На всеобщее благо по личным мотивам (гет)

Трагическая смерть Падме Амидалы обернулась страшным шоком для многих. Те, кто следом за ней подписывал Петицию двух тысяч, видели в этом едва ли не крах надежд. Даже Бейл Органа заметно устал и осунулся в эти дни. Внезапная гибель молодой и красивой женщины-сенатора вызвала ажиотаж и среди репортёров, которые без устали цитировали притворно-печальную речь императора Палпатина. Да, Палпатин тоже не преминул посмертно воздать должное своей вечной противнице. И если многие из последователей Амидалы обсуждали этот факт с глухим возмущением, то Мон Мотма, сенатор от Чандриллы, находила такой поворот событий закономерным. Впрочем, смерть Падме для неё отнюдь не была неожиданностью.

Когда они только познакомились, для Мон карьера политика только начиналась, а сенатор Амидала как раз была в зените своего авторитета. Не слишком импульсивная от природы, Мон сразу определила для себя Падме Амидалу как «знаменосца». Такие бросаются грудью на амбразуры, поднимают толпу и сгорают без остатка. Бывшая королева Набу ничего не делала наполовину и горела за свою свободу. «Она не доживёт до старости», – сказала себе тогда Мон. И впоследствии всегда знала, что окажется права. Противостояние с Палпатином, в которое с такой решимостью ринулась Падме, могло закончиться лишь с одним исходом. И как внутренне ни противилась сенатор Мотма такому развитию событий, процесс был запущен не ею.

Ей было, конечно, жаль Амидалу – как минимум, они боролись на одной стороне; но ещё её жалость была вполне человеческого и даже женского свойства. О романе Падме с рыцарем-джедаем Скайуокером, разумеется, не кричали по всем углам, но и сказать, чтобы это была тайна, не представлялось возможным. И когда Мон увидела невозмутимого Скайуокера за спиной канцлера, трагическая ясность судьбы Амидалы предстала перед ней почти воочию.

А вот, пожалуй, исчезновение Скайуокера её несколько удивило. Недоумение по поводу столь тихого исчезновения верного помощника бывшего канцлера сопровождало Мотму вплоть до того момента, как однажды в коридоре Сената она не наткнулась на неспешно прогуливавшегося Палпатина. Ей хватило только увидеть громоздкую фигуру в чёрном, чтобы понять. Вейдер в свою очередь скользнул по ней безразличным взглядом и прошёл мимо. Мон чувствовала, как чуть не коснулся её локтя край его раздувающегося плаща, обдав холодом. И сенатор Мотма на секунду пожалела, что послушалась Падме и голоса рассудка, а не бросилась в самоубийственную атаку в тот злополучный день провозглашения Империи. Ей было бы проще смириться с поражением на поле брани, а не так, чувствуя с каждым днём, как всё меньше становятся их утекающие шансы.

Лорд Вейдер, как он теперь себя называл, с тех пор не попадался на глаза Мон, чему та была рада. Говорили, что он надзирает за строительством на верфях или тренирует армию. Впрочем, Анакин Скайоукер политиком не был, и едва ли им стал, поэтому Мотма вполне понимала, почему Палпатин отослал своего соратника. А если уж положить руку на сердце, то Вейдер служил ей слишком хорошим напоминанием о случившемся. Мон категорически запрещала себе зацикливаться на мыслях о прошлом, но и тяжесть ошибок, и тщетность усилий всё ещё заставляли нервно сжимать пальцы и облизывать пересохшие губы. Теперь им всем оставалось лишь ждать... И уповать на судьбу, или Силу, хотя в благосклонность последней после приказа, уничтожившего джедаев, она уже не верила.

– Сенатор.

Голос был незнакомым. Со скрежещущей хрипотцой, как будто его обладатель на днях надорвал голосовые связки. Негромкий, но не услышать его, казалось, было невозможно. Мон медленно обернулась. Вейдер. Эту маску она бы не забыла, даже если бы и хотела.

– Лорд?.. – Непривычное обращение резануло ей слух.

– Сенатор Мотма, я попросил бы вас следовать за мной. Это не займёт много времени.

Горло невольно будто сжалось, слипшись стенками. Она так же медленно кивнула, но не двинулась с места, как будто потеряв над собой всякое управление.

– Сюда, – всё тем же бесстрастным тоном добавил Вейдер, протягивая руку в чёрной перчатке. Мон, оправившись, приняла её: перчатка была жёсткой на ощупь. И, почему-то, холодной. Как будто не принадлежит человеку. Мотма исподлобья посмотрела на лорда. Маска, тяжёлая поступь и как будто механическое размеренное дыхание. Ей вспомнилась мелькавшая в новостях картинка пылающего Храма и плывущей через толпу гроб Амидалы. «Он уже и не человек», – поняла она и села в поданный транспорт.

Мон всегда хорошо чувствовала и понимала людей. И не людей. И их желания и страхи тоже. Это, как говорили, помогло ей стать политиком – успешным политиком. Она и сама себя считала неплохим дипломатом. И сейчас сенатор от Чандриллы Мон Мотма, мчась навстречу неизвестности, пыталась разгадать очередную человеческую загадку. Скайуокера? Вейдера? Она никогда не общалась близко ни с тем, ни с другим, и едва ли могла рассуждать о соотношении этих двух начал внутри своего необычного провожатого. Точно ей было известно одно, что не стоило испытывать судьбу и лезть с расспросами.

Маска. Плащ. Как будто весь он был закован с броню, тяжёлые доспехи, которые отгородили его от внешнего мира. Молчаливая тень Палпатина, выполняющая за него грязную работу. «Палач», – мысленно назвала его Мотма, не слишком заботясь о пресловутых джедайских способностях. Если уж он ведёт её на смерть, то она не собирается молить о пощаде. Ей вдруг стало интересно, собирается ли он убить её лично?.. Она вспомнила о погибших товарищах, вместе с ней когда-то пытавшихся сопротивляться ещё канцлеру Палпатину и подписавших злосчастную петицию. Многие были арестованы, и о судьбе большинства из них оставалось лишь гадать. Часть... так или иначе погибли. И каждое утро, просматривая новости, Мон чувствовала, как в напряжении замирает сердце в страхе увидеть очередное знакомое имя.

Она смотрела в сторону, разглядывая обивку на подлокотнике, но, конечно, выражение лица Вейдера не изменилось. Что же, если ей окажут такую честь, то последним, что сенатор Мотма увидит в своей короткой жизни, чувствуя, как лазер меча буравит её грудь насквозь, словно бумагу, будет зловещая чёрная маска. «Многих ли ты убил лично?» Риторический вопрос. Да и ответ едва ли что-нибудь для неё значил. По слухам, Фангу Зару посчастливилось погибнуть от руки Лорда Вейдера. Но мысли Мон помимо её воли вернулись к ночи, когда пылал Храм Ордена Джедаев, а император Палпатин праздновал свою великую победу.

«Кого ты убивал тогда, генерал Скайуокер, герой Республики?» – она чуть сощурилась и, не удержавшись, метнула взгляд в сторону ведущего аэрокар лорда. За весь полёт тот не произнёс ни слова и даже не повернулся в её сторону.

Здание целиком, от самой входной двери и до мерцающей голубоватым светом лампы, напоминало тюрьму. Какой-нибудь засекреченный изолятор, где разбираются с «многочисленными врагами Империи». Мон чуть заметно поморщилась. Любимое выражение проимперских подлиз-журналистов. Но место было для этих целей более чем подходящее.

Каждый шаг отдавался глуховатым эхом, долго не затихающим и, вероятно, доносившимся до самого конца этого запутанного безразмерного лабиринта. Вейдер шёл на полшага впереди неё, не оглядываясь и не сбиваясь с выбранного темпа – достаточного, чтобы сенатор не умерла от недостатка кислорода с непривычки, и в то же время недостаточного, чтобы сориентироваться как следует. Больше их не сопровождал никто, хотя Мон подозревала, что это было попросту бессмысленно.

Она едва ли заметила бы дверь, не остановись перед ней Вейдер. Лязгнула, отодвигаясь, створка. Мотма, оглянувшись на застывшего в ожидании, словно привратный сторож, лорда, шагнула вперёд и оказалась в небольшом помещении, прозрачной перегородкой разделённом надвое. Мон подняла глаза чуть выше и вздрогнула. По ту сторону стекла у стены полусидел-полулежал, уткнувшись головой в колени, человек. Пары секунд хватило ей для того, чтобы распознать в нём темнокожего сенатора с Куата – Гиддэана Дану, бесследно исчезнувшего из поля зрения общественности на пути домой. Руки, которыми он безуспешно пытался прикрыться сверху, были в буроватых разводах от запёкшихся шрамов, а на правом запястье и до локтя сквозь прорванный рукав была видна ярко-красная, будто от свежесодранной кожи, полоса.

Мон оцепенело обернулась на безучастного Вейдера.

– Какие варварские методы вы здесь ещё используете?..

Пересохшие голосовые связки не слушались, и вместо так тщательно тренированного спокойствия в нём были слышны разве что срывающаяся ярость осуждения и изъедающий ужас.

– В нашей работе главное – эффективность, – лаконично отозвался Вейдер. – Какими методами достигается результат – никого не волнует. И не будет, – добавил он, очевидно, специально для неё. – Не говорите, что не знали, сенатор.

– Догадывалась, – процедила Мон, впиваясь взглядом в комнатку по ту сторону перегородки. Страшное осознание колотилось в её мозгу пульсирующим комом. Не убивать он привёл её сюда. Объяснить, с чем она имеет дело.

«Ты ведь всё ещё надеялась на что-то всё это время, дурочка», – немым укором напомнила она сама себе. Надеялась ли?

Там, за стеклом, открылась ещё одна дверь, и в помещении появилось ещё одно действующее лицо. Мон никогда раньше не видела пыточных дроидов, но от одного вида этого металлического создания, державшего в своих манипуляторах наизготовку несколько не то скальпелей, не то резцов, и наверняка ещё содержавшего в своей программе весь арсенал изощрённого садиста, ей страстно захотелось ослепнуть, оглохнуть и вообще потерять всякую способность воспринимать окружающий мир. Хотя бы на время.

– Вы могли бы использовать сыворотку, чтобы выбить из него какие вам там нужны данные.

– Дорого. Плюс индивидуальные особенности организма – никто не знает точно, как он отреагирует. И потом – нет сыворотки надёжнее, чем страх, сенатор. Поверьте.

Поверить на слово в данном случае представлялось наилучшим вариантом. Впрочем, вслух Мон высказываться остереглась. Взгляд её приковался к стеклу, и Мотма едва удержалась от того, чтобы не сощуриться, когда первый тонкий манипулятор дроида, похожий на толстую иглу, впился в плечо сидевшего Дану. Кажущийся запоздалым, но от того не менее жутко бьющий по ушным перепонкам крик, наполнил всё окружавшее её пространство. Как сгусток какой-то тёмной энергии в агонической пляске, человеческий вопль метался от одного края комнаты к другому, как будто физически задевая сжавшуюся и одеревеневшую Мон.

Крик Гиддэана Дану сорвался, превратившись в захлёстывающий кашель. Казалось, с хрипами и судорожными всхлипами, сопровождающими прерывистое втягивание воздуха, из него выдавливают кровь и размозжённые в мелкую кашицу внутренности. Дроид, правда, заметив изменения в состоянии объекта, сменил тактику. И вытянул два блеснувших в ламповом свете манипулятора. И Мотма, почти прильнувшая к стеклу, и Дану, получив секундную передышку, замерли одновременно. Мон слышала, как тяжело пытается восстановить дыхание Гиддэан, так же отчётливо, как слышала собственное гулкое колотящее сердце.

В следующее мгновение Дану, словно оскалившись в лихорадочном припадке, зашёлся беззвучным воплем. Повалившееся тело его дрожало и металось в конвульсиях, будто перепутались все разом нервные окончания. Мотма буквально отпрянула от перегородки, когда дроид отнял манипуляторы, и обессилевший бывший сенатор рухнул наземь, как был, разбивая в кровь лицо и едва не ломая навалившейся тяжестью растопыренные после полученного электрошока побелевшие пальцы.

Мон в бессилии обернулась к Вейдеру. Тот хранил молчание, глядя куда-то сквозь пыточного дроида и полумёртвого Дану.

– Вы так расправляетесь со всеми своими врагами? – прямо осведомилась она, чувствуя, как с каждым словом крепнет её голос. Вейдер даже не повернулся.

– А что бы вы сделали на моём месте? – Эмоций в его словах всё так же не ощущалось.

– Прекратила бы это, – резко бросила Мон, с отвращением поворачиваясь снова к перегородке. Лорд, кажется, хмыкнул и почему-то сделал шаг в сторону. Мотма, пытаясь унять трясущую её от гнева дрожь, старалась не обращать на него внимания. Вдруг перед её взором возник чёрный плащ. Сверкнул кровавым отсветом алый меч – лазерный меч, с опозданием поняла она. Вейдер шагнул назад, и Мон увидела, как на полу в неестественно-выломанной позе застыл Гиддэан Дану. Глаза его, мутные, набухшие кровью и остекленевшие, как будто гипнотизировали потолок. С левой стороны на его груди чуть трепыхались побуревшие обгорелые края прожжённой лазером рубашки.

«Мой вам совет, – обронил на прощанье Вейдер, перед тем, как высадить её из аэрокара, – возьмите отпуск. Дня на три. Может, пять». Мон не любила, когда её учили жить, но к советам прислушиваться научилась. Обдумав сложившуюся ситуацию, она отослала вежливое осторожное письмо Бейлу с завуалированной рекомендации не улетать с Альдераана. И взяла недельный отпуск по болезни, запершись в своих корускантских апартаментах. И в какой-то степени, пусть часть её всё кричала, что это трусость, Мон не могла не признать, что совет лорда Вейдера был весьма к месту. Хотя бы только для того, чтобы привести себя и мысли в порядок. Сам же Вейдер, как она позднее узнала из новостей, вылетел на Куат, не то для ревизии на верфях, не то для заключения какого-то договора. Мотма не вдавалась в подробности: в официальных источниках не было той правды, что нужна была ей, но почему-то всё же вздохнула спокойнее.

На пятый день своего вынужденного отпуска она рискнула высунуться на улицу. Вернее, согласиться на предложение старого знакомого и посетить популярный нынче спектакль. Пьеса была героическая, про подвиги клонов и мелочность джедаев в отгремевшей войне, и, поговаривали, имела большой успех среди молодёжи. Мон, правда, уже подчас задумывалась, стоит ли относить себя к этой возрастной категории, но в итоге решила, что никогда не поздно знакомиться с новейшими достижениями искусства.

Пьеса была авангардной, и первые минут пять Мотма вообще не могла понять сути происходящего на сцене. Потом постепенно привыкла, но стоило ей наконец заинтересоваться, как чьё-то чужое прикосновение заставило её вздрогнуть. Повернув голову, Мон увидела замотанную в плащ фигуру. Из-за капюшона было сложно разглядеть лицо, и только по высовывающейся из рукава ладони, спокойно лежавшей на подлокотнике, она могла заключить, что перед ней человек.

– Сенатор. Жаль, что пришлось вас прервать – постановка и впрямь любопытная. Однако дело не требует отлагательств.

Мотма силилась узнать голос, отчего-то знакомый. Человек в плаще немного помолчал и добавил:

– Я не затем прилетел с Куата, чтобы помолчать вместе с вами.

– Вейдер? – чуть не задохнулась Мон.

– Я здесь не официально, – поправил он её с холодком в голосе. – Можете называть меня тем именем, которое вам больше знакомо.

– Скайоукер?.. – Мотма осеклась. – Вы ведь знали, что мне об этом известно?

– Надо быть идиотом, чтобы не понять. Отрадно, что вы оправдали мои ожидания.

– Вы имеете в виду отпуск? Или нашу прошлую встречу?.. – Первый шок прошёл, и Мон напряжённо вслушивалась в слова собеседника.

– И то, и другое. На некоторое время вы в безопасности... И я надеюсь, что так будет и впредь. – он замолчал и чуть откинулся назад.

– И зачем вам понадобилась я? – наконец спросила Мотма.

– Вы умная женщина, Мон, – пожал плечами Вейдер, и она поняла, что на нём не было его вечного костюма.

– Я не настолько от него зависим, как принято считать, – заметил он, подтверждая её мысль. – К тому же, весьма удобно, чтобы не навредить моему инкогнито.

– Но почему, Скайуокер? Вы всегда были на его стороне. Всегда, сколько я вас помню, – прошептала Мотма, непонимающе глядя на неподвижный профиль.

– Считайте, что это месть, – последовал сухой ответ. – За то, что он оставил меня в живых.

Скайоукер появлялся редко. В отдалённых уголках здания Сената, в общественных библиотеках или залах, где сенатор Мотма выступала с речами, в общественном транспорте... Никогда не показывая своего лица и всегда в одном и том же тёмном плаще. Человек-без-лица, – так однажды назвала его в мыслях Мон и поразилась тому, как подходило Вейдеру-Скайоукеру это прозвище. Вернее даже, не Вейдеру и не Скайуокеру.

На чьей стороне был этот уже дважды отступник? О том, что он готовит переворот, знала только она, Мотма даже не сомневалась. Скайуокер действовал в одиночку, через неё добывая и перебрасывая сведения, касающиеся медленно пухнущей оппозиции Палпатину, а пропадая где-то, как предполагала Мон, искал пути обеспечить им флот.

– Почему я? – спросила она однажды.

– Потому что никто не пойдёт за предателем-джедаем или Тёмным Лордом Палпатина, – последовал как всегда краткий и не требующий выяснения ответ.

Когда он впервые появился у неё дома, Мотма нутром поняла, что гроза уже совсем близко.

– Ты передашь Иблису, чтобы завтра его не было на конференции. Его убьют, – заявил Скайуокер с порога. Мон, едва не выронившая чашку свежезаваренного кафа, села.

– Мог бы постучаться или хотя бы не врываться так стремительно. – Мотма глубоко вздохнула, отгоняя секундное раздражение. Он молча ждал, прислонившись спиной к двери.

– Гарм потребует раскрыть источники, – наконец произнесла Мон. – Мы не можем себе этого позволить.

– Скажешь, что источник мёртв, – усмехнулся Скайуокер под капюшоном. – Это будет даже в каком-то смысле правдой.

– Это будет выглядеть странно. Других вариантов помешать нет? – Она в отчаянии стиснула руки.

– Нет, – глухо отозвался тот. – Или думаешь, я стал бы лезть к тебе в окно, если бы мог сделать всё сам?

Мотма покачала головой. В чём-в чём, а в перекладывании ответственности на плечи других Лорда Вейдера уличить было нельзя.

– Мон. – Обращение по имени заставило ей поднять взгляд. – Время не терпит. У меня есть кое-какие силы, но Иблис – тоже нам нужен.

– Мы готовим полномасштабную гражданскую войну? – еле видно усмехнулась она, с горечью чувствуя, как всё ярче и реальнее становится этот ненавистный ей вариант.

– Мы готовим бескровный переворот, – поправил её Скайуокер. – Практически бескровный.

Мотма встала и подошла к нему почти вплотную, заглядывая в лицо. Он не отреагировал и, на удивление, так и остался стоять, позволяя ей увидеть его воочию.

Мон замерла и как можно незаметнее сглотнула. Лицо, бледное почти до болезненной синеватой белизны, пересекали несколько зарубцевавшихся кривых шрамов. В глазах неясного, как будто переливающегося цвета, царило сдержанное спокойствие, словно твёрдое наощупь.

– Я вызову Гарма на срочное совещание, – произнесла она после непродолжительной паузы. – Остаётся надеяться, что это собьёт планы убийц.

Он стал появляться чаще. В перерывах между бесконечными перелётами, иногда, как казалось Мотме, потихоньку сбегая от собственных подчинённых. Технике бывший Скайуокер не доверял. А она постепенно стала звать его Вейдером, просто потому, что слишком уж этот искромсанный жизнью твёрдый и расчётливый человек не походил на героя Войны Клонов. Особенно хорошо Мон чувствовала его новую сущность во взгляде – пронзительном и в то же время непроницаемом. Но теперь он его не прятал. И этот факт придавал ей странной уверенности в исполнении их – уже их – плана.

Быть может, только эта уверенность и надежда и спасали её теперь, когда Палпатин развернул настоящую кампанию против всякого инакомыслия. Репрессии, давление на прессу, массированная пропаганда... В Сенате боялись обсуждать, в голонете – писать, даже в армии, по слухам, ужесточали контроль. Бейл не вылезал с Альдераана, Иблис разрабатывал план строительства флота на Кореллии. А Мон оставалась на Корусканте, считая, что должна наблюдать это восхождение тирании своими глазами. И – в конце концов, на Корусканте Вейдеру было проще связаться с ней.

«Хотя если Палпатин распустит Сенат, что, кажется, уже не за горами, мне придётся покинуть эту гостеприимную планету», – она усмехнулась и отошла от окна. День, несмотря на то, что был наполнен спорами до хрипоты и громогласными обсуждениями, выдался до ужаса неплодотворным. Впрочем, что толку обсуждать проекты, шансы которых на реализацию зависят от пожеланий левой пятки Императора?

– Добрый вечер, Мон.

Она повернулась к двери и улыбнулась одними уголками губ.

– Ты опять взломал дверь?

– Тоже тренировка. Только слишком лёгкая. – Вейдер прошёл через комнату и опустился в кресло.

– Полагаю, есть новости? – Мотма мысленно приготовилась к худшему.

– Завтра я убью императора, – обыденно сообщил он, не сводя с неё взгляда. Мон застыла, потом медленно шагнула к дивану и села – на ноги она больше не полагалась.

– Уже?..

– Рано или поздно этот момент бы настал. Забавно, он ведь сам так сказал. – Вейдер почему-то усмехнулся. – Он собирается распустить Сенат. Это начало окончательного закабаления.

Она кивнула, не зная, что сказать.

– Ты пришёл, чтобы предупредить?

– Или попрощаться.

Мон вздрогнула.

– Ты ведь собираешься победить?

– Я могу его победить, – подчеркнул Вейдер. – Но не факт, что я выйду из Императорского дворца живым.

– Но ты нужен нам! – Она вскочила на ноги. – Ты как никто знаешь, как работает эта система. Знаешь армию изнутри, знаешь, что планировал и делал Палпатин...

– Ты справишься сама, – оборвал он её с подавляющим спокойствием. – Но я не самоубийца.

– Не могу сказать, что стало сильно легче, – пробормотала Мотма. Вейдер пожал плечами и оглянулся через плечо, заглядывая в окно.

– На твоём месте, я бы его всё же зашторил. В жалюзи полно щелей.

Мон, как на автомате, потянулась к занавескам. И остановилась, почувствовав, как сзади замерло шуршание чужих шагов.

– Знаешь, в чём проблема ситхов? – Он стоял совсем близко, почти касаясь её плеча. – Они слишком привязаны к прошлому.

Она ждала продолжения, прислушиваясь к хрипловатому, но неожиданно оказавшемуся тёплым «наощупь» дыханию.

– Я собираюсь победить, – повторил Вейдер. – И хочу видеть перед собой будущее, чтобы драться.

Мон хотела было спросить, какое будущее он имеет в виду, но вдруг ощутила, как тёплая, чуть влажноватая кожа чужих губ прикоснулась к её шее.

Ей удалось настоять на одном: переместиться в спальню.

Очутившись на собственной широкой кровати в одном нижнем белье, она запоздало вспомнила, что о любви в последний раз задумывалась давным-давно, а уж о практической части и говорить не приходилось с той поры, как Мотма выдвинулась в сенаторы. И ей уже почти виделось перед глазами собственное худосочное и совсем не модельное отражение в зеркале, как Вейдер, разобравшись с плащом, навис над ней и одним поцелуем властно прекратил всю её мысленную панику.

Он целовал её – со страстью, почти прикусывал кожу, водил по чувствительным местам губами, словно нетерпеливый ребёнок, не в силах выбрать сладость вкуснее, перекидывался с одного на другое, то впиваясь в мягкую кожу на её животе, то, едва касаясь, лаская выпирающие косточки ключиц. Мон наконец увидела его всего – с его на первый взгляд страшноватыми протезами и застарелыми, испещрившими всё его тело шрамами. Рубцы запеклись на его сероватой – ещё бледнее, чем на лице – коже причудливыми кривыми линиями, шершавыми наощупь.

Протезы при каждом прикосновении отдавали холодом, заставляя её вздрогнуть. Безжизненные механические руки и ноги как будто врастали в его плоть и обхватывали своими металлическими щупальцами ещё живую кожу. Железные, чуждые, его пальцы почти до боли стискивали её запястья, царапая тонкую кожу, и скользили по её плечам и обнажённой спине, оставляя красноватые полосы. И она только лишь невпопад целовала его виски и утыкалась ему в грудь, чтобы не застонать в голос.

Проснулась Мон в одиночестве. И хотя расползающиеся тёмно-фиолетовыми пятнами по плечам и спине синяки цвели во всей красе, а мышцы ясно напоминали о бурно проведённой ночи, следов Вейдера не было. Как, впрочем, и всегда. Она потянулась к инфопланшету и щёлкнула по кнопке включения. И только самую малость помедлила перед тем, как заглянуть в графу сегодняшних новостей.