Ботанический сад (джен)

Обширная территория ташкентского ботанического сада, густо засаженная различными видами деревьев и трав, призванных демонстрировать многообразие флоры всех континентов мира, была изрезана неухоженными дорожками, большими и маленькими петлями проложенными сквозь заросли дикой малины и ежевики. В зеленой листве деревьев весело щебетали птички, над пестрыми лепестками распустившихся цветов жужжали насекомые, в сочной, высокой, давно не кошеной траве юркали жучки и ящерки. Трудолюбивые муравьишки многочисленными цепочками пересекали асфальтированную тропинку, перетаскивая к своему жилищу найденные ими маленькие палочки и соломинки, годящиеся для строительства. Ласковые лучи весеннего солнца не могли проникнуть сквозь плотно сомкнутые кроны деревьев, которые с завидным стремился опутать своей зеленой паутиной упорством дикий неукротимый вьюнок; вплоть до самых верхушек, дабы одержать верх над уже царящей там ежевикой, тугими путами оплетшей безропотно покорившиеся ей ветви.

Где-то в глубине, среди мощных стволов вековых деревьев с отсыхающей, сплошь растрескавшейся корой журчал маленький ручеек. Омывая острые камни, он прокладывал себе путь меж искореженных, подобно змеям дыбившихся из черной земли узловатых корней, неся свои мутные ледяные воды в никуда. Разбросанные по нескольким гектарам ботанического сада крошечные невзрачные озерца давно заросли липкой ряской, и среди этой болотистой зелени вместо положенных по задумке кувшинок и водяных лилий красовались пустые баклажки с полуободранными этикетками, смятые сигаретные пачки и прочий мусор, оставленный человеком. Населяли эти водоемы одни лишь лягушки, которых было бесчисленное множество. Они сидели на берегах, выступающих из воды корягах, и их звонкое, не стихающее кваканье разносилось достаточно далеко от мест обитания. Все вместе это выглядело настолько уныло, что неизменно нагоняло на любого мрачную, какую-то неотлипчивую тоску.

И вдруг весело скакавшие с ветки на ветку птички замолкли, словно уловив в воздухе нечто тревожное. В следующую секунду лес будто вздохнул — листья растений и высокая трава затрепетали, а все живое замерло. Этот вздох порывом ледяного ветра прокатился до самых границ сада, и там затих. Птицы, словно спасаясь от чего-то неведомого, наводящего ужас, стаями взметнулись вверх, и возникшую до этого тяжелую мрачную тишину нарушило оглушительное хлопанье их крыльев. С тревожными криками они носились в безоблачном, беззаботно голубом небе, а в самом центре ботаники раздалось тихое хихиканье, удивительно похожее на шелест опавшей полусгнившей листвы и хруст иссохших корявых сучьев, во множестве усеивавших тут землю — словно невидимый кто-то удовлетворенно рассмеялся, довольный проделанной шалостью, и наслаждаясь безграничной властью над своей вотчиной.

Скрюченная фигурка садовника-сторожа, с любовью склонившаяся на усыпанными тугими бутонами розовыми кустами, выпрямилась. Старик поднял испещренное глубокими морщинами лицо к небу, посмотрел на круживших высоко над кронами деревьев птиц и покачал головой.

— Опять развлекается, — вздохнул он, зная, что сад ждет. Сторож бросил на землю секатор, стянул с руки перепачканную глиной перчатку и поднял в страхе жмущуюся к его ногам полосатую кошку. Животное, выпустив острые когти, тут же вцепилось в рабочую спецовку и прижалось к нему всем своим дрожащим тельцем. Старик ласково погладил ее огрубевшей, загорелой, покрытой веснушками рукой между ушек, и она доверчиво спрятала свою мордочку в его ладонь.

— Ну не бойся, Мусечка, — успокаивая ее, пробормотал сторож. — Не бойся, маленькая, не тронет он тебя. Пойдем, молочком покормлю.

И, не спуская с рук свою любимицу, он вошел в маленькую сторожку, смотрящую на мир темными подслеповатыми окнами.

***

Не знаю, почему, но Юлька, моя девушка, всегда считала этот захламленный ботанический сад страшно романтичным местом.

— Сережа, ну как ты не понимаешь, — вздыхала она, пока мы ехали с нашей группой в автобусе. — Там же есть Озеро Любви! Горка Желаний! И вообще, там красиво!

— Ага, — кивнул я. — Особенно романтично выглядят валяющиеся в траве использованные презервативы. А горка желаний — это просто наваленная в кучу земля, да несколько ободранных деревьев, увешанных вонючими кусками тряпок.

Юля обиженно надула губки и отвернулась к окну.

— А в твоем озере любви страстно друг друга любят одни лягушки, — добавил я.

— Зануда, — сверкнула она на меня глазами.

Я притянул девчонку к своему плечу и чмокнул в ее хорошенький курносый носик.

— Малюля, — позвал я ее тем прозвищем, которое сам ей придумал и которое всегда вызывало у нее улыбку. Но она попыталась отстраниться от меня и тогда я, еще крепче прижав ее к себе, дурашливо заговорил: — Юлька-малюлька! Ну не дуйся. Юльке-малюльке не идет, когда она дуется!

Она захихикала.

— Все равно ты зануда. И совсем не романтичный, — повторила Юля, но по голосу было ясно, что обижаться ей расхотелось.

Я осмотрел салон автобуса, под завязку забитый нашими сокурсниками. Ехать в ботанику не рвался никто, но куратор с видом заправского гида, оглядывающий сейчас нас, сказал, что эта экскурсия обязательна.

— А ты не дуйся. Я ведь парень. — Я опять чмокнул Юльку. — Нам ведь все равно придется там гулять, хочу я этого или нет. — Она снова поджала губки, и я поспешно пообещал: — Я постараюсь быть романтичным, клянусь. Только не начинай.

Юлька улыбнулась. Она была свято убеждена, что имеет надо мной некую власть и страшно гордилась этим перед своими подружками. Еще бы! Подцепить самого симпатичного парня на факультете — это чего-нибудь, да стоит! Я ухмыльнулся во весь рот, и, продолжая обнимать свою глупую малюльку, откинулся на спинку и вытянул под переднее сиденье скрещенные в лодыжках ноги. Несмотря на то, что я «не романтичный зануда», предстоящая прогулка по ботаническому саду все же радовала меня. Благодаря ей не придется сидеть на скучных парах, а потому настроение было отличным. Да к тому же еще и малюлька рядом. Эх, жизнь прекрасна!

Позади нас, уставившись в экран смартфона, громко смеялись двое наших одногруппников, Андрей и Леха.

— Не ну ты видал! — во весь голос воскликнул Леха.

— Ага! — согласился Андрей. — Бог фотошопа, бля!

Юля обернулась назад и, сморщив милый носик, пробормотала мне в ухо:

— Смотри, опять эти два дебила ржут.

Я повернул голову и окинул взглядом двух гогочущих закадычных друзей.

— В любой компании обязательно есть два дебила, которые постоянно ржут. Про них обычно говорят: «Смотри, опять эти два дебила ржут».

Юля рассмеялась и прижалась щекой к моей груди.

— Я люблю тебя, — прошептала она, и за это признание я обнял ее двумя руками и нежно коснулся губами ее макушки.

Наш автобус свернул с главной дороги, немного сбросив скорость, поднялся на горку, миновал ворота зоопарка и затормозил у входа в ботанику. Двери с тихим «пш-ш» разъехались в стороны.

— Приехали, — сообщил куратор.

— Спасибо, кэп! — выкрикнул кто-то.

— А то б мы не догадались! — добавил кто-то еще.

Толпа, словно горох из разорванного целлофанового пакета, высыпала наружу, и, весело гомоня, цепочкой потянулась к кассе на проходной. Куратор важно шествовал впереди. Сунув кассирше в окошечко заранее собранные на билеты деньги, он встал чуть левее от крутящегося турникета и принялся, словно чабан баранов, пересчитывать нас.

Мы с Юлькой шли позади всех. Я приобнял ее за талию и в самом прекрасном расположении духа оглядывался по сторонам. А что, зелено, тихо, вполне даже так себе и ничего. Мы миновали длинную ухоженную аллею, усаженную по краям розовыми кустами, и поравнялись с разбитой дощатой беседкой. Отсюда дорожки разбегались в разные стороны. В земле на развилке копался сгорбленный старичок, одетый в испачканную спецовку, у ног которого терлась, задрав пушистый хвост, маленькая полосатая кошечка. Когда мы проходили мимо, кошка села и вперила в нас взгляд своих круглых, как монетки, зеленых глаз. Она коротко мяукнула, словно привлекая к себе внимание, и старик, вдруг как-то резко вскинув голову, тоже уставился на нас. Внимательно оглядев нашу гомонящую толпу, он отвернулся и снова занялся своей работой. «Странный дед», — подумал я. Тяжелый взгляд его выцветших, проницательных глаз словно прошил меня насквозь, и по коже побежали ледяные мурашки.

Но шедшая рядом Юлька что-то безостановочно щебетала, и через пять минут мысли о старике, его кошке и брошенном на меня непонятном взгляде выветрились из моей головы.

***

Сад терпеливо ждал своих гостей. Замерев в оцепенении, он лишь изредка тихонько вздыхал, и, казалось, что-то едва слышно нашептывал, нарушая тишину.

Сторож начал рыхлить землю в последней на сегодня клумбе с розами. Муська, как всегда, сидела рядом и тщательно вылизывала свою серую шерстку. Иногда она настороженно оглядывалась и, поводя чуткими ушами, прислушивалась к едва слышным шорохам леса. Кошка тоже знала, но, в отличие от хозяина, она еще и боялась.

Со стороны проходной послышались веселые выкрики, смех и гомон. Старик и не подумал отвлечься от своей работы. Групповые экскурсии здесь были обычным делом. Да и потом, Муся мяукнет. Ей виднее, кого на этот раз выберет сад — своим животным инстинктом она всегда безошибочно определяла избранного.

И правда. Когда уже почти все студенты свернули на правую большую петлю, кошка подала голос. Сторож вскинул глаза и проследил за ее взглядом. Она смотрела на высокого, атлетически сложенного парня в белой футболке и потертых джинсах, обрезанных до колен, который, по-хозяйски приобняв, вел за собой стройную девушку, ростом едва ему по плечо. Словно что-то ощутив, парень на секунду замедлил шаг и посмотрел на кошку, а потом вновь перенес внимание на болтовню своей спутницы.

«Значит, сегодня, — подумал сторож, смотря вслед удаляющейся молодежи. — А парень-то хороший…». Он погладил свою любимицу и продолжил работу. Ему было неведомо, что за существо обитает в этих безобидных с первого взгляда зарослях, но зато он отлично знал: оно сделало свой выбор. Теперь, когда студенты покинут территорию ботаники, оно отправится вслед за своим избранником, и сад на время станет самым обычным — тихим и спокойным. Старик любил эти редкие дни, и с удовольствием наблюдал, как Муся, растеряв всю свою настороженность, без опаски отправлялась гулять по лесу. А смерть студента, как всегда, никто не свяжет с предшествовавшей ей экскурсией.

***

Прогулка длилась уже второй час. Наша группа разбрелась кто куда. Я, помня данное Юле обещание, с ней и компанией ее подружек потоптался на берегу мелкой лужи, которую они громко величали «озером любви», и послушал мерзкое кваканье лягушек. Потом меня потащили к Горке Желаний. Мы взобрались на нее по крутой бетонной лесенке и девчонки принялись рыться в своих сумках и, хихикая, привязывать к ветвям несчастных деревьев, и без того уже увешанных чем попало, видимо, специально припасенные тряпочки. Одну такую Юлька сунула мне в руки и прошипела:

— Давай, тоже!

Со скептическим видом я подошел к одному из деревьев и просто привязал кусок ткани, даже не подумав загадать обязательного желания. Потом оглядел всю эту разноцветную лабуду, которую сумасшедшие люди навешали здесь, свято веря, что после этого все их мечты непременно исполнятся, и рассмеялся. Чего только сюда не повязывали — женские резинки для волос, целлофановые пакетики, нитки, шнурки, носовые платки… я даже углядел огромную двухлитровую баклажку из-под пива.

— Загадал? — толкнула меня моя девушка.

— Конечно! — бодро ответил я.

Ее глаза тут же загорелись любопытством. Пару минут она мужественно боролась с ним, но потом, все же не выдержав, спросила таинственным полушепотом:

— А что загадал?

Я хитро глянул на нее и принял неприступный вид.

— Не скажу. Желания говорить нельзя!

— Ну ладно, мне-то можно! — Она заглянула мне в глаза и предложила бартерную сделку: — А я тебе тогда свое скажу!

— Говори, — расцвел я шутливой улыбкой, ясно говорившей, что я непременно ее обману и, даже узнав тайну ее желания, никогда не назову своего. Юлька насторожилась.

— Нет, ты первый, — насупилась она.

Я сделал вид, что сдался.

— Я загадал… — протянул я и, выдержав театрально напряженную паузу, поведал ей на ушко торжественным полушепотом: — Хочу на тебе жениться!

— Дурак! — фыркнула Юля и отвернулась, но я поймал ее в свои объятия и закружил. — Ах ты медведь! Поставь меня немедленно!

Я опустил ее на землю, а она, даже не вырываясь, прижалась к моей груди, и я ощутил, как стремительно колотится ее сердечко. Малюлькины подруги завистливо вздыхали в стороне, искоса кидая на нас взгляды. Юле явно все это нравилось — ее щеки зарумянились, губы растянулись в довольной, счастливой улыбке, а глаза, которые она вскинула на меня, сверкали. Это был явно момент ее триумфа.

— Мог бы это и не загадывать, — сказала она. — Я и так согласна.

— А я чтоб наверняка.

Девчонки по парам потянулись вниз по лесенке, и мы последовали за ними. Я слушал, как они делятся друг с другом своими только что загаданными желаниями, и удивлялся — странный народ эти женщины! Ведь предполагается, что желание никому нельзя рассказывать!

— А что, кстати, ты загадала? — вспомнил я и посмотрел на любимую.

— То же, что и ты, — просто ответила она.

Я хмыкнул:

— Могла бы и не загадывать. Я и так согласен.

— А я чтоб наверняка, — поддразнила она меня, и мы расхохотались. Чувство юмора у нас было, видимо, одно на двоих.

Наконец мы преодолели не в меру длинную лестницу. Впереди девчонки увидели целую поляну весенних цветов и с явным намерением набрать по букетику двинулись к ней.

— Эй! — крикнул я. — Предупреждения читали?

— Какие еще предупреждения? — удивилась Наташка, малюлькина лучшая подруга.

— Правила поведения в ботаническом саду. На входе щит, — уточнил я. — Цветочки-то рвать нельзя!

Наташка скорчила рожицу и отмахнулась:

— Да ну тебя.

Девушки разбрелись по полянке, и Юля последовала за ними со словами:

— Веночек тебе сплету. Покури пока.

Я потрепал ее по волосам и вытащил сигареты. «Курить здесь, кажется, тоже запрещается… — подумал я, щелкнув зажигалкой. — А! Наташка права: да ну меня». Я усмехнулся и выпустил струйку сизого дыма через нос.

Сбор цветов затягивался. Я выкурил сигарету, попил минералки, а девчонки все бродили в высокой траве, и, изредка переговариваясь, рвали букеты. Мой мочевой пузырь, начавший напоминать о себе еще на горке, требовал внимания, и я решил найти укромное местечко подальше от глаз сокурсниц. Если они увидят меня, пристроившимся к какому-нибудь дереву, то непременно начнут фукать и возмущаться моим поведением. Я поймал малюлькин взгляд и одними губами произнес:

— Пойду пи-пи.

Она явно ничего не поняла, но улыбнулась. Я зашагал по узенькой тропиночке, ведущей куда-то за заросли боярышника. Там оказалась небольшая ореховая рощица. В ней я и остановился и, предварительно убедившись, что никто не может меня увидеть, взялся за пуговицу на своих шортах. И тут краем глаза я уловил какое-то движение в стороне чуть левее меня. Решив, что один из моих одногруппников тоже вознамерился справить здесь малую нужду, я посмотрел туда и замер. Прислонившись к толстому стволу грецкого ореха и ухмыляясь, на меня глядел… Я!!!

Забыв расстегнуть ширинку, я стоял и глазел на своего двойника, а он, небрежно засунув руки в карманы, улыбался мне во весь рот и явно наслаждался моим недоуменным испугом. Его лицо светилось каким-то злорадным весельем. Он медленно склонил голову к правому плечу и вытаращил дико сверкавшие откровенным безумием глаза. Я почувствовал, как, начиная с ног, снизу вверх, по моей коже ползет сковывающий меня ледяной паралич ужаса. Открыв рот, я попытался закричать, но, как в кошмарном сне, мои голосовые связки издали лишь короткий сдавленный всхрип. Стоящий у дерева другой я игриво подмигнул мне и, показав знак «окей» — сомкнутые в колечко большой и указательный пальцы — повернулся и с невообразимой скоростью для обычного человека пошел прочь. Его фигура скрылась с глаз за доли секунды, а под его ногами не хрустнула ни одна ветка, не шелохнулась ни единая травинка. Чувствуя, как колени зашлись в противной мелкой дрожи, я рванул из этой проклятой рощицы.

Девчонки все так же мирно собирали цветы и болтали. Ощущая неимоверное облегчение от того, что рядом находятся другие люди, я опустился на поваленный ствол какого-то дерева и трясущимися руками открутил крышку на бутылке с водой — пить хотелось настолько, что я не мог даже сглотнуть. Утолив жажду, я закурил сигарету, но высадил ее в три затяжки. И что это было, черт возьми??! Центр города, мать его, на дворе белый день, а мне чудится хрень какая-то! Кабину солнышком напекло, что ли?!..

Я закурил еще одну сигарету и уставился на землю.

— Сереж, что с тобой? — услышал я и вздрогнул, будто меня ошпарили. Рядом стояла Юля с венком в руках. — Ты такой бледный…

Она опустилась передо мной на корточки и заглянула мне в лицо.

— Ничего. — Я с трудом сглотнул и попытался улыбнуться. — Жарко очень.

Улыбка получилась дрожащей и жалкой. Малюля, слишком хорошо знавшая меня для того, чтобы ее можно было вот так просто обмануть, недоверчиво посмотрела на меня и провела тыльной стороной ладони по моей щеке.

— Что-то не похоже, что просто жарко.

— Все в порядке, малюль, — попытался я ее убедить и встал с бревна. — Давай вернемся в автобус.

— Девчонки! Мы на выход! — крикнула она подругам и послушно последовала за мной. Я почти что бежал, стараясь вспомнить, какая именно дорога ведет к главным воротам. Но тропинки, петляя, завели меня совсем в другую сторону — сделав крутой поворот, мы вдруг оказались среди целого моря дикой ежевики. Здесь ей не на что было карабкаться, и она плотной гигантской паутиной стелилась по земле и только метрах в десяти от нас оплетала какие-то высокие деревья, образуя огромную стену, взметнувшуюся в небо застывшей зеленой волной своеобразного цунами. Выглядело все это жутко, и я, представив, что может скрываться в этих непролазных зарослях, содрогнулся.

Где-то в глубине всего этого я вдруг ясно различил злобное мерзкое хихиканье. Кто-то выжидающе, сощурив хищные, с кровавыми прожилками глаза наблюдал за мной оттуда — я был уверен в этом.

— Ты слышала? — спросил я у Юли. Она огляделась, не понимая, что я имею в виду.

— Что слышала? Ветер шелестит.

— Шелестит, — подтвердил я, и в этот момент, взметнув Юлины волосы, резким порывом пронеслось ледяное дуновение колкого ветра.

— Пойдем отсюда, — как-то испуганно попросила Юля. Она стояла, обхватив себя за плечи, и ежилась, озираясь по сторонам. — Здесь жутко.

Я обнял ее, и мы повернули обратно.

Лишь в автобусе я пришел в себя и сумел слегка расслабиться. Внизу по трассе, сверкая на ярком майском солнце боками, проносились автомобили, у ворот зоопарка шумела группа детишек, слышались крики уличных торгашей: «Шарики! Шарики!». Сейчас, окруженный привычной цивилизацией, я понемногу успокаивался. Прогулка по ботаническому саду казалась мне теперь кратковременной экскурсией в голливудский фильм ужасов.

Юля прижалась ко мне и молчала. Ей было не так страшно — она не видела того, что видел я.

— Сереж? — не поднимая головы, позвала она меня.

— М-м? — отозвался я.

— А что это было?..

— Что именно?

— Ну там… ветер. Странно — уже май и сегодня жарко, а ветер холодный такой… до костей пробрало.

Я обнял ее покрепче.

— Ну там же тень, вот и сквозняк прохладный, — попытался успокоить я любимую. — Просто заросли эти выглядят пугающе, вот и все.

Юля кивнула и еще сильнее прижалась щекой к моей груди.

— Ну что ты, малюлька, — я погладил ее по голове, — так испугалась?

— Не знаю. — Она вздохнула и попросила: — Пожалуйста, молчи. Я слушаю, как бьется твое сердце.

Автобус двигался обратно по направлению к нашему вузу. Сиденья, на которых сидели мы с Юлей, оказались на солнечной стороне, и некоторые одногруппники поднялись со своих мест, предпочтя ехать стоя. Им было жарко, а я никак не мог согреться. Что же это было, черт подери?? Что??!

Я вдруг услышал знакомое тихое «пш-ш» и, подняв голову, увидел, что мы уже стоим у нашего вуза. Я даже не заметил, как мы приехали. Юля встала, шагнула в проход и, влившись в поток остальных студентов, вышла из автобуса вперед меня. Я шел за ней следом и, спрыгнув с подножки, стал искать глазами ее знакомую стройную фигурку. Но наша группа уже смешалась с огромной толпой людей на остановке, и я никак не мог отыскать ее. Оглядываясь по сторонам, я протиснулся вперед, и вдруг увидел свою малюлю стоящей посреди оживленного проспекта. Она явно намеревалась шагнуть ко мне, но пока замерла на месте и, чуть склонив голову к правому плечу, с призывной полуулыбкой на губах смотрела прямо мне в глаза.

Растолкав людей локтями, я ступил на проезжую часть.

— Юля? — позвал я. — Ты что?

Но она молчала. Я сделал к ней несколько шагов и вдруг увидел, что на нее со страшной скоростью несется темно-бардовая «Нексия».

— Юля!!! — закричал я и кинулся вперед, намереваясь оттолкнуть ее с пути сумасшедшего водителя. Малюля не двигалась и продолжала странно улыбаться. Время словно остановилось, и я видел лишь только несущийся на нас автомобиль. Я подскочил к ней, хотел толкнуть к разделяющему полосы движения барьеру, но мои руки наткнулись на пустоту. Малюля исчезла.

— Сережа!!! — услышал я полный отчаяния крик позади себя и обернулся. На тротуаре стояла Юлька. Она замерла и смотрела на меня огромными, полными ужаса глазами. И тут что-то движущееся на огромной скорости сшибло меня с ног. По ушам ударил чей-то страшный крик, визг тормозов. Асфальт бросился мне в лицо и все померкло.

***

Год спустя.

Три девушки медленно шли по одной из петель тропинок, пролегающих меж густых зарослей ботанического сада. Они были странно молчаливы и грустны. Одна из них остановилась и, поежившись, сказала, обращаясь к подруге:

— Знаешь, малюль… мрачно здесь, аж мурашки по коже.

— Не называй меня так! — спокойно ответила Юля. — Ты же знаешь.

— А, да… прости, — смутилась Наташа.

— На кладбище куда мрачнее было, — решила разрядить обстановку Маша, другая их сокурсница, но ей никто не ответил. Они зашагали дальше.

— Так странно, — с пронзительной грустью в голосе тихо сказала Юля, — всего год назад мы были здесь вместе, а теперь… Сережи нет.

— Не надо, пожалуйста, — попросила Наташа. — Надо жить дальше, Юль. Уже целый год прошел.

— Я знаю. Но без него… — девушка на секунду умолкла. — Как без него?..

Ей никто не дал ответа, и они, молча миновав вираж петли, оказались среди целого моря зарослей дикой ежевики. Она стеной взметалась в безмятежно голубое небо, полностью оплетая кроны каких-то деревьев. Юля остановилась и посмотрела вверх, в бесконечную глубину необъятных небес.

— Мы тогда тут остановились с ним, — сказала она подругам. — И было так жутко… как будто предчувствие какое-то… дурное. И ветер холодный… — она не договорила.

Здесь совсем ничего не изменилось за прошедший год, будто бы его и не было. Юле вдруг живо припомнилось все до мельчайших деталей — как Сергей замер на этой самой тропинке, и как жутко ей было, когда они торопливо шагали отсюда к автобусу. А потом она слушала стук его сердца, словно зная, что биться ему осталось совсем недолго. И вдруг ей показалось, что откуда-то из глубины густых зарослей донесся мерзкий торжествующий смех. Девушка боязливо огляделась и уставилась на подруг.

— Вы слышали?

— Что? — удивилась Наташа.

— Ветер шелестит, — пожала плечами Маша.

— Пойдемте отсюда. — Юля повернулась и, не дожидаясь девушек, почти бегом бросилась прочь. Но злой ледяной ветер нагнал ее и, как тогда, взметнул ее распущенные по плечам волосы. «Все повторяется», — слышалось ей в шепоте листвы.

***

Она до вечера в одиночестве бродила по городу. В памяти всплывали обрывки давно сказанных фраз: «…я загадал жениться на тебе…», «…а я чтоб наверняка…», «…малюлька моя…». В глазах стояли слезы. Что осталось от этого счастья? Холодный, молчащий кусок черного мрамора, отполированный до блеска, с изображением любимого лица, да холмик земли с медленно увядающими на нем цветами? Как этого мало!

Сумерки догорали. На Ташкент опускалась теплая майская ночь. Юля решила уже отправиться домой и свернула с тротуара на дорожку, ведущую вглубь массива. Надо жить дальше. Надо как-то жить дальше… как-то…

Медленным шагом она обошла пустынную в этот час стройку будущего супермаркета и свернула налево, к дому.

— Малюля! — услышала она до боли родной, любимый голос, и вскинула голову.

Метрах в десяти от нее, почти у самой стены неоконченного здания стоял Сергей. Он жив! — мелькнула в голове безумная мысль, и она, забыв о том, что видела, как он погиб, что присутствовала на его похоронах, что только сегодня была на его могиле, замерла на секунду, смотря на него.

— Малюлька моя! — Он взирал на нее с призывной полуулыбкой на губах, и, чуть склонив голову к правому плечу, манил ее к себе. — Идем!

Не помня себя от счастья, Юля кинулась к нему и через несколько шагов полетела в большой, предназначенный для подвала котлован. Короткое падение окончилось страшным ударом об один из беспорядочно валявшихся на дне ямы шлакоблоков. Вечернее небо взорвалось фантастическим фейрверком и медленно угасло навсегда.

Утром пришедшие на работу строители обнаружили в котловане девушку. Словно сломанная кукла, она лежала на земле среди битых кирпичей, и широко раскрытыми остекленевшими глазами смотрела в ясную бездонную высь неба.

***

Кроны вековых деревьев взмывали в вышину. Мутный ледяной ручеек журчал среди вздымающихся из черной земли, подобно змеям, узловатых искореженных корней. В крошечных невзрачных озерцах, разбросанных по территории ботанического сада, оглушительно квакали лягушки.

Лес вздохнул, заставив затрепетать каждую травинку и каждый листочек, и порыв ледяного ветра прокатился до самых границ зарослей. Все живое смолкло в секунду, и в мертвой тишине откуда-то из самой глубины послышалось удовлетворенное хихиканье, удивительно похожее на шелест опавшей полусгнившей листвы.

Сад ждал.