Ночь и День (джен)

Ночь…

Постепенно к городу подступала Ночь. Она спускалась с вершин гор покрывалом сумерек, тянулась со спокойной глади озера молочной пеленой тумана. Холодное ноябрьское солнце прощалось с жителями города, готовясь скрыться за тонкой, призрачной линией горизонта. Оно бросало свои последние золотистые лучи на черепичные, деревянные и соломенные крыши домов, на шпили готических соборов, темнеющих с каждой минутой все сильнее. Вечерние лучи скользили по отполированным дождями, ветрами и землей каменным стенам старинной крепости, заглядывали в окошки бойниц, где уже давно спали тени прошлого, плясали тысячей бликов на разноцветных стеклышках витражей, пугливо заглядывая внутрь мрачной громады Главного собора, возвышающегося над городом. Они наполняли тишину этого старинного здания своей особой, неповторимой мелодией. Случайно заглянувший в храм путник мог подумать, что один из ангелов с витражей ожил и теперь поет свою дивную песню, слова которой понятны только ему. Но как бы ни хотелось солнечному свету навсегда остаться в этом прекрасном соборе, он постепенно исчезал оттуда, уступая место покою и темноте. Он поднимался все выше и выше, озаряя теперь уже узорный верх храма, угрюмых горгулий, отпугивающих одним своим видом. Но вот и самые последние лучи растворились в прозрачном воздухе, и золотой диск солнца утонул в вечерней дали.

Ночь почти полностью вступила в город. Она, как королева, прошлась по извилистым узеньким улочкам, вымощенным камнем, в сопровождении шепотов, шорохов, теней. С криком ночной птицы пролетела она над взмывающими в небеса шпилями, крышами. Отразилась ледяной улыбкой на окровавленном лезвии кинжала, поспешно убранного в ножны. Мягкой кошачьей походкой прошлась вдоль нависших над городом стен крепости, исчезнув в первой же тени. Она посетила старую голубятню, дома богачей и бедняков, растворилась в пьяном хохоте таверн и скользнула в открытое окно дворца.

Быстрее ветра проносясь по коридорам, покоям и залам, она гасила коптящие факелы, беззвучно смеясь, задувала свечи в канделябрах. Она танцевала в темноте Тронного зала, кружась под неслышную музыку. Браслеты на ее руках звенели, будто вода, ткань платья шелестела, будто шум ветвей качающихся деревьев, а каблуки туфель, вальсирующих по мраморному полу, гремели, словно гром.

Но никто во всем замке ничего не слышал, потому что так хотела она. Стражники думали, что шум воды — это прекрасный фонтан в саду, деревья качает холодный северный ветер, пришедший с гор, а гром — это голос надвигающейся грозы, которую уже давно ждали в городе. Так хотела она, Ночь.

На крыльях старого ворона она взмыла в небо, унося с собой сны жителей города. Ее черные волосы рассыпались по плечам; прозрачные, как слезы, бриллианты искрились в тусклом свете молодого месяца. А в темных глазах отразилось звездное небо. Она улыбалась, смотрела на этот город и улыбалась, потому что так хотела она…

Город, объятый тьмой, спал. Пустынные, безлюдные улицы, на которые изредка врывался поток яркого света из открытых дверей, манили своей загадочностью. Скрип старых ставень, качаемых ветром, злой лай собак, разбуженных чьими-то шагами, глухой стук в закрытую дверь — все это слегка оживляло сонный мрак улиц города.

Вместе с холодным северным ветром из-за гор пришла долгожданная гроза. Она приближалась медленно, не торопясь, обильно орошая скошенные поля, обнаженные леса и опасные горные перевалы.

Первая тяжелая капля упала на камень гранитной мостовой, разлетевшись тысячей брызг в разные стороны. И вдруг разрезающая воздух стрела молнии, а следом за ней далекий и одновременно близкий раскат грома. Дождь хлынул с небес стеной. Холодные струи стекали по стеклам и стенам домов, барабанили по крышам и подоконникам, вместе с ветром стучались в запертые двери. И без того неприветливая темнота улиц стала просто пугающей. За какие-то минуты на дороге образовались лужи, которые постепенно перерастали в целые озера воды. Дождевая туча накрыла весь город, от нее не было спасенья ни одинокому путнику, возвращающемуся домой поздно ночью, ни грязной облезшей черной кошке, которая ходит сама по себе. Холодные капли стекали за шиворот, капали с носа и грозили неминуемой простудой. Ветер, путающийся в ветвях деревьев, завывающий в печных трубах и несущийся вперед по узким улицам, пробирал до костей. Он поднимался все выше, хлопал ставнями и створками деревянных ворот, обливал водой скалящихся собак и взлетал к одиноким шпилям собора. Зацепившись подолом своего невидимого плаща за одну из остроконечных игл, он долго не мог вырваться, свища, что было силы. Но вот, наконец, он полетел дальше, унося тучу к городским стенам, а там дальше в луга с блекло-зеленой травой. Он мчался сквозь луг, поднимая вверх брызги воды, освещаемые молнией.

У лесной опушки он остановился в раздумье. Но потом, бросив вызов невидимому сопернику, пролетел сквозь ветви деревьев, обрывая с них последние, одинокие, пожухлые листы, и, обогнув заросли колючего можжевельника, помчался к озеру. Зеркальная гладь пошла рябью от дождевых капель. Но ветер на этом не успокоился. Усмехнувшись, он по-детски прыгал по воде, шуршал в зарослях камышей и передразнивал диких птиц, эхом повторяя их жалобные крики.

Он не видел, что сверху глазами звезд смотрела на него Царица-ночь. Она улыбалась, глядя на его проделки, она смеялась вместе с ним, она укрывала его пеленой тьмы, пряча от любопытного взора всех живых существ. Она пускала с небес молнии и стучала в бубен грома, а ветер играл, гулял и несся вперед… все быстрее вперед…

Устало оглядывая спящий город, Ночь простилась с ветром и ноябрьской грозой. Ей давно пора было идти. Взмахнув плащом тьмы, она исчезла в последнем сиянии серебряной молнии, расколовшей на две половины старый дуб, одиноко стоящий у обочины дороги, ведущей в город.

... и День.

На смену Ночи пришел радостный День. Поздней осенью он был слегка ленивый, просыпался поздно и редко баловал жителей города светлыми, безоблачными днями. Но в этот раз он решил сделать исключение, поэтому с первыми лучами солнечного света, окрасившими небо в розовые, красные и лиловые тона, он ворвался в город, задорно прыгая по лужам и улыбаясь всему, окружающему его миру. Он взобрался на крышу одного из домов, стоящего в центре города и хлопнул в ладоши. Словно по мановению волшебной палочки в городе проснулась жизнь.

Окна и двери домов с жалобным, противным скрипом отрывались, на улицу выходили еще сонные жители, сладко потягиваясь и зевая. Они начинали приводить в порядок свое хозяйство: сажали собак на цепь, проветривали комнаты, прогоняли назойливых голубей, которые скрывались от дождя под крышами домов. Лавочники расставляли свои прилавки, подметали помещения, выбрасывая весь сор на дорогу, и, приставив к глазам руку, смотрели на ласковое солнце, улыбающееся им с изумительно голубого неба.

Торговки с рынка расставляли свои палатки, не забывая при этом обсуждать различные новости, делиться своим мнением с окружающими и тихонько шептать подругам на ухо последние сплетни. Они хохотали над забавными шутками стражников, закрывая рот рукавом платья, зазывали к себе покупателей, предлагая им самые различные товары, ругали что было силы мелких воришек, промышляющих на рынке, и непредсказуемую погоду, указывая рукой то на лужи, то на безоблачное небо.

А День смотрел и радовался, он взглянул на золотое солнце и провел по воздуху рукой, как будто хотел коснуться хрустального купола небес. В этот миг над городом повисла радуга. Многие жители заглядывались на разноцветный призрачный мост, повисший над их городом. Маленькие дети с радостными криками показывали пальцами в небо, бежали на городскую площадь, чтобы постоять под радугой, пока она не исчезла, не растворилась в сиянии солнечных лучей.

Вскоре по улицам города промчались кареты, запряженные прекрасными лошадьми. Это торопились во дворец важные сановники, аристократы и богатые купцы. Вслед за ними потянулись обычные просители, разные посланники и другие небогатые люди, которые приходили туда в поисках счастья, помощи или работы. Караул у ворот с важным видом прохаживался взад и вперед, отдавая честь проезжающим мимо офицерам.

День улыбался, глядя, как мальчишки пускают солнечных зайчиков, слепивших постовых у ворот дворца, как всегда строгие и невозмутимые постовые закрывают глаза рукой, как ругается их командир, как рассерженные матери гоняют своих отпрысков, придумывая им различные, по большей части бессмысленные поручения, лишь бы те не мешались им под ногами. День хмуро смотрел на Главный собор, он не любил его строгий вид, холодность помещений и неулыбчивые лица священников. Он не любил грозных горгулий, наблюдающих с высоты своих постаментов за маленькими людишками, снующими туда-сюда вокруг собора, не любил он и остроконечные шпили, взмывающие в небо. Ему больше нравились небольшие церкви, ангельское пение хора и немного печальный звук органа…

День долго смотрел на город, гудевший, словно разбуженный улей, а потом спрыгнул с крыши и стал важно прохаживаться по улицам, невидимый для всех. Он подшучивал над жителями, окрикивая их разными голосами, строил рожицы стражникам и отвлекал их, создавая странные, движущиеся тени. Он веселился от души, наблюдая, как дети играют в прятки и салочки…

На одном из балконов дворца, выходящего в сад с обнаженными деревьями и кустами, где только одинокие фонтаны еще радовали своими звонкими голосами, сидела девушка, державшая в руках вышивку. Невиданные цветы и фрукты и райские птицы, вышитые шелковой нитью, уже не занимали ее нежного взгляда. Мечты и фантазии уносили ее далеко за стены этого дворца и стены старой крепости, за высокие Северные горы и скошенные поля, за непроходимые чащи лесов и пустынные голые степи, полные страшных разбойников… они неслись к морю, в голубую бесконечную даль. Туда, где по волнам, подвластным одной лишь переменчивой капризной стихии, плыли сказочные корабли, где жизнь человека зависела только от ветра и далеких огоньков звезд на ночном небе. Ее душа чайкой кружилась над мачтами одного корабля, грустно окликая того, кому навсегда было отдано ее сердце, того, с кем она мечтала остаться навсегда… именно туда, преодолев все преграды, летала грустная песня:

…Обернуться бы лентой в чужих волосах,

Плыть к тебе до рассвета, не ведая страх,

Шелком в руки родные опуститься легко,

Вспоминай мое имя, прикасайся рукой…

Услышав эту песню, День примчался к балкону дворца с другого конца города, подняв в саду небольшой ураган из опавших желто-коричневых листьев. Он вслушивался в слова волшебной песни и, закрыв глаза, перенесся туда, где у штурвала корабля стоял молодой капитан. Находясь на палубе, День наблюдал за одинокой чайкой, расправившей свои крылья, которые на фоне ярко-голубого неба казались просто белоснежными. И в какое-то мгновение капитану почудилось, что он слышит любимый голос, поющий чудесную песню, которую принес сюда вечный странник — Ветер… Капитан прикрыл глаза и улыбнулся, узнавая знакомые слова. Вдруг он резко повернул штурвал и отдал неожиданный приказ:

— Поднять все паруса! Мы возвращаемся домой…

Радостных криков моряков День уже не услышал, потому что снова вернулся в город. Оттолкнувшись от земли, он очутился на перилах балкона и, прошептав девушке о том, что ее возлюбленный скоро вернется, покинул дворец.

Но вдруг, посмотрев на золотой солнечный диск, он грустно вздохнул. То короткое время, что солнце проводило на уже по-зимнему холодном небе, подошло к концу, значит, и его время закончилось.

Он медленно уходил из города, с немного грустной, виноватой улыбкой. Как и раньше, его светлый наряд искрился и переливался в лучах заходящего солнца, как и раньше, его плащ развевался в такт шагам, а золотисто-карие глаза прощались с каждым камнем мостовой, с каждыми воротами и с каждым окном скользящих мимо домов. Он прощался с этим городом, чтобы на следующее утро встретиться вновь, ворвавшись через Главные ворота с первыми лучами солнца, так же смеясь и играя. Таков уж был этот веселый День…