Засыпать не страшно (джен)

Он отчаянно пытался вспомнить прошлое. Оно ведь было? Конечно, у всех людей есть прошлое. И у него должно быть. Но вспомнить его было почему-то невероятно сложно. Словно бы он всю жизнь провел в этом странном помещении с выбитым кафелем на полу, стенами со старой облупившейся штукатуркой и маленьким окошком почти под потолком, сквозь арматуру решетки и потеки грязи на стекле которого пробивались тусклые лучи солнца и тянулись через всю комнату воспаленными щупальцами, выхватывая из воздуха роящиеся пылинки.

Он посмотрел вверх. Ободранный потолок и голая мигающая лампочка, прикрученная на несколько тоненьких искривленных проводков — вот это и увидел он, когда впервые открыл глаза здесь. Это и был тот самый момент отсчета; он помнил все, что было после, но ему не удавалось вспомнить, что же было до. Как он оказался здесь? Кто он такой? Эти и еще множество других вопросов крутились у него в голове, и он гонял их туда-сюда сотни и тысячи раз по протоптанным дорожкам, не получая в результате ничего — казалось, ему не хватало чего-то, чтобы вспомнить. Иногда перед его глазами мелькали смутные, неясные образы, но ему не удавалось надолго удержать их — они улетучивались в тот же момент, как и появлялись.

Он встал с продавленной жесткой кровати и принялся мерить шагами комнату, иногда останавливаясь и смотря в одну точку невидящим взглядом. Он даже не знал своего имени, он просто не мог вспомнить даже этого. Все называли его Артур — врачи, которые приходили каждый день в его сырую холодную каморку, чтобы вколоть в уже и без того истерзанные вены очередную дозу успокоительного. Так называла его девушка Лора, каждый день навещавшая его.

Ему нравилась Лора. Она была красивой — высокой, стройной, с гладкими волосами чернильно-черного цвета, всегда аккуратно зачесанными назад. Он носила темного цвета одежду — ни разу не видел он ее в другом цвете — что очень выгодно оттеняло ее белую, словно бы прозрачную кожу. Ее длинные пальцы украшало множество колец разнообразной формы, а запястья — серебряные и кожаные браслеты.

Лора любила его. Он видел это в ее изумрудно-зеленых глазах, но смотрела она всегда задумчиво-печальным, с некой затаенной грустью взглядом, будто испытывала колоссальную боль каждую секунду своей жизни, рассказать о которой не могла ни ему, ни кому-либо другому. Иногда он видел, как из ее грустных, но прекрасных глаз выкатываются крупные слезы и бегут по бледным щекам, оставляя черные потеки от туши. Он осторожно стирал их кончиками пальцев, не понимая, почему ему так тяжело видеть, как она плачет. Ведь он не знал, не помнил ее. Но, несомненно, она была в его прошлом, она играла в нем какую-то роль и, скорее всего, роль немаловажную. Иначе почему его сердце радостно подпрыгивало каждый раз, как открывалась тяжелая железная дверь и она заходила в его наполненную грязным солнцем комнату?

Но он не помнил, кто она. Он не помнил ничего, а Лора отказывалась говорить ему что-либо. Он спрашивал несколько раз у нее о том, кто он такой и почему находится здесь, но из всех вопросов она ответила только на один — его зовут Артур. Просто Артур? У него не было фамилии? Нет, сказала она, отныне у него нет фамилии. Он должен забыть ее. Он должен забыть все. Так она сказала, и добавила, что это ему и не нужно.

Но мозг все же силился вызвать картинки из прошлого. Артур заметил некую закономерность — когда врачи немного запаздывали с уколами, образы становились более яркими и на несколько секунд он мог задержать их в своей голове. Значит, именно это лекарство в шприцах отнимает у него память. Но зачем? Зачем они это делают? Почему он здесь?

«Не мучай себя, — сказала Лора. — Скоро это все закончится».

Скоро его выпустят отсюда? О, он хотел этого больше всего на свете! Он хотел увидеть солнечный свет не из этого маленького запыленного и засиженного мухами оконца. Он хотел ощутить ветер на своем лице, увидеть людей, дома, здания, автомобили. Все это было где-то там, за пределами этого смрадного помещения. Он знал. Наверное, это было единственным, что он помнил.

Артур повернулся и посмотрел на дверь. Где же врачи? Где Лора? Почему сегодня никто не спешит прийти к нему? Он вернулся на кровать и сел, смотря на свои ноги, обутые в резиновые шлепанцы. Что же это за место? Больница? Сумасшедший дом? Тюрьма? И если одно из трех предположений верно, то почему он, например, в больнице? Он ведь совершенно здоров, у него ничего не болит, он хорошо себя чувствует. Почему он в тюрьме? Совершал ли он какие-то преступления? Опять же — он ничего не помнил. Или же это сумасшедший дом? Он — сумасшедший? Нет, этого не может быть, ведь его реальность не была искаженной или иллюзорной. Он просто ничего не мог вспомнить, но это дело рук людей в белых халатах — Артур был абсолютно уверен.

Мысли снова пришли в тупик. Дальше их уже некуда гнать.

За все время пребывания здесь его только два раза выводили за пределы комнаты. Артур запомнил длинные, тускло освещенные коридоры с одинаковыми дверьми в стенах. Кое-где стояли большие кадки с растениями, изредка попадались стулья или маленькие узкие скамеечки. И ни одного окна. Все двери плотно закрыты. В бесконечных коридорах, сворачивающих то туда, то сюда — ни души. Везде тишина, только мерное гудение ламп дневного света.

Первый раз его привели в почти такое же помещение, где жил он сам. Только там не было кровати, как у него, а большое, в половину стены окно было закрыто спущенными жалюзями. В центре комнаты громоздился огромный стол, на стенах висели одинаковые белые шкафчики. Его встретил высокий, сурового вида человек в белом халате и с колпаком на голове. Еще один врач — понял Артур. Он посмотрел на него тяжелым взглядом, как-то нервно дергая свою седую бородку, и спросил:

— Ну, молодой человек? Будем лечиться?

— Меня и так каждый день лечат, — пролепетал Артур, стараясь избежать взгляда пожилого врача. Тот несколько секунд молча смотрел на него, потом покачал головой, повернулся и подошел к одному из шкафчиков. Артур следил за его руками в резиновых перчатках — он взял с одной из заставленных пузырьками полочек ампулу и выкачал из нее жидкость при помощи большого шприца. Вернулся к нему. Лекарство на этот раз было другим, и его было больше, чем обычно. Оно вошло в вену с болью; Артур дернулся, но на его плечо легла тяжелая рука его провожатого. К проколотой вене прижалась проспиртованная вата.

— Можете идти, — буркнул врач и отвернулся.

И обратный путь по безлюдным длинным коридорам. Его комнатка. И захлопнувшаяся за ним массивная железная дверь. Они запирали ее на прочный засов.

Второй раз его на несколько минут отвели в большое полутемное помещение, посадили на один из деревянных стульев, расставленных вдоль стен и оставили одного. А потом забрали и снова отвели в ставшую уже почти родной каморку.

Артур потерял счет времени. Он не знал, сколько уже находится здесь — неделю, месяц или год. Еду ему приносили два раза в день, смену одежды — кажется, раз в неделю. Она всегда была одинаковой — почти такой же, как у врачей, но другого, более темного цвета. Люди, приносившие еду и одежду, всегда молчали, и ни единого раза он не слышал от них ни одного слова. После нескольких неудачных попыток заговорить с ними, Артур понял, что это все равно, что пытаться добиться ответа от стены, и оставил старания. Теперь он не обращал на них никакого внимания, да и казались они ему все одинаковыми — большие, с нахмуренными бровями и огромными руками-кувалдами.

Дверь распахнулась, и на пороге появился знакомый силуэт. Артур вскочил.

— Лора!

Она открыла объятия, и он кинулся к ней, чтобы крепко прижать к себе. Через несколько секунд она немного отстранила его от себя и тихо проговорила:

— У нас всего несколько минут, Артур.

Она взяла его за руку, подвела к кровати и заботливо усадила, убрала дыбившееся комом одеяло.

— Ну, как ты? — она слегка улыбнулась.

— Все так же, — вздохнул он. — Почему ты сегодня пришла позже, чем обычно? Я ждал тебя.

— Меня не пускали.

На несколько секунд повисла тишина. Она смотрела куда-то, не мигая, все с той же болью в глазах. Артур взял ее длинную узкую ладонь и сжал.

— Лора, я люблю тебя, — прошептал он. — Обещай, что никогда меня не оставишь.

Она подняла на него взгляд и по ее щекам вдруг хлынули слезы. Она обняла его.

— И я люблю тебя. Я никогда тебя не брошу, слышишь, никогда!

Ее голос был сдавленным, руки дрожали. Артур, казалось, физически ощущал ее боль, но он не сказал ни слова. Он просто обнял ее в ответ, уткнувшись носом в ее худое плечо и вдыхая аромат ее духов. Когда он выйдет отсюда, все будет по-другому. Он сделает так, чтобы Лора стала самым счастливым человеком на свете. Она никогда не будет больше плакать и мучиться — он дал себе слово.

Так они и сидели, молча обняв друг друга. Иногда она гладила его по спутанным волосам и нежно целовала его лицо. Время будто остановилось.

Дверь вновь распахнулась, пропуская нескольких врачей в сопровождении санитаров. Один из них взял Лору за локоть.

— Все. Это все. Вы должны уйти.

Лора подняла голову.

— Позвольте остаться, — сдавленно прошептала она.

— Ладно, — поколебавшись, ответил врач. — Это не против правил, так что можете остаться. Я просто берегу вас. Вам может быть больно.

— Больнее, чем сейчас, уже не будет, — покачала головой девушка, потом повернулась к Артуру, взяла его лицо в руки и нежно поцеловала в губы. — До свидания, милый.

Она порывисто встала, и ее место тут же занял один из врачей с неизменным шприцом в руке. Он быстро натянул на лицо медицинскую маску и пробурчал:

— Дайте руку.

Артур ощутил смутное беспокойство. Он посмотрел на Лору, потом обвел взглядом людей в палате.

— Что это? Что происходит? Лора…

Она наклонилась к нему и прижалась щекой к его щеке.

— Ничего страшного, это снотворное, ты просто уснешь.

Он расслабился. Ей он всегда верил безоговорочно и с первого слова. У него не было причин не верить ей — он знал, что она не станет врать ему, ведь она любит его, а он любит ее. Он посмотрел на нее полным нежности взглядом и протянул врачу руку. Игла вошла в вену с чуть слышным треском и вниз побежала тонкая струйка крови, разделив напополам вытатуированное на запястье сердце. Врач уложил его голову на подушку. Веки его становились все тяжелее, и ему было все трудней держать глаза открытыми. Он посмотрел на Лору. Она стояла у изножия кровати и вытирала набегающие слезы. Да, все будет по-другому. Скоро. Она сама говорила, что скоро все закончится. Они будут вместе всегда. Они будут счастливы, как никто другой.

— Я увижу тебя еще раз, когда проснусь? — тихо прошептал он.

— Конечно, милый. — Ее голос доносился словно сквозь невидимый заслон. Такой родной и любимый голос. Артур закрыл глаза.

— Тогда засыпать не страшно, — ответил с блаженной улыбкой на лице.

…Она стояла, прислонившись к облезлому косяку, и сквозь туман слез наблюдала за лежащим на кровати парнем со спутанными волосами, падающими на бледное лицо с впалыми щеками. Его дыхание становилось все тише и реже и, наконец, оборвалось совсем.

— Артур… — простонала Лора, продолжая прислушиваться и надеясь, что ей показалось, что он все еще дышит, что вообще все это сон или некий самообман. Она вцепилась в косяк с такой силой, что костяшки ее пальцев побелели.

Несколько врачей покинули палату и быстро удалились по длинному коридору. Двое оставшихся стояли в молчании несколько секунд, потом один из них быстрыми движениями рук ощупал шею Артура и, обернувшись, кивнул коллеге.

— Все, — равнодушно сказал он. Второй накинул на лежащего на кровати человека белую простыню, полностью закрыв его с головы до пят.

— Вы можете идти, — сказал кто-то Лоре; она не видела ничего из-за льющихся слез. Сотрясаясь от беззвучных рыданий, она медленно сползла вниз по косяку и прижалась к нему лбом. Кто-то взял ее под локоть и потянул вверх.

— Не надо тут сидеть. Пойдемте.

Она подчинилась. Встала и пошла, спотыкаясь, за ведущим ее человеком. Ей было уже совершенно безразлично, куда идти.

А на косяке, у которого она стояла, остался черный след ее смешанных с тушью слез.