Он видел (джен)

Мутные серые глаза мальчика смотрели в пустоту, заставляя случайных свидетелей этой картины невольно ежиться и ускорять шаг. Он отличался ото всех, кто проходил мимо него. Видел мир совсем иначе. Не так, как окружающие люди. Мальчик смотрел в никуда и видел все. Он любил жизнь, наслаждался деталями, старался не упустить ни одного момента. Каждое событие, каждая секунда казались ему волшебными, прекрасными, неповторимыми.

Он видел музыку. Та разливалась разноцветными реками, заполняя все пространство, завлекая с собой в путешествие, уводя в далекие недоступные прежде миры. Каждый звук был по-своему прекрасен, дополнял другие, был незаменим. Больше всего ему нравились мелодичные звуки скрипки, которые пленяли, очаровывали, доставляя почти физическое удовольствие, иногда отдаваясь приятным покалыванием в кончиках пальцев. Музыка была всегда, везде и всюду. Гул машин, пение птиц, звуки шагов, звон тишины — все это сопутствовало ему на протяжении его недолгой, но от того не менее насыщенной жизни.

Он видел запахи. Резкие, глубокие, нежные, кислые. Каждый предмет имел особый аромат, оставленный материалом, из которого был сделан, человеком, которому принадлежал. Запахов было неимоверное множество: у апельсина он был легкий, прохладный, освежающий; у ванили — теплый, сладкий; гвоздика была пряной, маслянистой; ель свежей и холодной; чай густым и суховатым; мята бодрящей и свежей; древесная кора была слегка терпкой; металл — холодным. Мальчик мог различить все, ведь он их видел.

Он видел прикосновения. Гладкая резина, колючая шерсть, прохладное стекло, мягкий плюш, податливая мокрая глина, становящаяся твердой, когда высыхает. Острые, круглые, теплые, шершавые, жидкие — формы, материалы и температуры мешались в сознании, создавая целостные картины, представления о предметах, живых существах, растениях. Каждое тело ощущалось по-разному, ведь что-то было более приятно, а что-то менее. Но он продолжал ощупывать все, стараясь запомнить каждый тактильный контакт, впитать в себя каждый, даже самый маленький кусочек этого мира.

Он видел вкусы. Кислые, сладкие, соленые, горькие. Они моментально распространялись по языковым рецепторам, посылая сигналы в мозг, позволяя понять состав продуктов. Ингредиенты сплетались в восхитительные букеты, заставляющие смаковать еду, растягивая удовольствие. Но вкус имела не только еда. Несмотря на врожденное любопытство ребенка и желание получше узнать этот мир со всех сторон, родители почему-то не разрешали ему пробовать все подряд. Мол, не положено. Особенно часто из-за этого ругалась мама, оттаскивая парнишку в угол за ухо, когда тот в очередной раз прикасался языком к какому-нибудь комнатному цветку. А когда однажды лизнул на улице подбежавшую к его ногам кошку, мать вообще закатила такую истерику, что прохожим приходилось закрывать уши, чтобы избавиться от этого крика, режущего слух. А потом женщина еще и затаскала мальчика по врачам. И зачем это было нужно? Как будто и без того врачей в жизни мало.

Он не любил врачей, но любил больницы. Они всегда ощущались немного по-другому, нежели другие дома. Со своим особым запахом лекарств, которым было пропитано все, начиная стенами, а заканчивая людьми; вечно снующими туда-сюда медсестрами; какой-то собственной атмосферой. Врачи же никогда не вселяли ему доверия. Странные дяди и тети, которые любили проводить различные анализы, не желавшие оставлять в покое людей. Анализы… Кто вообще придумал такое глупое слово? А главное, родители безоговорочно верили всем непонятным речам, что извергали из себя пафосным голосом эти подозрительные типы.

Он видел мысли. Те казались ему безумно красивыми. Постоянно сменяя друг друга, фантазии никогда не повторялись, все время добавляя в себя что-то совершенно новое, невиданное прежде. Они кружились, летали вокруг, ни на секунду не оставляя мальчика. Были его воздушной опорой, призрачной поддержкой. Несмотря на зрительную эфемерность, цепляться за них было гораздо удобнее, чем за любые твердые объекты или людей. Они не могли сломаться, предать. Ведь несли его вдаль, отвлекая от перманентно появляющихся проблем.

Он любил этот мир. Такой изумительный, уникальный. Не всегда добрый и честный, но от того не менее захватывающий, притягательный. Его завораживали любые моменты, бросались в глаза мелочи. Мальчик не боялся смеяться тогда, когда ему смешно, а грустить, когда грустно. Зачем прятать эмоции, если они являются неотъемлемой частью тебя и твоего характера?

Он мог больше любого обычного человека. Для его возможностей почти не существовало границ. Лишь одна вещь была ему преградой.

Слепые глаза мальчика смотрели вдаль, пугая проходящих мимо людей. Он отрешенно сидел на месте и улыбался. Улыбался чему-то своему.