Арбуз (джен)

Случилось это в одно хмурое октябрьское утро. Кто-то из местных жителей выбросил на мусорку недоеденный арбуз. Он лежал на тротуаре у мусорного бака, источая сладкий аромат и соблазняя своей красной мякотью. Торопливые, замерзшие прохожие не обращали на него особого внимания, только брезгливо переступали через отколовшиеся куски и ворчали, что раньше мусор убирали оперативней.

Примерно в 7:45 по столичному времени к обозначенному баку подошел один из бомжей, обычно ночевавших в этом районе. Шел он не торопливо, но и не медленно — ему ведь надо было успеть обойти несколько окрестных мусорок до приезда спецслужбы — так гордо именовались грузовики, вывозившие отходы. Арбуз бомж заметил еще издалека; он безо всякого стеснения поправил заношенные брюки, не по размеру большие, натянул на уши вязаную шапку и довольно хмыкнул.

«Ну что, Степан Степаныч, — сказал он себе, — и нам иногда везет».

Эта привычка разговаривать с самим собой и называть себя по имени и отчеству, как давным-давно обращались к нему сослуживцы, выработалась у него за годы одиночества в перенаселенном городе. Не то чтобы это напоминало ему о светлом прошлом — нет, скорее позволяло не забывать, что он человек, а не бродячий кот. Хотя с котами он тоже разговаривал.

Неспешно подойдя к мусорке, Степан Степаныч скинул с плеча тяжелую сумку, полную хлама, позволявшего выживать в холодную и влажную зиму: там были и пакеты, и картонки, и пластиковые бутылки. Продуктов не было — их он съедал сразу, как находил. Скрупулезно перебирая мокрые от ночного дождя пакеты, Степан Степаныч следил боковым зрением за таким заманчиво ярким арбузом.

«А ведь уже не сезон арбузы-то есть, — отстраненно подумал он, — холодно, того гляди простудишься. Мы с Зиной в сентябре последние покупали».

Зина — гражданская жена Степана Степаныча — умерла аккурат в день распада Союза. Степан Степаныч помнил, как пришел домой и не увидел жены. Вначале он не придал этому значения — вероятно, зашла в магазин или к соседке Рите. Забеспокоился он только к вечеру, когда начавшая жалобно поскуливать собака была накормлена и выгуляна, а Зина так и не появилась. Недоумевающий вопрос соседки Риты: «Разве Зина не дома?» ясности не внес; Степан Степаныч распереживался и со скоростью и методичностью, обычно ему не свойственными, обзвонил всех зининых родственников и знакомых, но никто ее не видел. Наконец, около полуночи брат Зины робко предложил обзвонить больницы и морги.

К сожалению, в этот раз поиск дал результат.

Она упала прямо на улице; врача вызвали прохожие. «Не выдержало сердце», — невнятно, будто это она была виновата в случившемся, оправдывалась престарелая медсестра, снова и снова поправляя уже ненужный Зине воротничок.

Позже, когда бывшие граждане Союза получили возможность выбрать страну проживания, зинина родня засобиралась в Россию, а Степан Степаныч решил остаться в Ташкенте.

«Вы молодые, езжайте, — любил повторять он, — а я здесь привык, да и могилу бросать не хочется».

Родственники уехали, и связь с ними потихоньку сошла на нет — Степан Степаныч никогда не был общительным. А через год к Степану Степанычу пришел юрист и сообщил, что на зинину квартиру претендует ее российский племянник. Степан Степаныч пытался было объяснить, что племянник не бедного десятка, а ему, пенсионеру, идти некуда, но юрист настаивал: Степан Степаныч Зине не законный супруг, значит, квартиру наследует племянник. Сколько дней Степан Степаныч провел в разных конторах, пытаясь добиться справедливости! Так или иначе, квартиру отобрали, а они с собакой оказались на улице — видно, никому, кроме Зины, дела до них не было.

Кажется, именно с тех пор он не ел арбузов.

Степан Степаныч вздохнул и нахмурился: видно, он стареет, раз так часто вспоминает прошлое. «Надо жить настоящим», — напомнил себе он и выудил из бака выброшенные, но вполне приличные ботинки. Не теряя времени, он уселся на низенький бордюр тротуара, скинул старые калоши с подвязанной подошвой и примерил обновку. Размер подошел — неслыханная удача! «В эту-то зиму я точно не буду мерзнуть!» — довольно отметил Степан Степаныч. Обувь грела застывшие ноги, и несколько минут он просто сидел, прикрыв глаза и наслаждаясь теплом.

А арбуз продолжал лежать на тротуаре.

«Нет, — одернул себя Степан Степаныч, — негоже сейчас арбуз есть. Он ведь ни капельки не питательный и совсем не греет».

Правило есть только то, что согревает, появилось у Степана Степаныча много лет назад, еще когда собака была жива, и они вместе бродили по городу в поисках съестного. Дело было летом, и казалось, что полакомиться найденным эскимо можно безо всяких дурных последствий. Степан Степаныч даже подрался за него с другим бомжом, Федькой-композитором, с которым они иногда ходили вместе. В итоге мороженое съел Федя, а следующей ночью прошел ужасный ливень, после которого оба заболели, даже собака чихала и зябко ежилась. Только Степан-то выкарабкался, а вот для Феди мороженое оказалось роковым. Несколько дней спустя, укрывая Федю его же курткой, Степан Степаныч пообещал себе никогда не есть ничего холодного.

«Но ведь арбуз-то не холодный, — вдруг осенило Степана Степаныча, — он не греет, но и не холодит! Может, можно…»

Действительно, прошлой весной ведь ел Степан Степаныч фрукты из одного сада — и урюк ел, и виноград. Как-никак, это же еда, а в положении Степана Степаныча особенно выбирать не приходится. А арбуз вон какой большой, можно сказать, полноценный обед…

Степан Степаныч отвернулся в противоположную сторону от арбуза, силясь принять рациональное решение, как вдруг увидел знакомый силуэт. Он почти окликнул бывшую соседку Риту, но вовремя опомнился: разве не к ней он обращался за помощью, когда у него отбирали квартиру? Не она ли причитала и заламывала руки в притворном сочувствии, а потом рассказывала всем, как он ей надоел своей безалаберностью? Так если ей тогда было все равно, что человек остается без жилья, будет ли ей дело до бомжа?

И стало вдруг Степану Степанычу так тоскливо, так одиноко, что взял он этот арбуз и съел прямо там, целиком, в надежде, что хоть немного полегчает.

Октябрьский дождик накрапывал, люди проходили мимо по тротуару, а Степан Степаныч ел арбуз и представлял, что может поделиться им со своей собакой. Она любила сладкое — он бы обязательно с ней поделился.

Той ночью Степану Степанычу было невыносимо жарко. Тело горело, шапка сдавливала голову, ботинки, казалось, жали со всех сторон. На следующий день Степан Степаныч обошел только половину своих ежедневных мусорных баков.

«Ничего, завтра наверстаю», — успокаивал себя он, но ни назавтра, ни через неделю своего ночного убежища он не покинул.

Больше Степана Степаныча на мусорке не видели.