметили, что там нет белых пешек? Да-а, это не могло скрыться от Вас, я знаю. А ведь в этом нет ничего странного. Со-вер-шен-но, — с каждым слогом шут вцеплялся в ткань всё сильнее и сильнее, приподнимаясь выше, неотрывно заглядывая правителю в душу мутными глазами. — Их просто сожрали!

Гаер отскочил от трона. Упав навзничь, стал кататься по полу и заливаться истеричным смехом:

— Сожрали с потрохами! Не оставив даже крошек! Устранили все угрозы, самых слабых конкурентов на Вашу падаль! — он резко умолк, прокрутив головой по кругу, осматривая тронный зал, и остановился на седом старике, что глядел на него, ужасаясь. — Но только они не учли одну деталь… одну ма-а-аленькую, незначительную… абсолютно никчёмную деталь! — он уже орал от злости, во всё горло, выходя из себя. — Они забыли меня! Меня… ту самую чёрную, неприметную фигуру, скрытую в тени собственного невежества. Фигуру, выставленную на посмешище всему дворцу! Чёрная пешка, скрытая покровом дурачества!

Гомерический смех отдавался эхом от стен, закрадываясь в каждый уголок сознания, заставляя нервно дышать, но через секунду затих.

— Но даже мелкая пешка может стать самой сильной фигурой в игре, — самодовольный прищур отразился на лице шута. — Зря, Ваше Величество, зря Вы доверили эту партию мне, пешке, ведомой своими грехами и искушениями, своим демоном. Жаль, но мой король — не Вы. У тёмной фигуры не может быть светлого правителя. А впрочем, — наигранное недоумение сочилось в его голосе, — Ведь ваши подданные, черти, неким образом измазались белой краской. Да так, что и не отличишь. Однако сейчас не о них, — глубокий вдох последовал за скучающим тоном. — Я говорил о чёрном короле. До этого момента он также неподвижно стоял у края, лишь изредка делая шаг в сторону от возможной угрозы. Он смиренно ожидал своего часа. Такого, как сейчас. Когда мне выпал шанс из вечного дуралея стать чем-то большим, чем-то значительным, чем-то… опасным.

— Мерзкое… отродье… — хрипя, отозвался король, оборвав речь арлекина.

Шурша потёртой тканью старого костюма, шут приподнялся и уселся, скрестив ноги, подперев ладонью голову и разглядывая старика.

— Поздно, Ваше Величество, — коротко бросил он и не глядя переставил чёрную фигуру на несколько клеток. — Я выиграл. Я… выиграл… — нервный смешок проскользнул между слов. — Я выиграл!

Мгновенно гаер подскочил и на радостях сдернул с головы колпак, подкинув его высоко вверх под перезвон бубенцов. Без огромного головного убора он выглядел довольно жалко: худой, жилистый, теперь казался ещё тоньше, а открывшаяся взгляду лысая голова прибавляла ещё с десяток лет, грязное же от грима и чужой крови лицо с широкой беззубой ухмылкой и горящим в глазах адским огнём пугало своим безобразием.

Арлекин подался к трону, по пути захватив с пола маротту, плавно ступая по дорожке и шепча что-то неразборчивое себе под нос. Ещё шаг, и королевская корона слетает с седой головы правителя, водружаясь на лысину, а драгоценный золотой скипетр меняется местами с дешёвой игрушкой шута.

— И-и-и… последний штрих! — он напялил старый колпак на обессиленного короля и отстранился, оглядывая свои труды. Очевидно, содеянное ему пришлось весьма по вкусу, так как на лице расплылась широкая радостная усмешка. — Великолепно! — а затем добавил, спохватившись: — Как жаль, что здесь нет зеркала!

Повертевшись по сторонам, гаер плюнул на пол, выразив тем самым негодование, но быстро собрался, довольствуясь ощутимым весом золотого скипетра в руке и сползающей на глаза короной:

— Шут становится королём! Невиданное дело! — безобразно выплясывает вокруг трона.

— Выродок! — звучит крик правителя. На самом же деле тихий стон.

— О, Вы ещё живы, Ваше Величество? — чересчур учтиво интересуется арлекин и качает головой. — Но ведь Вы проиграли. Вас убили. У-би-ли! — снова хохот.

Прекратив безумные пляски, шут подходит к старику. Медлительно. Слишком медлительно, слишком мучительно это напряжение, что повисло в воздухе, колышущееся только от частых выдохов. Устрашающе. Скипетр небрежно полетел в сторону, со звоном ударяясь о плитку. Руки шута потянулись к королю. Ниже груди, к животу, в который был засажен дешёвый кухонный нож. К животу, из которого при малейшем движении выливалась новая порция крови.

Одна ладонь опустилась на рукоять ножа, вторая легла сверху:

— Тише, Ваше Величество, тише… — прошептал на ухо старику, когда тот, паникуя, зашелся хрипом. — Вы ничего не почувствуете... почти ничего.

Гаер надавил на оружие. Лезвие вошло глубже в тело, рассекая дряблую кожу. Нож неспешно потянули вверх, к еле вздымающимся рёбрам, разрезая несколько слоёв одеяний, отделяя плоть от плоти, а затем повернули вокруг оси, вспарывая внутренности, кромсая на мелкие части. Густая кровь всё больше впитывалась в покромсанный уппеланд, даже на алой ткани выделяясь тёмным пятном, блеща на вышитых золотом узорах. Белая меховая мантия уже давно покрылась багровыми пятнами.

— Голубая кровь, да? — сокрушённо проворчал шут, рассматривая стекающую с острой стали жидкость, разочарованный обманом. Король больше не дышал. — Вот и всё. Ни голубой, ни красной. Вам мат, Ваше Величество.

Нож был откинут вслед за золотым скипетром. Гаер вдохнул полной грудью, устало присаживаясь на пол. Измождённый взгляд блуждал по шахматной доске, а мысли роились в голове, пытаясь собраться в одно. Им овладела неясная опустошённость, что никак не хотела давать покоя. Ощущение, что он что-то упустил. Что-то очень важное.

— Королём… — словно в бреду прошептал арлекин, остановившись взглядом на поверженной белой фигуре. — Ферзю никогда не стать королём. Конечно! Ферзю не стать королём! Никогда!

Истеричный хохот сорвался с его губ, а трясущиеся пальцы судорожно сжали в руках светлого короля.

— Остаётся только поглотить его, как черти поглощали пешки. Игра будет завершена бесповоротно! — шут разжал руку, беря фигуру двумя пальцами и приподнимая вверх, любуясь ею в тусклом солнечном свете, что едва пробивался в окна. — Завтра будет новый маскарад. Другая пешка будет плясать перед новоиспечённым королём. Завтра начнётся новая партия. А сейчас… — он запрокинул голову и занёс белого короля над раскрытым ртом. — Сейчас я сожру Вас, Ваше Величество.

Деревянная шахматная фигура упала в горло, застревая в гортани и вызывая у гаера приступ кашля. Тщетные потуги человеческого тела отторгнуть инородное. Мерзкие хрипы смешивались с неистовым кашлем и рвотными позывами. Лёгкие непроизвольно сокращались в беспорядочной попытке добыть глоток свежего воздуха. Судорога нещадно трепала тело. В голове гудело, лицо начало синеть…

***

— Эй ты, вставай! — кадка воды вылилась на развалившегося на полу шута, затекая в открытый рот. — Вставай, кому говорят!

Грубиян неслабо пнул арлекина в бок, что никак не мог продрать глаза, а только заходился кашлем от попавшей не в то горло воды.

— Будешь знать, как нажираться! Да йщё и задрых за троном! — гневался стражник, охраняющий дворец. — Провонял тут всё своим перегаром, пёс вшивый! Тебя король ищет!

Гаер с вечно опухшим от табака и литров алкоголя лицом поспешил быстро подняться, пока в ноющие рёбра не прилетел новый пинок остроконечного башмака. Да и негоже правителя заставлять ждать.

— Завтра опять будут королевские танцульки с сопливыми женихами для нашей принцессы, так чё только притронься к вину! Руки вырву! Приводи себя в порядок и бегом к королю, иль прям счас наступит для тебя конец игры!..

Грустный шут, устало согнувшись и озадачено вспоминая ночной пьяный сон, быстро выскочил из зала, сопровождаемый грязными ругательствами. Вдогонку ему донеслось презрительно:

— Мерзкое отродье…