В красном цвете (джен)

У Карлика Угу были маленькие руки. Он всегда мучился, когда натягивал на себя носки. Приходилось сгибаться пополам. В такие моменты Кошатница смеялась, говоря, что он похож на гусеницу. Сморщенную гусеницу со складками на теле. И он смеялся. У него ведь нет складок. Да и гусеницы листьями питаются, а он, сколько себя помнил, ни разу лист в зубы не взял.

— Где мои носки? Ну-у, я же просил тебя, — завел Карлик свою песенку. Кошатница лишь фыркнула. Мол, мало ей котов, так гусениц ещё не хватало. Угу ступил кривыми босыми ногами на холодный плиточный пол. На переносице, разделявшей маленькие впалые глаза, пролегла морщина, вызванная недовольством. Надо отметить, морщины покрывали всё его лицо. А может, это и не морщины вовсе, а шрамы. От чего, спросите вы? От жизни, от холодных плит, заставляющих мерзнуть босые ноги, поджимать пальцы в безрезультатных попытках согреться; от ядовитого воздуха, насквозь пропитанного котами, которые всё ещё думают, что ноги господина Угу созданы, чтобы точить о них когти. Слава носкам, Кошатница ещё может позволить себе нагнуться и отцепить животное. А на ногах остаются яркие темно-красные полоски.

— Они сушатся… — хриплым голосом ответила Кошатница. Эта дама, едва ли не на двадцать лет старше и в два раза выше Карлика Угу, разводила котов, совершенно не думая о том, как и на что их будет кормить. Кажется, её это вообще не заботило. Коты себе, ну и коты. Для неё это так же естественно, как для Вас — воздух. Она их не замечает, порой спотыкается об их тела, загораживающие путь, и идёт себе дальше, словно ничего и не было. Дом пропитан запахом кошек. Кажется, сама Кошатница является его источником. А коты кошатятся в каждом углу, день и ночь. Или они настолько одинаковые, что Карлик Угу уже тоже перестал замечать отличия между ними: сошедшие с ума от голода существа, которые только и делают что распространяют свой тёрпкий запах, кошатятся и нападают на всё, что движется. А кто они? Безымянные гусеницы? Листья ведь жуют — вон, всю акацию во дворе сжевали. И ноги жуют. Значит, гусеницы. — На деревьях, чтобы коты не достали.

«Ох, да, кто, как не Кошатница, будет прятать чистые носки от котов на деревьях?» — вслух Угу ничего не сказал, это бессмысленно, она только тем и занята, что рассматривает тёмные пятна на грязном стекле. Что женщина там ищет — неизвестно. Возможно, силуэт очередного кота, о которого споткнётся и пройдёт дальше, не обратив внимание. Такой уж она человек, что вечно витает в облаках. Ей бы облака сюда спустить.

Тяжёлые деревянные двери тоже насквозь пропитаны кошатницким запахом. Когда-то они были яркие, только с лакировки, пахли заводскими химикатами. Сейчас же они почти растеряли весь свой цвет и стали серыми и безжизненными. Будто дом, его атмосфера и жители высасывают из старых сторожей все силы. Почти везде видны следы когтей и зубов. Да, несладко им пришлось. «Были бы на дверях листья — съели бы вместе с деревом», — подумал Карлик Угу, осторожно ступая по холодному полу и остерегаясь нападения диких зверей на свои беззащитные ноги. Сейчас он откроет дверь и освободится от этого невыносимого запаха хоть ненадолго. А потом вступит в битву с разъярёнными животными за свои чистые носки — он был уверен в том, что коты его просто так не отпустят.

Тёплый воздух с невесомым сладковатым ароматом зелёных трав окутал сгорбленное тело Карлика Угу. Впервые за многое время он выпрямил спину, поднял голову, вдохнул полной грудью — и почувствовал себя свободным. Независимым от всех обстоятельств Карликом Угу. Личностью, связанною с природою крепко-накрепко, но ничем ей не обязанною. Ветер трепал длинные волосы Угу, иногда закрывая лицо. Солнце грело покрытые шрамами, а может и морщинами щёки. Душа трепетала, требовала раскинуть руки и упасть с обрыва — чтобы проверить, способен ли он на полёт. Мелкий пух, перенесённый ветром по воздуху, забивался под скромную одежду Угу: старые стёртые в многих местах шорты до колен цвета хаки и такой же жилет. Карлик снял с плеча мягкий раздражитель, смял его в руке и отправил навстречу судьбе.

Дерево акации пока ещё не цвело. Да и листьев не было, нечему было цвести — всё коты пообгладывали. Толстый ствол, на котором в смешных несерьезных узорах собралась кора:

«Если этот перевернуть и растянуть, то выйдет зайчик», — сказал маленький смешной человечек, приминая собой зеленую траву, с мечтательной улыбкой глядя на акацию.

«Так нет же… Смотри, вот — голова, а вот это — изгибающееся тело. А здесь длинный хвост. Это кот, глупенький, — строгая на вид дама засмеялась».

Везде ей коты мерещились.

Витиеватые ветки, однако, не слишком тесно переплетались, между ними было внушительное расстояние, которое обычный человек мог перешагнуть, а Карлику пришлось бы тянуться или прыгать. Почти на самой верхушке дерева он увидел свою цель — белые, чистые и наверняка пахнущие весной и цветами носки. На ветках ниже располагались коты, убивающие в данный момент все возможные зачатки листьев — чем не гусеницы? Битва обещала быть ожесточенной.

Твёрдо ступив на нагретую солнцем землю, подминая пробивающуюся траву, Карлик Угу, полный решимости, направился к дереву. Влезть на первую ветку ему никто не помешал — все существа были слишком заняты своими делами. За вторую ему не дал схватиться белый кот со странным чёрным узором на спине, зашипев и поцарапав Карлику руку. Темно-красная линия рассекла кожу, Угу тихо выругался себе под нос и вытер кисть об одежду. Сломав тонкую ветку, он получил прутик достаточной длины, чтобы не ранили его самого. Кот издавал яростные звуки и пытался схватить дразнивший его предмет, но безуспешно. Со всех сторон послышалось недовольное урчание.

Вот тут и началась битва.

Черно-белый кот первым кинулся Угу на лицо, а за ним ещё несколько. Карлик отчаянно защищал глаза — без остального он сможет прожить, но глаза бесценны. Несколько особенно проголодавшихся котов накинулись на ноги, кусая их, пытаясь прогрызть толстую кожу и попробовать вкус мяса. В ушах зазвенело, со всех сторон раздавалось шипение, рычание и чавкающие звуки, на губах он почувствовал привкус металла. Тогда Угу применил метод, еще ни разу не подводивший. Это сулило угрозу падения сверху новых разъярённых котов, но выбора не было. Одной рукой он ухватился за ближайшую ветку, чтобы сохранить равновесие, но в то же время второй рукой защищал глаза. Размахнувшись, Карлик со всей силы ударил ногой по дереву и зашипел от боли. Послышался хруст. После яростного крика наступило небольшое облегчение: один кот есть. Его ноги были освобождены из плена — все коты разом исчезли, оставив о себе только напоминание в виде глубоких царапин и укусов.

Осознание содеянного накатило шумной волной, заглушая окружающие звуки. Сейчас он причинил боль живому существу. Существу, у которого есть семья, что о нём заботится. Стало стыдно. Хотелось извиниться, помочь как-нибудь, даже если кот заработал простой синяк.

Чей-то коготь глубоко вонзился в кожу левой руки, прикрывавшей глаза. Вспышка боли заставила Угу вскрикнуть. Больше удары не повторялись. Все мысли улеглись. Угу осторожно приоткрыл глаза: на уровне его лица, на ветке, сидел главный нападающий противника — чёрно-белый кот, — распушив хвост и выгнув спину, показывая своё превосходство.

Пока кот снова не набросился, Карлик быстро скользнул по веткам вверх, не обращая внимания на шипение и стараясь не смотреть вниз на раненое им создание. Верхняя ветка чуть прогнулась под ним, но дрожащей рукой он дотянулся до желаемого. Сев поудобнее, Угу крепко сжал трофей в руке, расплылся в победной улыбке, с трудом подавляя радостный крик. Сверток, нагретый солнцем, был сделан из мягкой ткани и немного жестковат на ощупь. Такие же белоснежные, какими он их и представлял. Носки Карлик сунул в карман, от котов подальше.

Аккуратно спускаясь, прыгая с ветки на ветку, он мягко приземлился на ступни. На земле лежал серый в крапинку кот; слева к его морде прижимался рыжий — кажется, он тоже пытался прокусить Карлику ногу; также рядом попеременно урчали ещё, как минимум, шесть котов. Успокаивали его, что ли? У головы раненого сел чёрно-белый кот. Подойдя поближе, Карлик понял, что ничем уже не помочь. Упавший кот был вывернут под неестественным углом, вероятнее всего сломан хребет. Он не доживёт до утра — и так еле дышит.

По всему телу прошла дрожь.

«Я — убийца». Начиная от сердца и заканчивая кончиками пальцев. «Я — убийца». Сердце колотилось, словно он только что пробежал марафон, а в голове была только одна мысль: «Я — убийца». Пальцы ног похолодели, в горле образовался ком. «Я — убийца». Живот скрутило, скривилось лицо. «Я — убийца». Все слёзы, всё негативное, что было в Угу, всё, что скапливалось последние несколько лет, внезапно выплеснулось. Он зарыдал, словно подросток, забился в истерике. Грудь судорожно вздымалась, ком в горле всё нарастал. Он уткнулся носом в ещё живое тело, насквозь пропитанное тем ненавистным ему кошачьим запахом. Его тёплые слёзы скатывались одна за другой, попадая на прохладное умирающее тело. В висках отдавала единственная мысль: «Я — убийца».

Он просидел над полосатым котом до заката. Все его собратья уже разошлись. Остался только чёрно-белый кот. Всё так же сидит с прямой спиной, смотрит бесстрастным взглядом. Кто он здесь? Судья? Истец? Нет. Судебного процесса здесь не будет. Всё и так уже сделано.

Кот был похоронен под этим деревом почти сразу после заката. Угу выкопал ямку собственными руками, как мог. Он не хотел его оставлять ни на минуту. Во второй половине дня кот перестал дышать. К закату его тело сломалось пополам. Карлик аккуратно сложил остатки в могилу — его новый дом. В горле по-прежнему стоял ком, не желающий уходить. Дыхание периодически схватывали спазмы. Он последний раз провёл рукой по свежей земле, сглотнул и встал.

Не было ни малейшего желания возвращаться в дом, пропитанный запахом, который теперь считался для Карлика запахом смерти. Чуть поодаль от акации рос хвойный подлесок, окружавший дом Кошатницы, толщиною в метров с тридцать. За ним располагались частные владения: поля и фермы. Туда Угу и направился. Он всегда туда приходил, когда был в душевном смятении, раздражении или просто плохом настроении. Хвойные деревья будто принимали на себя всю боль, весь негатив, что был у всякого, кто туда входил, добавляли решимости и веры в себя. Сгущающиеся сумерки и свежий вечерний ветер помогли Угу успокоиться. Тёмные высокие деревья служили пологом от всевидящих небес.

Между густыми кустарниками мелькнуло что-то светлое. Очередной кот? Он скорее бы замер на месте, разглядывая Карлика Угу. На деле это Карлик Угу замер на месте, разглядывая существо, нырнувшее между кустами.

«Ты кот?» — спросил Карлик у существа.

«Это неверно. Я — Лис», — бархатный голос прорезал темноту.

«Лис?..»

«Что призадумался глубóко?» — после некоторой паузы спросил тот, кого приняли за кота. Сейчас, когда Лис вышел из кустарников, Карлику представилась возможность разглядеть его. Прищурив глаза, он увидел, что это и вправду не кот. Длинная морда, большие уши, тонкие лапы и менее пластичное тело. Так и приковывали к себе взгляд янтарные, а в сумерках смахивающие на фиолетовые, миндалевидные глаза.

«Это правда, что тебя можно приручить?» — вырвалось у Карлика Угу.

«Не знаю», — признался Лис, чуть пораздумав.

«Экзюпери говорил, что можно», — задумчиво произнёс Угу.

«Хм... А ты видал сего Экзюпери?»

«Н-нет… Но я знаком с его творчеством».

«Он приручал Лисов?» — глаза Лиса немного сощурились. Он был недоволен или это попытка разглядеть собеседника получше?

«Не знаю... Он писал про Мальчика, который приручил Лиса...»

«А что для этого надобно совершить?» — в голосе сквозило чистое любопытство.

«Он сказал: сидеть и ждать. Можно разговаривать и развлекать друг друга».

«...Но зачем я тебе?»

«Мне нужен друг», — медленно, с теплившейся надеждой в сердце сказал Карлик.

«Хм... Ну, попробуй».

До первых признаков рассвета они разговаривали без умолку, держа дистанцию. Никогда прежде Карлик Угу так много не говорил, и никогда прежде Карлика Угу так много не слушали. Говорили о разном: о лесах, о фермах, о ветряных мельницах и деревьях, о черепахах и алфавите — удивительно, что Лис знает о его существовании. «Но я же тебя слышу», — ответил рыжий.

Стало зябко. У Лиса хоть шуба есть, а у Карлика только жилет, не закрывающий и плеч. Засунув руки в карманы, он кое-что обнаружил: «У меня есть носки. Чистые. Хочешь? Может, тебе теплее будет, а то ты тоже весь дрожишь». Лис несколько секунд смотрел на протянутый сверток, а потом вдруг развернулся и одним прыжком скрылся в тех же кустах, откуда пришел.

— Куда ты?.. — рассеянно спросил у леса Карлик Угу.

«Они измазаны красным», — донесло эхо издалека.